Глава 8. ГАДАЛКА 3 страница

- Ключ, - настойчиво напомнила Кели, не опуская лазеры.

- Да на, ты, подавись, сука! - он окровавленной рукой достал ключ и бросил его прямо ей в лицо.

Она поймала ключ буквально в пяти сантиметрах от своего лба и пошла к шкафу.

- А перевязку!? - крикнул вдогонку Фрэнк.

- Сам перевяжешься.

Если бы не раздирающая боль в плече, он задушил бы ее сейчас своими руками – прямо размазал бы по кровати. Конечно, можно выстрелить, это проще, но тогда он не получит удовольствия…

КУДА ПРИВЕДУТ ТЕБЯ ТАКИЕ МЫСЛИ?

Он постарался взять себя в руки.

- Кели! Я тебе нужен?!

Она оглянулась. Сверкнули сумасшедшие глаза.

- Да.

- Тогда зачем ты все время все делаешь для того, чтобы я тебя ненавидел?

Она молча открыла шкаф, достала оттуда сумку с оружием…

* * *

Пока Фрэнк кое-как обрабатывал и перевязывал плечо перед зеркалом в душе, Кели тщательно вооружилась и прямо так легла на кровать. Даже огнемет был за спиной. Увидев это, Фрэнк нервно засмеялся и спросил:

- У тебя что, совсем башню снесло?! На хера ты спишь-то при всем параде? Что, удобно огнемет под спиной? Ну, конечно, он ведь мягкий, правда, Кели?

С таким же успехом Фрэнк мог бы обратиться к стене или к потолку. Его смех не прекращался, превращаясь в истерический хохот. Как он устал от ее выходок! Так захотелось пустить ей пулю в лоб. Даже не обязательно душить – можно просто прострелить ей чайник.

А ПОТОМ СЕБЕ?

НУ, УЖ НЕТ! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, РОБОТ!!!!!!!!!!!!

Кели открыла глаза, подняла голову и

ТАК СПОКОЙНО

произнесла:

- Фрэнк, ложись спать. Завтра рано выезжать.

- Ой, спасибо за заботу. А ты не думаешь, что мне больно? Нет?! - придурочный смех наконец-то прошел.

- Выпей таблетку.

- Выпил уже! - рявкнул он, - Я тебя ненавижу! Ты не человек, ты машина! Робот! Я с тобой по-хорошему, я пытаюсь тебе помочь, а ты, как хер знает кто, себя ведешь. Ты не боишься, что мне захочется тебя убить?

- Попробуй.

КАКОЙ БЕЗРАЗЛИЧНЫЙ И СПОКОЙНЫЙ ГОЛОС

Фрэнк снова засмеялся.

ТЕПЕРЬ ЭТО НАДОЛГО

Боль толчками билась в плече, отдавалась в спине и разливалась по всему телу, казалось, что от смеха разойдутся швы. Из глаз текли слезы, но он не мог унять этот чертов смех. Пришлось ждать, когда он пройдет сам. В горле и в животе начались спазмы. Фрэнк представил, как выглядит он со стороны – как припадочный дебил с красными глазами и соплями, летящими из носа – и от этого становилось еще смешнее.

ТОЧНО ШВЫ РАЗОЙДУТСЯ

Фрэнк достал водку, ушел с ней в душ и пил, пил ее, прямо из горлышка. Затем ополоснулся ледяной водой, намочил волосы, выкурил пару сигарет – только тогда смог немного успокоиться. По крайней мере, с истерикой удалось справиться.

Когда он зашел в комнату, ему показалось что Кели

МОНСТР

спит. Он разделся и лег рядом, чувствуя, что его нахлобучило так, что все стало безразлично.

* * *

Ему показалось, что эта сука стала будить его, едва он уснул. Она сидела рядом, орала ему в ухо: «подъем» и трясла за плечо. Хорошо еще, за здоровое – или, вернее сказать, почти здоровое. Потому что совсем здоровым его тоже нельзя назвать, спасибо Белому Огню, из-за которого оно пострадало.

У ТЕБЯ КАЖДЫЕ ДВА ДНЯ ПОЯВЛЯЕТСЯ НОВЫЙ МЕТОД БУДИТЬ МЕНЯ

- Чего тебе надо?! Иди в задницу! - заорал он. Ему и без нее хреново – так колбасит с похмелья, мама дорогая.

Тут ее тон внезапно переменился, очень даже приятным голосом, словно ласковая жена, принесшая ему кофе в постель, Кели сказала:

- Фрэнк, просыпайся.

- Что тебе надо? Отстань от меня!

- Надо уходить.

- Зачем? Что опять случилось? Я вообще только уснул, - ему бы еще часиков пять поспать, потом выпить еще маленько и тогда, может быть, он забыл бы, какой концерт она вчера устроила.

- Ты спал шесть часов.

Фрэнк сел, тяжело вздохнул, уставился на Кели. И обратил внимание, что одна щека у нее поцарапана и кровь размазана

ПО ВСЕЙ МОРДЕ

по лицу. И Кели была снова в серой форме, на которой не видно крови. Ну да, она еще вчера в ней была, когда легла спать, обвешавшись оружием. Просто Фрэнк тогда был сначала взвинчен до предела, потом пьян в хлам, поэтому не заострил на этом внимания. А сегодня она уже успела устроить кому-то веселенькую жизнь и явилась будить его не с чашкой кофе, не с рюмочкой водки, от чего он вовсе бы не отказался, а при оружии и в крови.

Собственно, не была она в крови – кроме порезанной щеки, крови больше неоткуда было взяться – это была единственная рана, точнее царапина.

- Ты что-то натворила, - утвердительно сказал он.

- Быстро, времени нет, - торопила его Кели, машинально вытирая кровь рукавом.

- Что, наши пули не берут твой щит?

- Берут, вставай.

- Да иди ты в задницу! Я вообще полицейский. Я тебя знать не знаю – подцепил тебя в кабаке, - мстительно проговорил Фрэнк, - ну, давай, доставай свои пушки и стреляй! Я не знаю, что ты делала ночью, но если хочешь, давай продолжим это здесь.

Кели не вытащила лазеры. Она замахнулась левой рукой, чтобы ударить его.

СОВСЕМ ЧОКНУЛАСЬ

Он мгновенно перехватил ее руку и с силой вывернул.

Кели даже не пикнула. Ее взгляд не изменился, она как будто и не почувствовала, что он вывихнул ей запястье.

Они напряженно смотрели друг другу в глаза – так должно быть, смотрят камикадзе перед столкновением.

- Кели, я не собираюсь больше терпеть твои концерты. И никуда не пойду, пока ты не извинишься.

- Что, - сказала она невопросительно, с каменным спокойствием в голосе. Прямо кусок гранита, а не человек.

- Твою мать, Кели, как тебе удается говорить это слово, что оно не звучит, как вопрос?!

- Что, - повторила она.

- Извинись, Кели, иначе вот тут все и закончится, - прошипел Фрэнк: давно он не был так взбешен. Возможно, вообще никогда…

Она молчала. Ее дыхание было ровным, а взгляд жестким. У Фрэнка же сердце едва не выскакивало из груди. Так прошло минут пять. Они, не отрываясь, глядели друг на друга – словно хищники, гипнотизирующие жертву. Молчание становилось невыносимым.

Если сейчас кто-нибудь не заговорит,

ОНА ТОЧНО НЕ ЗАГОВОРИТ

он просто убьет ее. Конечно, свободной рукой Кели успеет выдернуть какой-нибудь из своих пистолетов и выстрелит уже не в плечо. Ну и пусть! Он гораздо сильнее, и хоть ее пальцы, как стальные прутья, он все равно сможет задушить ее голыми руками. Вот так они и убьют друг друга.

Фрэнк представил эту картину: два шикарно выглядящих трупа – мужик в одном исподнем и бинтах, с простреленной башкой и задушенная им девушка с посиневшими губами и вылезшими из орбит глазами, лежат на кровати в объятиях друг друга, словно какие-нибудь любовники-извращенцы. Когда их трупы обнаружат, полицейские будут весьма рады, что убит не их коллега, а бандит Ройсфилд, у которого хватило наглости выдавать себя за доблестного полицейского Сноука, и его подружка-отморозок. Правда, тем, кто их обнаружит, перепадет всего четыреста монет.

Фрэнк засмеялся. Этот смех не предвещал ничего хорошего – так могла бы смеяться мина, на которую сейчас наступит невезучий путник.

- Что ржешь? - поинтересовалась Кели, не сводя от него глаз.

- Извинись, если хочешь жить!

Она не ответила. Они продолжали сидеть: Кели с заломленной за спину рукой и Фрэнк, не собирающийся выпускать ее.

- Ты вообще жить хочешь? - спросил он.

- Мне все равно, - безразлично ответила она.

- Если ты не попросишь прощения, я тебя убью, - пообещал Фрэнк.

- Хочешь меня убить?

- Очень.

- Убей, - спокойно предложила Кели.

- Кели, ты больная на всю башку. Тебя надо очень долго лечить.

Свободная рука Кели дернулась, чтобы выбросить лазер в ладонь, но Фрэнк превозмогая боль в раненном плече, схватил и эту ее руку и повалил Кели на кровать. Она вырывалась и отпинывалась, точно разъяренная дикая пума. Ее когти, острые, как ножи, впивались в кожу, раздирая ее до крови. При этом Кели сосредоточенно молчала. Фрэнк все-таки исхитрился подтянуть обе ее руки к ее же шее и с силой надавить. Она была слабее и, как бы ни извивалась и ни вырывалась, все равно, не могла освободиться от его железной хватки. В какой-то момент Ройсфилд по ее глазам увидел – она почувствовала, что он сможет ее задушить.

Он сдавил Кели горло, продолжая смотреть ей в глаза: они лихорадочно блестели, но никакого страха в них не было и в помине. Она перестала сопротивляться. И он понял – Кели хотела умереть, но, как бы он не ненавидел это чудовище, он не сможет убить ее.

КЕЛИ – шелест ветра в листве,

КЕЛИ – чистый звон колокольчиков,

КЕЛИ – шило в его заднице,

КЕЛИ – машина убийства.

- Кели!!! - закричал он, когда ее взгляд окончательно поплыл, и она начала терять сознание, - Кели! Я пойду с тобой, куда ты захочешь! Я сделаю для тебя все, что ты захочешь! Но сейчас ты должна извиниться. Просто скажи: «Фрэнк, прости меня» и все! - он надрывно орал, не задумываясь, что его сумасшедшие крики перебудят всех соседей, и они подумают, что кого-то убивают (а это так и есть), и вызовут полицию. Его сердце бешено колотилось о ребра, - Кели! Скажи хоть что-нибудь!

- Прекрати истерику, Фрэнк, - сдавленно прошептала она.

Фрэнк слегка ослабил давление:

- Это в твоих же интересах. Я имею в виду не тебя лично, а эту твою судьбу. Скажи: «Фрэнк, прости меня».

- Фрэнкпростименя, - монотонно, как пономарь, читающий свои нудные псалмы, выговорила Кели, - теперь пошли.

- Нет, ты сказала это не от души. Ты совсем так не думаешь.

- Одна моя знакомая когда-то сказала мне, что у меня душа, как кирзовый сапог. Так что не лезь туда.

Я ВЫЛЕЧУ ТВОЮ ДУШУ. ЧЕГО БЫ ЭТО МНЕ НЕ СТОИЛО

- Пойдем, Кели, - Фрэнк отпустил ее и, отвернувшись, посмотрел в потолок, чтобы слезы закатились обратно в глаза, - как твоя рука?

- А ты сейчас не боишься сидеть ко мне спиной? - ехидно спросила Кели, очевидно, припомнив те слова, которые он сказал ей на балконе «Веселого путника».

- Мне все равно! - выкрикнул он ее любимые слова, - мы идем? Или так и будем пугать друг друга? Как твоя рука, я еще раз спрашиваю?

- Нормально.

- Дай-ка я посмотрю, - он повернулся, взял ее вывихнутую левую руку, пощупал, целы ли кости. Вроде бы они не были повреждены, - больно тебе?

Кели равнодушно пожала плечами:

- Нет.

- Я не хотел делать тебе больно, ты меня сама вынудила, - Фрэнк погладил ее руку, поднимая вверх широкий рукав военной рубахи, - иди ко мне, я пожалею тебя.

Кели закрыла глаза и, слегка выгнувшись в спине, подалась к нему. Но лишь на пару секунд. А потом вырвала руку и встала:

- Пойдем, Фрэнк, - она устало вздохнула.

- Да, пойдем, - он поднялся, подобрал с полу свою одежду и стал медленно одеваться, наблюдая за ее реакцией.

Она смотрела на него. Очень внимательно, очень пристально. Создавалось впечатление, что она заставляет себя смотреть на него полураздетого вот так бесстрастно. И это ей почти удалось. Когда он уже надевал рубаху, ее взгляд затуманился. Но она справилась с этим очень быстро.

КОГДА-НИБУДЬ НЕ СПРАВИШЬСЯ. ЕСЛИ В ТЕБЕ ХОТЬ ЧТО-ТО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЕЩЕ ОСТАЛОСЬ

Кели тоже переоделась – в свою петушиную рубаху и голубые джинсы. Все оружие, кроме наручных лазеров она убрала в сумку.

* * *

Они беспрепятственно вышли из номера. Никто не помешал им забирать лошадей.

И ровно через сутки после того, как Кели сбила герб с северных ворот Зартэла, они выехали из его южных ворот.

По левую сторону от дороги расстилалась степь. По правую стоял лес. Если проехать по этому лесу на запад, можно выехать к морю. А если продолжать путь по дороге, море увидишь только перед Альмаром. Там лес заканчивается парочкой маленьких рощиц и дальше, до самого Марната, как говорила достопамятная сумасшедшая Нинель: выйдешь в поле, сядешь срать – далеко кругом видать.

В полукилометре от Зартэла располагалась

РАНЬШЕ

полицейская казарма. Когда они проезжали мимо, Фрэнк практически не удивился, что выглядит она, мягко говоря, несколько странно.

- У Кели рожа в крови – это ведь не просто так. Как вы считаете, господа? Или может быть, она случайно зацепилась за веточку, когда выходила ночью подышать свежим воздухом? - саркастически пошутил Фрэнк.

Кели словно не услышала его поддевки, продолжала ехать молча.

Вокруг полусгоревшего здания казармы суетились пожарные и непострадавшие полицейские. Они точно детишки в песочнице, ковырялись в кучах золы и обгоревших досок – обшаривали эти дымящиеся развалины в поисках трупов. А может быть, надеялись обнаружить там кого-нибудь живого. Бригада докторов занималась ранеными. Трупы убитых – не меньше пятидесяти – аккуратным рядочком лежали чуть в стороне и «ждали»

ЖДИТЕ, ОЧЕНЬ СКОРО ВЫ ПОЛУЧИТЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ УЮТНЫЕ ГРОБИКИ

когда ими займутся специалисты из похоронного бюро, которые будут довольны такому крупному заказу.

Фрэнк внимательно наблюдал за Кели. Другой мог бы подумать, что сие зрелище ее ничуть не заинтересовало. Однако он неплохо изучил ее, и мог с уверенностью сказать, что вид обугленного остова некогда довольно симпатичного жилища полицейских доставляет ей удовлетворение. Но это как раз понятно и логично – что еще должен чувствовать солдат, глядя на остатки разбитой вражеской армии? Странно другое – Кели нисколько не удивилась. Словно сгоревшие полицейские казармы – совершенно обычное дело, будто бы они попадаются на каждом шагу и пора к этому привыкнуть.

- Твоих рук дело? - поинтересовался Фрэнк.

Кели промолчала. Правда, ему не обязательно требовались ее слова. Он спросил скорее так, для порядка. Ответ был ясен, как божий день: конечно, это ее работа.

Кели молчала до самого привала. Фрэнк тоже не имел желания разговаривать. Он лишь раз нарушил их траурное молчание – попросил сигареты, когда его пачка опустела. Кели порылась в рюкзаке, достала новую пачку и бросила ему. Фрэнк даже не поблагодарил ее. За пять с небольшим часов езды он выкурил двадцать сигарет.

Столько он не курил даже, когда погибла Нют. А тогда ему хотелось забыться или вообще умереть. Не от того, что она в принципе погибла, а оттого, как это произошло. Он не был виноват, но почему-то ощущал себя предателем… И не нужны были ни слова утешения, ни жалость. Конечно, со временем он пришел в норму, но первый месяц пил беспробудно, чтобы заглушить горе.

Но однажды ночью, Фрэнк пьяный в говно, как он сам называл такое состояние, проснулся на полу барака, где расположился их отряд. Мучаясь от головной боли и жажды, он уже потянулся было, к недопитой бутылке, которая лежала тут же рядом, словно верная жена, но остановил себя – пьянством Нют не вернуть, а жить дальше все равно надо. Он словно вдруг почувствовал, что судьба готовит для него кое-что. Возможно, разгадку следов прошлого…

Тогда Фрэнк отправился на колонку. Вымылся ледяной водой, пахнущей железом. Прополоскал горло, еле справляясь с тошнотой, вызванной этим мерзким металлическим привкусом и, наконец-то немного протрезвел. Потом оделся, нацепил револьверы, засунул в голенище высокого ботинка нож, набрал в сумку столько динамита и гранат, сколько сможет унести дрожащими руками, взял каску, сел в один из их ветхих грузовиков и поехал в стан врага. Полицейский гарнизон – два полуразвалившихся деревянных барака – располагался в десяти километрах от городка, где обосновались Мстители.

Пятерым полусонным охранникам, оберегающим своих спящих товарищей, он тихо, по очереди перерезал горло. Облачившись в форму гвардейца, снятую с одного из убитых – на всякий случай, вдруг кто-нибудь его случайно увидит – он быстро разложил взрывчатку возле дверей. Фитили подвел в одно место, чтобы поджечь сразу все. Затем напялил каску, и, пробегая вдоль зданий, закинул в окна десяток гранат.

КАКОЕ СЕГОДНЯ У ВАС НЕОБЫЧНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

Когда началась паника, Фрэнк поджег фитили. Получилось очень удачно – дверные проемы начали взрываться как раз, когда те, кто уцелел после первой серии взрывов, ломанулись к дверям. Ройсфилд засел в заранее выбранном укрытии – в сара ю шке, служившей чем-то вроде склада всякого непотребного барахла, типа поломанных лопат, пустых ящиков, нерабочих двигателей и тому подобного. Полуголые, плохо соображающие спросонья солдаты с криками выпрыгивали в окна, спасаясь от пламени, которое уже вовсю бушевало внутри обеих казарм, сквозь огонь прорывались в двери. Многие не успели даже захватить с собой револьверы. Только Фрэнка не задевало, что он будет убивать безоружных.

Если солдаты выбегали на улицу кучками, он, швырял в них гранаты из маленьких окошек, а если выскакивали по одному – расстреливал из револьверов, едва успевая их перезаряжать, потому что руки тряслись от слишком длительного запоя. Когда те, кто еще были живы, догадались-таки, где засел наглый снайпер, и начали палить по сарайке, Фрэнку пришлось лечь на землю, прямо вжаться в пол.

Тогда он даже ни разу не подумал, что проворачивать такую операцию в одиночку очень рискованно, и шансы выжить, практически равны нулю. Сарай, в котором он лежал, стреляя сквозь довольно широкую горизонтальную щель между полом и дверью, буквально изрешетили пулями. Но, почему-то почти все выстрелы проходили у него над головой, всего две или три пули ударились о пуленепробиваемую каску, не причинив вреда – не зря же говорят, что пьяным и дуракам везет.

Одним словом, три года назад Ройсфилд, который в ту пору еще не был столь известен своими отвратительными антигосударственными деяниями, устроил приблизительно то же самое, что этой ночью устроила Кели в полицейском гарнизоне Зартэла. Разница состоит лишь в том, что у него не было такого щита, как у Кели, а у Кели вместо гранат и динамита был ее любимый огнемет.

А когда расправа над полицейскими закончилась, Ройсфилд вынул из кармана сложенный вчетверо листок и бросил его в огонь, чтобы больше не смотреть на то, что там нарисовано.

Вспоминая вчерашний вечер, Фрэнк спрашивал себя, смог бы он предотвратить то, что сделала Кели, если бы не уснул? Ответ был прост: нет, потому что не стал бы даже пытаться. А, проникнувшись ее настроением, встал бы рядом с ней и палил по окнам горящей полицейской казармы и по выбегающим солдатам. И ему, так же, как ей, было бы до фонаря, что будет с ними самими. У него была своя причина для ненависти к полиции.

* * *

На привале возле тонюсенькой речушки – скорее ручейка – Фрэнк молча сбросил багаж с лошадей и увел их обтирать и поить. День выдался не жаркий. Лошади не устали. А вот Фрэнк чувствовал себя так, будто бы поучаствовал в военных действиях.

Его абсолютно не устраивало свое отношение к этому моральному уроду – Кели. Сплошное противоречие: и жалость, и ненависть, и симпатия, и жуткая антипатия, и уважение, и отвращение. И из всего этого причудливого переплетения разных чувств, одно не оставляло сомнений: он хотел ее. Так, как до этого не хотел никого. Даже Жанну, с которой мог трахаться по три часа подряд. И это вовсе не оттого, что у него очень давно никого не было.

А потому, что это – Кели.

Потому, что всякий раз, дотрагиваясь до нее и вдыхая запах ее волос, он ощущает, как по его коже бежит холодок и приподнимаются волоски, а внутри все плавится.

И такое положение вещей было ему, ой, как не по душе.

* * *

На стоянке Кели ждала его с обедом: на газете, которую она забрала из номера, были разложены несколько бутербродов с сыром, котлеты в пакете…

И Фрэнк растаял – не стоит отвергать этот жест примирения, лучше или ласковее она все равно не умеет.

- Спасибо, - поблагодарил он, обратив внимание, что взгляд Кели стал снова спокойным и равнодушным. Конечно, такой отрешенный взгляд тоже был Фрэнку не особенно по вкусу. Но, по крайней мере, не безумие. А это значит – можно поговорить.

- Кели, у меня в Альмаре много знакомых – это вообще один из моих любимых городов. Так сказать, очень многое в моей жизни связано именно с Альмаром. А почему тебе захотелось в Альмар?

- К телепату.

- Да на фига тебе эти херовы телепаты, если ты после них так бесишься?

Кели молча ела.

- А почему ты не убила гадалку?

- Смысла нет.

- Ну да, - Фрэнк вздохнул с облегчением – хоть иногда у Кели просыпается здравый ум, - я тоже считаю, что не было смысла убивать ее. Она все равно не знает, где тебя искать. А еще один вопрос можно?

- Ну.

- Скажи мне, что тебя сподвигло такое сделать? Я имею в виду не то, что ты меня чуть не убила, а пожар.

- Я ненавижу Империю.

- А ты уверена, что наша доблестная полиция, к которой, кстати, я принадлежу, потому что я этот, как его звать-то, мудака? А, вспомнил – Михаэль Сноук, что наша полиция служит вашей Королеве?

- Да, - она не испытывала ни малейших сомнений по этому поводу.

- С чего ты так уверена?

- Ваша планета – Врата. Понимаешь?

- Понимаю, конечно. Это же Легенда.

- В моем Мире эта планета принадлежит Королеве.

- И ты опять хочешь сказать, что ваша Королева уже сюда просочилась?

- Да.

- Ну, тогда я тебе могу в этом помочь. Помнишь, мы читали, что возле Пояса городов много группировок? Я там многих знаю. Кстати, один мой друг из Альмара как раз поможет нам в этом. Через него многие наши дела делаются. По крайней мере, два года назад так было. Я его давно не видел, но он всю жизнь помогает тем, у кого нелады с полицией. У него, кстати, тоже есть своя причина ненавидеть полицию – эти уроды сожгли его дом. Так что, если ты воюешь с нашим государством, я на двести процентов с тобой. А можно еще вопрос? Ты не будешь больше в меня стрелять, если я спрошу? - чуть иронично спросил Фрэнк.

- Нет, - пообещала Кели.

- У тебя с Королевой какие-то личные счеты? Такое делают только когда есть что-то личное. Понимаешь меня?

- Да.

- Что «да»? Ты можешь мне хотя бы это рассказать?

Кели утвердительно кивнула. Фрэнк был ужасно голоден после недавних событий, однако котлеты проигнорировал – как так будет дальше, не известно, но пока что ему не хотелось мяса, вчерашний разговор с Кели был этому причиной. Он взял уже шестой бутерброд (Кели все еще никак не могла домучить второй) и придвинулся ближе.

- Расскажи, - попросил он и ласково погладил ее по коленке.

Кели посмотрела на него, перевела глаза на небо и начала свой рассказ:

- Ренекс – это планета, на которой я родилась. В тот год там началась война. А когда мне было пять лет, Империя все-таки победила. Сразу издали закон о запрете на эмиграцию...

Фрэнк с куском хлеба во рту – надо было срочно спросить, что значит незнакомое слово – прошамкал свой вопрос:

- Фто хакое эмихшасыя?

- Выезд на жительство за пределы своего государства, - объяснила Кели.

Фрэнк проглотил кусок и сказал:

- Кели, ну, я просто не знал, что это…

- Все нормально, - успокоила она и продолжила свой рассказ точно с того места, на котором он прервал ее, -… но все равно набралось четыре лайнера с беженцами. Знаешь, сколько это народу?

- Сколько?

- Примерно пятьдесят тысяч.

Фрэнк присвистнул:

- Ни хрена себе, - он мог предположить, что произошло с этими лайнерами. Правда, дослушав историю до конца, подумал, что как это произошло, он не смог бы представить даже в тяжком пьяном бреду.

- Три лайнера взорвали еще в системе Ренекса. А наш прорвался, его сопровождала эскадра истребителей Радужного Королевства. На третий день, уже в свободной зоне эскорт окружили имперские охотники – целый флот. Радужные проиграли это сражение. А корабль с беженцами взрывать не стали. Королева преподнесла урок другим, кто захочет нарушить закон. Потом это назвали – Великая казнь.

Во время рассказа Кели даже есть перестала, только беспрестанно курила и смотрела в одну точку, словно в чистой синеве небес, как на экране, видела это еще раз. Фрэнк почувствовал, что и у него аппетит пропал. Он отложил бутерброд и внимательно слушал. И вкупался… его прямо «затянуло»…

На лайнер высадились пятьсот человек спецназа. Солдаты, вооруженные огнеметами, сгоняли по сто-двести человек в жилые отсеки и сжигали заживо. В конце концов, из десяти тысяч остались всего четверо: молодая женщина и трое детей. Среди них была девочка, Стефания, которая когда выросла, превратилась в Кели. Она не видела, как именно сгорели ее родители. Они буквально вытолкали ее, еще двух других детей (шестилетнюю Луизу и Джона, которому было восемь) и Мэри, девушку-навигатора, из своего отсека за несколько секунд до того, как все загорелось. Эти четверо успели добежать до шаттла.

Фрэнк словно незримо присутствовал там и видел, как трое детей и девушка бегут в надежде спастись от того кошмара, что творится сейчас в жилых отсеках лайнера. Они слышат за спиной крики горящих людей, треск пламени, смех гвардейцев, чувствуют запах гари. Им кажется, что спасение так близко – осталось совсем немного, и они будут в безопасности, только бы добраться до шаттла.

Они запыхались, им трудно дышать, колет под ребрами, жжет в горле. Но останавливаться нельзя. Да и не могут они остановиться и передохнуть, страх гонит их дальше. Ноги сами их несут. В таком состоянии они могут лишь бежать, бежать, как во сне, не думая ни о чем. Их вроде бы не преследуют. Надежда превращается в уверенность. Двести метров… сто…пятьдесят… десять… и вот они в шаттле. Сейчас Мэри закроет люк и все закончится. И тогда они поверят, что это не сон.

Им еще некогда обдумывать, какой страшной смертью погибли остальные, и оплакивать своих родных, они едва понимают, что происходит с ними, для них сейчас имеет значение лишь одно – они не сгорели. Страх еще не прошел, но это уже не панический ужас, от которого прошибает холодный пот, замирает сердце, и подгибаются ноги. Мэри сразу кидается в пилотское кресло и пытается закрыть люк, а Стефания, Джон и Луиза сидят на полу и жмутся друг к другу, как слепые котята. Никто из них пока не плачет, потому что сил нет на слезы.

- Все, маленькие, мы живы, - хриплым от одышки голосом пытается успокоить их Мэри.

Они начинают осознавать, что действительно живы и понемногу успокаиваются. Эти дети знают, что такое война. Они не раз видели смерть и научились понимать, что если тебе посчастливилось выжить – надо радоваться. Они в полной могут мере оценить, чего им удалось избежать. Конечно, когда они немного придут в себя, навалятся и боль, и тоска, и отчаяние – их близкие заживо сгорели. Потом появятся слезы. А пока они ощущают себя заново родившимися и не обращают внимания на то, что у Мэри почему-то не получается закрыть люк.

В этот момент в шаттл врываются гвардейцы, встают в ряд и с довольными ухмылками гурманов, предвкушающих изысканное пиршество, смотрят на беглецов. Из их огнеметов вырываются полуметровые языки пламени. Мэри разворачивается в кресле, ее глаза полны ужаса, дети поднимают головы, видят огнеметы, направленные на них и понимают – это все. Ломиться некуда.

И кошмар возвращается. Только сейчас это еще ужаснее. Потому что они, словно мышь, которую поймала кошка и уже начала драть когтями, но потом решила поиграть и отпустила, ненадолго дав почувствовать свободу.

Фрэнк представил, каково было этим детям после нескольких минут надежды снова увидеть огнеметы и понять, что они все равно проиграли. Пока они только знали, что гвардейцы жгли беженцев заживо, но не видели своими глазами, как люди корчатся от мучительной боли, не ощущали на себе, как от жара закипает кровь и лопаются глаза, как обугливается кожа и как вместо воздуха в легкие врывается пламя и ядовитый дым. А сейчас им предстоит это испытать …

Но солдаты не торопились приступать к казни беглецов. Один связался с командованием и доложил обстановку. Королева – главнокомандующий, дала приказ – отпустить. Никто никогда потом так и не смог объяснить, чем был продиктован этот странный поступок.

Но Фрэнк понял – не Королева совершила нелогичный поступок, а судьба сберегла девочку для своих игр. Королева просто не могла противиться судьбе. Может быть, она даже знала, что помиловала девочку, которая, когда вырастет, станет ее первейшим врагом. А, может быть – сделала это намеренно…

В Легенде об этом не упоминалось, но когда-то его бабушка, сумасшедшая Нинель рассказывала ему другую сказку – Пророчество Великого Хранителя. Ее Фрэнк помнил очень смутно. Одно лишь отпечаталось в памяти: главные действующие лица в играх судьбы знают некоторые моменты из своего будущего заранее; знают, как будут действовать в некоторых ситуациях, и даже, если им кажется, что лучше будет поступить иначе, не могут сделать этого. Потому что до определенного момента они должны действовать по сценарию, написанному судьбой. А непокорных ждет Темница душ.

Когда бабушка рассказала о Темнице первый раз – Фрэнку было двенадцать лет – его так впечатлил этот рассказ, что ночью ему приснилось это кошмарное место. Сон был настолько ярким и реалистичным, что ему показалось: еще несколько секунд, и он останется там навсегда. Разумеется, он не остался там, но, вырвавшись из трясины страшного сна, подумал, что если бы судьба приказала ему выбирать между чем-то и Темницей, он сделал бы все, что угодно, даже то, что считает ужасным, лишь бы не попасть в тот ад. Потому что, хоть это и выглядит, как бред, ему показалось, что он бывал в этом месте не только этой ночью во сне…

Дата добавления: 2015-07-19