На границе кревенсфилдской равнины 37 страница

Ее серебристые глаза наполнились слезами, и Эши сильнее прижал ее к себе, не зная, какие слова помогут справиться с отчаянием.

— Рапсодия любит этих детей, — мягко проговорил он наконец. — К тому же только благодаря им Акмед сумел обнаружить демона. Я не смог бы прожить так долго, если бы мне не пришлось прятаться, весь мир должен был думать, будто я умер. Учитывая мое происхождение, я стал бы одной из первых жертв демона. Мой собственный отец послал меня сразиться с ф’дором, почему же я должен ненавидеть тебя, а не его? Если ты не против, я предпочитаю не винить тебя в своих бедах. Как говорят у вас, лирингласов? Райл хайра — жизнь такая, какая она есть. Поверь мне, ты должна себя простить, и вот увидишь, мир покажется тебе чудесным местом. Я знаю. Мы это поняли вместе с Рапсодией.

Стоило имени Рапсодии слететь с губ Эши, как его лицо снова исказила судорога страха.

— Рапсодия. Она, наверное, сейчас сражается с ф’дором. Может быть, умирает, а я ничем не могу ей помочь. — Его начало трясти.

Элендра вытерла слезы и положила руку ему на плечо.

— Как же это трудно, — тихо произнесла она. — Мне было бы проще рисковать собственной жизнью, чем сидеть здесь, понимая, что та, кого я люблю, может погибнуть. Как бы я хотела отправиться туда вместо нее, сделать все, чтобы ей ничто не угрожало! Ты не представляешь себе, Гвидион, скольких воинов — мужчин и женщин — я отправила навстречу Судьбе. Можно подумать, что после стольких лет привыкаешь, но у меня почему-то не получается. Особенно когда опасности подвергается тот, кто тебе дорог.

Голос Эши переполняла боль:

— Как ты это выносишь?

— Лучше всего находиться рядом с тем, кто тоже ее любит, чтобы вместе разделить тяжкую ношу.

Эши поднял голову, и Элендра встретила его взгляд. Они взялись за руки и некоторое время сидели молча, а потом начали рассказывать друг другу истории про Рапсодию, делиться воспоминаниями о ней и своей любовью. Наконец, когда они уже не могли больше сдерживать страх и беспокойство за нее, они замолчали.

Спустя какое-то время Эши посмотрел на небо: приближался рассвет и звезды начали тускнеть на светлеющем небосклоне.

— Как ты думаешь, наверное, все кончено?

— Да, — вздохнув, ответила Элендра, не сводя глаз с еще темного неба над головой. — Кончено.

Они встали. Элендра двигалась медленно, у нее ужасно болели колени. Эши завернулся в свой плащ.

— Я отправлюсь в Элизиум, подожду там.

— Хорошо. — Элендра подняла свою маленькую заплечную сумку. — Рапсодия будет счастлива увидеть там тебя. И пожалуйста, не забудь сообщить мне.

— Обязательно. — Неожиданно Эши в голову пришла страшная мысль. — В любом случае. Если они потерпели поражение…

— Тогда мы придумаем способ заманить сюда Благословенного и сами его прикончим.

Эши молча кивнул и отвернулся.

— Гвидион, — позвала его Элендра, когда он уже подошел к краю поляны. — Ты больше похож на королей Серендаира, чем на правителей намерьенов. Я рада, что отдала тебе осколок звезды из своего меча.

— Спасибо, — улыбнувшись воительнице, ответил Эши. Он сделал несколько шагов, а потом снова обернулся. — А я рад, что Рапсодия попросила меня отвести ее к тебе. Ей повезло, что у нее есть такой друг.

— Получается, что мы теперь почти родственники, — улыбнувшись ему в ответ, сказала Элендра.

Эши кивнул и молча скрылся в лесу. Элендра вернулась к костру, забросала его землей, посмотрела на Дом Памяти и тоже зашагала в лес.

Юг Бет-Корбэра

Ветер промчался над Кревенсфилдской равниной и нырнул в ущелье, где налетел на маленький костер, взметнув к небу снопы искр. Трое быстро огляделись по сторонам, пытаясь понять, заметил ли кто-нибудь яркие всполохи пламени. Двое путников, поменьше ростом, дружно повернулись к великану, который молча покачал головой, затем с облегчением вздохнули и снова устроились около огня. Грунтор чувствовал землю, и, если бы кто-нибудь находился поблизости, он бы обязательно об этом узнал. Рапсодия протянула руку к тлеющим углям.

— Слипка, — сказала она. «Погасните».

Тусклое пламя мгновенно превратилось в пепел, свет погас.

— Поспи, — посоветовал ей Акмед, заворачиваясь в плащ. — У тебя усталый вид.

Грунтор обнял ее за плечи своей могучей ручищей и прижал к груди.

— Тебе нечего волноваться, мисси. Мы его прикончим. Отдохни. Совсем как в старые добрые времена.

Грунтор ухмыльнулся, продемонстрировав огромные клыки, — Рапсодии ужасно нравилось, когда он так делал, хотя она прекрасно понимала, что на постороннего человека их вид произвел бы ужасающее впечатление.

Великан сержант прочитал ее мысли. Задача убить демона полностью ляжет на нее. И сейчас, сидя глубокой ночью под звездным небом, которое стало единственным свидетелем их планов, Рапсодия вдруг почувствовала себя ужасно маленькой и слабой. Она не боялась умереть. Но стоило ей представить, что произойдет, если она потерпит поражение, как ее начинала бить дрожь.

Рапсодия с благодарностью забралась под плащ Грунтора и прижалась к нему, как делала множество раз во время их путешествия по Корню. Она не сдержалась и тяжело вздохнула. Кроме драконов, рядом с которыми ей доводилось спать, только великан умел прогонять ее ночные кошмары. Она обхватила его рукой за пояс, моля всех святых, чтобы завтра он остался жив и они могли снова вот так, рядом, провести следующую ночь. Мысль о том, что ей еще ни разу не приходилось участвовать в сражении, подобном предстоящему им следующим утром, приводила ее в ужас.

Грунтор погладил ее своей огромной лапищей по голове, Рапсодия расслабилась и постепенно погрузилась в сон. Дождавшись, пока ее дыхание станет ровным и глубоким, великан решил, что она спит достаточно крепко и они могут без помех поговорить, не опасаясь ее напугать или расстроить.

— Ну, что тебя беспокоит, сэр? — спросил он, взглянув на Акмеда.

Акмед посмотрел в темное небо и вспомнил ночь под другими звездами, в другой жизни, ночь, пропитанную летним дождем. И вот они лежат у потухшего костра и готовятся к встрече с демоном, от которого бежали тогда. Теперь он получил новое, собственное имя, старое больше не стягивало его шею невидимым ошейником. А еще их стало трое, а не двое. Гадалки считали это число не слишком счастливым, хотя ему с трудом в это верилось, когда он бросал взгляд на третьего члена своей команды, уютно свернувшегося на плече Грунтора.

— Когда все начнется, это будет ее битва и твоя. Я должен буду сосредоточиться на ритуале Порабощения, — тихо проговорил он, и его жесткий от природы голос зазвучал еще резче. — Чтобы не прерывать ритуал, мне придется отключиться от окружающего мира. Если она не сможет больше сражаться, возьми ее меч и прикончи ф’дора.

Болг кивнул.

— Если ритуал Порабощения будет прерван, демон сможет покинуть тело, в котором он находится, и перебраться в другое. Убей всех, кто окажется рядом с тобой.

Грунтор снова кивнул.

— Она справится. Правда, твоя светлость? — ласково проговорил он и погладил Рапсодию по спине. Она кивнула ему в ответ, а потом что-то очень тихо прошептала.

Акмед снова перевел взгляд на небо.

— Надеюсь.

— Ваша милость?

Благословенный, сидевший в своем темном кабинете, повернулся в сторону прямоугольника света, падавшего из открытой двери.

— Да?

— Из Сорболда пришло сообщение, что королева лиринов покинула Тириан. Ее видели десять дней назад, она ехала верхом, одна, по пограничной равнине, где расположены их северные города.

— Куда она направилась?

— За ней удалось проследить до самых Зубов, затем разведчики ее потеряли.

Стоя в дверях, Гиттлесон видел только темный силуэт Благословенного, сидящего в кресле. Затем Ланакан Орландо открыл глаза — две белые точки, окруженные кровавым ореолом. Он улыбнулся, и в тенях кабинета возникло еще одно пятно света.

— Похоже, у суки течка, — заявил Благословенный, голос которого прозвучал мягко и нежно. — Пока ее кобель преследует несчастных сторонников Каддира, она, наверное, решила заманить в свою постель короля фирболгов.

— Может быть, ваша милость.

Ланакан Орландо медленно отвернулся от двери.

— Не будь идиотом, Гиттлесон. Она идет сюда.

— Кормят здесь отвратительно. И чего ты захотела сюда вернуться?

Рапсодия с нежностью пихнула короля фирболгов в бок.

— Ничего подобного, в этой таверне вполне прилично готовят, — заявила она. — В прошлый раз тебе не понравилась компания, в которой мы ели. Ведь именно здесь ты познакомился с Эши.

— Тогда все понятно. Неудивительно, что у меня протестует желудок.

Акмед оглядел улицу, но Грунтора нигде не было видно. Яркое полуденное солнце отбрасывало короткие тени, и сержант, скорее всего, прятался в каком-нибудь переулке, дожидаясь, когда они станут подлиннее и можно будет выйти из укрытия. Акмед отодвинул для Рапсодии стул, а она поглубже надвинула капюшон, чтобы скрыть лицо. Дул сильный холодный ветер, и они оказались единственными посетителями, отважившимися занять столик на улице; остальные сидели внутри, согреваясь элем и наслаждаясь теплом камина.

Колокольчики на базилике раскачивал суматошный ветер, и на улицы Бет-Корбэра проливалась сладостная дисгармония звуков. Их пение проникало в самую душу Рапсодии, но она знала, что где-то в башне прячется страшное зло, и звон колоколов больше не наполнял ее сердце восхищенным трепетом. Пока Акмед заказывал ром и ягненка для себя и суп для нее, Рапсодия опустила голову и отвернулась, а когда хозяин таверны поспешил выполнить заказ, бросила быстрый взгляд через плечо на храм.

Акмед закрыл глаза. Во время первой разведки около базилики он не уловил в ее вибрациях ничего необычного, хотя запах демона был ясным и четким. Грунтор мгновенно определил границы зараженной земли. Они не ошиблись: базилика и улицы вокруг были осквернены, но так, что обычные органы чувств не могли уловить ничего постороннего. Тысячи прихожан каждый день ходили по пропитанной злом земле. Акмед поморщился, вспомнив, как впервые увидел Эши в тени базилики. Тогда на одно короткое мгновение он почувствовал присутствие демона и решил, что сын Ллаурона является его носителем. Но он ошибся.

Рапсодия внимательно прислушивалась к пению колокольчиков. Хозяин таверны принес ей суп, но он так и остался стоять нетронутым. Рапсодия сидела, погрузившись в свои мысли и задумчиво глядя на то, как он остывает. Наконец она подняла голову и посмотрела на Акмеда, ее изумрудные глаза сияли, щеки раскраснелись.

— «Эла», — прошептала она и, потянувшись, взяла Акмеда за руку. — «Эла», — повторила она.

— Что ты несешь? Я не понимаю древнелиринский язык.

— Язык тут ни при чем. Это музыкальный термин, — пояснила Рапсодия. — Последняя нота старой гаммы, состоящей из шести нот, она служила для записи музыки много веков назад, во времена, когда строилась базилика. «Ут», «ре», «ми», «фа», «соль» и «ля», или «эла». Только через несколько сотен лет стали использовать «си», седьмую ноту октавы, и «до», которая отличается от «ут» только тем, что она выше. Кстати, «эла» — это еще и моя Именная нота, я очень остро чувствую ее звучание.

— Рапсодия, остановись, я тебя не понимаю. Что ты так разволновалась?

— Ее нет.

— Кого нет?

— «Элы», шестой ноты. Колокольчики вызванивают только пять.

— И сколько же колоколов молчит?

— Ну, лорд Стивен говорил, что на колокольной башне восемьсот семьдесят шесть колоколов — по числу намерьенских кораблей, покинувших старый мир. Если он прав и если они разделили колокола поровну в соответствии с шестью нотами гаммы, получается сто сорок.

— Сто сорок шесть.

— Да. К тому же в перезвоне не хватает и многих других комбинаций звуков. Это все проделано очень тонко и искусно и, похоже, очень давно. Только Певец может заметить, что здесь что-то не так, да и то если будет прислушиваться. Ланакан Орландо, скорее всего, снял языки, поскольку невозможно убрать сами колокола незаметно. Самый большой из них весит, наверное, несколько тонн. Акмед допил ром.

— Умный ублюдок. Ф’доры всегда отличались особенно изощренной хитростью. Значит, вот как ему удалось обойти ветер, который освящает землю. Мы можем что-нибудь сделать?

— Думаю, да, — улыбнувшись, ответила Рапсодия. — Нужно найти Грунтора, нам необходимо кое-что обсудить.

Гиттлесон отыскал ее, когда она одна ходила по рынку, выбирая подходящие стрелы у оружейников. Не заметить ее было трудно, несмотря на то что она надела простой коричневый плащ, в каких путешествуют крестьяне, а золотые волосы завязала черной лентой. Солнечные лучи, запутавшись в ее кудрях, ярко сияли, привлекая внимание прохожих, пришедших сюда, невзирая на пронизывающий ветер и холод. Ей повезло: отвратительная погода удерживала торговцев в лавках, около каминов, откуда они пялились на нее, не в силах отвести глаза. Иначе они все до единого высыпали бы на улицы, пытаясь навязать ей свой товар. Гиттлесон, стараясь оставаться в тени, запомнил, сколько и каких стрел она купила, обратил внимание на то, что она отдает предпочтение серебряным наконечникам, отталкивающим огонь.

Затем она остановилась у торговца специями, чьи открытые ряды тянулись почти на целый квартал. На прилавках лежали огромные мешки с семенами, коренья, бобы, перец, зерно, а также пучки трав и горшки с приправами. Рапсодия довольно долго изучала содержимое каждого мешочка и наконец купила несколько больших головок душистого чеснока, по два пучка шандры, дурмана и магворта, а также три дюжины толстых палочек ванили. Быстро оглянувшись по сторонам, она засунула покупки в заплечный мешок, а потом, прежде чем скрыться в одном из боковых переулков, с недовольным видом посмотрела на башню, высившуюся над крышами домов. Гиттлесон, довольный своей разведкой, в сгущающихся сумерках направился к темной базилике.

— Я разочарован. — Человек в ризнице остановился перед зеркалом, чтобы еще раз взглянуть на свое лицо. На него смотрел добродушный старик с редеющими волосами и лучистыми морщинками вокруг глаз — типичный дедушка, у которого множество симпатичных внучат, или любимый прихожанами деревенский священник. — Гиттлесон, за кого она меня принимает? За вампира? Посмотри в зеркало. Ты видишь отражение?

— Разумеется, ваша милость.

— Разумеется. Даже ты это понимаешь! Я ожидал от илиаченва’ар большего. Чеснок, магворт и серебряные стрелы — кошмар. Ладно, похоже, я слишком многого хочу. Уж за двадцать лет Элендра могла бы найти кого-нибудь поумнее и выучить его получше. Но ничего не поделаешь. Терпеть не могу, когда мне все дается легко. Она больше ничего не купила?

Гиттлесон сверился с записями, сделанными на рынке, — он уже перечислил все покупки Рапсодии.

— Ничего, ваша милость. Затем она покинула рынок и скрылась в одной из боковых улиц.

— Хорошо. По крайней мере, все пройдет быстро, а потом мы с ней развлечемся. К сожалению, я не смогу полностью насладиться ее… прелестями, но тебе ведь ничто не помешает, верно, Гиттлесон? Ракшас сказал, что она горяча, как огонь, восьмое чудо света. Как только я преподам ей урок, она твоя — до самого утра.

— Спасибо, ваша милость.

Благословенный повернулся и накинул плащ.

— Перестань пускать слюни, Гиттлесон. Тебе это не идет.

Великан болг изо всех сил мотал головой.

— Ою совсем не нравится.

Рапсодия погладила его по руке, надеясь успокоить.

— Я знаю, знаю, что тебе не нравится, Грунтор, но так будет лучше для всех. Скажи ему, Акмед.

Разноцветные глаза холодно уставились на Рапсодию.

— Пора бы знать, я никогда не говорю Грунтору, что ему следует думать.

Они препирались вот уже десять минут: сержант яростно возражал против решения Рапсодии отправиться к врагу первой, да еще без них. Она тяжело вздохнула.

— Ты же тоже будешь там, сразу за северной дверью, а Акмед — у южного выхода из ризницы. Я справлюсь.

— Ты слишком долго будешь там одна…

— А у нас есть выбор? — с отчаянием в голосе перебила Грунтора Рапсодия. — Если ты не сделаешь то, о чем я прошу, он подумает, что вы оба тоже здесь. Не сомневаюсь, что до трех он считать умеет. Знаешь что, Грунтор, я останусь в нефе и подожду, когда вы войдете в базилику. Я даже не буду подходить к ступеням лестницы, ведущей в святилище, пока вы его не поймаете. Согласен?

— Обещаешь? — с самым серьезным видом спросил болг.

— Обещаю.

— И к нему не станешь подходить? Замрешь далеко от него, чтобы он не заглянул в твои милые зеленые глазки и не сделал нашим врагом?

Рапсодия встала на цыпочки и, притянув к себе, поцеловала в зеленую щеку.

— Замру. Сказала же, я дождусь, когда вы его схватите. Не сможет же он подчинить меня себе, если я буду стоять в дальнем конце базилики.

— А я и не знал, что ты такая специалистка по демонам и их нравам, — язвительно улыбнувшись, заявил Акмед. — Будем надеяться, что твои знания точнее, чем эти стрелы, — хмыкнул он, показав на покупки, сделанные Рапсодией.

Оба болга шагнули в окутанный тенями переулок и тут же исчезли из вида. Правда, прежде чем направиться в центр города, где, погрузившись в ночной сон, их ждала базилика, они проверили направление ветра.

— А что не так с моими стрелами?

Рапсодия бросилась за ними вслед, но ее друзья, безмолвные, точно темнота, которая их поглотила, ничего ей не ответили.

Добравшись до северной стены базилики, где ризничий обычно оставлял мусор, Рапсодия протянула руку и схватила Грунтора за локоть.

— Грунтор, я должна тебе кое-что рассказать.

Фирболг посмотрел сверху вниз на ее маленькое лицо и широко улыбнулся. По выражению ее глаз он догадался, что она собирается сказать, — душа Рапсодии была для него прозрачна, как кандерианский кристалл.

— Ничего не выйдет, — борясь с подступившим весельем, угрюмо заявил он. — У тебя уже был шанс. Придется отложить разговор.

— Нельзя, — с беспокойством возразила Рапсодия. — Это очень важно, Грунтор.

Великан болг ухмыльнулся.

— Потерпи, мисси, а когда все закончится, ты мне расскажешь, ладно?

Он никак не отреагировал на то, что Рапсодия дергала его за рукав, но задержался возле Акмеда и переглянулся с ним. Как и всегда, они обошлись без слов. Затем Грунтор скрылся в тени, за грудами песка и пепла.

Рапсодия в смятении смотрела ему вслед. Еще несколько мгновений она различала очертания его фигуры перед огромной кучей пепла, потом моргнула — и Грунтора уже не было. Он слился с землей и пеплом с такой же легкостью, как несколько мгновений назад с темнотой.

Грунтор наступил на линию, идущую вдоль границы зараженного участка, убедился в том, что стоит на земле, не оскверненной демоном, и, замедлив дыхание, постарался с ней слиться, пока не почувствовал, что его тело охладилось до температуры на улице. Грунтор ощущал биение сердца Земли, теперь оно начало совпадать с его собственным.

Мимо прошли двое мужчин, о чем-то громко спорившие. Они могли бы коснуться руками гигантского фирболга, но не обратили на него ни малейшего внимания. Рапсодия и Акмед переглянулись и не сумели сдержать улыбки: для начала совсем неплохо. Затем Акмед взял Рапсодию за руку, и они вместе зашагали к западной стороне здания, обходя границу оскверненной земли, которую им показал Грунтор.

Они подошли к юго-западному углу базилики, и Рапсодия заставила Акмеда остановиться.

— Ну, ты тоже не станешь меня слушать?

Рука в перчатке легко коснулась ее лица и застыла возле губ, заставив Рапсодию замолчать. Рапсодия поразилась невесомости его прикосновения — впрочем, она забыла, из какой тонкой кожи сделаны его перчатки.

«Стоит ли удивляться, что он способен ощущать движение ветра и прятаться в нем», — улыбаясь, подумала она.

— Время слов прошло, — тихо проговорил Акмед. — Нельзя заставлять ублюдка ждать.

— Ладно, тогда я буду молчать.

Она нашла руку Акмеда и сжала его сильные пальцы, он повернулся к ней, и их глаза встретились.

Последними встретились их губы, и Рапсодия вознесла молитву, чтобы их первый поцелуй не стал последним.

Когда она слегка отстранилась, Акмед быстрым движением надвинул на глаза капюшон и, едва заметно кивнув, свернул за угол.

Рапсодия тоже надела капюшон и оглядела пустую улицу. Ночной ветер задувал все сильнее, взметая в темный воздух снежинки и ледяную пыль. Рапсодия следом за Акмедом свернула за угол и быстро зашагала вдоль южной стены базилики, мимо окна ризницы, свернула за юго-восточный угол и направилась к главному входу, располагавшемуся на восточной стороне.

Гиттлесон выглядывал из маленького окна ризницы, невидимый за тяжелой портьерой, его бледные руки, выделявшиеся в сумраке светлыми пятнами, вспотели, так он нервничал.

— Она идет, ваша милость.

Благословенный стоял в нефе, центральной части базилики, среди скамеек, где сидят верующие. Его одряхлевшие руки любовно поглаживали гладкую спинку скамьи, он улыбался, белые зубы поблескивали в тусклом пламени свечей.

— Хорошо, — тихо ответил он. — Я готов.

Он не спеша двинулся вдоль бокового прохода к мраморным ступеням, ведущим к святилищу, где стоял каменный алтарь, и начал подниматься. На половине пути он оглянулся и посмотрел в сторону ризницы, на застывшую в дверном проеме темную фигуру, озаренную светом, падающим из маленькой комнаты для переодевания.

— Закрой дверь, Гиттлесон, здесь становится слишком светло.

Рука в перчатке протянулась вперед, и дверь захлопнулась.

Благословенный преодолел последние ступени, улыбаясь своим мыслям.

Рапсодия потянула за ручку двери главного входа в базилику. Тяжелая дверь, сделанная из кованого железа с выгравированными на нем священными символами, точно такими же, как в Сепульварте, открываться не пожелала. Певицу вдруг охватила паника: она не подумала, что дверь в базилику может быть закрыта.

Рапсодия потянула еще раз, и дверь легко открылась, словно ее любезно распахнул невидимый слуга. Она оглядела вестибюль, но увидела лишь ящики для сбора пожертвований и множество свечей, пламя которых неровно замерцало под порывами налетевшего ветра. Рапсодия вошла.

Тяжелый воздух в базилике таил угрозу, словно возражал против ее вторжения. Она сделала шаг вперед и даже сквозь сапоги почувствовала, как обжигает ноги оскверненная земля, — да, все здесь противилось ее присутствию, даже воздух. Рапсодия стиснула зубы и решительно двинулась вперед, в сторону портала, ведущего в центральную часть базилики. Сквозь приоткрытую дверь она видела святилище. Рапсодия дошла до конца вестибюля и остановилась перед входом в неф.

— Входите, ваше величество, — с легкой усмешкой проговорил человек в темно-красной мантии, стоявший к ней спиной у алтаря.

После приглашения воздух вокруг Рапсодии едва заметно изменился. Казалось, исчезли невидимые путы и оскверненная земля перестала жечь ноги. Рапсодия колебалась, ей не хотелось оказаться во владениях Благословенного, но ничего другого не оставалось, и она вступила в центральную часть базилики.

Открывшееся темное пространство было огромным. Украшенные бронзой дубовые люстры свисали с высокого потолка, мерцая тысячами зажженных свечей, не способных разогнать сумрак громадного зала. Внутреннее убранство базилики поражало своей аскетичностью: вдоль нефа шли ряды простых деревянных скамей, окон в зале не было, сквозь единственное отверстие в потолке виднелась высокая башня с колоколами, вздымавшаяся в темноте над центральным алтарем.

Вдоль всех четырех сторон приподнятого алтаря шел длинный балкон, на который вели четыре винтовые лестницы. В этой части зала на скамьях лежали темные подушки — для удобства богатых прихожан Бет-Корбэра.

Рапсодия остановилась посреди прохода и посмотрела в сторону святилища, где стоял Благословенный, так и не соизволивший повернуться к ней лицом. Синевато-серый пол базилики прекрасно гармонировал с полированными мраморными ступенями — такие же Рапсодия видела в Сепульварте, только здесь они были темными с белыми и серебристыми прожилками. Ступени вели к полукруглой апсиде из древнего красного дерева, стены ее состояли из колонн с отверстиями органа, на котором должен был играть ветер. Рапсодия сразу почувствовала, что он не добирался до этой части святилища в течение уже очень многих лет. Наконец Благословенный отвернулся от простого каменного алтаря и посмотрел через открытое пространство базилики на Рапсодию. Даже на таком большом расстоянии она заметила, как сверкают его глаза.

— Добро пожаловать, моя милая, давай обойдемся без церемоний. Подойди ко мне. Я приготовил для тебя чай. Когда появятся двое твоих друзей, мы сможем пригласить и их отведать моего замечательного напитка. — Он негромко рассмеялся, увидев выражение ее лица. — Конечно, я тебя поджидал. Мне уже несколько десятилетий не доводилось принимать учеников Элендры, редкое для меня удовольствие.

Он отвернулся, взял чашку и протянул ее Рапсодии, как в том сне с Патриархом. В ответ она обнажила меч. Клинок сверкнул во тьме, пламя, словно пожар в подлеске, гневно струилось вдоль лезвия. Звездный Горн рвался в бой.

Благословенный рассмеялся:

— О да, Звездный Горн. Знаешь, тебе удалось произвести на меня впечатление. Должен признаться, ты меня слегка напугала, когда я увидел тебя той ночью в Сепульварте. Ни одному из своих юных воспитанников Элендра не доверяла меч. Как тебе удалось вырвать его из ее трусливых рук? Никто из ее учеников не знал, кто я такой и где меня искать, а потом было уже слишком поздно. Быть может, причина именно в этом? Она отдала тебе меч, поскольку ты сумела раскрыть мою тайну? — Он не сводил с нее взгляда, и Рапсодия видела, как покраснели белки его глаз. — Ну, теперь это не имеет значения. Полагаю, тебе известно, что никому из восьми десятков благородных рыцарей не удалось вернуться к Элендре? Они стали едва ли не самыми ценными экспонатами моей коллекции, если ты простишь мне игру слов.

Рапсодия стряхнула гипнотический эффект его сладкого голоса и медленно двинулась вперед по проходу. Холодная ярость росла в ее душе, но она постаралась успокоиться: ярость мешала сосредоточиться. Она оказалась как раз под отверстием в потолке, когда слова Благословенного заставили ее вновь остановиться.

— Кстати, ты хорошо знаешь последнего рыцаря, не так ли, моя милая? Гвидион должен возблагодарить за тебя звезды. Кто бы мог подумать, что один из Трех пожалеет это жалкое подобие человека и пустит его в свое сердце? И даже в свою постель? — Благословенный покачал головой, негромко рассмеялся, а затем вновь посмотрел на Рапсодию, и она увидела, как он лукаво подмигнул ей и в его старческих глазах появилось похотливое выражение. — Ну, моя милая, благодаря тебе у нас с ним есть кое-что общее. Да, я тебе очень признателен. Если бы не ты, мне бы так и не удалось узнать, что он жив, и я бы не сумел его найти.

Рапсодия покрепче сжала рукоять меча и направила его клинок на Благословенного. Ланакан Орландо громко рассмеялся:

— О, пожалуйста, моя милая, попробуй победить меня на моей собственной территории. Это меня изрядно позабавит, хотя и будет несправедливо по отношению к тебе. Неужели ты так глупа? Мы ведь уже бывали в подобной ситуации: один из нас у алтаря, а другой оставался входа в базилику, бессильный что-либо изменить. Но теперь мы поменялись ролями, не так ли, ваше величество? Теперь ты на моей земле.

— Эта земля принадлежит Богу, ваше бесчестье.

Рапсодия подняла меч и произнесла его имя.

Ослепительный свет озарил колокольню у нее над головой и неф. Через мгновение базилику наполнила чистая трель серебряного горна, и в башне оглушительно зазвонили колокола.

Но Благословенный лишь улыбнулся:

— Впечатляет.

— На самом деле это сигнал.

Орландо пожал плечами:

— Слишком поздно. К тому моменту, когда горожане доберутся сюда, ты станешь моей и сама принесешь им извинения за то, что потревожила их покой. Теперь моя очередь. Подойди ко мне.

Неподвижный воздух базилики вмиг нагрелся. Рапсодию охватил всепоглощающий жар, проникший сквозь одежду и заставивший сердце биться быстрее, а кровь вскипеть. Демонические слова порабощения, произносимые сладким голосом Благословенного, ласкали душу, как мать ласкает свое дитя.

Рапсодия встряхнула головой и сжала зубы, в ушах зазвенело. Пьянящий голос щекотал барабанные перепонки, нежные слова обвивались вокруг шеи, вызывая дрожь, возбуждая. Она закрыла глаза, пытаясь побороть демоническое воздействие.

«Нет, клянусь Единым Богом, — подумала она с растущим гневом. — Я не стану твоей рабыней. Я сильнее тебя, мерзкой твари». Она собрала все свое мужество, еще раз тряхнула головой, и жар демонического заклинания рассыпался, как хрупкий сахар, и растворился в воздухе. Алый поток гнева подхватил Рапсодию.

— Я приду за тобой на своих условиях, — проговорила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — И тогда мой клинок пронзит твое жалкое сердце, вырвет его из тела и сожжет, а ты будешь смотреть, как оно превращается в пепел. Я оборву твое извращенное существование, сожгу злую душу в пламени огня стихий, как в те времена, когда твои собратья еще не осквернили его.

Благословенный расхохотался.

— Неужели? Хвастливые слова, да и звучат они не лучшим образом в устах королевы. Ты разочаровала меня, твое величество. Ты взяла в руки древнее оружие — которое мне не страшно — и думаешь, будто имеешь представление о стихии огня? — Он вновь расхохотался, но потом искреннее веселье сменилось задумчивостью. — А теперь я покажу тебе, что такое настоящий огонь.

Дата добавления: 2015-10-24