Глава 5 5 страница. Ночью к кораблю подплыла лодка и к неспя­щей, постоянно беседующей паре присоединился

Ночью к кораблю подплыла лодка и к неспя­щей, постоянно беседующей паре присоединился старик — исчезнувший много лет назад советник султана. Было решено, что Мария сама отвезёт ка­мень в обмен на Сегильду, но камень будет искус­ной подделкой, о которой те, кто требует его, ко­нечно, узнают, но не сразу. Марию же нужно до­ставить обратно как можно быстрее, но скорее все­го, её попытаются оставить заложницей. Те, кто тре­бовал камень, знали и о том, какой силой они будут обладать, если в их руках окажется Мария, камень да ещё и Сегильда. Они попытаются сделать всё воз­можное, чтобы обманом захватить всех, но, с дру­гой стороны, это требовало от них большого муже­ства и хитрости, потому что они ввязывались в игру с самим султаном и ставкой в этой игре была их жизнь да ещё и будущее нескольких государств.

Все нюансы ловко расставляемых сетей тщатель­но обсуждались и втолковывались Марии мудрым старцем, который обучал её многочисленным вари­антам поведения и возможным поворотам событий.

Задуманная операция была с успехом проведена, и Сегильда благополучно вернулась во дворец, но уже было ясно, что детей подстерегает постоянная опас­ность. Их лишили прежней свободы, и теперь жизнь их больше напоминала жизнь пленников, а не детей султана. Через год появившийся старик посоветовал отправить детей тайно и инкогнито к берегам Гре­ции, где их ждала прекрасная, но простая семья. Сул­тан сделал так, как говорил старик, но скромный корабль, отправленный в плаванье, был захвачен пи­ратами. Детей продали в рабство, но, слава Богу, не разлучили. Они жили во дворце знаменитого восточ­ного вельможи, который через два года обменял их на красавиц, доставленных в гарем турками, а турки перепродали их какому-то богатому купцу, который привёз их в Данию. В Дании они попали в дом высо­кородного дворянина, помешанного на науках. Нуж­но сказать, что это помогло детям получить прекрас­ное образование. Они блестяще говорили на многих европейских и восточных языках, знали историю, географию, астрономию и математику. Они были в курсе всех открытий, происходивших в мире, благо­даря неуёмной деятельности своего воспитателя, ко­торый к тому же был их родственником, но не знал об этом. Конечно же все эти внешние случайности контролировались лазутчиками султана, следящего за судьбой своих детей, но не вмешивающегося в неё по совету старца, поскольку только так он мог сохра­нить им жизнь.

Ромулд и Сегильда много путешествовали. Вос­питатель часто отправлял их с поручениями то в один, то в другой монастырь, поскольку был ненасытен в знаниях и требовал всё новых и новых сведений. Его страсть была многим хорошо известна, и обычно ему шли навстречу, посылая самые последние ново­сти. Сегильда редко одевалась в женское платье, пред­почитая мужское одеяние, но её возраст уже требо­вал несколько другого поведения и образа жизни. Од­нажды, когда им было шестнадцать или семнадцать лет, они попали в аббатство, где гостил францискан­ский монах. Он долго всматривался в брата и сестру, а потом предложил им заняться их обучением, ко­нечно же с согласия воспитателя. Тот согласился, и на пять лет они исчезли из его поля зрения, объявив­шись в Греции, куда их когда-то тщетно пытался до­ставить султан. Оттуда они связались со своими от­цом и матерью, впервые спустя много лет объявив о своём присутствии в миру, но это по-прежнему оставалось тайной, и никто не подозревал в брате и сестре да никогда и не должен был узнать детей бу­дущего шаха.

Это уже были не те дети, которые пять лет назад согласились уйти с монахом. Взгляд молодых людей теперь отличался остротой, они всегда были участ­ливы к бедам других, в их облике чувствовались уве­ренность и знание жизни. Они оба отказались от мира, богатства и собственности, хотя и не присоедини­лись ни к какому монашескому ордену. Теперь смысл их жизни был в чём-то другом, и они выполняли миссию, известную только им. Через год Сегильда и Ромулд оказались в Дании. Полгода прожив у своего благодетеля и поделившись с ним теми знаниями, которые они могли ему сообщить, они уехали в его поместье в Австрии. Там им пришлось вести светс­кую жизнь, продиктованную обстоятельствами, и на одном из приёмов у знатного и богатого дворянина они познакомились с графом, который в считанные секунды завоевал их сердца. Они подчинились ему сразу, безоговорочно и без лишних раздумий, с тех пор выполняя некоторые его поручения. Граф рас­сказал им и историю их жизни и скитаний, осветив её с совершенно иной стороны, и они, теперь уже зная, зачем они на Земле и что призваны здесь делать, следовали только указаниям собственного сердца. Раз­ница же состояла в том, что сейчас они действовали сознательно, соизмеряя поступки человеческие с ве­лениями духа. Не всегда им удавалось совместить их так, как хотелось, но помеха заключалась в молодос­ти, то есть годы брали своё, иной раз выбивая их из равновесия.

В последний раз граф потряс Сегильду тем, что сказал ей о замужестве.

— Граф, я совершенно не приспособлена для се-ейной жизни. Мне двадцать пять лет. Я старуха, привыкшая скитаться по земле.

— Дитя, вы молоды и прекрасны, и замуж вы вый­дете даже не сейчас, а чуть попозже. Дело не в обе­тах, которые вы давали, — я снимаю их с вас, дело в ваших будущих детях. Именно вам суждено продол­жить род древнего племени, к которому принадле­жит ваша мать, потому что кровь Марии должна при­сутствовать там, где надлежит разыграться последней битве за сохранение монархии. Ромулд тоже женит­ся, но не скоро, и детей у него не будет.

Всё, что касалось графа, Жака всегда потрясало и приводило в необычайный трепет. Он просил Ромулда и Сегильду рассказать больше подробностей о встре­че с ним, и они с удовольствием делали это, зная, как граф мгновенно завоёвывает сердца окружающих.

— А вы раньше встречались с Моруа? — спро­сил Жак.

Сегильда и Ромулд переглянулись.

— Да, несколько лет назад, в Греции. Он прибыл туда из Индии и в первую же встречу рассказал нам историю с камнем, который до сих пор хранится у султана, — ответила Сегильда.

— И не только об этом, — добавил Ромулд. — Он из древнего рода властителей Пенджаба, поэто­му он нам поведал о древних знаниях их народа и подсказал, как лучше совершенствовать свой дух, постоянно стремясь к гармонии плотского и ду­ховного. Его советы нам очень помогли. Он гово­рил, что если ты ощущаешь малейший дискомфорт, то нужно сразу же искать, отчего он происходит: тело недовольно или дух — ну и стараться выпра­вить себя. Такие проверки он посоветовал делать три раза в день, а в конце дня смотреть, не слиш­ком ли многого требует плоть, и беседовать уже с ней. Для нас это было игрой, но мы взяли себе за правило контролировать тело и дух каждый день в течение трёх месяцев, а потом так привыкли, что до сих пор продолжаем это.

— Мне тоже нужно попробовать. В Моруа столько властной силы, но одновременно и любви, что у меня сердце чуть не остановилось, — сказал Жак.

—- Так было и с нами, но он контролирует ваше самочувствие и всегда поддержит, если необходи­мо, — сказал Ромулд.

— Я сейчас ощущаю его присутствие, — Жак по­ёжился как от холода. — У меня такое чувство, что моё сердце навсегда осталось с ним и совершенно не хочет с ним расставаться.

— Да, это так. Кто однажды увидел его, соединя­ется с ним и становится как бы его частью, — объяс­нила Сегильда. — Я всегда чувствую его рядом, и в любую минуту сомнений и раздумий он поддержива­ет меня.

— Вам давно пора отдыхать, — ясно для всех про­звучал знакомый голос Моруа.

Молодые люди вскочили и поспешили назад в дом. Их провожала ярко светившая звезда на фоне чуть розовеющего неба.

В двенадцать часов все приглашённые собрались в замке. Людей было много, и на первый взгляд это был обычный приём, где царила привычная для та­кого количества гостей неразбериха. Но получилось так, что Жак оказался в кругу людей, обсуждавших вопросы управления государством, Ромулд — в среде учёных и монахов-алхимиков, а Сегильда вообще исчезла из их поля зрения. Постепенно то, что слу­шал Жак, так увлекло его, что ему впервые в жизни даже показалось недостаточным просто слушать, а захотелось кое-что записать. Действительно, хотя Жак принадлежал к высокородному дворянству, он жил в своём особом мире, который оберегал всеми силами. Он много путешествовал и знал жизнь простых лю­дей. Поскольку он был богат и мог вращаться в кругу высшей знати, он также знал, как и чем жили они. Но никогда ему не приходило в голову, что обще­ством нужно управлять, что оно нуждается в управ­лении, что существуют нерасторжимые связи между простыми людьми — народом и королём, которые складывались веками.

— А ведь действительно, мои мысли всегда были направлены на исполнение высших задач и поруче­ний, даваемых знающими людьми. Во мне глубоко сидит понятие рыцарских достоинств, но я никогда не задумывался, как в целом улучшить жизнь людей. А ведь в мире живёт столько голодных, нищих, убо­гих, которых я воспринимал как естественную часть мира, как будто так и должно быть.

— Ничего нельзя исправить в одно мгновение, по мановению руки Единого Сущего. Мир есть За­кон и Порядок, — доносились вполне понятные сло­ва до Жака.

«Так и есть, — подумал он. — Как можно вдруг взять и всех сделать богатыми и счастливыми? А как же быть с кармой, с законом воздаяния?»

— Вы раньше не задумывались над этим? — раз­дался знакомый голос рядом с ним.

Повернувшись, Жак увидел Туриньи.

— Я рад видеть вас, — сказал Жак. — У меня та­кое ощущение, что я уже встречался со многими из присутствующих здесь, хотя близко никого не знаю.

— Вы знаете почти всех, но не помните. Ничего страшного, кто вам будет нужен, сам подойдёт, точ­но так же, как и вы подойдёте к тем, кто будет необ­ходим вам в дальнейшей жизни.

— Почему вы тоже в этом зале? — спросил Жак. — Я больше представлял вас в кругу алхимиков.

— Я и был там. Но более сведущие подсказали, что мне бы следовало перейти к вопросам управле­ния, и я понял их правду, А здесь я встретил вас. Впрочем, где же вам ещё быть? — ответил Тури­ньи. — Вы что-нибудь уяснили полезное?

— Да, и был поражён, почему это раньше не при­ходило мне в голову. Действительно, государство — это живой организм. Начнёшь исправлять одно — потянется другое, за ним третье. На всё сразу денег не хватит, людей заинтересованных сразу не найдёшь. С чего начинать?

— С желания. Следует знать и верить, что ниче­го невозможного не существует, и если вера креп­ка, то и помощь свыше будет оказана. Но также следует помнить о законе действия и противодей­ствия. Эти силы равны, и чем большее сопротив­ление будет оказано, тем больше Света можно бу­дет пролить в мир. Там, где всё гладко и спокойно, Свету труднее всего пробить дорогу.

— Но где же взять сподвижников, обладающих такой же силой целеустремлённости и верой? — спро­сил Жак.

— Зачем вы спрашиваете? Вы же знаете, что та­кие люди есть. Вы хорошо уяснили это по вашей нынешней жизни. Даже слишком много единомыш­ленников вас окружает. Дай вам Бог сохранить их и в следующей жизни.

— А как быть с жадными, тянущими всё больше и не могущими насытиться?

— Им нужно создавать чистые условия. Пусть тя­нут до поры, а за это время воспитывать в людях понятие чести и справедливости. К сожалению, не одна жизнь для этого нужна, но в конечном итоге чистота возобладает и сознание перейдёт на следую­щий уровень. Тот, кто захочет иметь больше осталь­ных, будет смотреться диковинкой, и его не станут принимать в обществе. Сначала его отторгнет чело­веческое сознание, а это уже начало конца. Тот, в чей адрес несётся постоянная мысль отторжения, долго не протянет. Бывает, негодяй добрался до вла­сти и даже отравляет жизнь людей пять, десять и даже тридцать лет. Но ведь вы меряете Вечностью, а что для неё сто лет? Миг. Цель создания единого мощ­ного государства с иерархическим божественным управлением давно была поставлена вами. В течение многих воплощений вы пытались привить людям понятия божественных законов и действуете разны­ми способами. Вы то пророк, то царь, то патриарх, то государственный служитель, но каждый раз вы улучшаете какую-то грань в сознании человечества. Ещё немного, лет триста, и результат будет заметен. Но тогда мы подойдём к одной серьёзной вехе — смене цикла, поэтому к тому времени вам нужно бу­дет прийти уже с огромным опытом и окрепшим со­знанием.

Жак внимательно слушал Туриньи. В глубине души он всё это знал, но как-то необычно и ново звучали слова внешние, и они затрагивали в Жаке самые глу­бокие струны души.

— Один, задача, взятая тобой, по силам духу тво­ему, — разносился под сводами Храма голос Учителя. — Дерзайте! Нет преград духу. Вера и Любовь будут сла­гать вам путь в Вечность.

Огромный Храм был заполнен рыцарями, и не было им числа и края.

— Даже один человек может изменить мир, но там, где двое вас или трое, силы умножаются до беспре­дельности. Идите по жизни, не зная сомнений и стра­ха. Братья всегда рядом с вами, и знающий законы ры­царства почувствует плечо ближнего.

— Соль, — обратился Один к другу, — ты пойдёшь со мной вниз?

— Мы все будем с тобой, — и руки четырёх рыцарей сомкнулись в тесном пожатии.

— Явите Грааль, — знакомый шелест мягкой виб­рации проник прямо в сердце.

Сколько раз воины слышали эти слова, но всегда они подобно молнии пронзали сердце и приводили в трепет души. Все рыцари склонили головы, некоторые встали на одно колено. В торжественной тишине, наполнен­ной музыкой сфер, проникающей под своды Храма, пе­ред глазами воинов возникла Чаша, едва различимая в ослепительном Свете. Рыцари приложили руки к серд­цу и вознеслись в молитве к Единому Сущему.

- Ну что, вынесли что-нибудь полезное для себя? — раздался голос рядом, который вывел Жака из мира духа.

Туриньи и Жак склонились в приветствии перед вошедшим неожиданно Моруа.

— Вы покинули собрание алхимиков и пришли сюда? — обратился он к Туриньи.

— Да, Учитель, — голос Туриньи затрепетал от волнения. — Алхимия прекратит своё внешнее суще­ствование, во всяком случае, её тайны будут на вре­мя сокрыты от человечества, и не останется даже того круга, который есть сейчас.

— Вы правы. Людьми всё больше овладевает жажда обогащения, и оставлять в миру секрет получения золота нецелесообразно. Даже духовное золото нам придётся скрыть от людей и оставить только посвя­щение в тонком мире. Впрочем, в этом столетии мы ещё попытаемся сохранить приоритет духовных цен­ностей, но если человечество откажется от них, нам придётся уйти и действовать незримо.

— Я всё-таки не понимаю, если высшие силы столь могущественны, зачем давать возможность че­ловечеству совершать непоправимые ошибки? — спросил Жак.

— Если бы вы до конца понимали Закон свобод­ной воли, вы бы не думали так, как сказали сейчас, — объяснил Моруа. — Закон не до конца уяснён вами. Свободная воля состоит не только в том, чтобы всё Делать правильно, но и в праве на ошибки. Совер­шая ошибки, человек падает, а падение — своего

рода отрицательный полюс, и если человеку удаётся осознать это, то у него появляется возможность не­имоверного взлёта.

— А если он не осознает?

— Тогда он попадает в круг кармы и многое начи­нает сначала. Его путь сильно удлиняется.

— Мне кажется это жестоким, — сказал Жак.

— А вы предлагаете подхватывать людей на лету, чтобы не ушиблись? Мы им только не даём разбить­ся, но ссадины и ушибы — дело святое, — засмеял­ся Моруа. — Посудите сами, что было бы, если бы человека, страдающего болезненным чревоугодием, мы бы лишили возможности есть, но оставили бы в обществе?

— Он бы всё равно искал еду.

— Правильно, только тайком. И стал бы воро­вать. Вместо одного порока — два, да ещё самых от­вратительных. Если мы сейчас отменим рабство в приказном порядке, недовольными останутся не толь­ко хозяева, но и сами рабы. Они не приспособлены добывать себе пищу, как и звери, живущие в неволе. Выпустите их из клетки в лес — они погибнут от голода. Мы должны создать такие условия, когда люди сначала научатся хоть немного обеспечивать себя, потом разовьём производство, чтобы дать им рабо­чие места, а вот потом мы будем иметь право на от­мену рабства. Я прекрасно понимаю, вам хочется добиться изменений в мире быстро и сразу, чтобы даже за одну жизнь был виден результат. Это очень трудно, и обычно для каких-то ощутимых перемен нужно пятьдесят—сто лет.

— Всё равно я бы хотел попробовать, — сказал Жак.

— У вас будет такая возможность в следующем воплощении, но учтите, дитя моё, что вам придётся
столкнуться помимо внешних трудностей ещё и с собственными несбалансированными энергиями.
Конечно же вы не будете оставлены, но падать и подниматься мы вам запретить не можем. Пойдёмте в зал науки, — предложил им Моруа.

Там Моруа подошёл к группе яростно спорящих учёных, которые мгновенно затихли при его приближении. То, что услышали Туриньи и Жак, поражало всякое воображение.

— Неужели это возможно? — спросил Жак. — Все эти механизмы и приспособления мне кажутся сказкой.

— То же самое вы говорили двести лет назад, — сказал Туриньи. — Вы удивлялись и не верили, одна­ко живёте сейчас и не считаете окружающий вас мир удивительным. Так будет всегда, пока мы обладаем таким несовершенным телом. Но придёт время, ра­зовьются новые органы восприятия, станем больше видеть, слышать, чувствовать и чудеса будем воспри­нимать как естественные и нормальные вещи.

Жак усвоил очень много нового и вечером делил­ся впечатлениями с такими же поражёнными всем услышанным Сегильдой и Ромулдом.

— Я был среди таких великих людей, что диву даюсь, каким образом я удостоился чести оказаться там. Они с виду очень просты — воистину пути Гос­подни неисповедимы, и в теле обычного смертного скрываются величайшие духи, распознать которых в жизни очень сложно, — говорил Ромулд.

— Чем же будет заниматься алхимия в будущем, если она уходит от своих внешних проявлений? — спросил Жак.

— Да, постепенно все алхимические лаборато­рии перестанут существовать и действия перемес­тятся вглубь человека — речь пойдёт о трансмута­ции наших тела и духа. Основной станет работа над человеческими качествами и сознанием. Будут за­действованы тонкие структуры человека и усилия Направлены на преобразование их природы. Только на первый взгляд кажется, что это просто, но на

самом деле — это куда более сложная работа, чем в лаборатории. Понимаете, люди привыкли приходить в некое помещение, в котором они выполняют в течение дня то или иное задание. Теперь же этим помещением станет само наше тело, ну и можно догадаться, с какими трудностями придётся столк­нуться. Так как твоя работа при тебе, вроде бы и необязательно туда являться вовремя: можно занять­ся другими делами, поскольку заскочить на работу можно в любое время. Человек станет откладывать своё присутствие на час, потом на два, потом ска­жет: «Завтра ещё будет время». Так он начнёт пота­кать своему Я и растить лень.

— Понимаете, как нам было трудно последовать совету Моруа три раза в день следить за собой? — спросила Сегильда. — Но мы дали себе слово конт­ролировать друг друга и не обижаться на напомина­ние. А потом игра переросла в привычку. У одних людей привычка много есть по вечерам, а у нас — подводить итоги дня.

— Человеку свойственно растить привычки тела, — заметил Жак, — а следует переместить внимание на дух и растить привычки духа. Только я не совсем по­нимаю: если дело пойдёт так, как вы говорите, то это будет способствовать уничтожению духовности.

— Ничего подобного. В алхимическую лаборато­рию всегда допускались избранные, а в тайны посвя­щались единицы. Тот, кто в будущем сможет преодо­леть возникшие сложности и победить свою низшую природу, — так же будет допущен к таинствам. По­судите сами, происходит всего лишь смена места дей­ствия — внешнее меняется на внутреннее. Какая раз­ница: приходить на работу к определённому часу и проводить там целый день или погружаться в себя и искоренять собственные честолюбие, жадность, за­висть, гордыню? Я вас уверяю, что второе — слож­нее; но это и естественно: мир эволюционирует, и развитие его не только во внешних открытиях. Глав­ное - в росте сознания, а добиться его можно в упор­ном труде над своими низменными качествами.

— Конечно, это так и есть, и если человек будет следовать законам рыцарства, ему будет намного легче совладать с собой. Мне всегда казалось, что все дол­жны бросаться защищать слабых и обиженных, но я видел, что другие проходят мимо, когда я мчусь на помощь, и тогда стал задумываться, почему это так. Ну и понял, что люди, оказывается, с разным созна­нием, и не все следуют кодексу чести, как я.

— Здесь есть ещё одна сложность, — добавила Сегильда. — Человек начинает неправильно пони­мать кодекс чести. Честь — это когда ты не мо­жешь пройти мимо, потому что равнодушие заде­вает совесть. Но очень многие под защитой чести понимают отстаивание собственной гордыни и са­мости, в результате мгновенно бросаясь на другого при малейшем затрагивании их Я. То есть понятие чести извратилось до понятия низшего Я — чван­ливости и эгоизма, а человек так и не понял, что с ним произошло, и постепенно превратился в наду­тый мыльный пузырь, который лопается при ма­лейшем прикосновении, обдавая людей брызгами человеческой спеси.

— Хорошее сравнение, — улыбнулся Жак. — Но вы правы. Я бы добавил, что честь — это совесть и сердце, это любовь к ближнему, когда ты в первую очередь думаешь не о себе, а о нём: не задел ли ты его своими словами и не обидел ли ты своим непо­ниманием. А мы честь заменили гордыней и думаем, что защищаем справедливость. Как, однако, легко всё извращается и уродуется в мире.

— Теперь вам понятно, на что будут направлены усилия алхимиков? — спросил Ромулд.

— На достижение внутренней чистоты, — хором ответили Жак и Сегильда и засмеялись.

— И на получение золота, алхимического золота, которое есть кристалл Любви, пребывающий в серд­це человеческом, — добавил Ромулд.

— Вы совершенно правы, — раздался голос Моруа, который неожиданно появился в комнате. — Я хочу сказать вам несколько напутственных слов, по­тому что следующая наша встреча произойдёт не скоро.

— Итак, на вас, — Моруа обратился к Ромулду и Сегильде, — налагаются особые обязательства по от­ношению к Жаку. Вы будете уже зрелыми людьми, когда вам доведётся встретиться с ним, а он будет юн, отважен и лишён памяти прошлого. Вы узнаете его, будете скрыто помогать, но откроете ему тайну только перед смертью, хотя нет особой уверенности в том, что он вам поверит. Поскольку вы доживёте до очень преклонного возраста, то станете живыми хранителями многих тайн, что делает вас более от­ветственными перед Вечностью.

Моруа повернулся к Жаку:

— Вам же придётся прожить очень трудную жизнь. Но вы сами хотели испытаний. Вы накопили много отрицательной энергии, которую можно сбалансиро­вать только в воплощениях, сознательно работая над собой. Никто вас без помощи не оставит — лишь бы у вас было желание выслушивать советы.

— Неужели я могу не выполнить указания тех, кто стоит выше меня? — удивился Жак. — Я так при­вык к дисциплине и не знаю ни сомнений, ни страха в исполнении поручений.

— Это качество вам очень поможет, но за тысячи воплощений не все отрицательные качества успева­ют трансмутироваться, некоторые накапливаются, чтобы проявиться в одной жизни. Но тогда владыка­ми кармы создаются и условия для их погашения. Иными словами, помимо многих негативных черт, у вас будут силы для их исправления. Вам останется только воспользоваться желанием исправить себя, но желание, однако, может погашаться капризами низ­шего Я. Не унывайте. Братья всегда рядом с вами — стоит только позвать. Подойдите ко мне.

Моруа приложил одну руку ко лбу, а другую — к груди Жака, и у того по телу побежала дрожь. Потом он протянул ему пилюлю и сказал, чтобы Жак рас­творил её в воде, выпил и ложился отдыхать.

Жак ушёл, потому что у него начался озноб, а Моруа ещё на несколько минут остался с Ромулдом и Сегильдой, давая им наставления.

Глава 4

— Почему мне так плохо? — говорил сам с собой Жак, лёжа на кровати. — Почему Ромулд и Сегильда спокойно воспринимают общение с Моруа, а меня начинает трясти в ознобе?

— Откуда тебе знать, как они воспринимают вы­сокие вибрации? — ответил голос внутри Жака.

— С кем я говорю? — удивился Жак.

— С собственным сердцем. Когда замолкают все остальные звуки и тебя покидают все голоса Безмол­вия, ты можешь вести беседу с сердцем, и, поверь, оно тебя не обманет. Так вот, ты реагируешь на вы­сокие токи Моруа ознобом, а Ромулд и Сегильда по-другому. Не всем же одинаково трястись в лихорад­ке. Бывает, болит голова, бывает — кости, а бывает, что ничего не болит, но наваливается слабость. Орга­низмы разные, уровень сознания разный, загрязне­ние — у каждого своё. Вибрации же, излучаемые Моруа, столь чисты и высоки, что ни один организм На Земле их не вынесет.

— Но он же общается с людьми, и они не умирают.

— Во-первых, вы имеете дело не с его физичес­ким телом, а с другим, близким по свойствам к фи­зическому. Во-вторых, с разными людьми он исполь­зует для общения разные тела — более плотные или более разреженные. При его знаниях он может про­изводить с материей какие угодно манипуляции. Даль­ше, будь счастлив, что тебе удалось принять токи высочайшей мощи. Они останутся в твоём организ­ме, будут освоены им и войдут неистребимой частью в высшие тела. То, что трудно сейчас, поможет в даль­нейшем. Ты по-прежнему жаждешь испытаний?

— Я никогда не призывал испытаний. Я просто хочу служить людям и Братству. Я хочу сделать жизнь людей лучше, чище. Я хочу, чтобы на Земле царили Любовь и Справедливость. Я буду добиваться этого любой ценой, не думая о собственной жизни.

— И ты говоришь, что не призывал испытаний? Что же тогда это по-твоему? Ты хочешь изменить сознание человечества, а разве это не испытание для духа, который решается на это в одиночку?

— Я не думаю, что один такой на свете. Нас мно­го, и мы все когда-нибудь найдём друг друга и спло­тимся.

— Да, но в духе ты же не призываешь рыцарей исполнять твои желания, не просишь их идти вместе с тобой в воплощения?

— Нет, не прошу. Но они готовы быть рядом со мной и служить человечеству.

— Поэтому я и говорю о твоём одиночестве. Ре­шение ты принимаешь сам и несёшь ответственность за него. Другие же к тебе присоединяются, добро­вольно разделяя тяготы твоей ноши.

— Похоже, я впервые поговорил с собой и вы­яснил непонятное мне самостоятельно. Теперь спать, — приказал себе Жак и заснул.

Утром от его вчерашней слабости не осталось и следа. Жак познакомил Ромулда и Сегильду с Тури-ньи, и некоторое время они провели вместе, делясь опытом и знаниями. Они много ездили по окрест­ностям, осматривая лесные замки и монастыри, а Туриньи был им блестящим гидом, рассказывая о

былой славе этих мест, о древних завоевателях, со­кровищах и святынях, из-за которых разгорались войны и длительные тяжбы между государствами. Если бы, помимо этого, не завязывались тонкие кар­мические отношения между людьми! Но, увы, одна война порождала десятки других в разных концах планеты, и не было предела силовому решению спо­ров и конфликтов.

— А как вы думаете, можно остановить войны на Земле? — спросил Жак.

— Думаю, что да, но не запрещением войн, а ро­стом сознания человечества, — ответил Туриньи. — Помните, что энергию никуда не спрятать? Энергия войны, то есть её кармическая составляющая, сидит в каждом человеке, участвовавшем в войне. Вот ее-то и нужно преобразовать, направив разрушительную силу на творчество.

— А что это значит практически?

— Когда вам хочется что-то сломать, возьмитесь за кисть и холст и нарисуйте то, что вам так мешает. Можно, конечно, поработать и с камнем, и с глиной, можно писать и вышивать.

— А мне это не помогает, — сказала Сегильда. — Я пробовала, но если я вижу негодяя, творящего без­законие, я хватаюсь за шпагу, но у меня совсем нет желания мчаться в замок и увековечивать его физио­номию на холсте.

— Я не совсем об этом, — ответил Туриньи. — Даже если вы убьёте негодяя, вы не будете чувство­вать удовлетворения. Зло, содеянное им, осталось, как и в вас осталась отрицательная энергия. Работать нужно именно с ней, найти её источник, найти, где она прячется, откуда возникает.

— И что, пройти мимо злодея?

— Это уже зависит от вашего самообладания.
Вы можете броситься на него и продырявить шпа­гой, тем самым связав себя узами кармы навек. Вы

можете хитростью увести его в сторону и исправить зло, причинённое им. Вы можете, в конце концов, познакомиться с ним и потратить время на объяс­нение ему его низости, причём не в нравоучениях, а на деле, ставя его самого в такие же обстоятельства. Если же всё напрасно, посейте в нём зерно справед­ливости — оно когда-нибудь даст плоды. Но лучше всего — растить в себе силу любви. Вы можете себе представить, чтобы кто-то совершил грязный посту­пок перед Моруа?

— Могу, — сказал Ромулд. — Но мне кажется, что
потом этот человек завизжит, как ужаленный, закру­жится волчком и рухнет.

Все засмеялись, представив, как это выглядит.

Дата добавления: 2015-07-25