Глава 1: Побег

Часть первая: «Пережить прошлое»

Солнце уходит, бьётся осколками дождь,
Осень зовёт – жаль, что глубоко внутри.
А облака, как зачарованный вождь,
Чахнет закат, звезд же – куда ни смотри.

Где ты забыл пазл, частичку себя?
Что ты стоишь, скоро уйдут поезда.
Дым сигарет. Пафосно «точка». Любя
Кратко черкнёшь: «Я ухожу. Навсегда».

Холодно. Здесь царствует вечный февраль.
Металл и рок глушит сомненья и дрожь.
С горечью смех: «Мне совершенно не жаль!
Сердце, заткнись, рану былую не трожь».

Как паровоз куришь одну за одной,
Это судьба и остановка твоя.
Крепко сожмёшь сумку свободной рукой –
Пленные здесь любят родные края…

Хочется вмиг к ним обернуться тайком –
К тем, кто сейчас не опечален ничем.
Но обзовёшь горько себя дураком:
Кончилась сказка. А возвращаться… зачем?

До боли знакомая комната: стол, несколько стульев, плита на четыре конфорки, напротив холодильник, кухонный гарнитур. Три человека, окруженные молчанием: я, сестра и мать.

Тихие, но оттого более надрывные слова последней:

- У меня не может быть такого сына…

И моя прокушенная до крови губа.

Вот так закончилось моё признание: «Я гей». Мать сначала переспросила — не поверила решила что это какая-то шутка, но потом отвернулась, дрожащими руками мешая что-то в большой синей кастрюле.

Надоело. Честное слово, надоело. Чертовски хочется курить. Рядом стоит сестра, смотря как-то и жалостливо, и презрительно. Старшая сестра… она взрослее меня почти на пять лет и теперь учится в универе, приезжая только на выходные.

Вообще, этот разговор начался практически ни с чего: обычные придирки насчёт учёбы, о том, что я никакой помощник дома, да и вообще от меня убытки. Примитивно, не правда ли? И это был не слишком удачный момент, чтобы признаться. Хех, вернее, очень даже неудачный. Но или я сейчас, или потом всё равно дойдёт…

Черт, реально хочется курить… Отец спит после работы, так как задержался в офисе до ночи. Мать разоряется обо мне, а сестра… сестра просто стоит и молчит. Но её можно понять и без слов. Кому нужен брат-гей? О нём нельзя поболтать с подружками, им нельзя гордиться, ведь геи — что-то вроде низшего слоя общества, отбросы с неизвестной неизлечимой болезнью. Я понимаю, сестрёнка, но ничего не могу с этим поделать.

Доедаю суп, а на губах мелькает грустная улыбка. Поднимаю на сестру взгляд, увидев, как её глаза расширяются от понимания и удивления.

Запускаю руку в волосы, встаю. Благодарю за еду отвернувшуюся мать и, не произнеся ни слова больше, ухожу. Просто иду в коридор, натягиваю куртку, кроссовки, выбегая из квартиры.

— И не возвращайся! — летит мне вслед.

Я не злюсь, совершенно не злюсь, просто чертовски хочется курить. Спускаюсь по ступенькам и иду прямо под домом. Как только выхожу, лихорадочно шарю по карманам в поисках такой желанной пачки. Её там не оказывается, так что от души чертыхаюсь.

Зато в белом конверте есть зарплата от подработки на автомойке: тут даже больше тысячи гривен, видать, положили ещё и прошлую. Сигарета всё-таки нашлась во внутреннем кармане, там же и зажигалка.

Закуривая, сажусь на лавку возле последнего подъезда. Полупрозрачный дым небольшими облаками вздымается вверх, с ним уходят и все чувства. Успокаиваюсь.

Даже не помню, с чего всё началось. По-моему, месяца три назад кто-то где-то прознал, а может, просто пошутил о моей ориентации и рассказал всему классу. Они, правда, поначалу тоже не поверили, а я на полном серьёзе подтвердил это, ещё и Тёмку поцеловал. Да, два месяца назад я был наивным мальчиком-зайчиком, шляющимся по дискотекам, друзьям, а по ночам читающим слащавые слэш-фанфики, верящим в настоящую любовь вместе с пониманием родителей и одноклассников. Глупо, да? Сейчас я понимаю, что глупо, так как мой личный «Ад» начался уже на следующий день.

Первой «вспышкой» был лучший друг Тёмка. Он не зашел, как обычно, за мной в школу, а когда позвонил ему, сразу высветилось: «Абонент занят», так что пришлось идти одному. Я зашел в класс почти по звонку и только хотел сесть с другом за парту, как напоролся на твёрдый почти ненавидящий взгляд, смешанный с презрением, и портфель на стуле, который как бы «занимал место». Всё ещё недоумевая, что случилось, сел за следующую пустую парту, раскладывая учебники.

— Машка… Машка, — позвал соседку слева, когда прозвенел второй звонок, но та никак не отреагировала, а когда протянул руку, чтобы дотронуться, девчонка буквально шарахнулась от меня, едва не опрокинув Галю.

И кого бы я ни пытался окликнуть, все поступали так же, ожигая меня презрительными взглядами.

Когда урок закончился, я не вытерпел и, встав, хотел схватить Тёмку, чтобы выволочь того подальше и там уже разобраться, что к чему, но друг… Ха-ха, уже бывший лучший друг выдернул руку, быстро снимая любимую куртку, до которой я дотронулся, с отвращением выбрасывая её на пол.

Сказать, что я удивился, было бы преуменьшением. Тёмка — очень бережливый человек из бедной семьи, а ту вещь ему привёз двоюродный брат из Германии. Из настоящей шерсти какого-то там лесного зверя и очень теплую. Тёма с ней никогда не расставался, а теперь… всего лишь из-за того, что я дотронулся… Зная его чуть ли ни сто лет, я запросто мог понять, о чём он думает: по лицу бывшего друга было ясно — к этой курточке он ни за что не прикоснётся, даже если сейчас январь месяц и придётся идти домой в одном свитере.

— Не трогай меня! — парень почти шипел, отходя от меня подальше.

И ушел. Я же в рассеянности замер — глаза предательски защипало, хотя мне не приходилось реветь с первого класса. Но здесь ни к чему устраивать сцену с предавшим другом, в конце концов, я уже в десятом классе, мне шестнадцать, даже паспорт есть. Поэтому я всего лишь молча собрался и ушел, махнув рукой на прощанье «зрителям». Немного подумав, решил сачкануть.

Тогда, прогулявшись, развеялся, понадеявшись, что всё образуется. Все привыкнут, мол я не такой, как другие, и будут вести себя как раньше.

Но ничего не «образовалось», даже наоборот, с каждым днём становилось всё хуже. Из «офигенного парня, с которым классно погулять» я превратился в одиночку. О моей нетрадиционной ориентации знала вся школа, да и как не знать — даже если наше село гордо именуют «посёлком городского типа», оно всё равно остаётся селом — то есть все всё про всех знают. Удивительно, как родители с сестрой не прознали раньше.

Поэтому меня избегали ВСЕ, а если и не избегали, то разговаривали с таким выражением… будто делают мне огромное одолжение. Хотя всё-таки некоторые девочки, в основном с седьмых-девятых классов, окидывали заинтересованными взглядами, после тотчас прячась за спинами друзей. Ну да, что может быть лучше мальчика-подружки, с которым можно поговорить о тех же мальчиках? Таких было от силы человек пять, не больше.

Учителя не обращали внимания, но и родителей не вызывали, наверняка полагая, что те уже знают. А у некоторых я замечал сочувственно-презрительный взгляд, когда они думали, что я их не вижу. Вроде бы взрослые, а…

Матери ничего не говорил — у неё и так своих проблем хватало, сестра приезжала только на выходные, а отец сутками работал. Я же «нашел себя» в учёбе и чтении, раньше для этого не было времени: с утра школа, потом мимолётом уроки (в моём случае — перекладывание учебников из портфеля в шкафчик и наоборот), вечером «гульки» и пьянка с друзьями до утра, что взять — пацан. Хех… хотя я и так пацан, но если сравнить тогда и сейчас — как до небес. Сейчас же, с января, перед школой я, в спортивных штанах и куртке на голое тело, каждое утро пробегал несколько кругов по нашему футбольному стадиону, по мере тренировок преодолевая всё большее расстояние.

Никогда не думал, что стану таким… Хотя нет, признаюсь, поняв, что всё серьёзно, несколько ночей подряд рыдал в подушку, перед этим предварительно на полную катушку включив тяжёлый рок в своей комнате, чтоб никто не слышал отчаянной истерики. Но потом истерика кончилась — я же не какая-то плаксивая девка, чтобы постоянно лить слёзы в подушку и рассказывать о своих проблемах плюшевым медведям, которых у меня, кстати, никогда не имелось в наличии. Так что вместо этого я начал замыкаться, становиться мрачным человеком с немалой долей сарказма. Брутальный мужик, как бы меня назвали, будь я постарше.

Мать пару раз поспрашивала, потом отстала, а на выходных, когда приезжала сестра, я старался вернуть себе прежний образ веселого хулигана… и с каждым разом получалось всё хуже. В конце концов заметила и она, но так же, как и мать, после нескольких расспросов отстала, поняв, что я всё равно не отвечу. Отца во вменяемом, «рабочем» состоянии мы видели едва ли не раз в месяц. Он был боссом одной компании, да и редкостным трудоголиком, к тому же таким, что отдавался работе, как говорится, «до конца».

Но даже не это было самым болезненным… Тёмка… с ним мы дружили с самого детства. Живя в соседних подъездах, невозможно было не подружиться, а тут ещё и одногодки. Вместе дома, вместе на улице, вместе сначала в садике, потом в школе... Мы даже в универ один хотели пойти. Он меня Мишкой называл, я его так же мягко — Тёмкой. А теперь Тёмка даже случайных прикосновений избегал, в каждом движении, каждом слове находя какой-то двойной смысл.

Отдалился от меня, стал почти чужим, и это ранило больше всего. Он не понимал, что даже если я гей, это ещё не означает, что я буду вешаться на каждого встречного. Он тоже такой глупый. Но сейчас всё это ни к чему, ведь я решил начать всё с чистого листа. Этот город меня настолько достал, что трудно даже дышать, и это вовсе не из-за сигаретного дыма.

Насчёт побега я думал долго, стараясь просчитать всевозможные варианты. И не знал бы, что делать дальше, если бы не одно миленькое завещаньице, которое оформил на меня дед. Сделал это тайно — так, чтобы остальные не знали, ведь вообще-то всё должно было отойти сестре, но о доме, который он мне оставил, родные не подозревали. Да и сам дед передал мне в руки со своим дневником дарственно в него вложенную большую связку ключей, которые все были от того дома. Я тогда ещё удивлялся, зачем столько.

В общем, даже о существовании дома не знал никто кроме меня. Я же то, что он находится где-то в Киеве, и примерный адрес. Хотя дом почему-то представлялся мне маленьким однокомнатным домиком, со всех сторон ограждённым забором… Что-то вроде большой собачьей будки. В Киеве же, а там квартиры ого-го какие дорогущие!

За дедушкин дневник ещё не брался — если что, в поезде почитаю. Да, я уже решил, что поеду поездом. Мне, конечно, было немного страшно ехать одному — первый раз всё-таки, но, отбросив сомнения, решился. Надеюсь, поговорка «Язык и до Киева доведёт» окажется правдой. Однако сначала нужно собрать вещи, а значит, пойти домой.

Докурив сигарету, отбросил окурок на землю и потянулся: как хорошо, что сегодня выходной, можно смело валить хоть за границу, а сестра сама всё предкам объяснит. Она же не дура, сама понимает, что у меня что-то не так, поэтому будет молчать. Нужно лишь переждать где-нибудь до ночи, а тогда тихо прошмыгнуть к себе в комнату и собрать вещи. Благо ключи от дома я всегда ношу в кармане.

Идея, где провести время, пришла почти сразу. Во-первых, надо забрать документы из школы — каким бы дураком я там ни притворялся, чтобы лишний раз не трогали, но получить образование надо, а в новой школе, думаю, смогу нормально учиться. И во-вторых, съездить на ближайший вокзал, чтобы купить билет в Киев. Паспорт есть, значит, дадут. Этим я и занялся.

В школе проблем не возникло, директор, как и сестра, понял меня без слов, я даже ухмыльнулся — какие все понимающие оказались. Да и с билетами трудностей не было. Час до нашего областного центра, ещё пятнадцать минут до вокзала, ожидание очереди, а за ним покупка билетов на завтрашний поезд. Сегодня мне определённо везло, даже как-то странно.

Домой я вернулся почти ночью. Посидел на лавке, закурил сигарету, купленную ещё на вокзале, и бездумно смотрел впереди себя, наблюдая за идущими людьми и машинами. Почти никто из прохожих не оборачивался, спеша по своим делам…

При повороте ключа в замке дверь тихо отворилась, позволив мне зайти. Неудивительно, что все спали — было уже за полночь. Кажется, мать за меня не беспокоилась — она знала, вернее, думала, мол я могу перекантоваться у друзей, такое уже случалось несколько раз. Я разулся и в который раз поблагодарил Бога, что моя комната самая первая… после туалета. Зайдя внутрь, закрыл дверь, зажигая свет. Потом для удобства снял курточку и полез под кровать, где должна была лежать дорожная сумка, с которой я ездил в лагерь. Что самое классное, так это то, что сумка с выдвижными колёсиками, а значит, тащить её до вокзала в руках не придётся.

Расстегнув замок, начал класть туда самое необходимое: вещи на первое время, ноут, модем, все деньги, заработанные на подработке по выходным, дневник деда, смартфон, зарядки для него и ноута, пару наушников, две флешки… и понял, что больше мне брать нечего. У меня просто не было таких ценных вещей, которыми бы я дорожил. Но потом, вспомнив, подошел к шкафу с дисками и достал оттуда DVD-RWшку. Это был диск нашей с Тёмой поездки в летний лагерь. Открыв диск, понял, что моя любимая фотография с другом всё ещё была здесь. Нет, я не сентиментальный, мне всего лишь хочется оставить в памяти хотя бы образ того, кто когда-то был для меня дороже родителей.

Я не влюблён в него, просто мы понимали друг друга с полуслова-полувзгляда. Что и говорить, мы ведь были не только друзьями, а «лучшими», и это много чего значит… для меня, по крайней мере. Но он, конечно, не знал о моей ориентации, а когда я сам понял, то сразу начал скрывать. Сначала было тяжело, но потом как-то втянулся и привык. То, что я гей, осознал совершенно случайно: в И-нете наткнулся на какую-то гейскую порнушку, мне тогда тринадцать с половиной минуло — любопытно, вот и решил посмотреть. Включил, засмотрелся… и понял, что у меня стояк. Да, я тогда ещё долго не мог отойти от шока — хорошо хоть ни сестры, ни родителей не было.

А уж потом дошло — девушки меня совершенно не возбуждают. Они мне просто не нравились. Даже самому противно… тогда-то я и наткнулся на фанфики… Как говорится: «Что естественно, то не безобразно». Так я думал тогда, а сейчас окончательно решил, что лучше останусь один, чем буду заниматься сексом с гомиками. Меня и от собственного влечения буквально воротит, а если встречу такого же, даже не знаю, что сделаю — то ли покалечу, то ли просто убью, чтобы не мучился.

Положив диск почти на самый низ, закрыл сумку, а подняв её, слегка удивился тому, какая она лёгкая. Ну да, я ж почти ничего не взял, еду налегке. Потом, поставив ту обратно, сел на пол, так сказать, «на дорожку». И, опустив голову, задумался.

Угу, убегать страшно. Кто я без родителей? Да, никто, ноль без палочки. Если не найду подработку, то сгнию и помру. Но и здесь не останусь, просто не могу... Не могу жить среди людей, которые меня презирают. Я уже давно не тот наивный школьник, каким был три месяца назад. Давно не тот…

Когда я снова поднял голову, собираясь вставать, то увидел сестру в любимой розовой пижаме с медведями, прислонившуюся к дверному косяку и задумчиво смотрящую на меня.

— Привет, сестрёнка. Хотя, наверное, уже не «привет», а «пока».

Та вздрогнула и уже осмысленно глянула на меня, тут же переведя взгляд на пол. Он был всё таким же презрительно-жалостливым. Она, так же, как и мать, не понимает меня.

— Сбегаешь, — не вопрос, утверждение.

— Да…

И снова молчание.

— Даже не попрощаешься с родителями? — через пару минут.

— Нет, они и не отпустят. Как мать?

— Побушевала-побушевала, остыла, залилась слезами. Потом посмотрела какой-то сериал и легла спать.

— В общем, всё как обычно, — на секунду мы встретились взглядами, и одинаково, как в старые времена, понимающе улыбнулись друг другу.

Но спустя мгновение всё снова исчезло.

Немного подумав, надел курточку и доставая из кармана новую SIM-карту, подошел к столу. Переписал номер на бумажку, лежащую там.

— Вот, держи, — от меня не укрылось, что она сначала вздрогнула, прежде чем взять записку. — Это мой новый номер, можешь звонить. Но если кому-то дашь, даже матери, я тут же его поменяю.

И, надев сумку на плечо, пошел в коридор. То, что сестра немного отодвинулась, чтобы я ненароком её не коснулся, мне тоже удалось заметить. Надевая кроссовки, вдруг посмотрел на полку с обувью — там стояли сине-черные шузы. Мне вдруг стало ужасно жаль оставлять их здесь, так что, достав из заднего кармана джинсов обычный целлофановый двуручный кулёк, который мне дали, чтобы положить стартовый пакет, сложил туда шузы. Потом открыл сумку и положил их туда. Сестра наблюдала за мной, всё так же прислонившись к дверному косяку, только уже с другой стороны.

— И куда ты теперь? — окликнула она меня, когда я уже собирался уходить.

Теплая улыбка:

— Ты же знаешь, я не скажу.

Отрывистый кивок в ответ.

— Даш, закроешь за мной двери, я ключи дома оставлю.

Снова кивок. Немного поколебавшись, она подошла и обняла меня.

— Ты там осторожно, и, может… может, всё-таки возьмёшь ключи? — какая-то слабая, почти на грани фальши, надежда в голосе.

— Нет, обойдусь.

И опять кивок с непроизвольным облегчённым выдохом. Дашка тут же с испугом закрыла ладонью рот. Нет, сестрёнка, не переживай, я тебя понимаю — это борьба между тем, чтобы избавиться от балласта в виде брата-гея, вновь становясь «нормальной», и желанием защитить такое родное существо. Не переживай, я уже ухожу.

— Будь счастлива, — тихо шепчу ей, выходя на улицу.

Последним, что я увидел, были слёзы на её глазах. Ничего, всё пройдёт, я ухожу, а значит, не беспокойся.

Дата добавления: 2015-09-05