|
Читайте также: |
может возникнуть именно оттуда. Мы кладем здесь в основу вполне
определенное предположение относительно сущности и характера развития
аффектов. Последнее представляет собою моторный или секреторный акт,
иннервационный ключ к которому имеется в представлениях системы Бзс.
Благодаря господству пред-сознательной системы, эти представления как бы
заглушаются и посылка импульсов, развивающих аффекты, парализуется.
Опасность при отсутствии воздействия со стороны системы Прс. состоит,
следовательно, в том, что бессознательные раздражения могут развить
аффект, который вследствие ранее испытанного вытеснения может быть ощущаем
лишь в форме неудовольствия, страха.
Эта опасность создается предоставлением свободы процессам сновидения.
Условиями для наличия этой опасности служат произведенное оттеснение и
достаточная сила желаний. Они находятся, таким образом, всецело вне
психологических рамок образования сновидений. Если бы наша тема этим одним
моментом, освобождением системы Бзс. во время сна, не связывалась с темой
развития аффекта страха, то я мог бы вообще отказаться от исследований
сновидений страха и избавить себя от всех связанных с ним неясностей.
Учение о сновидениях страха относится, как я уже не раз говорил, к
психологии неврозов. Я сказал бы даже:
страх в сновидении - проблема страха, и не проблема сновидения. Мы указали
на точку соприкосновения ее с темой процессов сновидения и можем этим
всецело удовлетвориться. Однако я могу сделать еще одно. Так как я
говорил, что невротический страх проистекает из сексуальных источников, то
я могу подвергнуть анализу сновидения страха, чтобы в мыслях, скрывающихся
за ними, обнаружить наличие сексуального материала.
По многим соображениям я отказываюсь от обсуждения всех тех примеров,
которые в изобилии были сообщены мне невротическими пациентами, и отдаю
предпочтение сновидениям страха детей или юношей.
У меня самого уже очень много лет не было ни одного настоящего сновидения
страха. В возрасте семи, восьми лет я помню одно такое сновидение; лет
тридцать спустя я подверг его толкованию. Оно было чрезвычайно живо и
отчетливо и представило мне любимую мать со странно спокойным, как бы
застывшим выражением лица; ее внесли в комнату и положили на постель два
(или три) существа с птичьими клювами. Я проснулся со слезами и криком и
разбудил родителей. Странно задрапированные, длинные существа с птичьими
клювами я заимствовал из иллюстраций к Библии в издании Филиппсона, мне
думается, это были боги с ястребиными головами с египетского надгробного
барельефа133. В остальном, однако, анализ дает мне воспоминания об одном
мальчике, который с нами, детьми, играл всегда на лужайке перед домом; я
почти уверен, что его звали Филипп. Далее, мне кажется, что я впервые от
этого мальчика услыхал вульгарное слово, обозначающее половой акт и
достаточно ясно характеризующееся аналогией с ястребиными головами (тут
по-немецки игра слов). О сексуальном значении этого слова я догадался, по
всей вероятности, по выражению лица моего опытного учителя. Выражение лица
матери в сновидении было скопировано мною с лица деда, которого я видел за
несколько дней до его смерти. Толкование вторичной обработки сновидения
гласило, таким образом, что мать умирает; надгробный барельеф тоже
относится сюда. В этом страхе я и проснулся и не успокоился до тех пор,
пока не разбудил родителей. Я припоминаю, что увидел лицо матери и тотчас
же затих - словно мне именно нужно было утешение: она не умерла. Это
вторичное толкование сновидения совершилось, однако, уже под влиянием
развившегося страха. Я боялся не потому, что мне приснилось, что мать
умерла; я истолковал сновидение в его предсознательной обработке так
потому, что уже в то время находился под влиянием страха. Страх же при
помощи оттеснения сводится к смутному, несомненно, сексуальному чувству,
которое нашло себе выражение в зрительном содержании сновидения.
Одному 27-летнему господину,-страдающему уже больше года тяжелым недугом,
в возрасте между 11 и 13 годами несколько раз снилось, что за ним гонится
какой-то человек с вилами; он хочет бежать, но точно прикован к месту и не
может двигаться. При этом он испытывает всякий раз сильный страх. Это
очень хороший образчик чрезвычайно типичного и в половом отношении
совершенно невинного сновидения страха. При анализе грезящий наталкивается
на один, более поздний рассказ своего дяди, на которого напал ночью на
улице какой-то подозрительный субъект, и сам заключает отсюда, что он в
период сновидения слышал, вероятно, о таком же происшествии. Относительно
вил он вспоминает, что как раз в тот же период однажды поранил себе вилами
руку. Отсюда он непосредственно переходит к своему отношению к младшему
брату, которого он часто колотил и третировал; особенно запечатлелось в
его памяти, как он однажды запустил в брата сапогом и поранил ему голову;
мать тогда сказала: "Я боюсь, что он когда-нибудь еще убьет его".
Остановившись, по-видимому, на теме проявления насилия, он вдруг
вспоминает один эпизод, относящийся к девятилетнему возрасту. Родители
вернулись однажды вечером поздно домой; он притворился спящим, они легли
спать, он услыхал вскоре тяжелое дыхание и другие звуки и мог даже
догадаться об их положении в постели. Его дальнейшие мысли показывают, что
между этими отношениями родителей и своим отношением к младшему брату он
проводит аналогию. То, что происходило между родителями, он счел также
проявлением насилия и достиг таким образом, как и многие другие дети,
садистического понимания коитуса. Доказательством этого понимания служило
ему то, что он замечал нередко кровь в постели матери. Что половые
отношения взрослых вызывают в детях, замечающих их, страх, мы можем
наблюдать сплошь и рядом. Страх этот я объясняю тем, что тут идет речь о
половом раздражении, которое недоступно их пониманию, которое потому еще
встречает сопротивление, что оно связано с родителями, и которое благодаря
этому превращается в страх. В более ранний период жизни сексуальное
влечение к противоположному по полу родителю не подвергается вытеснению и
проявляется, как мы видели, вполне свободно 134.
Я применил бы то же самое объяснение и к столь частым у детей ночным
припадкам страха с галлюцинациями (pavor nocturnus). И тут мы имеем перед
собой лишь непонятые и отвергнутые сексуальные ощущения, при
констатировании которых обнаружилась бы, вероятно, правильная
периодичность, так как повышение сексуального влечения вызывается как
случайными возбуждающими впечатлениями, так и постоянными, периодически
наступающими явлениями развития.
Мне недостает нужного материала для доказательства этого утверждения.
Педиатрам же, напротив того, недостает точки зрения, которая единственно
дает возможность понимания целого ряда явлений как с соматической, так и с
психической их стороны. В качестве курьезного примера того, как легко в
ослеплении медицинской мифологией пройти мимо понимания таких случаев, я
приведу один случай, найденный мною в исследовании pavor nocturnus Дебаке
(17) (с. 66) 135.
Один тринадцатилетний мальчик чрезвычайно слабого здоровья стал боязливым
и робким; сон его отличался беспокойным характером и почти регулярно раз в
неделю прерывался тяжелым припадком страха и галлюцинациями. Воспоминания
об этих сновидениях были всегда очень отчетливы. Он рассказывал, что черт
кричал ему: "А, наконец-то ты нам попался!" Кругом пахло смолой и серой, и
его кожу обжигало пламя. Просыпаясь в страхе после таких сновидений, он в
первую минуту не был в силах крикнуть, но потом голос возвращался к нему,
и слышно было ясно, как он говорил: "Нет, нет, не меня, я ничего ведь не
сделал" или "Нет, нет, я никогда больше не буду!" Однажды он сказал даже:
"Альберт не делал этого!" Он перестал раздеваться, так как, по его словам,
"пламя обжигало его только тогда, когда он был раздет". Сновидения эти
грозили подорвать его здоровье, и его увезли в деревню. После
полуторагодового пребывания там он оправился и потом некоторое время
спустя сознался: "Я не осмеливался признаться в том, что постоянно
испытывал покалывание и повышенное возбуждение в области мошонки; в конце
концов, это настолько выводило меня из себя, что я думал выброситься из
окна спальни". Нетрудно догадаться, что:
1. Мальчик раньше онанировал, отрицал, по всей вероятности, свою вину и
слышал постоянные угрозы. (Его восклицания: "Я никогда больше не буду",
"Альберт никогда не делал этого").
2. В периоде возмужалости в нем снова пробудилось желание мастурбировать,
но:
3. В нем возникло сопротивление, подавившее либидо и превратившее его в
страх, который впоследствии включил в себя и страх перед тяжелою карой.
Послушаем, однако, выводы автора. "Из нашего исследования явствует, что:
1. Влияние половой зрелости у юношей со слабым здоровьем может вызвать
состояние общей слабости и даже сильную анемию мозга.
2. Такая анемия мозга вызывает перемену характера, демономанические
галлюцинации и чрезвычайно сильные ночные, а быть может, и дневные
проявления страха.
3. Демономания и самообвинения мальчика можно свести к воздействию
полученного им в детстве религиозного воспитания.
4. Все эти явления, благодаря продолжительному пребыванию на воздухе,
физическим упражнениям и восстановлению сил, после периода возмужалости
исчезли.
5. Наследственности и застарелому сифилису отца можно приписать причину
образования мозговых явлений у ребенка. И заключительные слова:
Это наблюдение мы рассматриваем в рамках навязчивого, апиритического
бреда; это особое состояние мы относим к церебральной ишемии
(недостаточности кровообращения)".
д) Первичный и вторичный процессы. Вытеснение, Сделав попытку проникнуть
глубже в психологию процессов сновидения, я поставил перед собой
чрезвычайно трудную задачу, которая вообще едва ли по силам моим
способностям. Изображать одновременность столь сложного явления при помощи
последовательности в изложении и при том все время казаться
бездоказательным - слишком тяжело для меня. Это своего рода последствие
того, что я при исследовании психологии сновидений не могу следовать за
историческим развитием своих взглядов. Основная точка зрения на понимание
сновидений была мне дана предшествующими работами в области психологии
неврозов, на которые я здесь не могу и в то же время должен постоянно
ссылаться, между тем как мне лично хотелось бы идти обратным путем и лишь
от сновидения перейти к психологии неврозов. Я знаю все трудности,
возникающие отсюда для читателя, но не знаю средств, как их избегнуть.
Будучи неудовлетворен таким положением дела, я охотно останавливаюсь на
другой точке зрения, которая повышает, по-видимому, ценность моих
стараний. Передо мной был вопрос, относительно которого в воззрениях
ученых царила полнейшая разноголосица, как мы это видели в первой главе.
Наше рассмотрение проблемы сновидения уделяло внимание всякого рода
возражениям. Лишь два таких возражения - что сновидение бессмысленно и что
оно представляет собою соматическое явление, - мы категорически
опровергли; все остальные противоречивые воззрения, однако, мы
удовлетворяли в той мере, что в каждом из них усматривали крупицу истины.
То, что сновидение содержит в себе продолжение восприятии и интересов
бодрствующей жизни, это вполне подтвердилось раскрытием мыслей,
скрывающихся за сновидением. Последние занимаются лишь тем, что кажется
нам существенно важным и привлекает наш интерес. Сновидение никогда не
посвящает себя мелочам. Однако мы убедились и в обратном: сновидение
собирает безразличные остатки предыдущего дня и до тех пор не может
овладеть крупным интересом, пока последний до некоторой степени не
уклонится от бодр. ствующей деятельности. Мы нашли, что это относится к
содержанию сновидения, которое дает мыслям, скрывающимся за ним,
выражение, совершенно измененное благодаря искажению. Процесс сновидения,
говорили мы, на основании законов механики ассоциаций значительно легче
овладевает свежим или же индифферентным материалом, еще не заклейменным
бодрствующим мышлением; благодаря цензуре, он переносит психическую
интенсивность со значительного и важного на индифферентное. Гипермнезия
сновидения и использование материала детства стали основой нашего учения;
в нашей теории сновидения мы приписали желанию, возникшему из этого
материала, роль необходимейшего двигателя при образовании сновидений.
Сомневаться в экспериментально доказанном значении внешних чувственных
раздражении во время сна нам, конечно, не приходило и в голову, но мы
поставили этот материал в такую же зависимость от желания в сновидении, в
какой находятся от него остатки дневных мыслей. То, что сновидение
истолковывает объективное чувственное раздражение в форме иллюзии, нам
оспаривать не приходилось; однако, мы установили оставшийся неясным для
большинства исследователей мотив этого толкования. Последнее совершается
таким образом, что воспринятый объект становится безвредным для
продолжения сна и в то же время способствует осуществлению желания.
Субъективное раздражение органов чувств во время сна, наличие которого
безусловно установил, по-видимому, Лэдд (40), мы не считаем
самостоятельным источником сновидений. Мы можем объяснить его
регредиентным пробуждением воспоминаний, действующих "за фасадом"
сновидений. Роль ощущений со стороны внутренних органов, которые так
охотно признаются основным источником сновидений, на наш взгляд, довольно
скромна. Они - в лице ощущений падения, летания и связанности -
представляют собой всегда готовый и наличный материал, которым в случае
необходимости пользуется деятельность сновидения для изображения мыслей,
скрывающихся за ним.
То, что процесс сновидения носит быстрый, мгновенный характер,
представляется нам вполне правильным относительно восприятия содержания
сновидения со стороны сознания; относительно же предшествующих стадий
процесса мы предположили, наоборот, более медленный, спокойный темп.
Касательно обильного содержания сновидения, существенного в промежутке
мгновения, мы говорим, что тут речь идет о включении готовых образований
психической жизни. То, что сновидение искажается воспоминанием, мы сочли
правильным, но, по нашему мнению, это не служит отрицательным показателем,
так как является лишь последней явной стадией процесса искажения,
действующего с самого начала образования сновидения. В ожесточенном и
непримиримом споре по поводу того, спит ли ночью душевная жизнь или же
располагает, как и днем, всеми своими способностями, мы нашли долю правды
в утверждениях как одной, так и другой стороны, хотя всецело не могли
встать ни на одну из обеих точек зрения. В мыслях, скрывающихся за
сновидением, мы нашли следы чрезвычайно сложной деятельности,
осуществленной при участии почти всех средств душевного аппарата; нельзя,
однако, отрицать того, что эти мысли образовались днем, и нужно допустить
все же, что душевная жизнь может находиться в состоянии сна. Таким
образом, получилась теория частичного сна, но характеристику состояния сна
мы нашли не в распаде душевной жизни, а в приспособлении психической
системы, властвующей над бодрствующей жизнью, к желанию спать.
Изолированность от внешнего мира сохранила свое значение и для нашей
теории; она помогает, хотя и не в качестве единственного момента,
конструированию регрессии изобразительной деятельности сновидения.
Отсутствие возможности произвольного направления хода представлений не
подлежит сомнению, но психическая жизнь не становится еще поэтому
бесцельной, так как мы слышали, что после устранения желаемых целевых
представлений доминирующего положения достигают нежелательные. Слабую
ассоциативную связь в сновидении мы не только признали, но и приписали ее
происхождению значительно большее значение, чем можно было предполагать;
мы убедились, однако, что эта слабая связь служит лишь вынужденной заменой
другой, законной и осмысленной. Разумеется, и мы называли сновидение
абсурдным, но примеры показали нам, насколько осмысленно сновидение, когда
хочет представляться абсурдным. В вопросе о функциях, приписываемых
сновидению, мы соглашаемся с большинством исследователей. То, что
сновидение "разгружает" душу, точно вентиль, и что, по выражению Роберта,
многое вредное путем изображения в сновидении становится безвредным, не
только в точности совпадает с нашей теорией двоякого рода осуществления
желаний, но и в нашем понимании становится более понятным, чем у Роберта,
свободное проявление душой ее способностей соответствует у нас
предоставлению сновидению свободы со стороны пред сознательной
деятельности. Возвращение к эмбриональной точке зрения на душевную жизнь в
сновидении и замечание Гавеллока Эллиса (22): "Архаический мир
неограниченных эмоций и незавершенных мыслей" - представляются нам
чрезвычайно удачным предвосхищением нашего утверждения, что примитивный,
подавляемый днем характер деятельности участвует в образовании сновидения;
как у Дележа (15), так и у нас "подавленное" становится движущей силой
сновидения.
Роль, приписываемая Шернером фантазии в сновидении, и вообще теории
Шернера, мы приняли в полном масштабе, но должны были указать ей как бы
другое место в проблеме. Не сновидение создает фантазию, а бессознательная
деятельность фантазии принимает видное участие в образовании мыслей,
скрывающихся за сновидением. Мы обязаны Шернеру указанием на источник
мыслей, скрывающихся за сновидением; однако, почти все, что он приписывает
деятельности сновидения, необходимо отнести на счет деятельности активной
и днем бессознательной сферы, которая дает сновидению не менее поводов,
чем невротическим симптомам. Деятельность сновидения нам пришлось
отдеятельности как нечто совершенно отлич-,1,,1 L льно менее
самостоятельное. Наконец, мы яе отрицаем связи сновидения с душевными
расстройствами, наоборот, мы только прочнее укрепили ее, правда, с другой
точки зрения.
Будучи объединены в одно новое целое нашим учением о сновидении, различные
и зачастую противоречивые воззрения исследований были приняты нами за
исключением очень немногих. Но наша постройка еще не закончена. Не говоря
уже о многих неясностях, на которые мы натолкнулись при попытке проникнуть
в глубь психологии, мы стоим сейчас перед новым противоречием. С одной
стороны, мы говорили, что мысли, скрывающиеся за сновидением, возникают
путем совершенно нормальной умственной деятельности, с другой же стороны,
мы усмотрели, однако, и целый ряд анормальных мыслительных процессов среди
этих мыслей, а от них и в содержании сновидения, которые мы повторяем
затем при толковании последнего. Все, что мы называли "деятельностью
сновидения", так далеко, по-видимому, от известных нам нормальных
психических процессов, что самые резкие суждения авторов относительно
ничтожества психической функции сновидения представляются нам вполне
обоснованными.
Здесь мы сумеем разобраться, лишь углубившись еще больше в интересующую
нас проблему.
Мы убедились, что сновидение замещает ряд мыслей, проистекающих из нашей
дневной жизни и вполне логично связанных друг с другом. Мы не можем
поэтому сомневаться, что эти мысли проистекают из нашей нормальной
духовной жизни. В мыслях, скрывающихся за сновидением, мы находим все
свойства, которые столь высоко ценим в своих бодрствующих мыслях и которые
характеризуют их, как сложные продукты деятельности высшего ранга. Нет,
однако, никакой надобности предполагать, будто это мышление совершается во
время сна; но это разрушило бы наше представление о психическом состоянии
сна. Однако эти мысли могут скорее проистекать из дневной работы;
незаметно для сознания они могут продолжиться и в период засыпания
предстать в готовом виде. Из всего этого мы можем заключить разве лишь то,
что наисложнейшая мыслительная деятельность возможна без участия сознания;
это, впрочем, нам известно из психоанализа любого истерика или лица,
страдающего навязчивыми представлениями. Эти мысли, скрывающиеся за
сновидением, сами по себе, несомненно, способны доходить до сознания; если
мы не сознаем их в течение дня, то на это есть целый ряд различных причин.
Осознавание связано с обращением к определенной психической функции -
вниманию, которая используется, по-видимому, лишь в определенном масштабе.
Другой способ, которым эти мысли изымаются из ведения сознания, состоит в
следующем. Наше сознательное мышление показывает, что при использования
внимания мы идем по определенному пути. Если на этом пути мы наталкиваемся
на представление, не способное выдержать влияния критики, то мы
поворачиваем обратно. Начатый и оставленный ход мыслей может быть
продолжен затем без участия внимания, если только он в каком-либо пункте
не достигает особенно высокой интенсивности, приковывающей внимание.
Начальное, совершенное при помощи сознания отвержение мысли посредством
суждения о ее неправильности или непригодности для насущных целей
мыслительного акта может быть, следовательно, причиной того, что
мыслительный процесс незаметно для сознания продолжается вплоть до
засыпания.
Такой ход мыслей мы называем предсознательным, считаем его вполне законным
и полагаем, что он может быть в равной мере как неважным и ничтожным, так
и отрывочным и подавленным. Заметим далее вкратце, в каком виде рисуется
нам ход представлений. Мы полагаем, что от целевого представления вдоль по
избранным им ассоциативным путям движется некоторая единица раздражения.
"Ничтожный" ход мыслей такого раздражения вообще не имеет; от
"подавленного" же оно может отводиться обратно, и оба предоставляются их
собственным раздражениям. Целесообразный ход мыслей способен при известных
условиях привлекать к себе внимание сознания, через посредство его он
получает тогда "перевод". Наше понимание природы и функций сознания мы
разовьем детальнее ниже.
Такой укрепленный предсознательной сферой ход мыслей может неожиданно
исчезнуть или же удержаться. Первый случай представляется нам таким
образом, что его энергия диффундирует по всем переходящим от него
ассоциативным направлениям и повергает всю цепь мыслей в состояние
возбуждения, которое поддерживается на мгновение, а потом разом исчезает.
В этом случае весь процесс не имеет никакого значения для образования
сновидений. В нашей предсознательной сфере имеются, однако, другие целевые
представления, проистекающие из источников наших бессознательных и
постоянно активных желаний. Последние могут овладеть раздражением в
предоставленном себе самому круге мыслей; они образуют связь между ним и
бессознательным желанием, переносят на него свойственную бессознательному
желанию энергию, и с этого момента ничтожный или подавленный ход мыслей
способен удержаться, хотя благодаря этому укреплению он не может все же
претендовать на доступ к сознанию. Мы можем сказать, что до сих пор
предсознательный ход мыслей переводится в сферу бессознательного.
Другие случаи образования сновидений могут быть следующие:
предсознательный ход мыслей с самого начала соединяется с бессознательным
желанием и потому наталкивается на отпор со стороны господствующего
целевого устремления; или же бессознательное желание пробуждается по
другим, например соматическим, мотивам и самостоятельно добивается
перенесения на психические остатки, не обусловленные системой Прс. Все эти
три случая сходятся в конце концов в одном и том же выводе: в
предсознательной сфере образуется ход мыслей, который, будучи лишен
подкрепления со стороны этой сферы, находит другое со стороны
бессознательного желания.
Вслед за этим мысли претерпевают целый ряд преобразований, которые мы не
считаем уже нормальными психическими процессами и которые дают в
результате психопатологическое явление. Постараемся же в дальнейшем
охарактеризовать и сопоставить эти преобразования.
1. Интенсивности отдельных представлений переходят на одно представление
так, что в результате образуются представления, обладающие чрезвычайно
высокой интенсивностью. После многократного повторения этого процесса
интенсивность целого хода мыслей может скопиться в конце концов на одном
представлении. Это-то и есть процесс компрессии, или сгущения, с которым
мы познакомились при рассмотрении деятельности сновидения. Он, главным
образом, и повинен в том странном впечатлении, которое оказывает
сновидение, так как ничего аналогичного ему мы в нормальной и доступной
для сознания душевной жизни не знаем. Мы имеем и здесь представления,
которые в качестве узловых пунктов или конечного вывода целых цепей мыслей
обладают крупным психическим значением; однако эта ценность не
обнаруживается в каком-либо очевидном для внутреннего восприятия
характере; представление, связанное с нею, отнюдь не становится
интенсивным. В процессе сгущения вся психическая связь превращается в
интенсивность содержания представлений. Это аналогично тому, как если
какое-либо слово в книге, которому я придаю особое значение для понимания
остального текста, я даю набрать жирным шрифтом. В разговоре я произнес бы
это слово громко, медленно и с ударением. Первое сравнение ведет
непосредственно к примеру, заимствованному из деятельности сновидения
(триметиламин в сновидении об инъекции Ирме). Историки искусства обращают
наше внимание на то, что древнейшие исторические скульпторы следуют тому
же принципу, выражая степень общественного положения изображаемых лиц
соответственной величиной статуи. Царь изображается вдвое или втрое выше,
чем его свита или побежденный противник. Произведения скульптуры римской
эпохи прибегают для достижения тех же целей к более утонченным средствам.
Ваятель поместит фигуру императора посредине, придаст ему величественную
осанку, приложит особое старание к отделке его фигуры, расположит врагов у
его ног, но уже отнюдь не станет изображать его великаном среди карликов.
Однако преклонение подчиненных перед главенствующим представляет собою еще
и в настоящее время пережиток этого древнейшего принципа изображения.
Направление, по которому протекает процесс сгущения сновидения,
указывается, с одной стороны, логичной предсознательной связью мыслей,
скрывающихся за сновидением, с другой же, привлечением со стороны
зрительных воспоминаний в сфере бессознательного. Результат процесса
сгущения направлен на достижение тех интенсивностей, которые необходимы
для сопротивления системам восприятия.
2. Благодаря свободному перенесению интенсивности и в целях сгущения
образуются посредствующие представления - своего рода компромиссы (ср.
многочисленные примеры). Это опять-таки нечто небывалое в нормальном ходе
представлений, в котором дело идет прежде всего о подборе и фиксации
"правильных" элементов представлений. Напротив того, сложные и
компромиссные образования встречаются очень часто, когда мы подыскиваем
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Толкование сновидений 38 страница | | | Толкование сновидений 40 страница |