Часть третья. Суррогат мечты 8 страница

— Цыц, балласт! Им не до нас сейчас. Походя срежут очередью, не будут разбираться.

— А как тогда дальше будем?

Ива обернулся и вгляделся в белевшее в темноте лицо парня. Так и есть: отвисшая нижняя губа, трясущиеся от ужаса щеки, выпученные глаза, дрожащий голос. Да он напуган почти до истерики! Вот же дьявол, наказал Бог помощничком.

— Как, как… Каком кверху! Вдвоем до ЧАЭС пойдем.

— Вдвоем? Ты офонарел??? Я не пойду туда!

Иван молниеносно сцапал Журналиста за грудки, отвесил пару оплеух, тряхнул нещадно:

— Значит, так. Назад пути у нас нет, поэтому пойдем вперед. И только вперед. Или я тебя сейчас к такой-то матери пристрелю прямо тут, — и потряс пистолетом под носом, — Только пикни мне еще. Я с тобой, как Грач, нянькаться не буду. Отпустить тебя я не могу, еще не хватало, чтобы ты от большого ума мне подлянку какую-нибудь устроил, когда запаникуешь. Знаю я вас. Значит, или ты со мной, или на тот свет. Выбирай, ты, курва с котелком!

Журналист как-то весь обмяк в мощных руках Семецкого, только жалобно глядел на него и пытался вяло отмахиваться. Но Иван держал крепко — не вырвешься. Наконец, работник СМИ поблеял:

— Идем… Только не бросай…

— Нет уж, не брошу, — жестко усмехнулся Иван, — Я тобой дорогу там проверять буду. Шучу, не трясись. Вместе пошли, вместе и дойдем…

По пути на путников попытались напасть привлеченные стрельбой и вспышками света двое псов, но Иван, включивший ПНВ, вовремя засек стелящиеся к ним тени и открыл огонь из пистолета, потом швырнул гранату. Взрывом зверюг расшвыряло в стороны, да еще и посекло осколками до полной несовместимости с дальнейшим существованием. Журналист, забыв о своей совсем недавней панике ринулся было рассматривать трупы, но Иван рявкнул на него и приказал идти следом. Не хватало еще на местную фауну нарваться!

Семецкий очень боялся, что откуда-то из недр заброшенных зданий причапают еще толпы зомби, но возле гастронома было пусто. Хорошо еще, что Иван всегда отлично ориентировался на местности и не боялся тут заблудиться. Немного все же промахнулся, к искомому месту вышли с другой стороны, и чуть было не прошли мимо, в глухие дворы. Журналист первым заметил отложившиеся в памяти очертания больших окон и указал на них Ивану.

Включив фонарь, Семецкий старательно обыскал трупы, уже поглоданные кем-то, очевидно, теми самыми двумя псинами, напавшими на путников десять минут назад. Собачки вволю попировали падалью, а потом решили, что надо дополнительно разнообразить рацион и поскакали к месту боя. И немного не подрассчитали, угодив в самую гущу событий. Бывает. А вот уцелевшим людям повезло, и скоро они стали обладателями автомата Калашникова АК-74 с тремя магазинами к нему плюс горсть патронов россыпью, извлеченные из карманов мертвых зомби, двух пистолетов «ПМ» и обреза двустволки-горизонталки шестнадцатого калибра, некогда, очевидно, принадлежащей кому-то из мародеров, попавшему в этих краях под Рождение Зоны и, естественно, не пережившего его. По крайней мере, вид трупа указывал именно не это, а ходоки в эти места все равно не забредали еще. С вояками дело было ясно: забрели из какой-то недалекой отсюда военной «точки», сровненной с землей после череды первых особо разрушительных Выбросов.

Пистолеты и обрез Иван отдал Журналисту, сунул запасные патроны и велел ждать, пока не закончит окончательный шмон карманов покойников. Зомби воняли отвратительно, их одежда превратилась в заскорузлые, похожие на картон тряпки, но Семецкий прочно задавил внутри всяческую брезгливость и продолжал заниматься мародерством. Он потерял в КБО свой рюкзак и практически все, что имел, остался только в костюме защиты с минимумом имущества и оружия, и потому был гол, как сокол. Теперь же появился шанс хоть немного, но поправить положение, чем практичных ходок и занимался. Слава Зоне, что защищающие от радиации «бирюльки», собранные давеча, они с Журналистом не растеряли и с вечера предусмотрительно рассовали по внутренним карманам бронезащиты. Иначе дело было бы вообще труба.

Жить стало легче и веселее. Что ни говори, а оружие существенно добавляет удовольствия и уверенности в себе. Даже Журналист и тот ощутимо приободрился.

— Пошли, лишенец, — кивком головы позвал за собой спутника Иван. — Забаррикадируемся где-нибудь и будем ночь досиживать. Надо дожить до утра.

— Как больно, — прошептал бледными, восковыми губами Эдик, не отнимая рук от иссеченного осколками гранаты бедра, — Черт, глупо все так получилось…

— Ничего, — сквозь зубы ответил ему Призрак, вспарывая плотную, прошитую полимерной нитью ткань штанов и добираясь до голого тела, — Не помрешь!

— Извини… Не хотел тебя подставить. Ты же из-за меня остался.

— Я своих не бросаю, — угрюмо молвил проводник, — Со мной однажды так поступили, и я не хочу такой же участи другим. Не дрейфь, наука, выберемся.

Снаружи ударил тугой взрыв, и сразу же раздалось пронзительное верещание карликов. Призрак, нагнув голову, на карачках подобрался к краю крыши и выглянул наружу. Эдик не мог видеть, как его маловыразительное лицо озарилось мстительной усмешкой, когда Призрак увидел разлетающиеся тряпичными куклами в разные стороны тельца врагов, как они шмякаются на бетон, корчатся, пытаются потушить тлеющие и даже занявшиеся языками огня лохмотья, пытаются ползти, нелепо тычась физиономиями в землю, оглушенные, контуженные, покалеченные. Двое кое-как уковыляли прочь, зализывать раны, а трое так и остались валяться кучами мусора там, куда их швырнул взрыв противотанковой ракеты. Призрак вернулся к раненому.

— Хорошие новости. Эти уродцы от нас отвязались, и похоже, надолго. Теперь будем заниматься тобой. Я зашью тебе раны и перевяжу. Сможешь не орать?

Эдик молча кивнул в ответ и намертво зажал собственную сдернутую с руки перчатку, чтобы заглушить вопли боли, так и рвущиеся наружу. Призрак же, терпеливо дождавшись, пока пациент закончит приготовления, зажал в зубах фонарь, открыл свою и подаренную Грачом аптечки и приступил к операции. Первым делом вколол ученому двойную дозу сильнодействующего обезболивающего, дождался должного эффекта, ориентируясь по зрачкам (наркота есть наркота), а потом взялся извлекать осколки из ран. Граната для подствольного гранатомета опасна именно тем, что при взрыве дает массу острого, как стекло стального крошева из насеченного специально для этого корпуса. Мелкие — не больше подушечки от жевательной резинки — кусочки стали глубоко врубились в мясо ноги Эдуарда. Их пришлось вытаскивать острием ножа. Все это время Эдик тихо выл на одной ноте сквозь стиснутую челюстями перчатку, глядя в небо над собой, но так и не дернулся, не мешая хирургу.

Потом Призрак щедро полил раны жидкой перекисью водорода, стер бинтом обильно выпершую пену, размотал накрученную на одноразовую иглу нить и принялся накладывать швы. Эдуарда будто били электрические разряды, но он стоически терпел страдания. Под конец проводник туго забинтовал бедро и стянул разрез на пропитанной кровью штанине, прихватил его несколькими стежками шовного материала, чтобы свети к минимуму возможность попадания грязи к телу.

Эдик отер ладонью крупными каплями выступивший пот на лице, откинулся назад и несколько раз глубоко вздохнул.

— Спасибо, — прошептал он. — И куда мы теперь?

— Ну точно не к станции, — потушил ставший уже ненужным фонарь Призрак. — Ты не дойдешь. Будем пробираться через окраину Леса. Может, и получится. Главное, под воздействие «Пульса» не попасть. Его со дня на день уже запустят, так что у нас с тобой завтра буквально половина дня есть. Наша возможность выжить. А там будь что будет…

— Я не смогу идти быстро.

— Знаю. Пойдем как сможешь. Главное, чтобы твари особо не привязывались. Патроны у нас не бесконечные. Бог даст, отобьемся.

Эдик вытянул негнущимися пальцами фляжку из внутреннего кармана, отвинтил пробочку, глотнул пару раз, потом протянул своему товарищу.

— Коньяк, настоящий армянский, десять лет выдержки. Угощайся.

— Спасибо, — Призрак принял сосуд. — Хотя не усердствовал бы ты со спиртным. Я тебе наркотика ударную дозу вогнал, по мозгам шлепнет — мало не покажется.

— Ничего, пару глотков можно… А Черт с Сапогом суки. Бросили нас.

— Нет, — грустно покачал головой Призрак, — Они самые обычные люди. Просто очень хотят жить. Настолько, что им плевать на всех вокруг, кроме себя. Ну кто из них станет возиться с раненым и попавшим в беду, если есть шанс потом самому разделить эту участь? Сам подумай, ты же неглупый.

Эдик перевернулся на бок, обнял ладонями раненое бедро, принялся ощупывать сквозь повязку изувеченную плоть. Проводник шикнул на него, мол, не тревожь зря швы, и за ремень подтянул автомат к себе. Ученый со своим оружием не расстался, держал рядом на любой случай. Призрак достал сигареты, закурил и предложил Эдуарду. Тот было отказался, но проводник настоял.

— Запах свежей крови может разную нечисть привлечь. А так хоть немного это перебьешь.

Люди молча курили и думали каждый о своем. Зона наблюдала за ними пустыми глазницами города-призрака. Но опустошенные совсем недавно прошедшей рядом с ними гибельной опасностью и превозмогшие ее, два человека уже ничего не боялись. И, наверное, Зона тоже понимала это, не спешила расправиться с этими дерзкими букашками. На рассвете им необходимо было двинуться в обратный путь. Призрак хорошо знал этот город. Потому что сам когда-то жил тут, и при желании легко бы нашел свой дом, не успевший стать родным, так как служил людям буквально пару лет. А потому найти дорогу назад, даже спустя столько времени для Призрака было парой пустяков. И плевать на страшные и причудливые изменения, сотворившие с Припятью время, запустение и сама Зона. Призрак просто вернулся в те края, откуда ушел весной восемьдесят шестого. И теперь тут был его дом.

Призрак долгое время после аварии жил, как и остальные мужики, рискованными рейдами за металлоломом и разных более или менее ценным барахлом, иными словами, мародерствовал. Жить-то хотелось, а бывшему инженеру с завода было просто некуда приткнуться. Занялся мелким бизнесом… А потом и наемничьей карьерой, подряжался на разнообразные задания на территории тогда еще просто зоны отчуждения, и там своей неуловимостью в стычках с военными заслужил свое «потустороннее» прозвище. Рождение Зоны круто изменило судьбу Призрака.

Он только что спас Эдика, и тем самым вернул ему долг за собственную жизнь. Ведь тогда, после гибели страшного Кукловода ученому или тому же Шухову ничего не стоило вогнать пулю в лоб невольному телохранителю чудовища и тем самым поставить точку во всех морально-этических вопросах. Но ведь нет. И тащили с раной в животе до вертолета спасателей, и замолвили слово перед Сахаровым, лечившим неведомого бойца у себя в научном городке и не отдавшего его в лапы СБУ. И даже вверили свои жизни, отправляясь в этот заранее провальный, самоубийственный поход.

Припять был ЕГО город. И он не мог допустить, чтобы кто-то просто так умирал тут, у него на руках, а он спокойно и равнодушно глядел на это.

— А ты хорошо стреляешь, метко, — вдруг похвалил Призрак Эдика.

— Спасибо, — негромко ответил молодой ученый, — Я нормативы сдавал.

— Ворошиловский стрелок прямо.

— Ну что вы… Какой из меня стрелок?

— А вот такой. Будешь ты у меня зваться Стрелок. Надо же тебе какое-то прозвище дать? Ты теперь в настоящую ходку пошел. Эдиком будешь там, у своей братии. А тут, брат, свои имена…

— Я вообще-то ученый, сейчас кандидатскую пишу, — бледно улыбнулся Эдик. — Ну какой из меня боец? Лабораторная штафирка.

Призрак отщелкнул окурок в сторону. «Бычок» сверкнул в бледнеющей от наступающего рассвета темноте тусклой искоркой и запрыгал по кускам шифера крыши. Эдуард проводил окурок взглядом.

— Возьмете меня в ученики? — вдруг спросил он.

— Возьму, — совершенно серьезно кивнул Призрак, — Уже светает. Готовься, Стрелок, в путь.

Странное и удивительное это было место. Там, где небо в прямом и переносном смысле плотно стесняется с землей, сходится то ли в поцелуе, то ли в единоборстве. Огромная пустошь, покрытая плотным — плотным ковром своеобычной и вездесущей здесь травы полыни, волнообразно колышущаяся от ветра, тихо, тревожно шелестящая, необъятная, серо-коричнево-зеленая. Небо затянуто серыми тучами, но через них льется рассеянный, как через специальные светофильтры неяркий свет где-то прячущегося солнца.

Страшное место, обитель поклявшейся отомстить людям — погубителям искалеченной насмерть природы. Тихо тут. Почти ни звука вокруг. Нет никакого зверья, даже смертельно опасных ловушек нет в пределах видимости. Укрыться от взгляда осторожного человека им просто негде, полынь предательски укажет их своими стеблями. Зоне нет смысла подстерегать жертвы там, где их в принципе быть не должно. Но — невозможно! — они были…

Четверо человек брели через это полынное поле на горизонт, туда, где поднимались серыми мрачными громадами корпуса Чернобыльской атомной электростанции, где уродливым бетонным коробом навеки замер Саркофаг и попирала небо та самая знаменитая вентиляционная труба, давно уже ставшая символом этой трагедии всего человечества. ЧАЭС ждала людей, как ждет добычу настороженный на звериной тропе стальной капкан. Лишь тоненько, на самой границе слуха звенит в морозном воздухе тугая стальная пружина. Лишь доносится с того края полынной степи дуновения ЧУЖОГО, пропитанного смертью ветра.

Здесь нет даже птиц, так как пронырливые вороны, все же убоясь радиации, не суются сюда. Все мало-мальски крупные растения засохли и сгинули на корню, оставив только траву-полынь, знаменитый чернобыльник, давший имя этим местам в незапамятные времена. Черная быль… Воистину черная. Слишком горькая, чтобы хоть один из разумных существ мог сполна вкусить ее, оставшись живым.

Люди давно уже выключили приборы, показывающие уровень радиации вокруг, чтобы не давил на нервы сливающийся в один сумасшедший вой треск. Если бы не артефакты, по мере своих сил борющиеся с излучением, все они уже получили бы дозу, несовместимую с жизнью, и доживали бы последние минуты на этой земле. Но у них еще оставались шансы, хотя радиоактивная «грязь» медленно, но верно накапливалась в их телах. И они прекрасно знали об этом. Путь назад закрыт, значит, только вперед. Осталось немного.

Лиц этих смертников невозможно было различить из-за плотно пригнанных противогазов с особыми масками высшего уровня защиты. На всех четверых красовались мощные бронекостюмы, уже кое-где исклеванные осколками, потертые, запыленные, со следами грязи и крови. В руках люди несли оружие, у одного, шедшего первым, на плече висела СВД. Рюкзаки они давно выбросили, чтобы не тащить лишний вес, рассовав все самое необходимое по карманам и специальным подсумкам.

Четверо путешественников готовились ко всему. К горящей под ногами земле, к непроходимым полям из невиданных сверхмощных ловушек, к толпам осатаневших от голода и ярости зверей и зомби, даже к атакам «летающих тарелок», к минным заграждениям и колючей проволоке, но только не к этой мертвой полынной тишине вокруг. Они, конечно, предполагали, что «фонить» тут будет по-черному. Но чтобы так… Даже все вокруг перед глазами людей, спрятанными под толстыми кварцевыми стеклами противогазов становилось непривычно монохромного оттенка, все цвета и краски куда-то почти полностью пропали. Воздух, проходящий через фильтры, отдавал горечью и щипал горло.

ЧАЭС медленно выплывала из-за горизонта, с каждым шагом придвигалась все ближе, уже заслоняла туманно-размытый диск солнца на небе. Где-то там, под серой скорлупой бетона Саркофага, над которым уже видно мертвенно-призрачное сияние, скрыто то, к чему шли четверо путников. Монолит, Исполнитель Желаний. Заветное НЕЧТО, могущее реализовать все саамы заветные мечты и чаяния. Наверное, каждый уже однозначно определился, что загадает этому суррогату Бога. А может, и нет. Время еще есть для последних раздумий.

Черт не спеша шел впереди всех, только винтовка мерно покачивалась на могучей спине в такт шагам. Трофейное оружие все же сослужило путникам добрую службу. На самом выходе из Припяти дорогу преградила целая толпа зомби. Наверное, пришлось бы сжечь прорву патронов, пробиваясь через стадо живых трупов, но Черт приник к окуляру прицела и взялся за дело. Мощные патроны винтовки прошивали головы зомби насквозь и умудрялись поражать еще стоящий сзади, пусть не насмерть, но валили наземь, откуда мертвецы просто уже не могли встать, так и корчились, бестолково шевеля конечностями. Зомби, кое-кто из которых были еще и вооружены, открыли неприцельный огонь во все стороны, но наемник метким огнем выкашивал их ряды. Ни одного патрона не пропало даром! Всех уничтожить, разумеется, не удалось, но пока тугодумные зомби соображали, в чем дело, искатели Монолита уже проскользнули между ними и были таковы. Немного патронов, неполный магазин к винтовке еще оставались, и Черт упрямо тащил нелегкую и громоздкую винтовку, не желая расставаться с поистине убийственным оружием.

Следом шел Дима, более или менее оправившийся от телекинетического удара карлика, попытки удушения и воздействия неведомой силы Колеса Обозрения в Припяти. На душе Шухова скребли и драли сердце черные кошки — все оттого, что ему пришлось, пусть и фактически бессознательно, бросить в городе своих друзей и спутников живыми на верную смерть. Черт на все вопросы мертво молчал, Сапог нес какую-то чушь под нос, и только честный Грач открытым текстом сказал, что Иван и Журналист так и не нашлись, из чего следовало, что почти однозначно мертвы, Эдику во время боя на крыше гранатой разворотило ногу, а Призрак из человечности остался с раненым, и Грач сделал для них единственное, что мог — подарил свою аптечку. Дима шагал и молча мучился, принимая все произошедшее на свой личный счет и казня себя от полной безысходности и бессилия. Бросить товарищей на произвол судьбы, и ничего не мочь сделать с этим — для него было худшее из наказаний. Под стеклами маски по лицу Шухова катились злые слезы, но никто, к счастью, не мог видеть этого.

Сапог и Грач шли друг за другом и вообще ни о чем не думали. Мысли бывшего зэка были заняты исключительно просчетом степени собственной гибели при проникновении на страшную Станцию и в сам Саркофаг, и как бы так повыгоднее поторговаться с Монолитом. Чтобы вместо одного желания загадать, скажем, три. А вообще, чем больше — тем лучше! Надо только правильно построить фразу. В лексикологии Сапог, разумеется, специалистом не являлся, а его язык наполовину состоял из матерных и непристойных выражений. Однако тут представлялся особый случай, достойный пошевелить извилинами как следует. Из крысы прямо в ангелы!

Грач занимал себя исключительно наблюдениями за окружающей местностью. Простой бывший крестьянин, этот человек вообще ничем и никогда не заморачивался. Не видел в этом смысла. Убежденный фаталист от природы, верящий в Бога и Дьявола одновременно, он не собирался торговаться с судьбой и тем более у кого-то что-то клянчить. Найдут этот самый Монолит, про который он и сам лично слышал, сидя в плену у сектантов — хорошо. Всегда найдется, что загадать. Не найдут — да и хрен с ним, жил без него, и дальше проживет. А если погибнет где-то в этих местах — значит, так тому и быть. На небесах хоть давно умерших родителей повидает. Очень жалко было молодого, бестолкового, но такого заводного и энергичного Толика — Журналиста, сгинувшего неведомо где в мертвом городе. С ним Грач успел неплохо сойтись характерами и даже почти подружиться за время скитаний по окраинам Зоны. Теперь, ходок был в этом почти уверен, парень был мертв и неизвестные твари уже догладывали его кости. Упокой, Господи, его дурную, но беззлобную и не наполненную подлостью душу. Грачу откровенно не нравилась эта новая компания. Он неуверенно чувствовал себя рядом с молчаливым убийцей и истеричным угрюмым зэком, и только в лице Димы он мог еще видеть относительно близкого по духу человека. Но Шухов шел и шел вперед, ни на что не обращая внимания, наверное, мыслил о чем-то очень горьком и не хотел чужого вмешательства в это дело.

ЧАЭС все приближалась. Теперь она занимала весь горизонт. Огромная, жуткая в своем гробовом безмолвии. Честное слово, уж лучше бы на путников нападали стаи кровожадных монстров, или они продирались через коварные ловушки! Эта опустошенность, полный покой и умертвие вокруг сводили с ума. Хотелось иногда сорвать с лица маску и, глубоко вобрав в легкие пропитанный убийственной отравой воздух, кричать во все горло, громко, отчаянно, сколько хватит сил, нарушая тишину. Или палить вокруг себя из автомата. Да только, скорее всего, бесполезное это будет занятие. Тишина равнодушно примет в себя эти звуки и придавит их непроницаемым своим кляпом. Были люди — и уже нет их. Ни лиц, ни следов, ни душ, ни звуков.

Полынное поле закончилось хорошей широкой дорогой, ведущей вдоль глубокого, выложенного плитами канала для системы охлаждения. Канал давно пересох, только на дне до сих пор виднелось что-то бугристое и на вид даже сырое, но туда соваться никто бы не посмел. Черт остановился, поднес бинокль к глазницам противогаза, о чем-то немного подумал и двинулся по дороге туда, где угадывался мостик через канал. По ту сторону канала шел длинный бетонный забор, замыкавший территорию станции в кольцо. Но если есть забор, то значит, должны иметься и ворота?

От шагов людей по дороге постоянно поднимались легкие облачка неестественного цвета пепельной пыли. Она взвивалась до колена, а потом оседала на обуви и ткани одежды, на стволах оружия и руках, держащих его. Скорее всего, эта пыль была до ужаса радиоактивна. Дима на ходу нашарил приборчик, попытался включить его, но аппарат не выполнил приказ: просто вышел из строя, не вынеся таких условий работы. Чудесно. Три артефакта, лежащие по разным карманам, уже почти наполовину уменьшились в объеме, истаивая прямо на глазах. Наверное, и впрямь борются с радиацией.

Шухов уже и думать забыл про таинственный Черный Кристалл у него на груди, но тут находка сама дала о себе знать. Чем ближе путешественники приближались к ЧАЭС, тем сильнее кристалл начинал дрожать и пульсировать сам собой. Теперь же его буквально колотила нервная дрожь, он то нагревался, то фактически замерзал, пронизывая тело иглой невыносимого холода. Дима уже пару раз всерьез подумывал выкинуть его от греха подальше — вдруг взорвется еще, перевозбудившись? — но лень было лезть под бронежилет, расстегивать все облачение и копаться в подсумках. Черт наверняка не одобрит, а то еще и пиндюлей выпишет за сокрытие находки, дескать, почему не поделился?

Дышать становилось все труднее. То ли уже отравленный излучением организм приготовился к скорой гибели, то ли просто засорились пылью фильтры маски. Надо будет, взобравшись на мост, сменить их. Запасных было еще достаточно. Но Шухова всерьез занимал иной вопрос. Как они попадут в сам Саркофаг? Он же запечатан намертво. Или наемник знает каким-то образом план Станции и сможет провести спутников?

Стоп. А кто сказал, что Черт кого-то куда-то поведет? Зачем ему конкуренты? Трое людей, скорее всего, нужны ему только для того, чтобы помогли ему дойти до места. А там вполне реально управиться своими силами. Товарищи превращались в конкурентов…

От этой мыли моментально похолодело в животе и предательски дрогнули колени. Шухов моментально ощутил себя идущим на заклание барашком, безвольно тащащимся за матерым волком, знающим, что жертва никуда от него не денется. Сейчас вот только дойдет до своего логова, а там и покушает с полным удовольствием. В памяти всплыла давно прочитанная книжка «остров сокровищ». Там капитан пиратов, взяв с собой на остров помощников, вместе с ними закопал сокровища, а потом, чтобы тайна никому не была известна, кроме него, просто перебил из засад. Не той же тропкой собирался идти Черт? «Чем меньше нас, тем больше нам достанется»…

Руки Димы сильнее сжали автомат, как последнюю надежду на спасение. Только вот реальную ли? А что, если попытаться разрешить все сомнения разом, вот сейчас бросить переводчик режима огня на «очередь» и полоснуть сгустком бронебойных смертей по этой спине впереди? Потом развернуться и… Сапог и Грач наверняка не успеют ничего понять и ответить огнем. Хорошо. А что дальше? Куда идти одному? Так и так выходит смерть. А при нынешнем раскладе, быть может, все Димины домыслы — не более чем признак надвигающейся паранойи и плод нервного и физического перенапряжения.

Черт размеренно, как робот, шагал впереди. Но Шухов чувствовал, что этот человек ни на секунду не забывал об опасности. Если не сразить его первой же пулей, то не остановить потом вообще. Могучее тело, дополнительно защищенное броней, перенесет даже тяжкие травмы. По крайней мере, покарать противника он все равно успеет. Если же так, то стоит ли зря рисковать? Дима тоже в какой-то мере был фаталистом. Чему быть, того не миновать. И если ему суждено найти свою гибель тут, в эпицентре зла, то Дмитрий Шухов больше никогда не вернется обратно.

— Идешь первым, — инструктировал уже в который раз Журналиста Иван. — Я следом. Ничего не бойся. Если какая-то тварь и полезет, примем ее в два ствола. Почему ты все время такая размазня?

— Боюсь, — честно сознался парень. — Очень боюсь…

Журналист и правда боялся. Наверное, так, как никак и никогда еще в жизни. Куда подевался его апломб акулы и пера и охотника за сенсациями? Теперь перед Семецким стоял обычный молодой и совершенно неопытный человек, неспособный даже толком постоять за себя, не то, что выживать в страшных условиях Зоны. А тем более тут, на краю не понять чего, то ли гибели, то ли призрачной иллюзии счастья и осуществления мечты. «Дал же дьявол помощника, — в сотый раз уже мысленно ругался Иван, наблюдая за кое-как бредущим вперед парнем, — Сдохнем же оба, непременно сдохнем. Как не хочется умирать, кто бы только знал! Даже этому балбесу, наверное, не так страшно…»

На рассвете, пока еще не рассеялся приползший с реки туман, Иван и Журналист выбрались из гастронома и окольными дворами, ориентируясь скорее по наитию и «зову судьбы» выбрались-таки к берегу Припяти, обогнули речной порт и, выждав, когда разгоревшийся день прогонит прочь туманную пелену, сориентировались по глыбившейся на горизонте громаде ЧАЭС. Она и служила им путеводным маяком теперь — трудно не заметить столь знаменитую трубу, похожего на уродливого жирафа башенный кран, циклопические сооружения турбинного зала и Саркофаг. Только вот идти напрямик, через стадион и прочие остатки жилого массива у Семецкого хватило ума не ходить. Там наверняка в изобилии бродила разная живность, а у них боеприпасов кот наплакал, да и то, неизвестно еще, с чем они столкнулся возле самой Станции. И чем потом отбиваться от напастей прикажете?

Семецкий, имевший некоторый опыт в разных технических изысках, здраво прикинул, что у АЭС обязательно должна быть предусмотрена система охлаждения, недаром же всю эту махину построили у самой реки. Следовательно, берег Припяти рано или поздно закончится отводным каналом, ведущим к Станции. Иначе быть не могло. Канал наверняка очень отличается от спонтанного природного русла и имеет более технократичный вид. Следовательно, они с пути не собьются, если будут просто идти вдоль реки и смотреть по сторонам.

Радиационный фон у воды оказался повышенным, но стабильным, не то, что в самом городе, где относительно «чистые» участки чередовались с настоящими «горячими пятнами». Река несла свои воды, уже зараженные «грязью», и щедро напитывала ей берега и донный ил, становясь тем самым настоящим аккумулятором отравы.

Вдоль реки обильно разросся густой, высоченный камыш. Растениям, такое впечатление, вода, напитанная радиацией, была совершенно по барабану. Ряска, осока, тростник, даже какие-то здоровенные, величиной с колесо легкового автомобиля листья обильно покрывали медленно текущую гладь реки и многочисленные озерца и заливчики. Все бы имело идиллический, почти пасторальный вид, если бы полное отсутствие птиц, комаров и всплесков рыбы, и не ржавые обломки, торчащие тут и там из воды. Наверное, это были остатки речной флотилии, заброшенной тут еще после Первого Взрыва, да так и проигравшие противостояние времени и природе.

«Что и требовалось доказать, — грустно думал Семецкий, шагая вдоль берега и внимательно глядя под ноги и по сторонам, — Грош цена хваленому людскому могуществу. Сами себе создали пугало, сами же теперь его и боимся. Попутно загадив все, что только можно, причем до такого состояния, чтобы уж точно насмерть. Полумер мы не любим. А ведь какие тут места, наверное, красивые были!»

ЧАЭС на горизонте приковывала взгляд, манила к себе. Ивану даже на миг показалось, что он слышит даже некий властный, повелительный зов, ведущий его к цели. Впрочем, это, наверное, была все лишь иллюзия, самообман. Семецкий встряхнул головой, избавляясь от наваждения. А вот Журналист заметно ободрился, уже шел так, как надо, быстро, но в то же время осторожно, без бравады и опасной торопливости. Из парня бы вышел неплохой ходок. А может, и выйдет еще? Кто знает.

Припять постепенно оставалась за их спинами. Город — призрак таял вдали, уступая место другому видению. Тому самому эпицентру зла и смерти, в которое теперь добровольно лезли отчаянные люди.

Протиснувшись под целым рядом идущих над землей толстых труб, Черт вскинул винтовку и в ее прицел оглядел подступы к станции. Никого. Все та же мертвая тишина, пустота, запустение и развалины. Никакой видимой опасности или даже намека на нее. Не считая, конечно, сумасшедшего радиоактивного заражения этой местности, но это уж как само собой разумеющееся. Вот потому-то, наверное, и ничего живого нет в радиусе нескольких километров.

Дата добавления: 2015-07-25