Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава двадцать шестая. На мостике Осиной талии влюбленные обмениваются взглядами;

За бренным миром святости источник | Торжественное приветствие в честь явления феникса | Развевается флаг в деревне абрикосов | Глава девятнадцатая | Глава двадцатая | Глава двадцать первая | Глава двадцать вторая | Глава двадцать третья | О том, чем ночи зимние приметны | Глава двадцать четвертая |


Читайте также:
  1. Ваша шестая чакра
  2. Версия двадцать первого столетия...
  3. Глава 6. Двадцать восемь методов применения эфирных масел
  4. Глава Двадцать
  5. Глава Двадцать Восемь
  6. Глава двадцать восьмая
  7. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

 

 

На мостике Осиной талии влюбленные обмениваются взглядами;

у хозяйки павильона Реки Сяосян весеннее томление вызывает тоску

Через тридцать три дня Баоюй выздоровел, ожог на лице зажил, и он снова поселился в саду Роскошных зрелищ. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.

 

Надобно вам сказать, что Цзя Юнь дни и ночи дежурил у постели Баоюя, когда тот болел. Сяохун тоже ухаживала за больным вместе с другими служанками. Часто встречаясь друг с другом, молодые люди постепенно сблизились. Однажды Сяохун заметила у Цзя Юня платочек, очень похожий на тот, что она потеряла. Но спросить об этом юношу она постеснялась.

Цзя Юнь после выздоровления Баоюя вновь стал присматривать за работами в саду. Сяохун пыталась забыть о платочке и о Цзя Юне, но не могла, а поговорить с юношей не решалась, боясь, как бы ее не заподозрили в чем-то дурном.

Однажды, размышляя, что делать, она, расстроенная, сидела в комнате, как вдруг за окном кто-то ее окликнул:

— Сестрица, ты здесь?

Сяохун посмотрела через небольшой глазок в оконной бумаге и, увидев, что это служанка Цзяхуэй, отозвалась:

— Здесь. Заходи!

Цзяхуэй вбежала в комнату, села на край кровати и с улыбкой промолвила:

— Мне так повезло! Я стирала во дворе, а тут вышла сестра Хуа Сижэнь и велела мне отнести в павильон Реки Сяосян чай, который Баоюй посылал барышне Линь Дайюй. А старая госпожа в это время прислала барышне деньги, и та раздавала их своим служанкам. Когда я собралась уходить, она взяла две пригоршни монет и дала мне. Я даже не знаю, сколько. Может, спрячешь их у себя?

Она развернула платочек и высыпала монеты. Сяохун тщательно пересчитала их и убрала.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Цзяхуэй. — Съездила бы домой на несколько дней, позвала лекаря, чтобы прописал лекарство.

— Глупости! — оборвала ее Сяохун. — Зачем я ни с того ни с сего поеду домой?

— Да, вспомнила! — воскликнула Цзяхуэй. — У барышни Линь Дайюй слабое здоровье, она всегда пьет лекарство, попросила бы у нее.

— Вздор! — ответила Сяохун. — Разве можно пить лекарство без разбору?

— Но и так поступать, как ты, тоже нельзя, — возразила Цзяхуэй. — Не ешь, не пьешь. К чему это приведет?

— Ну и что же? — сказала в ответ Сяохун. — Лучше умереть сразу, и делу конец!

— Зачем ты так говоришь? — взволнованно спросила Цзяхуэй.

— Не знаешь ты, что у меня на душе! — вздохнула Сяохун.

Цзяхуэй кивнула, немного подумала и сказала:

— Конечно, винить тебя не приходится, здесь жить нелегко. Старая госпожа говорила, что вся прислуга устала, пока выхаживали Баоюя, а сейчас велела служить благодарственные молебны и всех, кто ухаживал за больным, наградить, как кому положено. Меня обошли и еще нескольких девочек-служанок, но я не в обиде, а вот тебя почему? Я даже возмутилась. Пусть все награды получила бы Сижэнь, на нее сердиться нельзя — она больше всех заслужила. Кто из служанок может с ней сравниться? Я уж не говорю о том, до чего она усердна и заботлива, да и вообще она самая лучшая. Но с какой стати Цинвэнь, Цися и им подобные получили большие награды, так же как старшие служанки? А все потому, что они — любимицы Баоюя! Как же тут зло не возьмет? Где справедливость?

— Не стоит на них сердиться, — заметила Сяохун. — Правильно говорит пословица: «Даже под навесом в тысячу ли пир кончается!» Не вечно же они будут здесь жить! Ну, три, самое большее — пять лет, и все разлетятся в разные стороны, неизвестно, кто кем тогда будет распоряжаться.

Слова Сяохун до слез тронули Цзяхуэй, глаза покраснели, но она взяла себя в руки и сказала с улыбкой:

— Ты права! Однако вчера, когда Баоюй объяснял, как нужно убирать комнаты и шить одежду, мне показалось, что придется промучиться здесь по крайней мере несколько сот лет!

Сяохун усмехнулась. Она хотела что-то сказать, но вошла девочка-служанка, еще не начавшая отпускать волосы; в руках у нее были какие-то рисунки и два листа бумаги.

— Эти рисунки тебе велено перерисовать, — сказала она Сяохун, бросила бумагу и хотела уйти.

— А что за рисунки? — крикнула Сяохун. — Объяснила бы толком. А то так спешишь, будто остынут пампушки, которые для тебя наготовили!

— Это рисунки сестры Цися! — крикнула девочка, направляясь к дверям.

Сяохун в сердцах отшвырнула рисунки и принялась искать в ящике кисть. Долго рылась, но не нашла подходящей — из одних вылезли волосы, другие были до основания стерты.

— Куда же я девала новую кисть? — произнесла она. — Никак не припомню!..

Она с минуту подумала и вдруг радостно засмеялась, вскричав:

— Ах да! Ведь третьего дня ее взяла Инъэр!

И она обратилась к Цзяхуэй:

— Может, сходишь за ней?

— Сходи сама, — ответила девочка. — Я должна отнести коробку сестре Сижэнь, она меня ждет.

— Раз тебя ждут, зачем ты здесь лясы точишь? — упрекнула ее Сяохун. — Скверная девчонка, от работы отлыниваешь! Не пошли я тебя за кистью, Сижэнь так и не увидела бы тебя!

С этими словами Сяохун покинула комнату, затем двор Наслаждения пурпуром и пошла к дому Баочай. Проходя мимо беседки, она встретила кормилицу Баоюя. Сяохун остановилась и с улыбкой спросила:

— Куда это вы ходили, тетушка Ли? Как здесь очутились?

— Ты только подумай! — всплеснула руками мамка Ли. — Понравился ему какой-то братец, не то Юнь, не то Юй, и он велел мне его пригласить. Требует, чтобы тот непременно пришел к нему завтра. А узнает про это госпожа, опять будут неприятности.

— Но вы все же выполнили просьбу Баоюя! — снова улыбнулась Сяохун.

— А что мне было делать? — возразила кормилица.

— Если этот Юнь что-нибудь смыслит, он не придет, — заявила Сяохун.

— Напротив, обязательно придет, потому что умен.

— В таком случае вам не следует его сопровождать, — сказала Сяохун. — Пусть приходит один и поблуждает здесь, посмотрим, что из этого выйдет!

— Да разве есть у меня время ходить за ним по пятам! — воскликнула старуха. — Я только передала ему приглашение. Велю кому-нибудь из служанок его проводить.

Мамка ушла, а Сяохун все не двигалась с места. Она так задумалась, что позабыла о кисти.

В это время прибежала маленькая служанка и окликнула Сяохун:

— Сестрица, ты что здесь делаешь?

Сяохун подняла голову, увидела Чжуйэр и в свою очередь спросила:

— А ты куда бежишь?

— Мне велели привести второго господина Цзя Юня, — ответила девочка и умчалась.

Сяохун побрела дальше. Дойдя до мостика Осиной талии, она снова увидела Чжуйэр, которая шла ей навстречу вместе с Цзя Юнем. Цзя Юнь бросил на Сяохун взгляд. Девушка тоже на него посмотрела, нарочно остановившись с Чжуйэр. Глаза их встретились. Сяохун покраснела, быстро повернулась и зашагала в сторону двора Душистых трав. Но об этом мы рассказывать не будем.

 

Цзя Юнь и Чжуйэр по извилистой тропинке добрались до двора Наслаждения пурпуром. Чжуйэр вошла первая, доложила о приходе Цзя Юня, после чего ввела во двор его самого.

Цзя Юнь огляделся и увидел несколько искусственных горок, возле которых росли бананы. Под большим деревом два аиста чистили перья. На террасе были развешаны клетки с редкостными птицами. Чуть дальше виднелся пятикомнатный домик с пристройками, над входом красовалась доска с горизонтальной надписью: «Радостный пурпур и пышная зелень».

«Так вот, оказывается, откуда взялось название двор Наслаждения пурпуром», — подумал про себя Цзя Юнь. Вдруг из окна, затянутого тонким шелком, послышался голос:

— Скорее входи! И как это я за целых три месяца ни разу о тебе не вспомнил!

Цзя Юнь узнал голос Баоюя и вошел в дом. Ослепленный сиянием золота, бирюзы и всевозможных украшений, он не сразу увидел Баоюя.

Слева, из-за высокого зеркала, перед которым обычно одеваются, вышли две служанки лет пятнадцати — шестнадцати.

— Господин, — сказала одна из них, — пройдите, пожалуйста, сюда!

Не осмеливаясь взглянуть на девочек, Цзя Юнь лишь кивнул и прошел во внутреннюю комнату. Под большим голубым пологом, защищающим от москитов, стояла крытая лаком кровать с шелковой занавеской, по ярко-красному полю которой разбросаны были золотые цветы.

Баоюй в простом домашнем халате и туфлях сидел, прислонившись к спинке кровати, и читал. Увидев Цзя Юня, он отбросил в сторону книгу и с улыбкой поднялся ему навстречу. Цзя Юнь поспешил подойти и справиться о здоровье. Баоюй предложил ему сесть и, когда юноша опустился на стул, сказал:

— После того как я пригласил тебя, столько прошло самых неожиданных событий, что я совершенно забыл о приглашении.

— Я искал случая, но не мог с вами встретиться, — улыбнулся Цзя Юнь, — а потом вы заболели. Сейчас, надеюсь, здоровы?

— Вполне, — отвечал Баоюй. — Я слышал, ты усердно трудишься. Устал, наверное?

— Стоит ли говорить о такой чепухе, — произнес Цзя Юнь. — Главное, вы поправились. Ведь это счастье и радость для всей семьи!

Вошла служанка и подала чай Цзя Юню. Беседуя с Баоюем, он не сводил глаз с девушки, любуясь ее стройной фигуркой и миловидным лицом. На ней была розовая с серебристым отливом шелковая кофточка, черная атласная безрукавка и тонкая белая юбка в мелких оборках.

Когда Баоюй болел, Цзя Юнь несколько дней дежурил у его постели и запомнил многих служанок, поэтому он сразу узнал Сижэнь. Он также слышал, что эта служанка занимает в покоях Баоюя особое положение, и, когда она поднесла ему чай, быстро поднялся и с улыбкой промолвил:

— Зачем утруждать себя, сестрица? Я и сам мог налить. Я ведь не гость, просто пришел навестить дядю.

— Сиди, — остановил его Баоюй. — Она и служанок угощает чаем, когда они приходят ко мне.

— Разумеется, — согласился Цзя Юнь. — Но стоит ли из-за меня хлопотать?

Он снова сел и принялся за чай.

Поболтав с Цзя Юнем о разных пустяках, Баоюй пустился в рассуждение о том, у кого самая лучшая театральная труппа, самый красивый сад, самые хорошенькие служанки, самые роскошные пиры и самые редкостные вещи. Цзя Юню оставалось лишь слушать и восхищаться.

Они поговорили еще немного, и Цзя Юнь, заметив, что Баоюй утомился, поднялся и стал прощаться. Баоюй его не удерживал, лишь сказал:

— Если выберешь завтра свободное время, заходи, — и велел Чжуйэр проводить гостя.

Выйдя со двора Наслаждения пурпуром, Цзя Юнь огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, принялся болтать с Чжуйэр и забросал ее вопросами:

— Сколько тебе лет? Как тебя зовут? Кто твои родители? Давно ли прислуживаешь моему дяде Баоюю? Какое у тебя жалованье? Сколько служанок в покоях Баоюя?

Когда Чжуйэр ответила на все вопросы, Цзя Юнь поинтересовался:

— Ту девушку Сяохун зовут? С которой ты разговаривала, когда мы шли сюда?

— Да, — ответила Чжуйэр. — А зачем вам?

— Она говорила тебе, что потеряла платочек? — продолжал Цзя Юнь. — Я его нашел.

— Да, говорила, и не раз, — промолвила Чжуйэр, — спрашивала, не подобрал ли его кто-нибудь из нас. Но у меня нет времени на подобные пустяки. Как раз сегодня она снова просила меня поискать ее платок и обещала награду. Да вы же сами слышали, когда мы встретились неподалеку от ворот дворца Душистых трав. Если платок у вас, господин, отдайте его мне! Посмотрим, как она меня отблагодарит.

Следует сказать, что еще месяц назад, когда Цзя Юнь присматривал за посадкой деревьев, он подобрал в саду платок и догадался, что его потеряла одна из служанок, не знал, кто именно, но на всякий случай молчал. А сейчас, услышав, что это платок Сяохун, очень обрадовался и мгновенно составил план действий.

Он вытащил из кармана свой собственный платок и, отдавая девушке, сказал:

— Вот, возьми, но если получишь награду, не таи от меня!

Чжуйэр обещала, взяла платок, проводила Цзя Юня до ворот, а затем отправилась искать Сяохун. Но к нашему повествованию это не имеет отношения.

 

Между тем Баоюй после ухода Цзя Юня почувствовал усталость, лег на кровать и погрузился в дрему. Подошла Сижэнь, села на кровать, стала тормошить Баоюя:

— Что это ты вдруг среди дня лег спать? Если скучно, иди погуляй!

— Я бы охотно пошел, — ответил Баоюй, беря ее за руку, — только ни на минуту не могу расстаться с тобой!

— Помолчал бы! — воскликнула Сижэнь и стащила Баоюя с кровати.

— Куда я пойду? Везде скучно, — сказал Баоюй.

— Просто так пройдешься, все лучше, чем бездельничать целыми днями.

Баоюю было до того тоскливо, что он послушался Сижэнь. Вышел на террасу, подразнил птиц в клетках, а затем отправился бродить вдоль ручья Струящихся ароматов, наблюдая за резвящимися в воде золотыми рыбками. Вдруг он заметил, как бежит по склону горы пара вспугнутых молодых оленей. Баоюй не сразу сообразил, в чем дело, но тут из-за склона выскочил Цзя Лань с луком в руках. Увидев Баоюя, он остановился и почтительно произнес:

— Никак не ожидал, дядя, встретить вас здесь!

— Опять балуешься! — упрекнул его Баоюй. — Зачем пугаешь животных?

— Это я от скуки, — ответил Цзя Лань. — Делать нечего, вот и решил поупражняться в стрельбе из лука.

— Выбьешь себе зубы, — не захочешь больше упражняться! — бросил Баоюй и зашагал прочь.

Вскоре он увидел строение, едва различимое в пышных зарослях бамбука, шелестевшего на ветру. Это был павильон Реки Сяосян.

Баоюй робко приблизился и увидел свисавшую до самой земли дверную занавеску из пятнистого бамбука. Ничто не нарушало стоявшей вокруг тишины. Баоюй подошел к окну, затянутому тонким шелком, и почувствовал тонкий, необычайно приятный аромат. Он склонился к окну, и тут до слуха его долетел тихий вздох и слова:

— Мои мысли и чувства спят беспробудным сном!

Баоюя разобрало любопытство. Он пригляделся и сквозь шелк увидел Дайюй, лежавшую на постели.

— Почему ты так говоришь? — не утерпев, спросил Баоюй, отодвинул занавеску и вошел. Дайюй растерялась, покраснела, закрыла лицо рукавом и, отвернувшись к стене, притворилась спящей.

Баоюй приблизился было к кровати, но тут появились служанки и сказали:

— Ваша сестрица спит, вот проснется, тогда и приходите!

Но Дайюй быстро села на постели и крикнула:

— Я вовсе не сплю!

— А мы думали, барышня, что вы спите! — заговорили в один голос служанки и стали звать Цзыцзюань: — Барышня проснулась, иди быстрее сюда!

После того как они покинули комнату, Дайюй, поправляя волосы, принялась выговаривать Баоюю:

— Я спала. А ты меня разбудил! Зачем?

Глаза у нее были совсем еще сонные, на щеках играл румянец. Что-то дрогнуло в душе Баоюя. Он сел на стул и с улыбкой спросил:

— Что ты сейчас говорила?

— Ничего, — отвечала Дайюй.

— Меня не обманешь! — вскричал Баоюй, щелкнув пальцами. — Я ведь слышал!

Разговор был прерван появлением Цзыцзюань. Баоюй с улыбкой обратился к девушке:

— Завари для меня чашечку вашего лучшего чая!

— Откуда у нас хороший чай? — удивилась служанка. — Если хотите хорошего чаю, дождитесь Сижэнь, она принесет.

— Не слушай его, — одернула служанку Дайюй. — Дай мне воды!

— Но ведь он гость, — возразила Цзыцзюань, — и первым делом я заварю ему чай, а уж затем подам вам воду.

Служанка ушла, а Баоюй ей вслед произнес с улыбкой:

— Милая девочка!

 

Ах, если б я за пологом остался

вдвоем с твоею госпожой пригожей,

Я не хотел бы все же, чтоб за нами

когда-нибудь ты застилала ложе…

 

Дайюй вспыхнула, опустила голову.

— Что ты сказал?

— Ничего, — снова улыбнулся Баоюй.

— И я должна все это выслушивать. Набрался на улице всяких пошлостей, начитался вздорных книжек, — Дайюй заплакала. — Ты просто смеешься надо мной! Все вы, господа, смотрите на меня как на игрушку!

Она спустилась с кровати и вышла из комнаты. Баоюй бросился за ней.

— Милая сестрица, я виноват перед тобой, только никому ничего не говори! Пусть у меня вырвут язык, если я еще когда-нибудь осмелюсь произнести что-либо подобное!

В это время к ним подошла Сижэнь и сказала Баоюю:

— Иди скорее одеваться, отец зовет!

Эти слова прозвучали для Баоюя как гром среди ясного неба. Забыв обо всем на свете, он помчался одеваться и увидел, выходя из сада, стоявшего у вторых ворот Бэймина.

— Не знаешь, зачем меня зовет отец?

— Он собирается куда-то ехать, — ответил Бэймин. — На всякий случай поторопитесь, там все и узнаете.

Они свернули в сторону большого зала. Всю дорогу Баоюй терялся в догадках. Вдруг послышался смех. Баоюй обернулся и увидел, что из-за угла, хлопая в ладоши, выскочил Сюэ Пань.

— Не сказали бы тебе, что зовет отец, разве ты явился бы так быстро! — воскликнул он.

Бэймин, тоже смеясь, опустился перед Баоюем на колени.

Баоюй в растерянности остановился и никак не мог понять, что случилось. Лишь потом он сообразил, что Сюэ Пань хотел выманить его из сада и нарочно все это подстроил. Сюэ Пань между тем подошел к Баоюю, низко поклонился и попросил прощения.

— Не сердись на этого парня, — сказал он, кивнув на Бэймина. — Он не виноват, это я упросил его пойти на такую хитрость.

Баоюю ничего не оставалось, как сказать:

— Обманул, и ладно! Но зачем было говорить, что зовет отец? Разве можно лгать? Вот расскажу тетушке, пусть тебя отругает!

— Дорогой братец, мне так необходимо было тебя вызвать, что об остальном я позабыл, — ответил Сюэ Пань. — Не обижайся, если когда-нибудь я тебе понадоблюсь, можешь тоже сказать, что меня зовет отец.

— Ай-я-я! — вскричал Баоюй. — За такие слова полагается еще большее наказание!.. А ты, негодяй, — крикнул он Бэймину, — чего стоишь на коленях?

— Я не стал бы тебя тревожить по пустякам, — продолжал между тем Сюэ Пань. — Но третьего числа пятого месяца, то есть завтра, день моего рождения, по этому случаю Ху Сылай и Чэн Жисин где-то раздобыли огромный, рассыпчатый корень лотоса и невиданной величины арбуз. Кроме того, они подарили мне копченого поросенка и большую рыбину, присланную им в подарок из Сиама. Суди сам, часто ли бывает такое везенье? Рыба и поросенок, конечно, стоят немалых денег, да и достать их трудно, но все же это не диковинки, не то что корень лотоса и арбуз. И как только удалось вырастить такие огромные? Первым долгом я угостил свою матушку, затем отослал часть твоей бабушке и матери. Оставшееся хотел было съесть, но подумал, что для меня одного жирно будет и кто, как не ты, достоин есть столь редкие вещи. Вот и решил пригласить тебя. Кстати, у меня будет один прелюбопытный малый, актер и певец. Ты не против повеселиться денек?

Они направились в кабинет, где уже сидели Чжан Гуан, Чэн Жисин, Ху Сылай, Шань Пинжэнь и актер. Все поздоровались с Баоюем, справились о его здоровье. После чая Сюэ Пань распорядился подать вино. Слуги принялись хлопотать, и вскоре все заняли места за столом. Арбуз и корень лотоса были и в самом деле невиданных размеров, и Баоюй с улыбкой сказал:

— Как-то неловко получилось. Меня пригласили, а подарков я не прислал.

— Стоит ли говорить об этом! — произнес Сюэ Пань. — Надеюсь, завтра, когда придешь с поздравлениями, принесешь что-нибудь необычное.

— Единственное, что я могу подарить, это надпись или рисунок. Остальное все не мое. Одежда, еда, деньги, — смущенно признался Баоюй.

— Кстати, о рисунках, — перебил его Сюэ Пань. — Вчера я видел прекрасную картину, хотя и не очень пристойную, с пространной надписью. Я не стал вчитываться, лишь пробежал глазами, там, кажется, были иероглифы «гэн» или «хуан». А в общем, замечательно!

Услышав это, Баоюй подумал:

«Я видел почти все картины древних и современных художников и внимательно читал надписи к ним, но иероглифов „гэн“ и „хуан“ никогда не встречал».

Он напряг память и вдруг засмеялся и приказал подать ему кисть. Написав на ладони два иероглифа, он обратился к Сюэ Паню с вопросом:

— Ты уверен, что это были иероглифы «гэн» и «хуан»?

— А что? — в свою очередь спросил тот.

Баоюй показал написанные на ладони иероглифы и снова обратился к Сюэ Паню:

— Может быть, эти? Их и в самом деле легко спутать со знаками «гэн» и «хуан».

Все взоры обратились на ладонь Баоюя, там было написано «Тань Инь».

— Так и есть, — рассмеялись гости. — У тебя, верно, в глазах рябило, когда ты читал надпись!

Сюэ Пань смущенно улыбнулся.

— Поди разбери, «Тань Инь» это или «Го Инь»?[242]

В этот момент вошел мальчик-слуга и громко объявил:

— Господин Фэн.

Баоюй сразу догадался, что это Фэн Цзыин, сын полководца Божественной воинственности Фэн Тана.

— Сейчас же проси! — закричали все хором.

Через мгновение на пороге появился улыбающийся Фэн Цзыин. Гости вскочили, наперебой уступая ему место.

— Здорово! — воскликнул Фэн Цзыин. — Боитесь выйти за дверь, устроили дома веселье!

— Мы так давно вас не видели! — вскричали тут Сюэ Пань и Баоюй в один голос— Как поживает ваш почтенный батюшка?

— Благодарю, отец здоров, — ответил Фэн Цзыин. — А вот мать схватила простуду, и ей нездоровится.

Заметив ссадину на лице Фэн Цзыина, Сюэ Пань с улыбкой спросил:

— Опять подрались? Вон как вывеску разукрасили!

— Нет! Больше этим не занимаюсь! С тех пор как подрался с сыном дувэя![243]— ответил Фэн Цзыин. — Да и зачем, собственно? Что же касается ссадины, так это меня задел крылом сокол, когда мы охотились в горах Теваншань.

— И давно? — поинтересовался Баоюй.

— Поехали двадцать восьмого числа третьего месяца, а вернулись позавчера.

— Теперь понятно, почему я не видел вас третьего и четвертого числа в доме брата Шэня! — сказал Баоюй. — Собирался спросить о вас, а потом как-то забыл. Вы один ездили? Или с батюшкой?

— Ну как же без батюшки? — произнес Фэн Цзыин. — Это надо рехнуться, чтобы ехать одному и наживать себе неприятности! С каким удовольствием я выпил бы с вами вина и послушал песни! Впрочем, не было бы счастья, да несчастье помогло!

Фэн Цзыин уже успел выпить чай, и Сюэ Пань пригласил его к столу.

— Присаживайтесь и рассказывайте! — сказал он.

— Мне и в самом деле очень хотелось бы с вами повеселиться, но, увы, не могу! Важное дело. Я должен его немедленно выполнить и доложить отцу.

Как только не удерживали гости Фэн Цзыина! Наконец он с улыбкой сказал:

— Даже не верится! Сколько лет мы знакомы, и ни разу не приходилось уговаривать меня пить. Сегодня же случай особый. Но раз вы так настаиваете, я дважды осушу большую чашу и сразу уеду.

На том и порешили. Сюэ Пань взял чайник с подогретым вином, и Баоюй подставил два кубка. Фэн Цзыин, стоя, одним духом выпил.

— Расскажите хотя бы, что за несчастье вам помогло, — попросил Баоюй, — а потом езжайте.

— Это неинтересно, — ответил Фэн Цзыин. — Лучше я устрою угощение, приглашу вас, тогда и поговорим. Кроме того, я хочу обратиться к вам с одной просьбой.

Он поклонился и собрался уходить.

— Вы нас заинтриговали! — промолвил Сюэ Пань. — Еще неизвестно, когда мы дождемся приглашения. Рассказали бы лучше сейчас, чтобы нас не терзало любопытство!

— Дней через восемь — десять непременно приглашу вас, — пообещал Фэн Цзыин.

Все проводили его к воротам и, как только он уехал, вернулись к столу, выпили еще по чарке и разошлись.

Сижэнь между тем уже стала беспокоиться. Она была уверена, что Баоюй у отца, и не могла понять, почему он так долго не возвращается. Когда же увидела Баоюя навеселе и услышала, где он был, обрушилась на него с упреками:

— Хорош, нечего сказать! Тут волнуются, а он веселится как ни в чем не бывало! Хоть бы предупредил!

— Я ведь всегда предупреждаю! Но сегодня пришел Фэн Цзыин, и я позабыл.

В этот момент вошла Баочай и, услышав этот разговор, рассмеялась:

— Ну что, отведал редкостных яств?

— Конечно, — засмеялся в ответ Баоюй, — но уж ты, сестра, наверняка попробовала первая!

Баочай покачала головой.

— Вчера брат хотел меня угостить, — сказала она, — но я недостойна есть такие деликатесы и посоветовала ему угостить старших родственников.

Служанка подала чай, завязалась непринуждённая беседа. Но об этом мы рассказывать не будем.

 

Дайюй тоже очень беспокоилась. Она слышала, что Баоюй еще с утра пошел к отцу и до сих пор не вернулся. Лишь за ужином она узнала, что он уже дома, и захотела тотчас пойти расспросить, что случилось. Идя в сторону двора Наслаждения пурпуром, она увидела впереди Баочай и последовала за ней. Но у моста Струящихся ароматов остановилась, залюбовавшись какими-то пестрыми птицами. Пока она стояла там, ворота двора Наслаждения пурпуром заперли и пришлось постучаться.

А надо вам сказать, что Цинвэнь и Бихэнь как раз перед тем рассорились, и Цинвэнь, стоявшая во дворе, услышав стук, решила отвести душу:

— Вечно шатаются здесь, не дают покоя!

Стук повторился. Цинвэнь, даже не спросив, кто стучит, в сердцах закричала:

— Все спят, приходите завтра!

Дайюй знала, что служанки Баоюя любят подшутить друг над другом и, приняв ее за свою, нарочно не открывают. И Дайюй крикнула:

— Это я! Открой!

— Неважно кто, — не помня себя от гнева, ответила Цинвэнь. — Второй господин не велел никого пускать!

Дайюй рассердилась, и в то же время ей стало обидно. Она хотела еще раз окликнуть Цинвэнь, но раздумала и принялась размышлять:

«Все твердят, что дом моей тети — мой родной дом, но я здесь чужая. Защиты искать не у кого. Ненадолго свила я себе в этом доме гнездо, и жаловаться как-то неловко».

При этой мысли слезы заструились по лицу девочки. Она стояла, не зная, как быть, когда вдруг услышала смех и голоса. Это разговаривали Баочай с Баоюем.

Дайюй совсем расстроилась, но тут вспомнила о недавней размолвке с братом.

«Он думает, я на него пожаловалась!.. Да разве могла я? Ничего толком не разузнал и велел не впускать меня! А завтра, может быть, вообще не пожелает меня видеть?»

Дайюй было очень больно. Она одиноко стояла в тени деревьев, хотя мох уже заблестел от холодной росы и свежий ветерок пробежал по дорожкам сада. Не выдержав, девочка горько заплакала.

Вы уже знаете, что Дайюй от природы была наделена редким изяществом и красотой. А плакала она так жалобно, что даже птицы, устроившиеся на ночь в ветвях ив и среди цветов, разлетелись.

Поистине:

 

Бесчувственная у цветов душа,

их девичья не трогает кручина,

А птицы крепко спали в час ночной —

и вдруг вспорхнули! Значит, — есть причина.

 

Об этом же говорится и в другом прекрасном стихотворении:

 

Она — дитя, объятое печалью, —

наделена красою и умом.

А все одна в тени цветов скучает,

уйдя из шелком блещущих хором…

Но плач когда послышался девичий,

нарушив на мгновенье тишину,

Цветы к земле бутоны приклонили,

взметнулись птицы, взмыли в вышину.

 

Вдруг Дайюй услышала скрип. Она обернулась и заметила, что ворота дворца Наслаждения пурпуром распахнулись и кто-то вышел оттуда.

Если хотите узнать, кто это был, прочтите следующую главу!

 


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава двадцать пятая| Глава двадцать седьмая

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.039 сек.)