Читайте также:
|
Традиции австрийской школы наиболее успешно продолжал Фридрих А. фон Хайек (род. 1899), который наделен во многих отношениях более тонким и цепким умом, чем Мизес. Завершив обучение в Венском университете, Хайек специализировался в области юриспруденции и экономики. Несколько лет Хайек работал в Австрии на государственной службе и занимал пост директора австрийского Института экономических исследований. В 1931 г. он перешел в Лондонскую экономическую школу, где оставался до 1949 г. Затем он преподавал в Чикагском университете.
Он написал большое количество статей. Многие из них впоследствии были воспроизведены в его книгах. Кроме того, он - автор трактата, посвященного сугубо специальным теоретическим вопросам, а также изумительно популярной, но поверхностной книги по вопросам политической теории. Его перу принадлежат исследования в области теоретической психологии и обширная монография о консервативной политической философии. Однако недостатком его лекций и книг является исключительная трудность изложения. Вследствие этого требуются существенные усилия для того, чтобы уяснить их основное содержание. Это несколько обескураживает тех, кто перечитал все опубликованные работы Хайека, ибо его труды в области истории экономической мысли относятся к разряду первоклассных исследований. Книга «Джон Стюарт Милль и Харриэт Тэйлор», очерки о Менгере и фон Визере и исследование, посвященное происхождению концепции принудительного сбережения, свидетельствуют о несомненных удачах Хайека в данной области исследований. Но, к сожалению, экономические и политические произведения удавались ему в меньшей степени. Обычно они исключительно сложны. Центральной темой в них является индивидуализм, система цен и связанная с ней «реальная» структура капитала. Многими идеями Хайек был обязан Кнуту Викселлю, а также Бем-Баверку и Мизесу. Викселль пытался построить теорию длительных изменений в ценах, и в ходе исследования он абстрагировался от циклических процессов, для того чтобы перейти к достаточно продолжительным периодам, которые позволили бы получить средние экономические показатели. Мизес продолжил ту же линию рассуждений, отметив, что кредитная экспансия часто приводит к изменениям в распределении доходов, вслед за этим доходы обнаруживают беспорядочное движение внутри хозяйства, оказывая совершенно различное воздействие на отдельные группы, тогда как общий уровень цен начинает повышаться. Задача, которую ставил перед собой Хайек, заключалась в том, чтобы проанализировать развитие этого процесса смещения доходов на протяжении короткого промежутка времени. Один исследователь отмечал, что логическая последовательность, которую образовали работы этих трех авторов, противоположна хронологической последовательности, в которой появлялись указанные произведения.
При описании вклада, который Хайек внес в современную экономическую теорию, наилучший отправной пункт образуют его исследования в области психологии. Эти исследования, представленные в довольно сложной книге «Сенсорный строй», с поразительной ясностью раскрывают предубеждения и пристрастия Хайека. Будучи студентом, он предполагал избрать своей специальностью психологию. Однако на его представления в этой области совершенно не наложили отпечатка бихевиоризм, теория Gestalt или психология Фрейда. А влияние Германа фон Гельмгольца и Эрнста Маха было ограниченным. Экскурс Хайека в сферу психологии похож на его исследования по экономике — он носит теоретический и философский характер. Причем автор уделял мало внимания эмпирическому материалу или проявлял к нему слабый интерес.
Хайек отмечал, что когда субъект познает объект, то он сталкивается с проблемой таксономии, потому что познание предполагает установление связи со свойствами других объектов и, следовательно, является лишь способом истолкования. Свойства познаваемых объектов на самом деле не содержатся в них самих, а представляют собой продукт сознания того субъекта, который установил соответствующую классификацию. Следовательно, свойства объектов превращаются в отношения, возникающие в процессе познания и порожденные нервной системой индивидуума. Таким образом, познание, утверждал Хайек, сводится просто к умозрительному построению, абстракции, которая может подвергнуться модификации под воздействием некоего фактора, именуемого опытом. Суждения о смысле и значении явлений вырабатываются в процессе упорядочения восприятий, а этот процесс в свою очередь основывается на системе реакций, вытекающих из предшествующих восприятий. Каждая реакция связана со всей совокупностью предшествующих реакций, которые накапливались в ходе развития данного индивидуума.
Это была именно та разновидность идеалистической философии, на которую могла опереться экономическая теория Хайека. Выходит, что сознание определяет порядок событий, происходящих внутри организма, совершенно не связанного с событиями, которые имеют место в окружающем его материальном мире. Таким образом, в действительности человек никогда не может познать объективную реальность. Тем не менее, Хайек нигде не разъясняет, как же должно осуществляться упорядочение событий. Описание этих вопросов носит у него настолько мистический характер, что превращается в проявление некоей суперфеноменологии. Под существованием объективной реальности подразумевается лишь то, что факторы, определяющие порядок событий, могут лежать в иной плоскости, не совпадающей с тем, что говорят нам об обстановке наши чувства. Однако в этом случае получается, что познанный объект сам по себе не имеет значения и объективная реальность в сфере общественных наук оказывается сведенной к бессмыслице. Из анализа Хайека вытекало, что на самом деле невозможно получить полное представление о реальной общественной жизни, так как все, что человек может сделать,— это попытаться найти новые соотношения между умозрительными построениями. Он настойчиво утверждал, что ошибочным является само стремление к созданию социологии познания — науки, которая пыталась бы объяснить, как в отдельные исторические периоды складываются соотношения между взглядами людей и внешними обстоятельствами. Причина заключается в том, что упорядочение событий осуществляется с помощью разума, а сам разум непостижим. Его можно познать только благодаря опыту.
Такая философия, разумеется, наилучшим образом приспособлена к тому, чтобы оправдать своеобразное атомистическое общество, в защиту которого выступал Хайек. Он, по-видимому, хочет сказать, что мы можем понять связь между событиями, но в то же время мы не можем управлять ими. Но что Хайек совершенно явно выпускает из виду в своей философской концепции, — это основные элементы, которые связывают внешний мир с миром чувственных восприятий. Такие элементы играют первичную роль в применении к любой совокупности связных, вразумительных суждений, описывающих тот тип отношений, о котором говорил Хайек. В его философской системе нарушается принцип взаимосвязи, и определение предмета отрывается от тех чувственных восприятий, к которым оно должно было бы относиться. Это не позволило Хайеку дать подлинно реальное описание хозяйственного строя, который, по его мнению, мало чем отличается от совокупности разнородных, не связанных между собой экономических агентов.
Хайек мог рассматривать мир вещей и мир людей изолированно друг от друга, вследствие того что он отрицал возможность применения научных методов и законов науки к исследованию общества. Научные принципы исследования представлялись ему пагубной философией, которая использует материалистические принципы, для того чтобы определить характер человеческих действий. Он гневно осуждал всех тех, кто в своем исследовании пытается идти таким путем. Хайек настойчиво проводил мысль о том, что научные принципы исследования предполагают реальные или физические явления, тогда как факты из этой области представляют собой по существу субъективные восприятия. Отношение между физическими явлениями есть объективный факт, чего нельзя сказать об отношениях между людьми. Исходя из этого, мы должны, утверждал Хайек, отвергнуть такие понятия, как «общество» и «капитализм», потому что они непригодны для исследования; подлинный объект анализа, единственно доступный для нас, следует искать в совокупности отношений между людьми. Для того чтобы отобразить эти отношения, можно, как это делается в естественных науках, создавать модели. Однако подобные попытки обречены на неудачу, так как нельзя надеяться, что с помощью той или иной модели удастся когда-нибудь отобразить всю сложность существующих отношений.
По мнению Хайека, природе общественных наук соответствуют лишь умозрительные построения, потому что они основываются на чувственных восприятиях. Тем не менее, нигде не разъясняется, как умозрительные построения и наука об обществе должны соотноситься между собой. Ведь для того, чтобы подтвердить правильность самой теории, следует доказать бесспорную связь умозрительных построений с общественной жизнью — это имеет, по-видимому, существенное значение. Однако Хайек отказывался предпринять этот шаг, так как в противном случае оказалось бы, что может быть поставлено под сомнение выдвинутое им впоследствии понятие атомистического хозяйства. Он возвращается к проблеме вновь и вновь лишь для того, чтобы уклониться от принципа взаимосвязи. В лучшем случае Хайек готов был допустить, что люди поступают одинаковым образом, поскольку они научились одинаковым образом классифицировать предметы. Тем не менее, он не предпринимал никаких попыток исследовать генезис одинакового образа действий у различных людей. Духовное начало, настойчиво подчеркивал Хайек, не является предметом научного исследования, потому что сознание имеет дело «...не с отношениями между предметами, а с отношениями между человеком и предметами или с отношениями между людьми. [Этические науки] рассматривают действия человека, и цель их заключается в том, чтобы объяснить не предполагавшиеся и неумышленные результаты деятельности большого числа людей». В этом, по-видимому, заключается отправной пункт исследования в области общественных наук. Однако фактически это не вызывало интереса у Хайека вследствие того, что центральной проблемой его исследования является совокупность действий отдельного индивидуума. Факты, с которыми приходится иметь дело, представляют собой просто мнения. Они и составляют объект исследования для социальных и этических дисциплин. Таким образом, у Хайека даже в еще более резких формах, чем у Менгера, наука об обществе сводилась к исследованию, ведущемуся на уровне индивидуума. Знание не может служить соответствующим руководством к действию, ибо оно существует лишь в форме разрозненных и неполных сведений в умах многих людей, следовательно, знание не может быть ни последовательным, ни полным. Здесь царит и правит солипсизм.
Единственная связь, которая, по мнению Хайека, существует между индивидуумом и окружающими его людьми, проявляется в убеждении человека, что остальные люди будут действовать так же, как действовал бы он сам при аналогичных обстоятельствах. Соответственно, преступление и наказание нельзя рассматривать как объективные факты. Согласно таким взглядам, выходит, что знак, который Гитлер заставил носить евреев, не является «объективным» фактом, хотя последствия едва ли можно считать субъективными. Не вызывает сомнений, что убеждения людей играют существенную роль и служат мотивом действий, но почему же эти действия не могут быть объективными фактами общественной жизни! Допустим, мы согласимся с аргументацией Хайека, из которой следует, что и цены, и преступления, и устроенный в двадцатом веке ад Треблинка — все это проистекает из убеждений. Но как мы объясним действие, которое проистекает из этих убеждений? В этом месте Хайек отказывался последовательно довести свою философию сенсуализма до той ступени, когда устанавливаются взаимосвязи между чувственными восприятиями различных людей. Общественная действительность ему представляется как нечто такое, что лежит исключительно в сфере мышления. «Отдельные люди образуют просто foci (центры) в системе отношений, и именно вследствие различного отношения индивидуумов друг к другу... складываются периодически повторяющиеся, могущие быть опознанными и ставшие привычными элементы [социальной] структуры». Однако их общественный характер проявляется только в сознании отдельного человека. Следовательно, «общество», «коллектив», «экономическая система», «капитализм» становятся терминами, лишенными реального содержания; с точки зрения Хайека, они не являются фактами общественной действительности. Может ли быть более эффективный путь для того, чтобы вновь провозгласить мысль Адама Смита о божественной «невидимой руке»? Ведь благодаря индивидуальным действиям помимо воли людей создается такой порядок, который отсутствует в действиях каждого из них.
Взаимопонимание возникает, как предполагал Хайек, просто вследствие того, что наряду с нашим собственным мышлением существует мышление других людей, и это, по его мнению, может составить основу для выработки социальных категорий. Хайеку и в голову не приходило, что, поскольку реальность содержится только в нашем сознании, мы, вероятно, не можем знать реальности, содержащейся в умах других людей, до тех пор, пока не установлена взаимосвязь между нашими представлениями и внешним миром. Таким образом, с его точки зрения, нужно отвергнуть такие «объективные» категории, как издержки и понятие производства. Исходя из подобных соображений, следует поставить под сомнение всю экономическую теорию Хайека, поскольку он обычно использовал в анализе «реальные» категории. Такой подход предполагал, что отношение между затратами и выпуском продукции, а также охарактеризованная самим Хайеком предпосылка постоянного потока доходов — это лишь воображаемые проблемы.
Заблуждения Хайека были порождены его нежеланием признать, что идеи различным образом зависят от окружающей общественной жизни, а эта зависимость проистекает из принципа взаимосвязи. Лишь с таких позиций можно исследовать связь между идеей и условиями, в которых она проявляется. Эти условия во многих случаях представлены именно теми коллективами, на которые часто обрушивал свою критику Хайек. Однако такие коллективы не являются искусственными построениями, они представляют собой скорее окружающую среду, в которой может происходить обмен мыслями и идеи одних людей могут выражать определенный смысл для других. И это может быть достигнуто не потому, что мы просто рассчитываем на существование у других людей разума, подобного нашему. Мы можем сообщать другим о своих идеях, устремлениях и опасениях благодаря тому, что наша деятельность протекает в определенных общественных условиях. Разумеется, такие коллективы, как «нация» или «рынок», невозможно непосредственно воспринять с помощью органов чувств, но мы можем понять их благодаря тому, что люди связаны между собой социальными и психологическими узами. Это отнюдь не означает, что коллективы обладают реальностью, простирающейся за пределы тех отношений, которые определяют их содержание. Все, что мы здесь утверждаем, сводится к достаточно простой истине: человек является существом политическим и общественным, и наука об обществе должна исследовать сами отношения, которые превращают человека в такое сложное существо. Попросту говоря, в процессах мышления, безусловно, заключено общественное содержание, и плодотворное научное исследование общества должно пытаться раскрыть это содержание. Тем не менее, Хайек открыто отказывался от решения этой задачи. С его точки зрения, экономическая теория состоит из ряда положений, которые тавтологическим путем выведены из априорных понятий; монополия, макроэкономика и даже выводы, сделанные на основании статистического материала,— все это следует считать утверждениями сомнительной ценности. Те, кто утверждает, что существенное место в исследовании занимают категории, предполагающие анализ в масштабах всего общества, хуже чем просто глупцы, заявлял Хайек; такие люди опасны, поскольку они неизменно переходят от рассуждений относительно природы коллектива к утверждению о том, что для сохранения его целостности индивидуальное мышление нужно подчинить сознательному контролю. Следовательно, только сторонник индивидуализма может ударить в набат, потому что только он один видит устрашающие перспективы, которые сулит новый путь к рабству. Тем не менее Хайек изредка признавал, что коллективы, вызывающие его отвращение, относятся к числу тех проявлений, которые на протяжении столетий эволюционируют вместе с изменениями всей политической и социальной структуры. Проблема, которая в настоящее время стоит перед нами, заключается в том, как поставить под контроль существующие коллективы, чтобы защитить ту «рациональность», которую он ценит так высоко. Задача состоит уже не в том, чтобы создавать новые коллективы, как того опасался Хайек, а в том, чтобы понять существующие коллективы. Содержание понятий — это общественная категория, и оно не может быть вырвано из всего контекста взаимосвязи, которая в свою очередь складывается одновременно с формированием общества. Если же исследование не учитывает принципа взаимосвязи — а Хайек поступал именно так,— то оно превращается просто в «продвижение ощупью внутри призрачного солипсистского мира». Двойственная природа содержания понятий — индивидуалистическая и общественная — превращает в подлинную реальность такие абстрактные понятия, как институты, капитализм и государство. Идеи взаимозависимости, разделения труда и дохода можно понять, а также использовать для дальнейшего анализа, не прибегая к рассмотрению психологии отдельных рабочих или предпринимателей. Можно строить модели, не выясняя при этом роли каждого человека в отдельности, каждого участника рассматриваемых процессов. Капитализм превращается в общую систему, внутри которой люди осуществляют определенную деятельность социологического и экономического характера; ссылки на капитализм предполагают наличие структурной системы, которая объясняет и обусловливает поведение отдельных людей и управляет ими.
Исходя из этого, вполне можно понять утверждение Хайека о том, что экономические проблемы должны рассматриваться только как накопление знаний. Экономический анализ, с его точки зрения, имеет смысл лишь в той мере, в какой речь идет о поведении отдельного человека; функция индивидуума заключается в том, чтобы накапливать информацию, в том числе информацию обо всем круге явлений, предполагающих неопределенность перспектив и предвидение будущих событий. Основываясь на этих предпосылках, подробнее рассматривать которые нет необходимости, Хайек переходил к понятию равновесия, которое опять-таки имеет смысл, по его мнению, исключительно в индивидуалистическом аспекте. Планы действий оцениваются на основе чистой логики выбора. Состояние равновесия для индивидуума предполагает совершенное предвидение будущего. Нельзя утверждать, что подобное равновесие может существовать для группы людей, так как оно фактически предполагало бы маловероятное стечение обстоятельств — одинаковые планы и одинаковые окружающие условия для всех участников группы.
Вслед за этим Хайек приступал к определению рынка. Он отвергал определение, которое принято в учебниках. Существует только Чистая Логика Выбора (понятие, не получившее определения; по-видимому, в его основе лежит нечто иное, как полезность, трактуемая в духе австрийской школы), функционирующая в условиях, когда события развиваются регулярно и могут быть предсказаны. В сочетании с идеей относительно общих качеств, присущих мышлению различных людей, эта логика образует основу соответствующих познаний, требующихся для выработки решения о рыночной ситуации. Несмотря на то, что такие познания являются частичными и неполными, экономическая теория, говорил Хайек, ближе, чем какая-либо другая из общественных дисциплин, подошла к пониманию того, как осуществляется данный процесс. Однако указанный анализ у Хайека носил поразительно туманный характер, и для того, чтобы объяснить, как происходит распространение знаний, он вынужден прибегнуть к аналогии с мышлением других людей, так как суждения в области экономики не могут быть удовлетворительно проверены путем сопоставления этих суждений с фактами окружающей действительности. Поскольку такие факты во всякой общественной науке связаны с наличием группы людей, какая-либо эмпирическая проверка оказывается невозможной. Следовательно, общественная наука сводится к своеобразной методологии, которая рассматривает взаимосвязь мыслей, возникающих в человеческом сознании. Среди основных положений общепринятой экономической теории лишь немногие, по мнению Хайека, имеют реальный смысл. Например, он отвергал традиционные толкования совершенной конкуренции на том основании, что если бы она существовала, то в результате абсолютной эластичности спроса конкуренция была бы подорвана. Понятие совершенной конкуренции лишено какой-либо определенности во времени, тогда как в действительности поступки отдельных лиц следуют друг за другом на протяжении определенного времени. Основная проблема состоит в том, чтобы обнаружить, как планы, которые существуют в умах отдельных людей, оказываются приспособленными к объективным фактам окружающей действительности.
Хайек утверждал, что теория конкуренции должна дать объяснение процессу приспособления новых явлений к старым условиям. Конкуренция — это динамический процесс, и при ее объяснении нужно учитывать эту особенность. По мнению Хайека, нельзя воспринимать всерьез критерий точного знания рынка, всегда являвшийся краеугольным камнем теории конкуренции, ибо каждый рыночный агент, действующий на основе абсолютного точного предвидения, способен предпринять такие поступки, которые послужат эффективным средством подрыва конкуренции. Следовательно, постановка проблемы конкуренции в классической политической экономии не может быть признана правильной; поскольку знания распределены неравномерно, подлинная проблема сводится к тому, как создать такие институциональные условия, при которых люди, обладающие наиболее точными представлениями о будущем, должны были бы выполнять необходимые экономические функции. В этом, утверждал Хайек, и состоит подлинная задача рынка. Функция рынка заключается именно в таком распространении информации, которое, вызывая реакцию покупателей и продавцов, делает возможным установление цены. Цена является не отправной точкой анализа, как это предполагалось в классической теории, а конечной целью исследования. Поскольку понятие совершенной конкуренции исключает динамические процессы, фактически с его помощью невозможно правильно описать рыночные события. При реалистическом подходе к вопросу теория конкуренции должна сказать, кто может нас обслуживать; однако при этом исключаются личные взаимоотношения и добрая воля у покупателей и продавцов, которые компенсируют недостаточность знаний о будущем. В действительности убеждения отдельных людей различны, именно это и служит причиной конкуренции.
Теория, выдвигавшаяся Хайеком, была не чем иным, как теорией монополистической конкуренции, потому что каждый продукт, как он полагал, по определению отличается от любого другого продукта. Хайек указывал, что на деле мы сталкиваемся с непрерывной последовательностью близких по своим качествам субститутов или с ситуацией, при которой не существует даже двух товаропроизводителей, изготавливающих совершенно одинаковую продукцию. Он допускал, что, хотя в идеальном случае между ценой и предельными издержками должно существовать соответствие, оно имеет место лишь при неограниченной эластичности спроса. Однако с практической точки зрения не имеет смысла сопоставлять этот случай с реально существующей формой конкуренции. Правомерно, говорил Хайек, сопоставлять лишь конкуренцию (в той форме, как он ее понимает) с ситуацией, в которой условия рынка диктуются центральными органами власти; такое сопоставление, как и следовало ожидать, служит у него поводом для нападок на «этатизм». Когда условия рынка диктуются центральными органами, лица, знающие, как вести производство, не смогут поступать так, как они находят нужным, и между ценами и издержками образуется значительный разрыв.
В конечном счете, основную роль играет характер ответных действий человека: что действительно важно — так это постоянная борьба за обеспечение преимущества в ходе конкуренции. В действительности рынок, характеризующийся несовершенной конкуренцией, говорит Хайек,— это арена еще более ожесточенной конкуренции по сравнению с другими рынками; он вновь подчеркивает, что следует мыслить в реально существующих категориях. Конкуренция в конце концов выступает в качестве средства, с помощью которого формируется мнение: распространяя информацию, она ведет к согласованности и единству. Конкуренция служит способом сообщить людям, какие варианты являются наилучшими и наиболее дешевыми, и в этом смысле она представляет собой процесс изменения условий. О чем нам следует беспокоиться, настаивал Хайек,— это о том, чтобы такая информация распространялась беспрепятственно.
Эти положения образуют философскую и институциональную основу экономической теории Хайека. Отдельные теоретические проблемы излагались в его главном труде «Чистая теория капитала» и в ряде опубликованных лекции и статей, основная часть которых воспроизведена в книгах «Цены и производство», «Денежная теория и торговые циклы» и «Прибыль, процент и инвестиции». В последующие годы вокруг главных его идей развернулась острая дискуссия. Часто раздавались жалобы на то, что многое в них непонятно. Сами теоретические положения достаточно трудны для понимания, а манера изложения, тяжеловесная и несколько напыщенная, делала их еще более трудными для восприятия. Когда Хайек приехал в Англию, его ждал настоящий удар. Пьеро Сраффа подверг довольно ядовитой критике книгу «Цены и производство», а Кейнс назвал ее ужасно путаной. По словам Кейнса, она представляла интерес в качестве исключительно яркого примера того, как можно, начав с ошибки, в конце прийти к настоящему бедламу.
Центральное место в экономической теории Хайека занимает понятие «нейтральных денег». Предполагается, что это такие деньги, которые не оказывают влияния на относительные цены. Производство или процент. При внимательном рассмотрении этой концепции представляется очевидным, что деньги совершенно отсутствуют в той аналитической модели, которую стремился построить Хайек. Можно было бы ожидать, что он прибегнет к каким-то сопоставлениям с реальным денежным обращением, однако Хайека интересовало только схематическое изображение системы, в которой существует постоянное предложение денег. Такое предложение, как он полагал, позволяло осуществлять «добровольное» сбережение. Хайек настаивал на том, что всякая иная политика приведет к искажению структуры производства или нарушит пропорциональное распределение доходов между отраслями, выпускающими производственные блага, и отраслями, производящими потребительские блага. «Добровольное» сбережение не только служит целью проводимой политики, по существу оно является единственно естественным. При этом Хайек, разумеется, не принимал во внимание тот очевидный факт, что такое добровольное сбережение может и не привести к желательным результатам, а вызывать уменьшение спроса, способствовать сокращению продаж и фактически обусловить паление инвестиций. Склонность к инвестированию в большей мере зависит от снижения процентной ставки, которую можно представить, как это сделал Кейнс, скорее в качестве функции от количества денег и предпочтения ликвидности; чем от сбережений. Таким образом, пытаясь постулировать понятие нейтральных денег, Хайек пренебрег их важнейшей особенностью — использованием денег как в качестве средства обращения, так и в качестве средства накопления стоимости. Поскольку в теории Хайека эта особенность не играла никакой или почти никакой роли, то у него, по-видимому, совершенно выпали из поля зрения те отношения, которые затрагиваются изменениями вотносительном уровне цен: вопрос о контрактных ценах и долгах фактически не затрагивается. Нейтральные деньги — это по существу, отсутствие денег.
Его представления о сбережении действительно необычны. Он определял сбережение как общий поток ресурсов, направляемых не в отрасли, производящие потребительские блага, а в отрасли, выпускающие производственные блага. Такое определение опирается скорее на валовой, а не на чистый доход. Валовой доход чаще всего является отправным моментом при исследовании накопления капитала. С его точки зрения, потребителипередают свои сбережения предпринимателям, которые затем используют эти ресурсы для того, чтобы удлинить продолжительность производственного периода. Таким образом происходит накопление капитала. Оно прекращается, когда потребители прекращают откладывать сбережения. При том же количестве труда теперь используется капитал больших размеров, вследствие чего увеличивается выпуск продукции и достигается новая ступень в развитии производства. Аналогичные результаты, по крайней мере, на мгновение, могут быть достигнуты с помощью «принудительного» сбережения — процесса, который развертывается, когда банковская система накачивает в хозяйство новые кредиты. Вызываемый этим эффект поначалу идентичен с процессами, порождаемыми добровольным сбережением; все же важное различие состоит в том, что в дополнение к повышательной конъюнктуре происходит инфляционное давление на цены.
Хайек настойчиво утверждал, что, в конечном счете, это приносит вред. Дело в том, что, как только принудительное сбережение прекращается, потребители, стремясь восстановить прежний уровень потребления, предпринимают каннибальские действия в отношении нового капитала и восстанавливают status quo ante. Они проедают весь дополнительный капитал! Но почему события должны развертываться именно таким образом — этого Хайек не уточняет. Подобный процесс предполагает, что потребители каким-то образом получают доступ к капиталу, с которым в свое время они уже расстались, и это позволяет им потребить капитал, как только свобода их действий окажется восстановленной. Далее, это предполагает, что капитал обычно находится в некой текучей форме, которая дает возможность непосредственно потреблять его, что прямо противоречит основному представлению Хайека о капитале как совокупности конкретных благ. А главное, тем самым предполагается возможность столкновения различных общественных классов на почве экономических интересов — полумарксистское утверждение, странно звучащее в устах такого открытого противника социалистической теории. И все же кажется очевидным основное противоречие. Если деньги нейтральны, то почему кредитная экспансия, осуществляемая банковской системой, должна оказывать такое пагубное влияние?
Чрезвычайно существенную роль в теории Хайека играет вопрос о структуре производства. Структура производства у него определена крайне невразумительно — как соотношение между спросом на производственные блага и спросом на потребительские блага. Другими словами, различные стадии производства так организованы и между ними сложились такие пропорции, которые позволяют обеспечивать определенные масштабы производства. Любые структурные сдвиги, которые могут иметь место, связаны с изменениями спроса, что предполагает сложный процесс приспособления производства к потребительским расходам. Изменения в основных соотношениях влекут за собой изменения, охватывающие широкий круг отраслей, ибо многие отрасли по существу являются комплементарными (т.е. продукция этих отраслей является необходимой для функционирования основных производств). Равновесие сохраняется, когда деньги распределяются таким образом, чтобы не нарушить сложившегося соответствия, то есть деньги остаются нейтральными (совершенно очевидно также, что определение данного понятия вращается в порочном круге.) Тем не менее, структура производства не является постоянной, так как с изменениями в относительных ценах непременно возникают новые условия с точки зрения прибыльности. Далее, при добровольном сбережении непрерывно происходят изменения, поскольку при таких обстоятельствах расходы на потребительские блага сокращаются раз и навсегда и уменьшается денежный доход владельцев первичных факторов производства — земли и труда. Цены потребительских благ будут снижаться быстрее, чем доходы трудящихся, и в результате произойдут необратимые изменения в распределении благ и ресурсов. Однако в случае кредитной экспансии давление на потребительские расходы ослабляется; именно данный фактор влечет за собой затруднения, потому что бремя, связанное с финансированием расширяющегося выпуска производственных благ, с помощью инфляции перекладывается на потребителей.
Потребители несут тяготы «принудительного сбережения» вследствие того, что теперь они уже не могут покупать такое же количество благ: товары продаются по более высоким ценам, тогда как доход остается на прежнем уровне. Если потребителям удается обеспечить себе более высокий денежный доход, они будут пытаться увеличить свои расходы до прежнего уровня. Фактически это будет означать возврат к ранее существовавшим пропорциям между отраслями, выпускающими производственные блага, и отраслями, производящими потребительские блага, что приведет к нежелательным последствиям: начатое строительство неизбежно придется приостановить вследствие нехватки соответствующих ресурсов. В результате, утверждал Хайек, наступит кризис. При ознакомлении с этими рассуждениями уместно задать вопрос: почему потребительский доход не может увеличиваться вместе с расширением производства в отраслях, выпускающих производственные блага? Ведь опыт последних двадцати лет с достаточной определенностью свидетельствует о том, что такая возможность не исключена. Можно говорить о лаге между расширением выпуска производственных благ и последующим увеличением потребительских доходов, но это не исключает возможностей некоторого роста экономики. По-видимому, не существует каких-либо особых причин, вследствие которых отрасли, выпускающие потребительские блага, обязательно должны сохранять неизменный объем производства; вполне возможна такая ситуация, когда переход производства на новый уровень в отраслях, выпускающих производственные блага, сопровождается аналогичными процессами в других секторах экономики.
Равновесие, с точки зрения Хайека, предполагает поддержание ряда важнейших пропорций в экономике, так чтобы соотношения между спросом на товары, массой денег, требующихся для поддержания этого спроса, и предложением товаров соответствовали друг другу. Лишь при этих условиях имеет место полное использование ресурсов. На каком бы уровне не установились указанные пропорции, отклонения от них неизбежно будут вести к взаимному погашению колебаний до тех пор, пока не установится соответствие между спросом и предложением. Однако такой процесс приспособления предполагает применение тех ресурсов, использование которых было нерентабельным на предшествующих стадиях. А это, по-видимому, означает нарушение принципов, выдвинутых самим Хайеком. Использование не применявшихся до сих пор ресурсов может обеспечить прибыль только при изменении соотношения между используемыми факторами производства или производственной функции. А его теория требует сохранения прежних пропорций между благами, находящимися в процессе производства, деньгами и потребительскими благами. Идея равновесия накладывает свой отпечаток и на продолжительность производственного периода. Ведь он не только связан с данной структурой относительных цен, его продолжительность должна быть такова, чтобы установилось соответствие между притоком готовой продукции на рынок и спросом на потребительские блага. Выпуск соответствующего количества благ удается обеспечивать с помощью наличного производственного оборудования тогда и только тогда, когда существует правильная пропорция между расходами на покупку потребительских благ и наличными ресурсами.
Здесь Хайек страшно путано выражал следующую мысль. Равновесие — это равновесие, и оно обязательно должно быть таковым, особенно на протяжении длительного периода времени. Ясно, что в настоящее время это вряд ли можно считать плодотворной теорией капитала, хотя в его концепции и содержатся некоторые интересные догадки. Если принять во внимание, что отдельные капиталы характеризуются сложной структурой и что они функционируют на протяжении длительного периода времени, то представляется маловероятным, чтобы предприниматели столь серьезно интересовались отдаленными и неизвестными будущими событиями. Сопоставление ожидаемых доходов и предположений играет более важную роль на протяжении коротких промежутков времени, а на уровень процентной ставки большее влияние оказывает относительная интенсивность стремлений различных лиц к поддержанию ликвидности. И больше уже не приходится утверждать, что уровень процента играет определяющую роль в решениях по поводу инвестирования.
В теории Хайека подразумевается также понятие излишка, хотя оно у него трактуется скорее в духе Бем-Баверка, чем в духе Маркса. По мере того как сырье переходит с предшествующих стадий производства на последующие и превращается в конкретные блага, разность между продажной ценой и стоимостью исходной продукции на каждой из стадий превышает величину стоимости, добавленной в связи с использованием труда и материалов. Этот излишек, по мнению Хайека, должен поглощаться в основном процентными выплатами. Однако он может возникать лишь до тех пор, пока осуществляется добровольное сбережение в нужных масштабах. Любые изменения в соотношении между сбережением и капиталом нарушат сложный механизм равновесия между излишком, образующимся сверх издержек производства, и процентом, тем самым будут вызваны нежелательные изменения в структуре производства. Хайек, разумеется, не считал процент просто пассивным элементом, хотя его представления об активной роли процента, по-видимому, преувеличены. Хайек полагал, что если отвлечься от чисто денежных факторов, то процент регулирует пропорциональное развитие отраслей, выпускающих производственные блага, и отраслей, производящих потребительские блага, и гарантирует то, что производство не выйдет за пределы, поставленные добровольным сбережением. Для того чтобы охарактеризовать данное понятие, он заимствует у Викселля термин «естественный уровень процента», однако Хайек определял его как совокупность излишков, образующихся в форме разности между продажной ценой и издержками производства, во всем хозяйстве.
Хозяйство, в котором установился естественный уровень процента, характеризуется полным использованием ресурсов, нормальным денежным обращением и отсутствием принудительного сбережения. Блага беспрепятственно перемещаются от низших стадий производства к высшим, приближаясь к потребителю, и через равные промежутки времени, соответствующие продолжительности производственного периода, они обмениваются на имеющиеся в наличии нейтральные деньги. Изменения в структуре производства должны осуществляться, лишь исходя из потребностей последующего периода. С этой точки зрения процентная ставка является тем средством, с помощью которого обеспечивается равенство между текущей стоимостью блага, находящегося на той или иной стадии производства, и стоимостью готовой продукции, которая будет выпущена через некоторое время. Однако, как указал Кейнс в «Общей теории занятости, процента и денег», тем самым предполагается, что процентная ставка эквивалентна предельной эффективности капитала или ожидаемой норме дохода на капитал; в результате этого прибыль и процент превращаются по существу в идентичные понятия. Если отношение цен на потребительские блага к ценам производственных благ понижается, то, с точки зрения Хайека (как и с точки зрения Мизеса), это равносильно падению уровня процента и, следовательно, благоприятствует инвестированию. Когда требуется ускорить экономический рост, для этого нужно прежде всего увеличить масштабы добровольного сбережения и тем самым вызвать снижение цен на потребительские блага. Однако, поскольку это означает также снижение предельной эффективности капитала, то на деле это окажет неблагоприятное влияние на инвестиции. В результате имеет место совершеннейшая теоретическая неразбериха.
Хайек утверждал, что отклонения фактического уровня процента от естественного вызываются неоправданными действиями банковской системы. Однако экономисты, не разделяющие убеждений Хайека, указывают на то, что отклонения рыночных процентных ставок от теоретически предполагаемого равновесного уровня вполне могут иметь место даже при отсутствии банков. Хайек утверждал также, что попытки поддерживать на неизменном уровне существующую процентную ставку на деньги в периоды расширения производства вызовут снижение цен, а для поддержания стабильного уровня цен требуется низкая процентная ставка. Внезапно появившийся у Хайека интерес к общему уровню цен оказывается в противоречии с его прежними высказываниями о том, что важнейшую роль играет относительная величина цены. К тому же представления Хайека характеризуются значительной путаницей и в других отношениях. Рыночная процентная ставка отождествляется с процентной ставкой на деньги, и естественным он считает равновесный уровень процента. Но если существует столько же процентных ставок, сколько рынков капитала, то естественных уровней процента насчитывается столько же, сколько различных благ. Последний вывод, несомненно, подкреплялся принятым у Хайека основным определением капитала как совокупности определенных товаров. Результаты изменения спроса на потребительские блага и их предложения должны быть одинаковыми независимо от того, носят ли деньги нейтральный характер или они оказывают влияние на развитие экономики. В обоих случаях будут иметь место изменения в ценах, и может произойти перестройка структуры производства.
Главный вклад Хайека в современную экономическую теорию представляет его исследование природы капитала, которое содержится в труднодоступной для понимания книге «Чистая теория капитала». Это важный шаг вперед по сравнению с предшествующими работами, написанными в традициях австрийской школы; и в этой книге действительно в ряде случаев используется новая аргументация. Здесь, как и в его предшествующих работах, основные теоретические представления восходят к Джевонсу, Бем-Баверку и Викселлю. Хайек стремился обеспечить прочную теоретическую основу для своего исследования экономических циклов, он сознавал, что при глубоком исследовании этой проблемы потребуются правильные представления о капитале и проценте. И он подготовил объемистый том, в котором многие разделы написаны скучно, так что при чтении этой книги оказываешься лишенным даже того удовлетворения, какое можно находить в решении математических уравнений.
Австрийская школа сводила капитальные блага к затратам земли и труда, тем самым предполагалось, что для определения подлинной природы капитала необходимо обратиться к предшествующим событиям. Далее, по мнению ее представителей, в функционировании капитала существенную роль играет ожидаемый доход, так что период, когда фактически осуществляются капиталовложения, непосредственно связан с расчетами на будущее. Эти положения Хайек использует в качестве исходного пункта для развития своей теории. Его не удовлетворяют теоретические представления о капитале, разработанные в Англии и в США. Английские и американские авторы были склонны подчеркивать роль основного капитала и трактовали его как совокупность товаров длительного пользования.
Хайек же, напротив, стремился выделить роль оборотного капитала, который «образуется вследствие того, что процесс производства обладает определенной продолжительностью». Он полагает, что капитал имеет в основном преходящий характер, поэтому основное внимание следует уделить необходимости его непрерывного воспроизводства. С точки зрения американских авторов, обновление капитала не является непрерывным процессом, оно развертывается лишь после того, как износится старое оборудование. У Хайека решающим элементом становилось время, которое потребуется для того, чтобы успели «созреть» конечные услуги, обеспечиваемые с помощью капитала. Таким образом, большое значение имеет место капитала во «временной структуре» производства. Далее, в отличие от английских и американских экономистов, предполагавших более или менее постоянный характер производственной функции, Хайек настойчиво подчеркивал, что выбор той или иной технологии определяется масштабами предложения капитала. Другими словами, он предполагал, что появление дополнительных единиц капитала скорее приведет к изменению в технике производства, чем к использованию этих единиц в качестве простого дополнения к существующему запасу капитала. Наконец, поскольку это повлечет за собой сдвиги в относительных размерах спроса на производственные и потребительские блага, соответствующие изменения произойдут и в наличном капитале. Как и в предшествующих утверждениях, Хайек здесь исходил из того, что изменения спроса на капитал находятся в обратной зависимости от спроса на потребительские блага.
Хайек решительно отвергал представление о капитале как о фонде. С его точки зрения, капитал — это запас определенных товаров, который должен быть воспроизведен: то, что представляет собой как бы накладные расходы для общества, например тоннели и доки, Хайек не считал капиталом в связи с тем, что они не нуждаются в возобновлении. Следует признать, что аргументы, которые Хайек выдвигает против трактовки капитала как фонда, вполне убедительны. Представление о капитале как о фонде предполагает, что производство и потребление осуществляются в известном смысле слова одновременно, а это может иметь смысл, вероятно, лишь в условиях длительного статического состояния хозяйства, а не в условиях динамической экономики. Другими словами, мысль о том, что капитал обновляется автоматически, следует признать крайне сомнительной. И все же ряд аспектов, присущих взглядам самого Хайека, носит столь же мистический характер, как и теория фонда. Так, Хайек утверждал, что увеличение производственного периода не имеет отношения к специфической форме, в которой выступают отдельные блага. Оно скорее повлечет за собой расширение общих размеров производства; это звучит весьма странно, если принять во внимание основное определение капитала у Хайека. Настойчиво проводимая им мысль о том, что опосредствующие блага не обязательно должны выступать в специфической форме,— это почти роковая уступка теории фонда. Когда Хайек приводил определение капитала, лишенное гибкости и вообще исключающее всякое движение, это лишь подчеркивал противоречия в ходе его рассуждений. Новый капитал, настойчиво утверждал Хайек, никогда не совпадает со старым капиталом; однако ясно, что подобное утверждение справедливо лишь отчасти. По-видимому, существует много случаев, когда новый оборотный капитал по своему типу и по форме совпадает со старым капиталом.
Вокруг этих утверждений на протяжении ряда лет шла ожесточенная дискуссия, толчок которой дали статьи Фрэнка Найта, опубликованные в начале 1930 гг. Найт поставил под вопрос обоснованность такого понятия, как инвестиционный период; Хайек и Фриц Махлуп выступили с ответом на критику Найта. Литература, посвященная разработке сугубо специальных теоретических вопросов, разрослась до таких размеров, что ее можно было бы опубликовать многотомным изданием; работы часто носили схоластический характер, несколько напоминая средневековые споры. Ни один участник дискуссии, разумеется, не смог убедить остальных. Хайек довольствовался повторением наиболее рельефных положений своей теории капитала. Найт, некогда изучавший специальные философские дисциплины, пытался обосновать свои возражения, прибегая к такому количеству философских отступлений, что основная его цель оказывалась почти полностью забытой. Свои представления о производстве как о процессе создания обобщенных ценностей Найт противопоставил «материальному» подходу Хайека, согласно которому некоторые факторы производства объединяются для того, чтобы обеспечить выпуск определенной продукции. Прежде чем оценить продукцию, ее необходимо произвести, следовательно, должно быть установлено ее место в рамках «временной структуры». При стоимостном подходе синхронизация становится теоретически возможной в том смысле, в каком об этом писал Дж.Б. Кларк. А если придерживаться «материального» подхода, то такой же смысл заключен в средней продолжительности производственного периода, которая исчислена на основе той или иной методики отсчета. Понятие производственного периода, конечно, может порождать новые проблемы. Следует разобраться с достаточной тщательностью в используемых технических приемах, потому что в противном случае понятие окольных методов производства по-прежнему будет весьма расплывчатым. В самом крайнем случае в результате можно получить показатель, который характеризует соотношение между капиталом и трудом, используемыми в процессе производства. Однако данный показатель, вероятно, можно исчислить и другим способом, не обращаясь к понятию производственного периода. При исчислении производственного периода проблема, конечно, состоит не только в подсчете затрат производства. Кроме того, приходится рассматривать вопрос о подборе весов и методы приведения различных показателей к единому измерителю. Последняя задача может быть решена лишь на основе процесса установления цен. Таким образом, если стремиться к тому, чтобы получить всестороннее представление об экономической действительности, то можно, по-видимому, обнаружить достоинства в обоих методах исследования.
Многое из того, что Хайек писал по этим вопросам, он впоследствии обобщил в книге «Чистая теория капитала», в которой можно найти наиболее систематичное изложение теории капитала, выдвигаемой современными представителями австрийской школы. Хайек уделял много внимания своеобразному динамическому равновесию, но центральное место в его теории по-прежнему занимает производственный период. Хайек связывал процент как с предельной производительностью, так и с предпочтением текущих благ будущим. Он также проводил различие между реальными факторами и факторами, лежащими на стороне денег. Важнейшая проблема теории капитала заключается в следующем: как использование недолговечных ресурсов позволяет поддерживать такой высокий уровень производства, который все время обеспечивает постоянный поток дохода? Определение капитала подразумевается уже самой постановкой проблемы. Нас должно интересовать общее предложение недолговечных ресурсов, используемых при окольных методах производства. Поскольку такие ресурсы являются «утрачиваемыми активами» (wasting assets), то понятие капитала следует ограничить только оборотным капиталом. «Утрачиваемые активы» обеспечивают доход на протяжении ограниченного периода времени; благодаря этому создается возможность осуществить капиталовложения, связанные с использованием постоянных ресурсов в более длительных процессах, и тем самым обеспечить повышение производительности. Хайек настаивал на том, что он не повторяет высказывания Бем-Баверка, однако с этим трудно согласиться. Вслед за тем анализ распространяется на простое хозяйство, управляемое в централизованном порядке в отличие от экономики, в которой цены устанавливаются в процессе конкуренции. Хотя он и не разработал какой-либо системы уравнений, характеризующих равновесие, как это сделал Вальрас, все же Хайек упорно утверждал, что его теоретическая система является ничуть не менее определенной. Он писал: «Члены общества должны распределять все свои ресурсы между использованием для текущего потребления и использованием с целью потребления в будущем таким образом, чтобы относительные стоимости различных ресурсов оказались в точности пропорциональны относительным издержкам их производства...». У Хайека, очевидно, нет никаких сомнений в том, что экономика функционирует именно таким образом.
Отличительной чертой книги является стремление автора исследовать зависимость между организацией производства и размерами выпускаемой продукции. Хайек различными способами определял отношение между затратами и выпуском продукции. Причем на одном полюсе у него рассматривался случай «непрерывные затраты — мгновенный выпуск», а на другом — «мгновенные затраты — непрерывный выпуск». Вслед за этим он в мельчайших деталях исследовал с формальных позиций характер разнообразных возможных вариантов. Все это служило введением к исследованию конкретной структуры инвестиций.
Исходная посылка Хайека заключалась в том, что всякий запас капитала представляет «вклады», внесенные с целью получения некоторого дохода в будущем. Наличие элемента времени предполагает, что продукция, которую обеспечивает каждое из сочетаний факторов производства, будет распределена на протяжении всего последующего периода таким образом, что в конечном счете доход постепенно иссякает. Это, понятно, не что иное, как принцип убывающей доходности, распространенный на последующий период, хотя Хайек избегал именно такой формулировки. Далее приводится тщательное исследование кривых затрат и выпуска продукции. В результате анализа Хайек пришел к следующему выводу. По мере того как «время проходит, скорость завершения результатов, получаемых с помощью данных единиц затрат, будет уменьшаться быстрее, чем скорость завершения данных единиц выпускаемой продукции». Вряд ли можно придумать более выспренний способ выразить мысль о том, что ресурсы потребляются в процессе производства.
Предполагается, что в структуре производства происходят изменения, так как обновление предметов длительного пользования не происходит непрерывно. Здесь предметам длительного пользования придается уже иное значение, хотя ранее Хайек указывал, что эти предметы не играют существенной роли в проблеме капитала. Другое противоречие возникло в связи с тем, что он ограничил распространение спроса из отраслей, производящих потребительские блага, в отрасли, которые выпускают производственные блага, тем самым, по-видимому, между ними воздвигался барьер. Однако в тех случаях, когда уровень цен оказывает влияние на издержки, между обоими секторами существуют самые тесные связи.
Хайек указывал, что вопрос о том, как учитывать срок использования оборудования и связь этой проблемы с существованием различных стадий производства, еще больше затрудняет исследование капитала. Он так усиленно подчеркивал трудности решения этой проблемы, что читатель задумывается, не проявились ли в этом философские убеждения Хайека. По-видимому, он стремился внушить читателям мысль о том, что действительность не поддается такому упорядочению, которое удовлетворяло бы всем требованиям экономического анализа. Трудно отделаться от ощущения, будто Хайек пытался, пользуясь несовершенными орудиями анализа, перевести инженерную проблему на язык экономической науки. И действительно, многие проблемы, выдвинутые Хайеком, должны были ожидать своего решения до тех пор, пока не были разработаны такие эффективные методы исследования, как линейное программирование. Многие из трудностей, с которыми сталкивался Хайек, вызваны часто встречающимся у него смешением стоимостного и «материального» подхода, которое порождает крайнюю путаницу в суждениях, а также его склонностью к использованию таких курьезных понятий, как постоянное инвестирование процента. Ему просто никогда не приходило в голову, что процент можно обратить на потребление. Хайек так и не доказал, что существует стремление к притоку постоянного дохода, это остается лишь предположением, потому что довольно трудно обнаружить экономического человека, который поступал бы именно таким образом.
Единственный способ, обеспечивающий приток постоянного дохода, состоит в такой организации производства, при которой каждая единица факторов производства на протяжении данного промежутка времени будет обеспечивать одинаковые темпы прироста продукции. Это своеобразный принцип равенства предельного прироста применительно к определенному промежутку времени. Хайек утверждал, что когда произведенная продукция сопоставляется с теми или иными затратами, «...отношение между их стоимостями должно выражать рост в соответствии с правилом сложного процента, сохраняющего один и тот же уровень на любом участке системы». Там, где положение осложняется из-за невозможности установить связь между данной продукцией и затратами на ее производство — а для современной промышленности это, по-видимому, наиболее вероятная ситуация,— Хайек пытался найти решение проблемы, прибегая к испытанному приему австрийской школы — вменению стоимости на основе предельного продукта.
В условиях индивидуалистической экономики важнейшие проблемы возникают вследствие непредвиденных изменений. Основную роль при этом играют разнообразие потребностей и порядок распределения ресурсов, которые, как признает Хайек, преимущественно находятся под контролем небольшой части населения. Хотя это по существу равносильно признанию, что вся концепция приспособлена к теоретическим требованиям определенного класса, фактически об этом говорится лишь en passant ( мимоходом, между прочим ). Центральную роль по-прежнему играет следующий аргумент: для того чтобы поднять структуру производства на более высокий уровень, потребители должны осуществлять добровольное сбережение. Здесь в основном приводятся, причем в еще более тщательной формулировке, выводы прежних работ. Поистине невозможно избавиться от понятия производственного периода — им пронизаны все произведения Хайека. В книге «Денежная теория и торговый цикл», посвященной исследованию экономического цикла, Хайек вновь использовал это понятие, превращая его в центральный момент всей аргументации.
Выдвинутая Хайеком теория экономических циклов носит, как можно было ожидать, монетарный характер, особое внимание в ней уделяется избыточному инвестированию; его теория оказала существенное влияние на таких авторов, как Фриц Махлуп, Вильгельм Рёпке и Лайонел Роббинс. Решающей причиной хозяйственного потрясения, по мнению Хайека, служит кредитно-денежная экспансия, осуществляемая банковской системой. Стремясь доказать это положение, он вкладывает в понятие денег предельно широкое содержание, относя к ним такие субституты, как обращающиеся долговые свидетельства. Нет нужды повторно излагать здесь анализ влияния наплыва денег на структуру производства; главную роль по-прежнему играет довод о «принудительном сбережении», которое влечет за собой нездоровую экспансию и в конечном счете приводит к срыву начатых работ. Почему бум кончается крахом? Непосредственной причиной служит отказ банков от дальнейшего расширения кредитов. Поскольку завершение работ на более новых объектах требует непрерывного притока капитала на протяжении всего периода строительства, все предприниматели оказываются в затруднительном положении. Недостаток средств для инвестирования невозможно устранить путем впрыскивания дополнительных денежных сумм, ибо это лишь отсрочит час расплаты. Более того, пропорциональное распределение ресурсов между отраслями, выпускающими производственные блага, и отраслями, производящими потребительские блага, больше уже не соответствует потоку добровольных сбережений. Можно впрыснуть деньги, однако проблема не будет решена, так как она вызвана тем, что власти не могут осуществлять контроль над расходами, не прибегая при этом к строгим и жестким формам регулирования. Наилучшее решение вопроса заключается в снижении уровня потребления и в стимулировании добровольного сбережения, с тем, чтобы способствовать удлинению производственного периода и завершению начатых работ, которые по необходимости были приостановлены.
Новейшими исследованиями установлено, однако, что кредитно-денежные ограничения в ничтожной степени влияют на претворение в жизнь ранее намеченных инвестиционных планов. Наличие свободных средств, уровень процентной ставки и тому подобные факторы, по-видимому, оказывают небольшое влияние на фактический объем расходов, связанных с покупкой оборудования и осуществляемых, как правило, через некоторое время после того, как приняты инвестиционные планы. Изменения на денежном рынке скорее воздействуют на решение предпринимателя относительно инвестирования. Но коль скоро принято решение осуществить тот или иной проект, то лишь существенные изменения в условиях финансирования могут привести к изменениям в инвестиционных планах. Через некоторое время, когда расходы уже произведены, предприниматель, несмотря на возросшие расходы по оплате процентов, вряд ли откажется от осуществления проекта; скорее он сочтет целесообразным продолжать работы. Если же дело обстоит таким образом, то оказывается пошатнувшимся краеугольный камень теоретической системы Хайека. Если бы он подразумевал при этом, что избыточное инвестирование отрицательно сказывается на планах расширения производства, его утверждение приобрело бы большую убедительность. Хотя рост цен может неблагоприятно повлиять на предположения относительно будущего, это отнюдь не означает, что текущие обязательства окажутся аннулированными.
Окончательное «сведение счетов» наступает, по мнению Хайека, вследствие того, что при увеличении продолжительности процветания уменьшаются размеры капитала, необходимого для производства потребительских благ. Такие противоречивые представления проистекают из своеобразной трактовки Хайеком эффекта Рикардо. Когда этот раздел теории получил известность, Николас Калдор иронически назвал его «эффектом концертино», ввиду того, что Хайек теперь пытался объяснить циклическое развитие, ссылаясь не только на избыточное инвестирование, но и на недостаточное инвестирование. Однако на самом деле это не означает изменения его позиций. Хайек просто рассматривал то, что он считает экономической реальностью, глядя то с одной, то с другой стороны телескопа. Рикардо утверждал, что соотношение между капиталом и трудом изменяется прямо пропорционально реальной заработной плате. Хайек разделяет эту мысль. Вслед за снижением реальной заработной платы происходит, как он полагает, замещение капитала трудом, что ведет к уменьшению производственного периода или к использованию менее окольных методов производства. Это, вероятно, уменьшает привлекательность новых капиталовложений, так как более выгодно замещать машинную технику трудом. Что действительно имеет место, по мнению Хайека, так это снижение относительного уровня реальной заработной платы в сравнении с затратами на покупку оборудования, такое снижение происходит вследствие того, что цены на потребительские товары растут быстрее, чем уровень заработной платы. Здесь Хайек просто пренебрег известными фактами, которые свидетельствуют о том, что на последних стадиях подъема существует тенденция к быстрому повышению реальной заработной платы. Подобная трактовка эффекта Рикардо, по-видимому, является совершенно неправильной, потому что, как показал недавно Сеймур Мелман, замещение трудом капитала или капиталом труда определяется соотношением между заработной платой в де нежном выражении и затратами на покупку оборудования.
В теории Хайека предполагались исключительные возможности перемещения ресурсов на протяжении короткого промежутка времени. Он совершенно явно стремится дополнить исследования Бем-Баверка детально разработанной теорией кратковременных процессов. С точки зрения Хайека, кризис означает нарушение производства в отраслях, выпускающих производственные блага, вследствие чрезмерного расширения спроса со стороны отраслей, производящих потребительские блага. Вину за это несут банковская система, профсоюзы и налоговые обложения. Тем не менее вся аргументация Хайека оказывалась неубедительной из-за некоторых скрытых предположений. Ведь Хайек утверждал, что производственные функции — технические соотношения между затратами производства и выпуском продукции — фактически могут изменяться на протяжении короткого промежутка времени. Однако очевидные факты свидетельствуют о том, что предприниматели не могут перемещать свои ресурсы столь легко, как полагал Хайек. Калдор отметил, что эффекта концертино, в соответствии с которым производственные периоды становятся более или менее продолжительными в зависимости от изменений производственной функции, просто не существует. Хайек настойчиво проводил мысль о том, что дела обстояли бы намного лучше, если бы сохранялось неизменное предложение денег, и, следовательно, рост производительности сопровождался бы снижением цен. Основной причиной цикла, по его утверждению, является «эластичность массы средств обращения»: механизм цикла состоит в том, что изменения в относительных ценах обусловливают сдвиги в составе выпускаемой продукции и в накоплении капитала. Но если кредитно-денежная экспансия зависит от надежд на получение большей прибыли, то вполне основательны сомнения в правильности теоретической системы Хайека. Он не мог удовлетворительно разъяснить, как воздействует на людей обстановка возбуждения, которая может возникать в условиях недостаточного использования ресурсов. Далее, довольно трудно понять, как снижение цен на потребительские блага вызывает увеличение прибыльности в отраслях, выпускающих производственные блага. Разрешение проблемы кризиса выглядит у него почти так же странно, как и сама теория, и может быть кратко сформулировано следующим образом: сокращение потребления, дефляция и снижение заработной платы. Не так уж неправы те экономисты, которые называют представителей школы Хайека «сторонниками садистской дефляции».
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав