Читайте также:
|
меня арестовать.
Впоследствии я выяснил все подробности происшедшего столкновения и убедился, что генерал Хорват не был со мной вполне искренен. Попытка моего ареста исходила именно от него и преследовала цель моего удаления из Маньчжурии. Основанием для ареста послужило -обвинение меня в нарушении закона Временного правительства об отмене смертной казни. Временным правительством смертная казнь действительно была отменена, но это не мешало большевикам и распропагандированным солдатам, матросам и рабочим по всей России подвергать мучительной смерти тысячи русских патриотов без всякой вины с их стороны и без всякого суда и следствия. Смешно было при таких условиях говорить об отмене смертной казни; всероссийский бунт, поднятый Лениным, требовал решительных мер для своего усмирения, и беспощадное уничтожение предателей и большевиков являлось единственным средством воздействия па потерявший голову, опьяневший от революции народ. Я убежден, что покойный ДЛ. Хорват отлично понимал это сам, но, к сожалению, как бы то ни было, остается фактом, что главная трудность начала борьбы с большевиками в первый ее период на Дальнем Востоке создавалась не красными, а представителями нашей старой бюрократии.
В этот свой приезд в Харбин я нанес визиты иностранным консулам, которым Детально изложил цель и смысл моих начинаний. В первую очередь мною были посещены японский генеральный консул г. Сато и генеральный консул Великобритании г. Портер.
Идея создания в Сибири противогерманского фронта в принципе встретила одобрение, и мне была обещана под-
дсржка как оружием, так и деньгами. Первая финансовая помощь была оказана Великобританией, что объясняется энергичным содействием г. Портера и вице-консула г. Хил-ла. Вскоре из Пекина прибыл майор Денни, который был назначен состоять при штабе моего отряда. Следом за Великобританией последовала помощь и от Франции, посольством коей был командирован в штаб моего отряда капитан Пслльс, известный своими научными исследованиями по Китаю.
По рекомендации японского генерального консула я познакомился с Генерального штаба полковником Куро-сава, впоследствии бывшим начальником Военной миссии в Чите и позднее гснсрал-квартирмейстсром Главного штаба в Токио, ныне покойным. У меня осталось о нем лучшее воспоминание, как об умном, образованном офицере и на редкость порядочном человеке. По его представлению, японское правительство командировало ко мне спсииаль^ иую миссию во главе с капитаном Куроки, до конца своей жизни оставшимся искренним и преданным моим другом. Чувства моей братской привязанности и глубокой дружбы к капиталу, впоследствии майору, Куроки навсегда останутся неизменными в моем сердце. Мы весьма близко сошлись с покойным майором. Наши взгляды на развитие политических событий в Восточной Азии, на неизбежность развития коммунистического движения в Китае и Монголии и на необходимость большой работы на пути объединения народов Востока и создания Великой Азии оказались совершенно тождественными. Эта наша духовная близость была замечена и надлежащим образом зафиксирована в наших дипломатических представительствах в Пекине и Урге, а затем использована и большевиками, которые получили в свое распоряжение весь дипломатический архив.
Государственное советское издательство выпустило объемистый труд, озаглавленный «АТАМАН СЕМЕНОВ МОНГОЛИЯ», в котором уделило много места покойному майору Куроки, хотя и приписало ему совсем не то, что было в действительности.
Неудивительно, что большевики, составляя историю гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, использовали факты так, как им было выгодно, и, не ограничиваясь этим, не остановились даже перед явными подлогами и передержками. Это сродни большевистской натуре и не может почитаться чем-либо из ряда вон выходящим.
Гораздо удивительнее, что некоторые эмигрантские деятели в своей слепой и непонятной ненависти ко мне даже теперь, на исходе двадцатилетней давности событий, не останавливаются перед тем, чтобы использовать большевистские методы и материалы в своих попытках тем или иным путем дискредитировать меня.
Не так давно в эмиграцию кем-то были пущены анонимные листовки, в которых фигурировал фотографический снимок с якобы подписанного мною соглашения с советскими штастями о совместной с ними работе в Монголии. Клише этого явно подложного документа помешено в указанном выше советском издании «Атаман Семенов и Монголия», и снимок был извлечен оттуда, по-видимому, в целях политической борьбы со мной. Нечего и говорить, что подобные малочистоплотные приемы не могут достичь своей цели, потому что даже поверхностная экспертиза установила явную апокрифичность приведенного документа, но они с достаточной красочностью характеризуют моих противников, их неразборчивость в средствах и всю глубину их ненависти ко мне.
Глава 15 ПОДГОТОВКА К ВЫСТУПЛЕНИЮ
Отношение к нам населения. Вооружение красной гвардии и рабочих. Экспедиция на станцию Оловянная. Совместные действия с 1-м Читинским полком. Занятие Оловянной и АОриановки. Народный совет в Чите. Наступление большевиков и мой отход в Маньчжурию. Состав моего отряда. Боевые качества его. Национальные части отряда. Китайские и монгольские части. Их организация и особенности.
Обстановка и настроение населения не благоприятствовали организации антибольшевистского движения в то время. Силы большевиков росли быстро и повсеместно, так как народ, утомленный войной и развращенный Временным правительством, легко поддавался гипнозу весобеща-ющих лозунгов коммунизма и вдохновлялся ими на дикий разгул и преступления ради наживы, мести и пр. Грабеж и бессудные убийства интеллигенции, офицерства и всех инакомыслящих стали обычным явлением и почитались чуть ли не идейным долгом каждого большевика. Казалось, самый воздух нашей родины был насыщен гарью и кровью в это проклятое время. Агитаторы большевиков натравлица-
ли молодежь на старшее поколение, солдат на офицеров, рабочих на городскую интеллигенцию, облекая всякое хулиганство и преступление в тогу геройства и революционной доблести. Понятия о долге, морали и чести потсояли всякое значение и были отметены как контрреволюционные предрассудки. Вихрь разнузданности кружил головы людей и бросал их в бездну полного нравственного падения. Зверь из бездны со всеобъемлющей алчностью торжествовал на Руси.
Попытки немногих людей, решившихся в эти сумбурные дни выступить с призывом к отрезвлению и прекращению творившегося безобразия, терялись в общем разгуле черни и разбежавшихся с фронта солдат и звучали скорее иронически. И в этих условиях силы формируемого мною полка, как я упоминал выше, все же росли; медленно и постепенно полк пополнялся за счет отдельных бойцов, просачивающихся сквозь большевистские рогатки к границам Маньчжурии. Монгольская бригада находилась еще в пути. Союзные представители при моем штабе ожидали со дня на день прибытия оружия. В Маньчжурии наскоро сбивались части войск и проходили первоначальное обучение, осваивая военную технику. Время шло. Приближалась весна. Большевики стягивали части из Европейской России на Семеновский, как они называли, фронт. Особое внимание большевиков на этот фронт было привлечено фактом разоружения обольше-вичепных солдат в Хайларс, Маньчжурии и Даурии. Будучи эвакуированными в Читу и дальше на запад, эти солдаты разнесли с собой фантастические сведения о моих силах и возможностях.
В начале января большевики усиленно начали вооружать красную гвардию и рабочих Забайкальской же-
лезной дороги. Вообще, оружие свободно раздавалось всем, кто стоял за советскую апасть.
Необходимо было устранить грозившую опасность и в то же время показать населению и союзникам силу отряда. По этим соображениям, барону Унгсрн-Штернбергу приказано было 11 января сделать набег на станцию Оловянная для разоружения красногвардейцев; в распоряжение барона были даны прапорщики Сотников и Березовский и 23 человека команды.
Отряд обезоружил железнодорожное депо и исполнительный комитет совета рабочих и солдатских депутатов. Отобрано было 175 винтовок и 4 ящика патронов. 13 числа отряд благополучно вернулся в Маньчжурию.
Этот налет, разумеется, не остановил большевистского вооружения.
Начиная с 12 января в штаб отряда стали поступать весьма тревожные сведения из Читы, Карымской и станции Оловянной.
Во всех этих пунктах рабочие вооружались и образовывали красную гвардию. Из Иркутска в Читу подходили большевистские подкрепления с пулеметами и орудиями. 13 и 14 января обнаружилось передвижение эшелонов большевиков из Читы на станции Оловянная с целью нападения па отряд.
14 января была получена телеграмма от офицера со станции Даурия, что Оловянная занята большевиками с тремя орудиями и что они на станции Карымская пытались разоружить небольшой отряд нерчинских казаков.
Наконец 15 числа выяснилось продвижение эшелонов большевиков от станции Оловянная к востоку, что ставило в угрожающее положение часть отряда» находившуюся на станции Даурия.
Одновременно получены были сведения, что к Чите движется 1-й Читинский казачий полк с явно выраженным антибольшевистским настроением. Всю дорогу, начиная от позиций, полк выдерживал натиск большевизма, пуская иногда в оборот оружие, например в Черсмхове; и только две сотни из полка были разоружены большевиками.
Читинские большевики решили силой оружия заставить полк признать советскую власть.
Принимая во внимание все эти обстоятельства, я решил двинуть специальный боевой дивизион для занятия г. Читы и соединения с 1-м Читинским казачьим полком, а также для устранения читинских большевиков, готовившихся к агрессивным действиям против отряда и 1-го Читинского полка.
Кроме того, экспедиция должна была показать нашим союзникам, что отряд окреп, способен к активным выступлениям, что красные не устоят перед ним и что, наконец, отряд пользуется сочувствием казачества и широких кругов населения.
Командиром дивизиона был назначен сотник Савельев.
Погрузка эшелона произведена была в 12 часов ночи 16 января. Ночная таинственность необходима была для того, чтобы скрыть действительное число людей эшелона; с тою же целью под эшелон дали 26 вагонов, тогда как вся команда, в числе 102 человек, могла разместиться в каких-нибудь четырех-пяти вагонах.
Перед отправлением эшелона из Маньчжурии в Читу мною были посланы внушительные телеграммы: «Приказываю разоружить красную гвардию и очистить Читу от большевиков; для поддержки требований высылаю несколько эшелонов».
Перед мостом через Онон поезд был остановлен, эшелон выгрузился и, рассыпавшись в боевую цепь, пошел на станцию Оловянная. Красные не приняли удара и бежали в Читу.
16 января была занята Оловянная, где, кроме провианта, ничего не оказалось; часть оставшихся красногвардейцев была разоружена, отобрано 78 винтовок и 12 шашек.
В Оловянной командир эшелона сотник Савельев получил приказ двигаться в Карымскую, так как «вся линия должна быть очищена от большевиков».
Для обеспечения успеха этого предприятия я обратился за содействием к командирам 1-го Читинского и Нерчинского казачьих полков.
«Наш отряд на днях будет двигаться в направлении ст. Карымская. Прошу, в предупреждение всяких эксцессов и возможности оповещения о движении отряда большевиков, немедленно по получении сего преданными нам частями занять телеграф правительственный и железнодорожный; установить контроль на этих телеграфах. Кроме того, прошу оказать поддержку высылкой отряда в 50 человек с оружием и патронами на ст. Карымская. Отправку казаков произвести немедленно по получении условной депеши со ст. Оловянная на имя командира полка, без подписи, в одно слово: "Жду"»
Командиру Нерчинского полка, кроме того, было сделано определенное задание: «Шестнадцатого вечером займите прочно Карымскую и закрепите за собою».
16 же числа, в 9 часов 30 минут вечера, дивизион занял Адриановку, и тоже без сопротивления. Дальше двигаться не удалось.
На другой день в Адриановку явилась депутация от Читинского народного совета, в составе городского головы Лопатина, члена войскового правления сотника Ток-
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав