Мне уже не больно. 1 страница

Утро в нашем офисе начинается как обычно: показ сдержанных мод, как мы это называем с Катей, из-за строгого дресс-кода. Приглушенный гул голосов опаздывающих, шуршание полиэтиленовых пакетов с контейнерами в которых заботливо упакованы, завтраки, обеды и ужины. Один за другим оживают мониторы компьютеров, везде одинаковые заставки: логотип нашего банка на синем фоне, «ПКБ». В этом году банку исполняется 50 лет, будет шикарный корпоратив. Мы с Катей стоим у кулера, это наш ритуал. Мы туда приходим не только попить воды, но еще и немного посплетничать, и так три раза в день вот уже почти два года. Работа у нас монотонная, и мы всегда рады хоть чем-то развлечься в течение рабочего дня.

Катя приехала в Москву из Архангельска, вместе с мужем. Они снимают тут квартиру, копят деньги на ипотеку. Катя, старше меня на тринадцать лет, ей тридцать три года. Она чуть выше меня ростом, у нее светлые глаза и волосы, она немного полновата и постоянно сидит на диетах. Катю, наверно можно было бы назвать красивой женщиной, но ее лицо, все время носит маску усталости и изможденности, наверно это сказывается ее тяжелое детство в деревне. Мы подружились с Катей, когда она пришла к нам в отдел и мне посадили ее в пару, на обучение.

А, я… Ну, что я. Закончила институт, и поняла, что мне нужны деньги, по профессии они мне не светят. Знакомая порекомендовала меня своей подруге, которая теперь моя начальница. А, что, платят тут хорошо, наверно по тому, что работа не самая лучшая. Но, я всегда говорю себе: «дорогая, потерпи до зарплаты и у тебя обязательно появятся и настроение и силы работать дальше». Я живу с мамой, у меня нет ни сестер, ни братьев, есть племянница. Я не замужем, детей у меня нет. Есть молодой человек, который за мной ухаживает… звучит забавно, как будто я сама не могу за собой ухаживать, словно я хомячок.

У меня есть маленькая тайна: вот уже 2 года сохну по директору филиала нашего банка. И вот сейчас, я украдкой смотрю на его фото на брошюре для внутреннего пользования и млею, с загадочной улыбкой Моны Лизы, это так мне сказал мой коллега. Но в том-то и есть загадка, что это только моя тайна. Мне стыдно говорить об этом даже Кате и маме. Он такой шикарный мужчина, а я… ну что я, я обычная, самая обычная девушка. И я всегда боюсь только одного: что если я раскрою свою тайну, то услышу в ответ: «Ты что!? Да, он даже на тебя и не посмотрит!». Да, я и сама это знаю. От этой мысли у меня всегда портится настроение. Да, в конце концов, где-то глубоко внутри мне никто не запретит восхищаться им! Жить в своем выдуманном мире, быть счастливой, зная, что этот человек существует на самом деле, я могу его видеть, я могу хоть на минутку быть с ним в запредельной близости, когда он проходит мимо, я могу с ним поравняться, в эту секунду, моя жизнь замедляется, за спиной отрастают крылья, я чувствую аромат его парфюма, будто, это какой-то волшебный живительный эликсир. Внутри меня происходят чудесные метаморфозы, все бурлит и взрывается, а потом замирает. И так каждый раз, моя безответная любовь на расстоянии, цветет пышным цветом, словно болезненная одержимость. Зато, я точно знаю, зачем я живу. Ради таких секунд и минут.

Зовут его Першин Александр Сергеевич. Ага, как Пушкин. Некоторые коллеги любят шутить на этот счет. «Буря мглою небо кроет», кто это? Першин собрал совещание!». Когда я вижу его у меня всегда по спине бегут мурашки, я умираю и тут же воскресаю, многие пугающие вещи происходят со мной в этот момент, но они прекрасны и уникальны. Он такой высокий, такой надменный, у него аристократические черты лица, высокие скулы, точеный тонкий нос, а его глаза… Я пропадаю. Да, бедная, маленькая, глупая девчонка. Я самая младшая, из коллег, и всегда густо краснею, когда мой герой, проходит мимо нашего отдела и мимолетно здоровается. Я как раз сижу ближе к проходу, и вот он, широким шагом, весь такой уверенный, красивый и статный, в своих дорогих костюмах, и дурманящим парфюмом проплывает мимо меня…. Ах! Они такие таинственные в загадочном прищуре под густыми бровями. У него сильный мужественный подбородок. Полжизни за такого, всегда проплывает в моей голове. И кто бы мог знать, что если так отчаянно мечтать о ком-то или о чем-то, все грани начинают стираться и тебя заносит в другой мир. Обычно мои грезы быстро прерываются нарастающем шепотом коллег женщин, которые, не скрывая своего восторга, открыто заявляют о своих симпатиях и желаниях относительно Александра Сергеевича, а мужчины нарочито фыркают.

Сегодня он приехал в офис на совещание, крупное. У нас на совещаниях он тоже бывает. Он любит, когда все под контролем, когда все перед ним отчитываются, как мне кажется. Я всегда любуюсь его лицом, его манерой держаться так, будто он из другого теста. Он всегда сидит поодаль, и слушает, продолжая работу за ноутбуком, редко он вмешивается, задавая вопросы, все сразу цепенеют. И вот однажды, Катя раскрыла мою страшную тайну, относительно предмета моего воздыхания, она сделала ужасную вещь! Она слегка подтолкнула меня, когда я проходила мимо Александра Сергеевича, это было по-ребячески с ее стороны. Меня немного мотануло и я прижалась к нему, к великому счастью не отдавив при этом ему ноги. Я испытала гамму чувств, я разозлилась, я испугалась, я почувствовала сильное возбуждение, касаясь кончиками пальцев его одежды, под которой я почувствовала крепкое тело. Кровь залила мое лицо, от этой неожиданной близости. Но он не оттолкнул меня, не разозлился, как я предполагала. Он наполнил мою жизнь новым смыслом.

- Вы в порядке? –спросил Александр Сергеевич. В его голосе читалось настороженность.

Я не в силах поднять на него глаз, снова покраснела. Он взял меня под руку и выровнял меня, твердо поставив на обе ноги. Я такая маленькая рядом с ним пронеслось у меня в голове.

- Извините, пожалуйста! – сипло вымолвила тихие слова. – Что-то голова закружилась… - я стояла как провинившиеся школьница, про себя ругая и благодаря Катю.

- Ничего страшного – он снова говорит со мной, он смеется. Я до сих пор чувствую кожей его прикосновение.

Вот так вот восторженно я жила, около недели пока снова не встретила Александра Сергеевича в коридоре. Я сотни раз представляла, как мы оба идем навстречу друг другу, я обольстительно улыбаюсь ему, покачиваясь на высоких каблуках, он улыбается мне, и когда я прохожу мимо, шлейф наших ароматов перемешивается воедино, образуя магический флер, как неуловимый эликсир любви он оборачивается и смотрит мне в след. Ах!

И вот я иду по коридору, Александр Сергеевич идет мне на встречу, я обольстительно улыбаюсь ему опасно раскачиваясь на высоченных шпильках а он… он, смотрит сквозь меня, его выражение лица не меняется ни на йоту. Мне хочется провалиться сквозь землю. Мое сердце как будто срывается с самой высокой вершины и падает в пропасть, разбиваясь на миллионы осколков. Я физически чувствую как мне жарко и больно в груди. К глазам мигом подкатывают слезы, я непроизвольно поджимаю губы, в горькой гримасе.

Место встречи изменить нельзя. Четыре часа дня, мы с Катей стоим у кулера. Я уже вдоволь наплакалась, заперевшись в туалете, уткнувшись лицом в бумажное полотенце. Хорошо, что туалеты у нас полностью раздельные, а не кабинки. Ко мне ни кто не приставал с вопросами, и можно было излить свою боль, хотя бы слезами.

- Я нашла ЖЖ этой курицы, потом тебе ссылку пришлю, почитай, она вообще дура! – заявляет мне Катя.

- Какой курицы?- тихо спрашиваю я, мысленно еще оплакивая свое разбитое сердце.

- Ну, этой, новой начальницы рекламного отдела. – Катя смотрит на меня с недоумением. – она там пишет, как вечером пошла в магазин и увидела мужчину у которого в корзинке лежала селедка и йогурт, и она решила, что он не женат и при этом хорош собой, и надо его закадрить – на последнем слове Катя сгибается пополам от смеха – Она в зеркало-то смотреться, или у нее везде развешаны портреты Анжелины Джоли и она думает, что это зеркала!

Эту женщину я видела пару раз. Она зовет себя и позиционирует как Милена Волгодонская. Когда я впервые услышала это словосочетание, я представила себе роскошную блондинку или брюнетку, ну короче какую-то эффектную молодую женщину с закинонами, но на совещание пришла какая-то замухрышка лет под сорок, с короткой стрижкой, плохо одетая а главное страшненькая, даже серые мыши обиделись бы если Милену сравнили бы с ними. На самом деле, Милена оказалась, Леной Пупыркиной, это разузнала Катя. Еще меня позабавили сплетни, что эта сумасшедшая образина с отталкивающей внешностью, пышущая идиотскими амбициями, положила глаз на Першина Александра. Не надо думать, что я ревную, было бы к кому. От этой мысли я фыркаю вслух. И тут же поразилась, как зло я думаю о человеке с которым даже никогда не общалась. Стыдно.

- Прикинь?! – одобряюще отзывается Катя.

И действительно, неприятно наблюдать потуги этой странной дамы. Обольстительница из нее еще та. Нельзя так думать о людях, но ни что человеческое мне не чуждо. Но Александр Сергеевич, любить быть центром внимания, и ему кажется все равно, кто поет ему дифирамбы, чем больше народу, тем шире улыбка. А если ему нравится такое внимание, и я могу видеть его улыбку, я счастлива.

Ловлю себя на мысли, что я разозлилась не на шутку. Еще бы! Он даже не заметил меня. У нас на работе строгий дресс-код. Не смотря на это на мне красивое синее платье, оно строгое, но очень элегантное, высокие каблуки, почти впервые в жизни. Я завила волосы, и красивые локоны спадают на плечи, макияж очень сдержанный, хотя я позволила себе больше обычного сделать акцент на глазах. Они зеленые, а сейчас еще очень злые. Макияж? Уже нет, он весь остался на бумажном полотенце, теперь я просто девушка с красными глазами и носом.

- Какие у тебя шикарные туфли! – замечает Катя, - Ты на свидание собралась? – она испытывающее смотрит на меня.

- Угу… собралась –я надуваю губы.

- Ромашка, тебе просто нужен хороший контраст! Пройди мимо, когда он будет рядом с Миленой! – Катя снова громко закатывается смехом.

Нет, Катя совсем не злая, просто у нее такой юмор, а вообще она бывает очень внимательной и понимающей, у меня больше нет подруг, я тяжело схожусь с людьми, они не хотят делить со мной мой розовый мир, в котором живут разноцветные пони и единороги. Мне и мама говорит, что уже пора повзрослеть. Но у меня дома еще полно плюшевых игрушек, которые заботливо расставлены по все квартире. Я не чувствую себя взрослой женщиной, я чувствую себя маленькой девочкой. Наверно поэтому Катя называет меня ромашкой, еще и из-а фамилии, я Ромашова. Или может быть из-за того, что в батарее ежегодных тестов, которые мы обязательно проходим был такой тест: «нарисуйте цветок», и я нарисовала ромашку. Я не знаю, что он значит, нам ничего никогда не объясняют. Так или иначе, я теперь ромашка.

В этот день, я решила остаться подольше, хотя моя смена заканчивается в шесть, я попросила начальницу отдела, разрешить мне поработать до девяти вечера, сославшись на то, что хочу «дожать» одного своего клиента. Тем более, сейчас разгар лета и пора отпусков, наш отдел, почти опустел. Мне разрешили остаться строго до восьми. Я конечно не трудоголик, я знаю, что сегодня вечером в наш офис заедет ОН. Я неистово желаю увидеть его еще раз. Тем более, когда он приезжает поздно вечером, уже почти никого нет, и Александр Сергеевич, ведет себя более свободно. Я украдкой наблюдаю за ним, в его кабинете, со стеклянными стенами, и если он не закрывают жалюзи, я словно смотрю кино с любимым актером. У меня замирает дыхание и я… короче, маньячу я. Я слышала сплетни, конечно от Кати, что Александр Сергеевич, нарочно отказался от огромного личного кабинета, в престижной части здания, ради того, чтоб наблюдать за самым многочисленным отделом и самому красоваться перед нами. Не знаю. Не берусь судить.

Я не могу отказать себе в таком удовольствии. Тем более он меня не видит, я сижу за множеством перегородок и после шести, в этой части помещения отключают верхний свет и те кто остался, продолжают работать в свете настольных ламп. Мне даже больше нравится, как-то уютнее.

Сижу и жду. Поглядывая в проход. Я осталась совсем одна, даже уборщики уже ушли, быстро сделав свою работу. Очень тихо, только мерно гудит мой компьютер. И еще периодически, булькает кулер, и промывается кофе машина. Я обзваниваю своих клиентов, но мне сегодня не очень-то везет, они как будто все разом сговорились и не отвечают на звонки. Я немного пугаюсь от неожиданности, когда вдруг слышу стук дверей, приближающиеся шаги и голос. Это он! И тут со мной снова твориться что-то нездоровое. Мое сердце так начинает стучать, что будто бы стучит где-то в голове, а не в груди. У меня все валится из рук и вообще я уже сама собой не владею. Он, идет быстрым шагом, в одной руке телефон, он говорит по нему, а точнее очень громко орет на кого-то, в другой у него портфель и пиджак. Он заходит в свой кабинет и закрывает дверь, и вот его уже не слышно. Жалюзи частично открыты и я могу его видеть: вот он бросает на диван свои вещи, теперь он ослабляет хватку своего галстука, на нем такая белая рубашка, что мне кажется я ослепну. Он ходит как лев в клетке, размахивает руками, он зол. Я никогда не видела его таким. Обычно, я часами наблюдаю его безмятежное лицо, когда он разбирается со своими бумагами за столом, или за ноутбуком, но сегодня, что-то новенькое. Я прячусь во мрак, подкручиваю механизм стула, чтоб сидеть максимально низко, не переживу, если он увидит мое нездоровое любопытство, да еще в тот момент, когда он так зол как черт.

На часах без пяти девять, мне пора собираться домой. Я немного огорчена тем, что увидела Александра Сергеевича таким, но зато увидела его вообще. Я начинаю потихонечку убирать все свои бумаги, мне еще нужно набросать отчет за день. Мои будничные мысли прерывает такой грохот и ругать, что я невольно вжимаюсь в стул, и как будто совсем исчезаю. Вот это да! Переведя дыхание я тихонечко выглядываю в проход, то, что я вижу не мало удивляет меня: двое огромных мужчин, в них я узнаю охрану Александра Сергеевича, тащат какого-то мужика, под руки, тот попросту не передвигает ногами и они волочат его по полу, следом идет неизвестный мне мужчина и материт несчастного отборным матом, при этом умудряется на ходу пинать его.

Мамочка моя дорогая, что же мне теперь делать!? Паника накатывает на меня снежным комом. Уйти я не могу, они заметят меня, так как выход мимо кабинета Александра Сергеевича, а остаться тут под столом, более чем глупо, других вариантов я сейчас не в состоянии придумать.

Я выключаю компьютер дрожащими пальцами, на часах уже восемь минут десятого. Я надеюсь проскочить мимо, по другим рядам столов.

Но вместо этого эта жизнь начала приобретать другие оттенки. Моя привычная розовая жизнь в ярких фантазиях окрасилась в миг, в грязные тона, когда услышав выстрел я от неожиданно громкого звука вскрикнула. Последнее, что я видела, перед тем, как чуть не попрощалась с жизнью, это удивленное лицо Александра Сергеевича, изумленное лицо, неизвестного мне мужчины, теперь он же убийца, такого несчастного которого тащили, лежащего на полу, вылетающих в мою сторону двух амбалов и все это в брызгах крови.

Бежать некуда, да и бессмысленно. Страх парализовал все мое тело. Когда меня хватают сильные грубые руки, я даже не сопротивляюсь, а только вскрикиваю от ужаса происходящего.

Меня почти так же вволакивают в кабинет как того несчастного который лежит на полу. Я не смотрю на него, я боюсь, что меня стошнит от вида крови. Но запах делает свое дело, мой желудок начинает скручиваться по спирали. И меня рвет. Я начинаю плакать и шмыгать носом. Все орут почему-то на меня.

- Господи Иисусе! – вопит Александр Сергеевич, -Что за дурдом вы мне тут устроили!? Ты вообще кто такая и что тут делаешь!? – он так орет, что у него проступают желваки, я вижу оба ряда его белых зубов, верхний и нижний, и даже вылетающие брызги слюны. Никогда не думала, что увижу его таким. Я перестаю плакать и начинаю рыдать. Мне страшно. Я скорчилась в уголочке дивана.

- Я… я – мямлю, - я же тут работаю – не могу говорить сквозь рыдания.

Он даже не помнит меня, что они со мной сделают? Кровь бешено стучит в висках.

- Ты чертова дура! – орет на меня мужчина моей мечты.

Я рыдаю, содрогаясь всем телом, и подпрыгиваю от ора. Вот бы исчезнуть, раствориться, испариться, улетучиться….

- Саш, надо ее кончать – спокойно предлагает тот мужик, который убил того, что лежит на полу, где-то у дивана на котором я ежусь.

- Ты, что идиот?! Давай теперь всех перебиваем тут! Какого хера ты вообще это сделал? Ты совсем мудак!?

Тот злобно смотрит на меня, и меня снова подташнивает от страха, неужели меня убьют, но за что?

- Я ничего не скажу, я ничего ни кому не скажу, пожалуйста, отпустите меня, пожа…

- Заткнись, чертова дура! – обрывает мои причитания Александр Сергеевич.

Все вдруг замолкают. Я закрываю лицо ладонями и стараюсь не издавать ни звука, как будто если я замолчу, они забудут про меня. Но всхлипывания вырываются из груди как икота.

Тишину нарушает спокойный голос Александра Сергеевича:

- Ты точно ни кому не скажешь?- это он обращается ко мне? Я смотрю на него во все глаза и не могу поверить. Тот другой, мужик, убийца, тоже смотрит на него с изумлением.

- Конечно – отвечаю я, мой голос срывается.

- Тогда иди… - говорит он тихим властным голосом. Я не верю своим ушам. Но тело мое подскакивает и я уже на ногах покачиваясь иду к дверям – Спасибо…Мои зубы почему-то клацнули, будто меня ударили в челюсть, и все вокруг почему-то поплыло, мой затылок обдало жаром, и я упала в черную бездну.

- Камеры, мешки и пол! – слышу я рев любимого голоса сквозь уносящую меня тьму.

Открываю глаза. Чернота. Первые мысли: либо я ослепла, либо умерла. В легкие врывается затхлый воздух, меня начинает мутить, все тело болит. Где я? Почти не дыша, я закрываю глаза и ощупываю то, на чем лежу. Мои пальцы скользят по металлической сетке, это кажется старая железная койка. Аккуратно ощупываю руками пространство вокруг себя, паника нарастает. Там, где я нахожусь очень душно, почти нет воздуха. Нет никаких звуков. Пощупав пустоту над головой, я очень тихо поднимаюсь, я не знаю, одна ли я тут. Пружины подо мной скрипят. Я сажусь и поджимаю к груди ноги. Очень болят ребра и голова. Глажу себя по ребрам, я в той же одежде в которую помню последней. Может быть все это страшный сон? Дотрагиваюсь до головы и холодею: кончики пальцев прикасаются ко влажному и липкому, подношу пальцы к носу… это кровь. Тут я понимаю, что меня ударили сзади по голове, когда я выходила из кабинета. Паника набирает обороты, а вдруг это не кровь, а вообще мозг. О нет, разве такое возможно? Мои мысли хаотично скачут, я вспоминаю события произошедшего. Думаю о маме. Тошнота и безысходность подступают вплотную к горлу. У мамы больное сердце, она наверно ищет меня уже везде. Моя бедная мама! Стон и рыдания вырываются из моей груди без предупреждения, без спроса. Я не знаю где я, не знаю, сколько я уже здесь, не знаю, что со мной делали и сделают, я чувствую себя отвратительно. Я беспомощная сижу в удушающей тьме. Возможно тут и умру. Обхватив колени руками, раскачиваюсь словно в трансе, слезы льются градом, попадая в рот горькой солью. Как вообще такое может быть? Почему это случилось со мной? Что я сделала не так? Что будет дальше? И как же так вышло, что я не могу ответить на все эти вопросы, от меня ничего теперь не зависит. Я боюсь вставать с этой мерзкой кровати, я не знаю, что вокруг меня и подо мной. Остается только ждать. И рыдания снова накрывают меня с головой, я не могу смириться с этой страшной безысходностью. Мне мерещатся какие-то звуки, но это всего лишь мое воображение. Моя бедная мамочка… Мне так невыносимо страшно.

Резкий оглушающий звук, выносит меня из дремы, сердце стучит где-то в горле, так сильно, что я не могу дышать. Я сжимаюсь в комочек.

- Вот дерьмо! – слышу я знакомый мужской голос – меня ослепляет искусственный белый луч. – Купите лампочку, тут патрон есть! – обращается он к кому-то.

- Будет сделано! – слышу бодрый ответ.

Я судорожно следую глазами за лучом света, глаза постепенно привыкли к нему. Я понимаю, что нахожусь в каком-то погребе, размером примерно два на два метра, без окон, с одной дверью почему-то не в потолке (ведь, кажется, это погреб), а в стене на уровне моей макушки, то есть примерно 160 сантиметров, от пола, без ступенек. Вижу стул, ведро у стены и это все.

Александр Сергеевич, приседает на краю порога и спрыгивает вниз в мою тюрьму. Уверенно идет к стулу, разворачивает его спинкой ко мне и садится на него верхом, светя фонариком мне в лицо. Я щурюсь и закрываю глаза руками. Каждое движение рукой, отдает болью в ребрах. Я морщусь. И начинаю плакать.

- Ну, что чертова дура, что же мне теперь с тобой делать? Сейчас принесут лампочку будешь писать заявление. – его голос холодный металл обжигает меня.

- Какую лампочку? Какое заявление? – слезы душат меня, все кажется каким-то фарсом, сюром. – Пожалуйста, отпустите меня моя мама, она больна, она не перенесет этого – умоляю.

- Заявление на твое увольнение, мне не нужно, чтоб тебя в последний раз видели у меня в банке. И мне нет дела до твоих проблем. – его слова словно унизительная пощечина. Я утыкаюсь лицом в колени и содрогаюсь от рыданий.

- Твои стенания тебе не помогут. Ты вообще должна быть благодарна мне, что тебя не убили. Посидишь тут какое-то время, и я тебя отпущу. Так надо. – мне кажется что последняя фраза звучит как-то по другому, в ней как будто что-то человечное. – Что ты там вообще делала?

- Я работала…- я громко шмыгаю носом, размазывая слезы и сопли по лицу.

- Работала она! – вдруг рявкает Першин,- Чертова дура ты! Вот чего мне еще не хватало в жизни так это возни с тобой! – я снова трясусь от рыдания.

- Простите… шепчу я. – Он так зол, он так меня пугает этим.

Александр Сергеевич, ничего не отвечает, я слышу шум, принесли лампочку и портфель. Першин встает со стула и забирает у амбала эти вещи. Потом он кладет фонарик так, чтоб он светил вверх и вкручивает лампочку в патрон. Комнатушка заливается теплым желтым светом. Мне режет и щиплет глаза, я часто моргаю и наконец, привыкаю. И тут мне в ноги летит портфель. Александр Сергеевич, как всегда безупречен: дорогой костюм, темно синего цвета, в мелкую полоску, сверкающие начищенные туфли. Белоснежная рубашка, дурманящий парфюм. Чистые, блестящие темные волосы, зачесанные назад. В глазах горит гнев, лицо выражает усталость и отвращение. Ситуация до предела абсурдная. Меня подташнивает. Еще неделю назад, он смотрел сквозь меня, а теперь он со мной наедине в крошечном помещении и орет на меня. При других обстоятельствах я была бы счастлива. Но Мне не дает покоя мысль о моей бедной мамочке.

- Клади на колени, вот бумага, он подаем мне лист, который извлек из портфеля, - и ручка, пиши, я продиктую. И прекрати уже реветь, ты весь лист закапаешь! Где это видано, чтоб писали заявление на увольнения и при этом рыдали, а?

Он кидает мне пачку одноразовых платков: - Утрись.

Выполняю, все, так как он мне говорит.

Александр Сергеевич забирает лист, ручку, портфель, фонарик и уходит, не говоря ни слова. Металлическая дверь с грохотом обрывает мою связь со свободой. Я снова одна. Хорошо, что есть свет. Я разглядываю стены, и пол – они земляные. Дверь из монолитного куска железа, покрыта ржавчиной. Там где дверь стена кирпичная. Потолок тоже земляной. Но эта земля, очень плотная и крошится в мелкую пыль и серого цвета, может это какая-то глина? Я не разбираюсь в таких вещах.

Я думаю только о моей бедной маме. И еще о том, сколько мне тут сидеть, и когда вернется Александр Сергеевич. Смотрю на свои ноги: я без обуви, на колготках череда стрелок. Туфли я потеряла еще в тот момент когда меня схватили эти два амбала. Они так дернули меня со стула вверх, что у меня с ног слетели туфли. Ребра очевидно болели от металлического матраса. Я снова прикасаюсь к своей голове, то место немного мокнет, на подушечках пальцев кровь. На волосах тоже запекшиеся кровь образует внушительный колтун. Я опять начинаю плакать.

У меня нет часов, я никогда не носила часы. Время смотрела на мобильном. Опять думаю про маму, она наверно позвонила уже тысячу раз. Только мысль о маме дает мне сил бороться. На самом деле меня никто и некогда не учил стоять за себя, вот так я и живу ромашкой, безобидная, глупенькая мамина дочка. Я встаю на кровати, которая скрипит и прогибается подо мной, и начинаю скрести потолок ногтями. Этот субстрат легко скоблится, и вот я уже проделала небольшую ямку. Я начинаю копать интенсивнее, пока не чувствую резкую боль, я сломала обо что-то ноготь, и кровь сочиться из пальца. Я заглядываю в ямку, вижу кирпич. Бессильно опускаюсь на кровать. Вытираю кровь о подол платья, как только кровь перестанет лить, попробую покопать в другом месте. На зубах скрипит песок. Палец гудит от боли.

К сожалению, мои старания ни к чему не привели, где бы я не принималась копать, все равно рано или поздно натыкалась на кирпичи. Я села на кровать, подтянула и обняла колени, кровь не унималась. Я принялась думать о том, что же будет дальше, что я могу сделать, чтоб меня отпустили к маме. Или хотя бы дали с ней поговорить. По крайней мере я попытаюсь это сделать. Если они меня не убили сразу, не думаю, что убьют теперь. Мысли прерывает урчание желудка. Мне хочется есть. Не знаю, когда снова придет Александр Сергеевич, или кто-то еще. Придется терпеть. Голод это ерунда по сравнению с тем, что сейчас происходит с моей мамой. Я ее единственный ребенок. Я росла без отца, он умер, когда мне было три года. Моя мама и мой отец работали преподавателями в университете, мама преподавала латынь, папа философию. Вот уже много лет мама работает в центральной библиотеке, переводит тексты и книги.

Откуда-то внутри меня уверенность, что я пробуду здесь не долго, может быть пару дней. Думая о чем-то позитивном я проваливаюсь в сон, облокотившись спиной о холодную стену. Мне сниться, что я такая маленькая, что помещаюсь в спичечный коробок, я там живу, и меня это вполне устраивает. Я украдкой наблюдаю оттуда за огромными людьми. Потом мне снится Александр Сергеевич, ох хватает мой коробок и швыряет меня в огонь. На лету я выпадаю, а мой коробок сгорает за секунду. И я остаюсь одна в этом огромном мире, незащищенная стенами, открытая и уязвимая. Какое-то время он пытается меня раздавить своей гигантской ногой, но я настолько мала, что он не может попасть. Я остаюсь целой и невредимой и прячусь в уголочке в пыли. Резко открываю глаза, шея болит, ноги затекли, здесь тихо, светло и совсем нет воздуха. Сколько я спала, который час, какой день недели, сколько я уже тут взаперти. Я совсем не чувствую времени. Хорошо, что теперь есть свет. В темноте сидеть жутко. Разглядываю свои руки, они серые от пыли, вокруг ногтя запеклась кровь. Как хочется принять душ. Я кажусь себе такой грязной, от этой мысли меня передергивает. Как там мама? Мне так тяжело думать о ней и я снова засыпаю. Когда просыпаюсь, все на тех же местах, все так же. Койка, стул, десятилитровое ведро из под краски, рядом лежит пластиковая крышка. Тихонько спускаю ноги вниз, на твердый пол. Он холодный. Отдергиваю ноги. Нужно немного походить, все тело ноет. Чувствую неприятную тяжесть в низу живота, с ужасом вспоминаю, что вот-вот должны начаться месячные. Что же мне делать? Слезы опять наворачиваются на глаза, я хожу по периметру своей крошечной тюрьмы и плачу. Сажусь на стул, обнимаю спинку и вновь засыпаю. Мне сниться тьма. Сверху, снизу, с обоих боков, везде тьма, и я уже часть ее. Просыпаюсь. Ничего не изменилось. Я наверно скоро сойду с ума. Думаю о том, что сейчас, например утро, как люди спешат на работу. Они стоят на остановках и ждут свой транспорт, набиваются битком в вагоны метро, толкают друг друга. Злятся, спешат, любят, живут. А я? А, что я. Даже не знаю, что будет со мной дальше. Засыпаю. Просыпаюсь от того, что мой мочевой пузырь на пределе. Иду к ведру. Хорошо, что у него есть крышка, мысль о том, чтобы сидеть рядом со своими испражнениями мне отвратительна. К тому же я вообще не знаю, когда кто-то придет сюда еще.

Сколько бы я сейчас могла бы всего сделать, а вместо этого, я сижу тут совсем одна. Я мысленно перебираю алфавит, русский, английский, немецкий, греческий. Вспоминаю таблицу умножения, перебираю в памяти и проговариваю про себя стихи. Мне обязательно нужно чем-то занять мозг, иначе я сойду с ума. Засыпаю. На этот раз мне снится сон. Про океан в коробке, я подхожу к гигантской коробке, прикладываю ухо и слышу шум волн, крики птиц и китов. Коробка из дерева и я не могу сделать в ней дыру руками, чтоб выпустить все это на волю.

Мой сон снова прерывает грохот. Я вскакиваю на ноги как солдат, который заснул на посту. Дверь широко распахивается: я вижу Александра Сергеевича. Он смотрит на меня задумчиво, во взгляде смятение, и еще что-то, что я не могу понять. Мне кажется, что он не собирается спускаться ко мне. Он ничего не говорит, только как-то странно смотрит. Он выглядит как всегда безупречно, чего не скажешь обо мне. Он подносит руку к лицу и трет подбородок. Я стою, руки по швам, вся напряженная как струна и смотрю на него во все глаза. Спасите, спасите меня, пожалуйста, молюсь я.

- Извини… - наконец произносит он и спрыгивает ко мне, дверь за его спиной закрывается, это наверно кто-то из его амбалов.

- Здравствуйте.- говорю я тихо, и не узнаю своего голоса, кажется я уже неделю не говорила вслух.

- Тебе придется еще посидеть- он опускает глаза, - Я не могу тебе точно сказать, когда выпущу тебя. У меня проблемы с Петром… ну с тем парнем… Я совсем про тебя забыл, у меня много дел и вообще не до тебя. – его голос становится резче, как будто он не может вынести того, что виноват перед кем-то, как мне кажется.

Дата добавления: 2015-08-17