М.Л.Гаспаров

САРКАЗМ (греч. sarkasmos, от sarkazo, букв. — рву мясо) — вид комического; суждение, содержащее ед­кую, язвительную насмешку над изображаемым, выс­шая степень иронии. Связь С. и иронии зафиксирована еще античными теоретиками. В псевдоаристотелевой «Риторике к Александру» выделено четыре вида иронии: остроумие, шутливая насмешка, насмешка, издеватель­ство. Резкость отрицания в С. часто связывают с упот­реблением повелительного наклонения (напр., «Радуйся Царю Иудейский» — Матф., 27,29). Так, М.В.Ломоносов определяет С. как «иронию» «в повелительном наклоне­нии» (Ломоносов. Краткое руководство к красноречию. Книга первая, в которой содержится риторика... 1748). При этом сущность С. не исчерпывается более высокой степе­нью насмешки, обличения, но заключается прежде все­го в особом соотношении двух планов — подразумева­емого и выражаемого. Если в иронии дан лишь второй план и полностью выдержано иносказание, то в С. инос­казание нарочито ослабляется или снимается. С. — это исчезающая, точнее, дезавуируемая ирония. Негатив­ную, уничтожающую оценку С. нередко открыто обна­жает в самом тексте, вслед за видимым восхвалением: «Ты уснешь, окружен попечением / Дорогой и люби­мой семьи / (Ждущей смерти твоей с нетерпением)» (Н.А.Некрасов. Размышления у парадного подъезда, 1858). Тем не менее ироническая двуплановость обяза­тельна в С. как исходный рубеж и известный непреодо­ленный «остаток»; этим С. отличается от прямых форм обличения, напр, инвективы, т.е. обвинительной или бранной речи. С, в отличие от иронии, не свойственно «спокойное» отношение к предмету изображения или «игра» с ним. Напротив, С. отличает тон негодования, возмущения; в С, по выражению А.А.Григорьева,

30*

«САТАНИНСКАЯ ШКОЛА»

«вражда не осилила... действительности» («Взгляд на
русскую литературу со смерти Пушкина», 1, VII; 1859).
Поэтому широкое распространение С. получил в лири­
ческих и дидактических жанрах, а также в ораторском
искусстве. С. — одно из важных стилистических средств
юмора и особенно сатиры. Ю.В.Манн

«САТАНИНСКАЯ ШКОЛА» (англ. Satanic school)— понятие, примененное к творчеству Дж.Байрона, П.Б.Шелли и Дж.Китеа английским поэтом-лауреатом Р.Саути в предисловии к его поэме «Видение суда» (1821). Саути называет творения Байрона «чудовищной поме­сью ужасов и насмешки, распутства и нечестивости», считая этих поэтов безнравственными (как в книгах, так и в жизни) и не одобряя их интереса ко всему необуз­данному и экзотическому. Байрон отозвался сатиричес­кой пародией «Видение суда» (1822), за что ее издатель Дж.Гент был по суду оштрафован. Демократическая пресса (газеты «Республиканец», «Черный карлик») выступила в защиту Байрона и перепечатала его сатиру вместе с отчетом о суде. Поэт У.Хон тогда же опублико­вал свое «Видение о необходимости суда, написанное Слюнтяем», в котором пародировал верноподданичес­кую поэму Саути. Под влиянием пародии Хона Шелли написал, имея в виду английского короля, драму «Эдип-тиран» (1820), тираж которой был конфискован и унич­тожен властями. Рано умерший Ките не успел принять участия в полемике.

Лит.: Николюкин АН. Массовая поэзия в Англии конца XVIII—
начала XIX в. М., 1961. А.Н.Николюкин

САТИРА (лат. satira от satura — смесь). Словом «С.» обозначаются три явления: 1) определенный стихотвор­ный лиро-эпический мелкий жанр, сложившийся и раз­вивавшийся на римской почве (Невий, Энний, Луцилий, Гораций, Персии, Ювенал) и возрожденный в Новое вре­мя неоклассиками (сатиры М.Ренье, Н.Буало, А.Д.Кан­темира и др.); 2) другой менее определенный смешан­ный (с преобладанием прозы) чисто диалогический жанр, возникший в эллинистическую эпоху в форме философской диатрибы (Бион, Телет), преобразован­ный и оформленный циником Мениппом (3 в. до н.э.) и названный по его имени «менипповой сатирой»; по­здние образцы ее на греческом языке представлены для нас в творчестве Лукиана (2 в.), на латинском языке до нас дошли фрагменты сатир Варрона («Saturae Menippeae») <«Менипповы сатуры»>, сатира Сенеки «Apocolocyntosis» («Отыквление») и, наконец, сатири­ческий роман Петрония («Сатирикон»); эта форма С. не­посредственно подготовила важнейшую разновидность европейского романа, представленную на античной поч­ве «Сатириконом» Петрония и отчасти «Золотым ос­лом» Апулея, а в Новое время — романами Ф.Рабле («Гаргантюа и Пантагрюэль») и М.де Сервантеса («Дон Кихот»); кроме того, форма «менипповой сатиры» пред­ставлена в Новое время замечательной политической сатирой «Satire Menippee» (1594) и знаменитым коми­ческим диалогом Бероальда де Вервилля («Le Moyen de parvenir») <«Способ выйти в люди», 1610>; 3) опреде­ленное (в основном — отрицательное) отношение тво­рящего к предмету своего изображения (т.е. к изобра­жаемой действительности), определяющее выбор средств художественного изображения и общий харак­тер образов; в этом смысле С. не ограничена указанными

выше двумя определенными жанрами и может пользо­ваться любым жанром — эпическим, драматическим, лирическим; мы находим сатирическое изображение действительности и различных ее явлений в мелких фольклорных жанрах — в пословицах и поговорках (су­ществует целая обширная группа сатирических посло­виц и поговорок), в народных этологических эпитетах, т.е. кратких сатирических характеристиках жителей раз­личных стран, провинций, городов (напр., старофранцуз­ские «blasons» <«блазоны»>: «Лучшие пьяницы — в Ан­глии» или «Самые глупые — в Бретани»), в народных анекдотах, в народных комических диалогах (ими особен­но богата была Греция), в мелких импровизированных шу­товских жанрах придворных и народных (городских) шу­тов и клоунов, в мимах, комедиях, фарсах, интермедиях, в сказках —народных и литературных (напр., сатирические сказки Л.Тика, Э.Т.А.Гофмана, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Л.Н.Толстого), в эпических поэмах (древнейший гречес­кий сатирический эпос — песни о дурачке Маргите, су­щественный сатирический элемент есть в «Трудах и днях» Гесиода), в песенной лирике — народной (сати­рические уличные песни Франции) и литературной (са­тирические песни П.Ж.Беранже, А.О.Барбье, Н.А.Нек­расова), вообще в лирике (лирика Г.Гейне, Некрасова, В.В.Маяковского), в новеллах, повестях, романах, в очер­ковых жанрах; в этом океане сатирического творчества — народного и литературного, — использующего разнород­ные жанры и формы, специфические жанры римской и менипповой С. представляются лишь маленькими ост­ровками (хотя историческая роль их весьма существен­на). Таковы три значения слова «С».

История и теория С. разработана очень слабо. Пос­ледовательному и строгому изучению подвергнут, в сущ­ности, только жанр римской С. Даже мениппова сатира, ее фольклорные корни и ее историческая роль в созда­нии европейского романа изучены далеко не достаточно. Что же касается до междужанровой С, т.е. до сатиричес­кого отношения к действительности, реализующегося в разнороднейших жанрах (третье значение слова «С»), то с ее систематическим изучением дело обстоит очень плохо. История С. не есть история определенного жан­ра, — она касается всех жанров, притом в наиболее кри­тические моменты их развития. Сатирическое отноше­ние к действительности, реализуемое в каком-нибудь жанре, обладает способностью преобразовывать и об­новлять данный жанр. Сатирический момент вносит в любой жанр корректив современной действительнос­ти, живой актуальности, политической и идеологической злободневности. Сатирический элемент, обычно нераз­рывно связанный с пародированием и травестировани-ем, очищает жанр от омертвевшей условности, от обес­смысленных и переживших себя элементов традиции; этим он обновляет жанр и не дает ему застыть в догма­тической каноничности, не дает ему превратиться в чи­стую условность. Такую же обновляющую роль играла Сив истории литературных языков: она освежала эти языки за счет бытового разноречия, она осмеивала уста­ревшие языковые и стилистические формы. Известно, какую роль сыграли сатирические произведения (новел­лы, соти, фарсы, политические и религиозные памфле­ты, такие романы, как «Гаргантюа и Пантагрюэль» Раб­ле) в истории создания литературных языков Нового времени и в истории их обновления во второй половине 18 в. (сатирические журналы, сатирические и сатирико-

САТИРА

юмористические романы, памфлеты). Правильно понять и оценить эту роль С. в процессе обновления литера­турных языков и жанров можно только при постоянном учете связи С. с пародией. Исторически их нельзя разъе­динять: всякая существенная пародия всегда сатирич­на, и всякая существенная С. всегда сочетается с паро­дированием и травестированием устаревших жанров, стилей и языков (достаточно назвать мениппову сатиру, обычно насыщенную пародиями и травестиями, «Пись­ма темных людей», романы Рабле и Сервантеса). Т.о., история С. слагается из важнейших («критических») страниц истории всех остальных жанров, особенно ро­мана (он был подготовлен Сив последующем об­новлялся с помощью сатирического и пародийного элемента). Отметим еще для примера обновляющую роль комедии день арте. Ее определили народно-сати­рические маски и мелкие шутовские жанры — анекдо­ты, комические агоны (споры), народно-этологические передразнивания диалектов. Комедия эта оказала гро­мадное обновляющее влияние на все драматическое творчество Нового времени (и не только на драматичес­кое, отметим, напр., влияние ее форм на романтичес­кую С, в особенности на Гофмана, или косвенное ее влияние на Н.В.Гоголя). Особо нужно подчеркнуть ис­ключительно важную роль С. в истории реализма. Все эти вопросы истории С. очень слабо разработаны. Ис­торики литературы занимались больше отвлеченной идеологией того или иного сатирика или наивно-реали­стическими заключениями от произведения к современ­ной ему исторической действительности.

Не лучше обстоит дело и с теорией С. Особое меж­дужанровое положение С. чрезвычайно затрудняло те­оретические исследования ее. В теориях литературы и поэтиках С. обычно фигурирует в разделе лиричес­ких жанров, т.е. имеется в виду только римский сати­рический жанр и его неоклассические подражания. Та­кое отнесение С. к лирике — весьма обычное явление. А.Г.Горнфельд определяет ее так: «Сатира в своей истин­ной форме есть чистейшая лирика—лирика негодования» (Горнфельд А.Г. Сатира // Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон. СПб., 1900. Т. 28. С. 461). Исследовате­ли же, ориентирующиеся на С. Нового времени и осо­бенно на сатирический роман, склонны признавать ее чисто эпическим явлением. Некоторые считают сатири­ческий момент, как таковой, внехудожественной, публи­цистическою примесью к художественной литературе. Также разноречиво определяется и отношение С. к юмо­ру: одни их резко разделяют, считают их даже чем-то противоположным, другие же видят в юморе лишь смяг­ченную, так сказать, «добродушную» разновидность С. Не определены ни роль, ни характер смеха в С. Не опре­делены взаимоотношения С. и пародии. Теоретическое изучение С. должно носить историко-систематический характер, причем особенно важно раскрыть фольклор­ные корни С. и определить особый характер сатиричес­ких образов в устном народном творчестве.

Одно из лучших определений С. — не как жанра, а как особого отношения творящего к изображаемой им действи­тельности — дал Ф.Шиллер. Примем его за исходный пункт. Вот оно: «Действительность как недостаточность противопоставляется в сатире идеалу как высшей ре­альности. Действительность, таким образом, обязатель­но становится в ней объектом неприятия» («О наивной и сентиментальной поэзии», 1795-96). В этом опре-

делении правильно подчеркнуты два момента: момент отношения С. к действительности и момент отрицания этой действительности как недостаточности. Эта недо­статочность раскрывается, по Шиллеру, в свете идеала «как высшей реальности». Здесь сказывается идеалис­тическая ограниченность шиллеровского определения: «идеал» мыслится как нечто статическое, вечное и от­влеченное, а не как историческая необходимость наступ­ления нового и лучшего (будущего, заложенного в от­рицаемом настоящем). Необходимо особо подчеркнуть (этого не делает Шиллер) образный характер сатиричес­кого отрицания, отличающий С. как художественное явление от различных форм публицистики. Итак, С. есть образное отрицание современной действительности в различных ее моментах, необходимо включающее в себя — в той или иной форме, с той или иной степе­нью конкретности и ясности — и положительный мо­мент утверждения лучшей действительности. Это пред­варительное и общее определение С, как и все такого рода определения, неизбежно и абстрактно и бедно. Только исторический обзор богатого многообразия са­тирических форм позволит нам конкретизировать и обо­гатить это определение.

Древнейшие фольклорные формы образного отри­цания, т.е. С, суть формы народно-праздничного осме­яния и срамословия. Эти формы носили первоначально культовый характер. Это был обрядовый смех («rire rituel» — по терминологии С.Рейнака). Но это перво­начальное ритуально-магическое значение осмеяния и срамословия может быть только реконструировано на­укой (с большим или меньшим правдоподобием), все же известные нам по памятникам формы народ но-празд­ничного смеха уже художественно переоформлены и идеологически переосмыслены: это — уже сложив­шиеся формы образного отрицания, включающие в себя момент утверждения. Это — фольклорное ядро С. При­ведем важнейшие факты. Во время фесмофорий, Галоа и других греческих праздников женщины осыпали друг друга насмешками с непристойной бранью, сопровож­дая выкрикиваемые слова непристойными жестами; та­кие смеховые перебранки назывались aeshrologia (т.е. «срамословие»), Плутарх рассказывает о беотииском празднике «Daedala» (плутарховский текст не сохранил­ся, но передан Эвсебием), во время которого разыгры­вался фиктивный брачный обряд, сопровождавшийся смехом, а кончавшийся сожжением деревянной статуи. Об аналогичном празднике рассказывает и Павсаний. Это — типичный праздник возвращения к жизни бо­жества вегетации; смех здесь связан с образами смер­ти и возрождения производительной силы природы. Особенно и интересен и важен рассказ Геродота (V, 83) о празднике Деметры, во время которого женские хоры осмеивали друг друга; здесь это осмеяние, конечно, также было связано с мотивами смерти и возрождения производительной силы. Дошли до нас свидетельства и об осмеяниях во время греческих свадебных обря­дов. Существует интересная экспликативная легенда, объясняющая связь между смехом и непристойностью, с одной стороны, и между смехом и возрождением, с другой. Эта легенда отражена в гомеровском гим­не к Деметре. После похищения Персефоны в пре­исподнюю скорбящая Деметра отказывалась от питья и пищи, пока ее не рассмешили Ямбы, проделав пе­ред нею непристойный жест.

САТИРА

Народно-праздничное посрамление и осмеяние мы находим и на римской почве. Гораций изображает в од­ном из своих посланий (2.1,139) праздник жатвы, во время которого совершаются вольные осмеяния и по­срамления в диалогической форме (fescennina licentia). Об аналогичном празднике говорит и Овидий (Фасты, III, 675-676). Известны римские триумфальные осме­яния (carmina triumphalia), также имевшие диалогичес­кую форму. Упомяну, наконец, сатурналии с их узако­ненной свободой смеха и организованным осмеянием и посрамлением шутовского царя (старого царя, ста­рого года).

Все эти праздники осмеяния, как греческие, так и римские, существенно связаны с временем — со сме­ною времен года и сельскохозяйственных циклов. Смех как бы фиксирует самый момент этой смены, момент смерти старого и одновременно рождения нового. По­этому и праздничный смех является одновременно и на­смешливым, бранным, посрамляющим (уходящую смерть, зиму, старый год) смехом и смехом радостным, ликующим, приветственным (возрождение, весна, свежая зелень, новый год). Это — не голая насмешка, отрицание старого неразрывно слито здесь с утвержде­нием нового и лучшего. Это воплощенное в смеховых образах отрицание имело, следовательно, стихийно-ди­алектический характер.

По свидетельству самих древних, эти народно-праз­дничные формы осмеяния и срамословия и были теми корнями, из которых выросли литературные сатиричес­кие формы. Аристотель (Поэтика, 1448²,32) видит кор­ни комедии в ямбических песенных посрамлениях («iambidzein»), причем он отмечает диалогический харак­тер этих посрамлений («iambidzon allelus»). М.Теренций Варрон в своей работе «О происхождении сценического искусства» находит ее зачатки в различных праздне­ствах — в компиталиях, в луперкалиях и др. Наконец, Ливии (7, 2, 4) сообщает о существовании народной драматической «сатуры», выросшей из фесценнин. Ко всем этим утверждениям древних (особенно Ливия) нужно, конечно, относиться критически. Но не подле­жит никакому сомнению глубокая внутренняя связь ан­тичного литературно-сатирического образного отрица­ния с народно-праздничным смехом и посрамлением. И в дальнейшем развитии античной С. она не порывает своей связи с живыми формами народно-праздничного смеха (напр., существенна связь с сатурналиями эпиг­рамматического творчества Марциала и романа-сатуры Петрония).

Мы наблюдаем шесть основных черт народно-празд­ничных осмеяний и посрамлений, повторяющихся затем во всех сколько-нибудь существенных явлениях сатири­ческого творчества античности (да и всех последующих эпох развития европейской сатиры): 1) диалогический характер осмеяния-посрамления (взаимоосмеяние хоров); 2) присущий этим осмеяниям момент пародирования, передразнивания; 3) универсальный характер осмеяний (осмеяние божеств, старого царя, всего господствующего строя (сатурналии); 4) связь смеха с материально-телесным производительным началом (срамословие); 5) существен­ное отношение осмеяния к времени и временной смене, к возрождению, к смерти старого и рождению нового; 6) стихийная диалектичность осмеяния, сочетание в нем насмешки (старое) с весельем (новое). В образах осмеи­ваемого старого народ осмеивал господствующий строй

с его формами угнетения — в образах нового он вопло­щал свои лучшие чаяния и стремления.

Классическая Греция не знала особого специального жанра С. Сатирическое отношение к предмету изобра­жения (образное отрицание) реализуется здесь в разно­роднейших жанрах. Очень рано возник здесь народный комико-сатирический эпос — песни о дурачке Маргите (древние приписывали их Гомеру, Аристотель выводил из них комедию); «Маргит» — первый европейский обра­зец «дурацкой сатиры» («Narrensatire») — одного из са­мых распространенных видов С. в средние века и в эпоху Возрождения. Дурак в этом виде С. в большинстве слу­чаев выполняет троякую функцию: 1) его осмеивают, 2) он сам осмеивает, 3) он служит средством осмеяния окружающей действительности, тем зеркалом, в котором отражаются дурацкие черты этой действительности. Ду­рак часто совмещает в себе черты плута с чертами наивного простака, не понимающего глупой или лживой условности социальной действительности — обычаев, за­конов, верований (что особенно важно для выполнения третьей, разоблачающей окружающую действительность, функции). Таким, по-видимому, и был Маргит, насколько можно судить по дошедшим до нас чрезвычайно скудным свидетельствам и фрагментам. Очень рано возникла и за­мечательная пародия на героический эпос — «Война мы­шей и лягушек». Это произведение свидетельствует о том, что уже в 7-6 вв. до н.э. греки обладали высокой культу­рой пародирования. Предметом осмеяния в «Войне мышей и лягушек» служит само эпическое слово, т.е. жанр и стиль архаизующей героической поэмы. Паро­дия эта является, следовательно, С. (образным отрица­нием) на господствующий, но уже отмирающий стиль эпохи (и такой является всякая подлинная пародия и тра-вестия). Осмеяние это не было голой насмешкой, по­этому греки и могли приписывать эту пародию самому Гомеру. Наконец, сильный сатирический элемент есть в поэме Гесиода «Труды и дни» (сатирическое изобра­жение судов, властей, деревенских тягот, вставная сати­рическая басня и т.п.). Характерно, что именно здесь рассказана легенда о четырех веках, отражающая глу­боко сатирическое ощущение времени, смены веков и поколений (как ценностных миров) и глубоко сатири­ческое осуждение настоящего (знаменитая характеристи­ка «железного века»); здесь нашло свое яркое выражение и характерное для мифологического мировоззрения во­обще и для всей античной С. перенесение «идеала», уто­пического царства добра, справедливости и изобилия, из будущего в прошлое («золотой век»).

В области лирики сатирический элемент (образное отрицание) определил собою греческую ямбическую поэзию (Архилох, Гиппонакт). Ямб непосредственно возникает из народно-праздничных осмеяний и срамос­ловии. В нем сочетаются диалогическая обращенность, грубая брань, смех, непристойности, пожелания смер­ти, образы старости и разложения. Ямб откликается на современную действительность, на злободневность; в нем даются бытовые подробности и появляются обра­зы осмеиваемых людей и даже иронический образ са­мого автора (у Архилоха). В этом отношении ямб резко отличается от всех остальных жанров греческой лири­ки, с их условностью и с их высоким, отвлекающимся от современной действительности, стилем.

Дата добавления: 2015-08-20