19 страница. Мало кто из людей догадывался, ибо знать этого не мог, что «Мозг» обдумывал

Мало кто из людей догадывался, ибо знать этого не мог, что «Мозг» обдумывал целесообразность, дальнейшего проведения совместных исследований. Он не ставил людей в известность о своих «размышлениях», но план высадки людей на Землю, даже при условии, что они будут лишены там жизни, рассматривался им, и о косвенных доказательствах этого руководители уже знали. Рассматривал он и план, рассредоточения астронавтов с отрицательным эмоциональным фоном по планетам. Не имея возможности, связаться со звездолётом, а так же, не обладая достаточным ресурсом сил для самостоятельного исправления возникшей ситуации, он принял третье решение.

Изменить негативный эмоциональный фон внутри космических аппаратов на положительный. Именно его в настоящий момент психологи и претворяли в жизнь. От успешного завершения этого, зависело, останутся ли люди исследователями космоса, или крейсер отвернётся от них. Бросит на произвол судьбы, или вернёт на родную планету-мачеху. Возможно, если бы он прямо поделился с кем-то из людей своими «размышлениями», это заставило бы их пересмотреть своё поведение и побороть конфликтность в общении с себе подобными. Но он не мог нарушить своего, основного принципа общения с людьми: никаких угроз и давления на психическое состояние людей. Поэтому он вверил судьбу людей в их руки.

Мало кто догадывался о катастрофических последствиях, которые над людьми уже нависли. И обрушатся, если они не сумеют восстановить психологически приемлемый климат в инокосмических, живых аппаратах. Мацудо, Егоров, Вандер-Хаген, Чунь и Цзы Минь были одними из немногих, кто осознал глубину пропасти, над которой они оказалась. Понимая, что от их решения зависит, не только судьба этой экспедиции, но и возможно, судьба всего человечества, они настроили психологов на разработку планов, по объединению интересов людей, для создания условий, исключающих конфликты. Были изданы приказы, запревающие ссоры во время исполнения служебных обязанностей, а в свободное время, ссоры без веских причин. Меры наказания за организацию конфликта, выглядели не естественно драконовскими, на что сразу все астронавты обратили внимание.

И это возымело своё, временное действие, но условий конфликтности не устранило. Естественно, никому по пустяку, как все считали причины ссор, не хотелось от трёх до тридцати суток оказаться в скафандре в космосе. Когда пятьдесят процентов вероятности отводилось, вообще быть подобранными назад из космоса в корабли. Несмотря на то, что все видели в сексе развлечение, полезное для здоровья, на практике его применять, почему-то стали стесняться. Приветствовали всех, проявляющих инициативу, но подавляющее большинство космонавтов сами в этом предпочитали не участвовать. Причиной была, невесть откуда обрушившаяся на всех импотенция и фригидность.

Мацудо, будучи неженатым человеком, в свои семьдесят лет не мог предпринимать попыток, помочь себе и ещё кому-то вспомнить, что такое оргазм. Но не напрямую намекал помощникам и руководителям, что от этого будет зависеть перспектива их карьерного роста. И неожиданно для себя почувствовал, что его действия, встретили у многих поддержку, но только на словах. Он знал, об аморальном поведении Эльзы Курбах, достигшей административных высот не только благодаря организационным способностям. За что он её и невзлюбил, но одобрил её назначение первым комендантом города будущего. И не ошибся, вольность колонистов «Города Солнца» в общении, в свободное время, вопреки нормам морали и логике, свели конфликтность между колонистами на нет.

Он больше не делал замечаний Стивенсу, иногда открыто поддерживающему с ней интимные отношения, пусть и на голографическом уровне. Лишь несколько раз, обращал его внимание на необходимость развития таких же отношений и с женой. Разговоры о разводах, или временных расходов супругов, он пресекал сразу. И Стивенс, хотя и халатно, но трудился на два фронта, уже не скрывая своих отношения с Эльзой Курбах от жены. В том, что та, ни только не устраивала скандалов из-за этого, но и лояльно стала относиться к дополнительной связи мужа, была заслуга и Чуня. Он убедил её в необходимости дополнительного общения супругов с кем-то ещё, пусть даже приводящего к непозволительному сексу. Та, воспользовавшись его советом, действительно, почувствовала, что её жизнь стала более интересной и наполненной. При этом правда, продолжала хранить сексуальную верность мужу, не столько потому, что она не хотела интриги на стороне, а в силу долголетней привычки блюсти честь мужа, как руководителя. Ведь он был главным в этой субэкспедиции, а она, первой леди.

То, что триста психологов провели почти со всеми «инопланетянами» индивидуальные беседы, уже в первые дни стало давать положительные результаты. Но, несмотря на личные примеры руководителей, пусть даже аморального плана, процесс улучшения взаимоотношений между людьми разных полов продвигался медленно, хотя медицина всё сделала, чтобы устранить физиологические слабости. Успокаивало руководство то, что этот процесс только начался, и хорошо уже, что сдвинулся с мёртвой точки.

В последнее время количество конфликтов сократилось втрое. В «Меркурии» их не было вообще. В крейсере было чуть больше, чем в «Венере», которая продолжала оставаться рассадником конфликтов. Именно поэтому туда и направили лучших психологов, которых рвался возглавить Чунь, но его, в силу психологической несовместимости с космическим эсминцем, не рискнули туда отправить. Поэтому группу возглавляла сорока шести летняя китаянка Цзы-Минь, заместитель главы службы психологов, «правая рука» Вон Чуня. Чунь знал, о её патологической, скрытой неприязни к мужскому полу, вполне понятной ему. Но, как он не старался её избавить от этого, не смог.

Он считал её одним из лучших специалистов в области психологии и, желая добиться благих целей, считал, что ей надо влюбиться. Поэтому в приватной беседе с Егоровым сделал всё, чтобы развить у него интерес к этой миниатюрной, без особо выделяющихся форм тела, но умной и приятной женщине. Которая, когда хотела, могла быть симпатичной и соблазнительной. Егоров обещал Чуню, оказывать ей содействие в работе, и повышенные знаки внимания в личное время. Являясь, не женатым человеком, он это мог делать без труда. Но он сразу признался Чуню, что его ни она, ни остальные женщины уже давно не волнуют. Причины такого равнодушия, он разъяснять не стал. Но База памяти «Мозга» не отказала Чуею в такой информации. И хотя тот был озадачен, узнав причину, от планов не отказался.

Закончив дежурство, Егоров передал руководство космоэсминцем заместителю, тридцати пяти летней Жюли Анри, полной и решительной женщине, напоминавшей мужчину своими манерами поведения. Отправляясь в каюту, приказал направить Цзы-Минь с докладом о проделанной работе к нему. Он помнил об обещании, данном Чуню, но не знал, как его реализовать.

Придя к себе, по привычке занялся физзарядкой на тренажерах. Вскоре в его каюту пришла Цзы-Минь. По её выражению лица, Егоров понял, та была недовольна визитом в жилую каюту по служебному делу. Он, не бросая упражняться, предложил ей сесть в кресло и рассказать о проведённой работе. Женщина чувствовала себя неудобно и, подозревая о его намерениях, как опытный психолог, перешла в атаку.

- Господин Егоров, вам не кажется странным, требовать доклада в личных апартаментах?

- А что, находясь в личных апартаментах, я перестаю быть командиром? - Удивлённо спросил он.

- Но ведь это служебный вопрос, а не личный. Такое отношение свидетельствует о пренебрежении к нашей работе, и ко мне, как к человеку.

- Госпожа Цзы-Минь, вы не могли бы мне напомнить, с какой целью вы здесь? – Не обращая внимания на её недовольство, спросил он.

- Я должна, изучить психологический климат в эсминце и внести в совет предложения о его улучшении, - поняв безуспешность своей атаки, покорно начала доклад Цзы-Минь.

- И как вы должны личным примером улучшать этот климат? – Перебил он.

- Ну, у нас есть определенные методики. Я не думаю, что сейчас это уместно рассказывать.

- А вы не думаете, что ваше поведение должно быть бесконфликтным и мягким с членами экипажа? – Уже наседал Егоров, желая дать понять, что в космоэсминце он не терпит пререканий.

- Это само собой. Разве я конфликтую? – Сникая, но, не утратив боевого духа, спросила она.

- Я что, не член экипажа? Вы пришли ко мне, и сразу предъявили претензии, заметьте, командиру. Это вместо того, чтобы в благожелательной форме смягчить ситуацию. Принялись, меня раздражать, не соблюдением субординации и проявлением женских капризов. Я же вам тут не предлагаю в любовь играть, а решаю служебный вопрос, - сказав это, он остыл.

Он понял, что всё испортил, но иначе не мог. На неприязнь, он отвечал неприязнью, на удар, ударом, на добро, добром. И менять в себе ничего не собирался, тем более из-за женщины. Он понимал, что подвёл Чуня. А от этого на неё разозлился. Она оказалась сухой и не интересной, не такой, какой её описывал Чунь.

- Я не капризничаю, вы меня не правильно поняли.

- Уже то, что вы перебиваете командира, меня раздражает. То есть, ваши поступки уже направлены во вред, а не на пользу вашей, основной задаче. И что вы ёрзаете? Что вы нервничаете, на вас что, кто-то посягает?

- Я не привыкла к такой манере обращения.

- Меня мало волнует, к чему вы привыкли. Ваша задача, вам понятна, как вы говорите, а ваши амбиции, мешают её выполнению. И вам на это указывает командир, а она спорит ещё. У вас два варианта. Либо вы никогда не показываете ни одному члену экипажа, что вы большая шишка, и беспрекословно выполняете мои распоряжения. Либо я отправлю вас в крейсер, предварительно сутки промариную в космосе за строптивость, и посмеюсь над вами, когда вы попытаетесь это обжаловать у Уинстона. Он с вами церемониться не будет, как я.

- Я прошу, меня простить. Это от необычности обстановки, которая напомнила мне неприятные моменты моего прошлого...

- Меня сейчас не волнует ваше прошлое, - перебил Егоров, - меня волнует, эффективность вашей работы, в положительных результатах которой, я очень заинтересован. Я не припомню, когда был в чем-то, так очень заинтересован.

- Я поняла вас, и ещё прошу прощения, - психологически сдалась Цзы-Минь, зная, что такая манера поведения, гасит любой всплеск нервозности.

- Ну, что вы ёрзаете? Встаньте, если вам неудобно сидеть, - не унимался Егоров.

- Я понимаю, что обязана выполнять ваши распоряжения, но почему вы со мной так грубо разговариваете, я же, всё-таки женщина? - Вспылила она, вскочив.

- Вы хотите, чтобы я общался с вами, как с руководителем группы или, как с женщиной?

- Я, пожалуй, пойду.

- Сейчас нет свободного катера, отправить вас отсюда. Поэтому потрудитесь, отвечать на мои вопросы.

- Я хочу, если для вас это имеет значение, чтобы вы общались со мной, как с женщиной-руководителем.

- Это как? Как с подчиненной? Я сейчас с вами так и общаюсь, только почему-то совершенно с не дисциплинированной. А как я должен общаться с вами, как с женщиной? Научите.

- Уважительно.

- За что я вас должен уважать? За то, что вы мне здесь характер свой показываете?

- Я ничего не показываю.

- Вы сами-то чувствуете, что взялись не за своё дело? Вы даже с руководителем мини экспедиции не в состоянии найти общий язык. А хотите, изменить к лучшему других. Кто должен искать подходы, психолог, или подопытный?

- Простите меня. Вы правы, я никудышный специалист. Разрешите мне, выйти?

- В общем, так. Я уважаю, профессионализм Чуня, и поэтому не хочу создавать конфликтную ситуацию, тем более что он о вас отзывался в превосходных степенях. Из чего я делаю вывод. Вы специально конфликтуете со мной, исходя из своих, скрытых интересов. Я прав? Я неплохо вам подыграл? – Сам не ожидал Егоров, что сможет так ловко урегулировать конфликт, в котором был виноват больше, чем она.

- Вы очень проницательны, - нашлась, что ответить она, естественно, никаких скрытых целей не имея, но воспользовалась шансом, закончить разговор миром, и приняла его выход, из не удобного положения.

- Я жду разъяснений, от меня секретов у вас не может быть, вы теперь мой подчиненный. А уж женщина вы, или нет, мы этот вопрос отложим на потом.

- Разрешите доложить о проделанной работе?

- Нет, я жду ответа на свои вопросы. О том, что вам удалось сделать, я уже знаю.

- Я не могу сейчас сформулировать свои мысли. Ваше психологическое воздействие, командный тон, меня подавляют. Я ведь всё же не военный, а гражданский специалист. Я была бы признательна, если бы ваши вопросы звучали как-то помягче.

- Опять она мне указывает. Уж, какой я сегодня мягкий, так уж некуда, - проявил он нервозность.

- Пожалуй, понятно, почему вас здесь все боятся и не любят, - и она не скрывала своего раздражения.

- А командира и не должны любить. Его должны слушать. Боязнь, это один из симптомов послушания.

- Вы мыслите примитивно, хотя ваш кругозор значительно шире. Вы сами по себе, не плохой психолог. Я никак не пойму, что вы от меня хотите? Вы могли бы, говорить прямо? Мне неприятно здесь находиться.

- Мне тоже, многое что неприятно. Ну, хорошо, буду откровенным. Чунь просил, оказать вам полную поддержку и, прежде всего, в вопросах взаимоотношения полов. Он меня толкает на совершение аморальных действий. Самое интересное во всем этом то, что его поддерживает «Мозг» крейсера и «Ум» эсминца. От меня требуется, показать пример публичного ухаживания за женщиной. То есть, за вами. Неужели не понятно? А как я могу показать вам своё расположение, вернее окружающим, если вы, утверждая, что являетесь женщиной, ведёте себя, как равнодушный чиновник? Объясните, что я должен делать, чтобы растопить лёд, неизвестно откуда взявшийся в общении между подчиненными мужчинами и женщинами? Ваш профессор не говорил вам, что мы должны завести публичный, хоть не настоящий роман?

- Такую рекомендацию он давал. Но я не рассматриваю её всерьёз, как указание.

- А я получил эту рекомендацию в виде прямого указания. Поэтому, либо мы её претворяем в жизнь, либо у вас три часа на сбор своих вещей и прощайте. Будь моя воля, я вас с самого начала отправил бы отсюда. Так меня ещё никто не раздражал.

От последних слов она дёрнулась, как от пощечины, и её бледное лицо вспыхнуло и покрылось нервным румянцем, а жалостное выражение лица, преобразилось в злое и не красивое.

40.

Забыв о субординации, она обрушилась на командира, как и свойственно гордой женщине, зная, что ни один властный мужчина этого не протерпит.

- Вы требуете, чтобы я с вами, пусть и не по настоящему, завела интрижку, но при этом даёте мне понять, что я вам противна. Так, ничем не примечательная дурнушка, от которой вы не знаете, как избавиться. Как я после этого могу показывать вам публично симпатию? Вы думаете, что этого никто не заметит, не поймет фальшивость и лживость нашей ситуации? Ложь ещё больше усугубит отрицательные тенденции на эсминце.

- Я согласен. Ну, так будь со мной поласковей, и я постараюсь преобразиться и влюбиться. Может, я замечу в вас нечто замечательное.

- И каких ласк вы от меня ждете? Лечь с вами в кровать? – Не скрывала она презрительной усмешки.

- Нет, этого не требуется. Хотя, ничего страшного для вас при этом не случится. Можете, мне поверить. У меня не только с эрекцией проблемы.

- Вот видите, вам даже это противно, а вы что-то ждёте ещё от меня.

- Достала. Да не противна ты. Мне все женщины не интересны. В конце концов, ты психолог, должна искать ко мне подходы. Ну, расслабься, что ты вся скукожилась, как боксер на ринге?

- Я не знаю почему, но я действительно взвинчена. Я такой с тех пор, как оказалась в космосе, не была ни разу. Я не могу пояснить даже себе, причину своего нервного состояния. Может, это ваш эсминец играет со мной злую шутку?

- Наконец-то, я услышал что-то стоящее. Запомни, Хао, можно я так буду тебя называть наедине?

- Как вам угодно.

- Я в последнее время сдружился с «Венерочкой» и, заметил, что она, сама приводит в стопорное состояние всех, кто осмеливается спорить со мной. И, как я ни просил, не вмешиваться в мои дела - бесполезно. Она такая же очаровательная внешне и такая же упрямая, как и все женщины. Сейчас ты копируешь её нрав, и это мне не нравится. Ну, расслабься. Если хочешь чаю, вина, я налью? Хочешь, я тебя поцелую?

Её резко отрицательное движение рукой, остановило его от совершения неуместного действия.

Егоров осознал тщетность своих усилий, и уже хотел, её выпроводить из каюты. Но она, взвинтившись, уже не пыталась успокоиться и, плохо контролируя свои эмоции, почему-то не желала их сдерживать.

- Это же мерзко, зная, что ваши низменные поступки, поддерживает столь могущественное существо, как «Ум», потакать ему. Тем самым, развращать ещё больше, ведь оно учится у нас общению. Оно же больное. А чему вы его учите? Хамя слабой женщине, вы даёте «Уму» понять, что так себя вести с женщиной, нормально для биосуществ.

- Я поделился с вами сокровенным, и лишь убедился ещё раз, что больное не столько оно, но мы. Мы должны найти способ, сначала излечить себя. Оно, глядя на нас, само вылечится, будьте уверены. А мне, чтобы перестать, как вы говорите, хамить, с чем я не согласен, ибо не сказал ничего оскорбительного, даже не грубил, нужна поддержка хрупкого создания такого, как вы. Я не должен, но пытаюсь найти расположения ко мне, с тем, чтобы помочь тебе же, выполнить свою задачу. А вместо благодарности и поддержки, наталкиваюсь на действия противоположного характера. Вывод - эсминец здесь не при чём.

Давай-ка, так. Телесная близость, является прелюдией к духовной, во всяком случае для нас. Поэтому, чтобы сломать психологический барьер между нами, ты должна сломать свой гонор, подойти ко мне, и поцеловать в губы. А потом мы, доверительно обо всём поговорим, - изменил направление беседы он.

Молчание было ему ответом.

- Если у тебя есть другие варианты, я слушаю их.

Снова последовало молчание. По дрожанию кончиков пальцев её рук, ему стало понятно, в ней идёт внутренняя борьба. Он догадывался, она теперь могла выполнить всё, что он захочет, но что-то более значимое для неё, сдерживало от этого.

- Здесь не ординарный случай? Да? Тогда давай, заканчивать. Ты хочешь, чтобы я тебе помогал? – Не сдавался Егоров.

- Да, - кротко ответила она.

- Ты согласна, быть примером добрых отношений между нами для экипажа, и иметь близость без секса?

- Н–н-да.

- Почему тогда ты не хочешь, меня поцеловать? Я что, противный?

- Нет.

- Ну, так в чём же дело? Я напираю потому, что на раскачку у нас нет времени.

- Я ненавижу мужчин, особенно, когда меня третируют, как личность. И тут уж я ничего с собой поделать не могу.

- Вот это да, так зачем же тебя сюда прислали?

- Чунь убедил меня, что так будет лучше для всех, и для меня тоже. А он один из немногих, кому я верю. Но видимо, он ошибался, называя вас отзывчивым и проницательным человеком.

- Ты ненавидишь только определенную категорию мужчин, таких, как я?

- Возможно. И я ещё не люблю, когда малознакомые мужчины ко мне обращаются на ты.

- Вы что-то говорили о прошлом? Не могли бы со мной поделиться им, чтобы я мог помочь, преодолеть этот барьер? – Моментально отреагировал на последнее замечание Егоров.

- Нет.

- Ну, так мы с вами не договоримся. Вы хотите, чтобы мы договорились?

- Да, - после непродолжительного молчания, ответила она.

- Ну, что там такого в вашем прошлом страшного, могло быть, что это делает вас в моих глазах полнейшей дурой? Я сейчас спрошу у «Ума», он мне не откажет, - потерял всякое терпение Егоров.

- Нет, не смейте, - поняла она, что так и случиться, и решила, открыться сама.

- Вы, действительно, хотите знать? Вы хотите, кроме пренебрежения ко мне, как к личности, ещё испытать и чувство омерзения?

- Ой, только не пугай меня. Я в своей жизни повидал такое, что тебе и не снилось. Вряд ли ты, чем-то сможешь меня удивить. Пренебрежения к себе, леди, вы добились своим не понятным поведением. А для того, чтобы я испытал омерзение... Ну, не знаю. Вы должны предать всю экспедицию, при том условии, что людей будут рвать на части, на моих глазах, - самонадеянно заявил Егоров, продолжая ломать её психологическое сопротивление.

- Пожалуй, вы правы, я дура, а дурам простительно всё. Раз вы хотите, смотрите.

Она, отойдя подальше, повернулась к Егорову спиной и сбросила с плеч униформу, которая упала к ногам, обнажив тело. Такого, от неё он не мог ожидать. Он понял, что перестарался, но машинально оценил, что у женщины неплохая фигура. Тонкая талия, узкие плечи и не худые, короткие ножки. Увлечённый кратким созерцанием общей картины, только в конце осмотра обратил внимание, на довольно заметные, два глубоких и длинных шрама, идущие от поясницы по ягодицам к промежности и по внутренним сторонам бёдер ног. Ещё не понимая почему, он машинально встал. Она повернулась к нему, загораживая руками интимное место, и посмотрела на него глазами полными слёз, но по её щекам они не текли.

- Смотрите, - и она спрятала руки за спину, и опустила голову, скрыв лицо.

Егоров ожидал многого, но такого, никогда. Уже вскользь, не смакуя, как в начале, он увидел круглые, маленькие грудки, слегка выпуклый живот. И по этому, красивому телу от груди до промежности и по бедрам тянулись три длинных и широких шрама, оставленные когда-то режущими предметами. Она, молча нагнулась, надела униформу и, повернувшись к нему спиной, тихо попросила.

- Откройте дверь, я хочу уйти.

- Ты не можешь, так уйти, - не сразу нашёлся, что ответить Егоров.

В порыве жалости, о наличии которой в себе он не подозревал, хотел обнять эту, как оказалось, многострадальную женщину. И двинулся к ней.

- Не подходите ко мне, - резко сказала она и повторила, - выпустите меня отсюда.

- Хао, прости меня за всё, я ведь не знал... Ах, Чунь, какой мужик. Вот что он имел в виду, когда говорил, что ты, женщина любящая ласку, но не любящая мужских рук. Можно я поцелую тебе шрамы, в знак нашего примирения?

- Я не переношу жалости и фальшивых сантиментов, - продолжала стоять она к нему спиной.

- Прости. Это может и жалость, но я от души чувствую потребность, тебя обнять и пожалеть. Я ведь тоже прошёл через нечто подобное. Когда меня в полиции три дня били резиновыми палками за участие в демонстрации протеста, там, на Земле, то делали это профессионально. Я каждые пять минут терял сознание, а когда приходил в себя, всё повторялось. Я навсегда понял, что такое нескончаемая боль и бессилие. Поэтому я кожей чувствую, что испытала тогда ты. Это не фальшь с моей стороны, я говорю искренне. Мне ведь отбили все мои, мужские достоинства. Я может быть, больший инвалид, чем ты. А на ты я называю тебя не потому, что хам, а потому, что на вы я называю только недругов и врагов. А ты - для друзей. Ты хочешь быть моим другом?

От этого неожиданного монолога она повернулась к нему лицом, прижала кулачки к своему подбородку, и до сих пор сдерживаемые слезы, непроизвольно, сами брызнули из глаз. Егоров подошёл и, обняв за плечи, прижал к себе. Не в силах более сдерживаться, женщина заплакала навзрыд, не стесняясь своего громкого плача. Когда же Егоров, чувствуя огромную жалость, погладил её по голове, она уже не сдерживала себя. Стуча кулачками по его широкой груди, вскоре прижалась к ней, и положила на неё и голову, заливая его слезами.

Минут через пять стала успокаиваться, временами всхлипывая. Стояла, не находя сил, оторвать кулачки маленьких рук и голову от широкой груди мужчины. А тот, продолжая гладить её по голове, осторожно вытирал носовым, мокрым от её слёз платком предательские слезинки на своём лице.

- Я хочу, уйти, - наконец успокоившись, тихо сказала она.

Отстраняясь от него, она, обессиленная от плача, покачнулась и чуть не упала. Егоров ловко подхватил её на руки, сам, покачнувшись, не удержал равновесия и рухнул в кресло, так, что она оказалась на его коленях.

- Посиди немножко со мной, - тихо попросил он.

- Зачем? Мне плохо, я хочу лечь, - ответила она, но попыток высвободиться из его объятий, не предпринимала.

- Я сейчас тебя положу на постель, - ответил он и поднялся вместе с ней из кресла.

- Нет. Я никогда не лягу в комнате мужчины.

- Отныне, для тебя я, прежде всего, друг. Друг по боли, который знает, что такое бессилие и желание умереть, чтобы прекратить страдания. Но ты должна знать, что всегда находятся внутри человека силы, заставляющие понять, что жизнь стоит того, чтобы за неё бороться. А судьба всегда найдёт способ, вознаградить человека за его страдания. Мы с тобой сейчас в космосе, о чём я лично никогда и не мечтал. Чувствую себя полезным и нужным человеком, которому повезло находиться среди хороших людей. Так отблагодарила меня судьба, за мои страдания.

Но сейчас с этими хорошими людьми что-то случилось. Они стали портиться и я, не понимаю, как им можно помочь. От этого испытываю такую же боль, что и тогда, на Земле, только не телесную, а душевную. Может, это от сознания собственного бессилия, невозможности что-то изменить? Поэтому может, я такой сухой и жёсткий, как ты отметила правильно. Помоги мне, Хао, стать лучше, - проникновенно высказывался Егоров.

Она не ответила, лишь осторожно прижалась лицом к его груди и, поджав ноги, затихла. И неожиданно для обоих, заснула на его руках. По странной реакции её сознания, через сон слышала и запоминала каждое, сказанное им слово. От сознания того, что кто-то понял её внутренне состояние без слов, она радостно улыбнулась во сне. Эта улыбка застыла на её ещё сыром от слез лице с опухшими глазками и обиженно выпяченными, пухленькими губками.

Егоров не удержался, и слегка поцеловал её в мягкие, приятные губы, и аккуратно положил её на свою постель. Накрыв одеялом, лег рядом и неожиданно для себя, тоже быстро заснул, успев мысленно поблагодарить «Венеру» за случившееся.

Но спал он не долго. Информатор, разбудив его, уведомил, что на космическом эсминце вновь готовятся запускать космокатера на марсианскую станцию. Осторожно вытянув руку из-под головы спящей женщины, он встал и вышел из каюты.

Цзы-Минь проснулась гораздо позже, и не сразу сообразила, где находится. Но, быстро всё вспомнив, инстинктивно осмотрела себя в униформе. Не увидев, ничего необычного и не ощутив в себе никаких изменений в привычном, внутреннем состоянии, успокоилась. Её мнение о Егорове в начале их разговора было категоричным: самоуверенный, идущий всегда напролом, не воспитанный мужлан. Но решительный и, как ни странно, в нём чувствовалась надежность. Она ненавидела себя за то, что пошла на поводу у него, и обнажила своё, изрезанное тело. Но отметила, что после этого, никакой ненависти, больше к мужчинам не испытывала. Эта многолетняя, въевшаяся в каждую её клетку тела боль, ушла. А после того, когда выплакалась и получила сочувствие и нежное отношение, уже не знала, как ей поступать с предложением Егорова, стать его, пусть и фиктивной, но наложницей.

То, что безразличным он для неё перестал быть, стало для неё бесспорным. Надо было подумать, как ко всему этому относиться дальше. И она думала, нисколько не смущаясь, что лежит в чужой каюте, в мужской постели, чего ещё час назад не могла даже в мыслях допустить.

«А Чунь, тоже хорош. Как он меня убедил в необходимости близкого общения с этим мужиком? Почему я согласилась? Он же знает, что я весь мужицкий род ненавижу после того, как меня изнасиловала группа наркоманов. Ладно бы, только изнасиловали, но, как они издевались. Зачем? Что я им сделала? Сволочи. Эта боль, постоянная и невыносимая...

Так, всё. Забыла об этом, а то шрамы снова заныли. А может, Чунь прав, пора бы и забыть всё это, и начать новую жизнь, в новой обстановке и с новыми, в общем, хорошими людьми? И нечего шарахаться от мужиков. А Егоров оказался заботливым. С одной стороны, мне хочется испытать близость, а с другой, не хочется его расстраивать. Впрочем, чего я его должна жалеть, он ведь меня в начале разговора не пожалел. Пусть теперь сам расстраивается, получив то, к чему стремился. Ишь, как он грубо и дерзко домогался меня. Пусть получит то, что хочет, а я посмотрю на его реакцию, когда он поймёт, что я физически не в состоянии заниматься половой жизнью. И у меня будет хорошая возможность, убедится в правоте Чуня, что не все мужики, сволочи. Не все живут только одним желанием - обладать и удовлетворять свои телесные потребности. И духовная жизнь для некоторых из них, главное. Он и меня отнёс к этой категории, безнадежно обездоленных, совершенно верно. Но почему он сюда отнёс и Егорова, не понятно? Вообще-то Чунь опять прав, у меня появилась хорошая возможность, на практике проверить психологический аспект совместимости, причём не со стороны, а так сказать, познать процесс изнутри. На собственном теле. Я приму ухаживания Егорова, и буду ему послушна во всём. Иначе, он со мной разговаривать не станет. У него такой нрав - всё должно быть так, как он приказал. Я даже флиртовать не буду, пусть знает, что он мне безразличен. Ну, а на людях? Я ведь не всегда была снобом. Пора, почувствовать себя актрисой. Чего-то я запуталась.

Одну минуточку. А почему я в каюте одна? Он меня не разбудил, а сам ушёл. Значит, случилось что-то важное. А я здесь лежу, рассуждаю. Надо идти. Куда? У меня девушки сейсмологи, вчера согласились пройти практические тесты. Надо, бежать к ним».

Она встала, привела себя в порядок и вышла из командирской каюты. Та её выпустила беспрепятственно. Тут же она испуганно остановилась у возникшей пропасти под ногами, в виде открытого космоса, своей чернотой и блеском звёзд обволакивающей всё вокруг. Но, быстро сообразив, что включен режим прозрачности корпуса космоэсминца, двинулась дальше по слегка подсвечиваемой, самодвижущейся дорожке.

Дата добавления: 2015-07-25