Последователи

Никто из людей не может вести других людей, каждый человек только следует за другими. Точнее говоря, даже там, где он думает, что ведет, его в действительности тянут и гонят. А куда, выясняет­ся лишь по прошествии определенного времени.

Когда смотришь на иных людей, то создается впечатление, буд­то их подгоняют извне и будто их привлекают люди или цели, слу­жащие им примером для подражания. Часто они в самой наимень­шей степени в себе и у себя, но находятся на службе в ничуть не меньшей степени, чем те, которые знают, что движимы и подгоня­емы изнутри, своим собственным естеством.

Как нам прийти к самим себе? Не только прислушиваясь к на­шему собственному внутреннему голосу и послушно следуя ему, находясь с ним в созвучности, но и встречаясь с другими людьми, также находящимися в созвучности с их внутренним движением. Вместе с ними мы слышим и понимаем гораздо больше по срав­нению с тем, что, в очень ограниченной степени, и шаг за шагом, осознается каждым отдельно взятым индивидуумом. В этом случае многие следуют друг за другом, ведут к одной и той же цели и осоз­нают себя, как по отдельности, так и все вместе, ведомым чем-то, находящимся вне себя и над собой.

Однако и в этой связи существуют и такие последователи, ко­торые отчуждают, которые, вместо того, чтобы прислушиваться к собственному голосу и следовать ему, отрицают сами себя. Но только в случае, если те, за которыми мы хотим следовать, учат своему собственному и хотят своего собственного. Если же они только передают дальше то, что им надлежит иметь, вследствие со­звучности, они отступают на задний план и уходят за то, что поста­вило их себе на службу. В этом случае мы, возможно, найдем еще более глубинный путь к себе и научимся еще точнее понимать тот голос, звучание которого слышим в себе.

Но что произойдет, если мы станем свидетелями того, что дру­гие захотят следовать за нами? Как нам оставаться в этом случае в созвучности? Мы теряем их из вида, забываем все то, что мы им говорили, уходим в глубь себя и ведем других лишь в той степени, в которой это позволяет нам делать наш собственный внутренний голос.

ГРАНИЦЫ

Границы соединяют. Без границ нет ни безопасности, ни по­рядка. Связи существуют только там, где до того признавались границы. Лишь в этом случае можно их переходить, а потом вновь возвращаться в пределы собственных границ. Уважение и благого­вение и чувство благочестивой созерцательности, если я их испы­тываю, означают для меня: я останавливаюсь перед определенной границей. Лишь потому, что я останавливаюсь перед определен­ной границей, я могу вступать в отношение с чем-то, находящим­ся по ту сторону моих границ и остается вне моих границ.

Любовь также соединяет, если любящие предварительно увиде­ли и признали свои границы. Лишь в этом случае они могут перей­ти свои границы таким образом, который защищает их от полного растворения в слиянии. После соединения они снова возвраща­ются в пределы собственных границ, сосредотачиваются там, об­новляются и становятся готовыми к риску очередного перехода границ.

Все особенное существует только в определенных границах. Там, где граница исчезает, прекращается существование чего-то особенного.

Чтобы гарантировать связь, а также защитить наше собствен­ное особенное, мы должны не только уважать нашу собственную границу, но ставить границы и другим. Лишь в этом случае стано­вится возможным новое начало, с переходом через поставленные границы и — после конфликта, который всегда является ни чем иным, как поиском истинной границы — мир.

ДИСТАНЦИЯ

Благодаря дистанции, я сохраняю свое собственное «я», мою самость, мое достоинство и мою силу. Благодаря дистанции, я в определенной степени также сохраняю контроль над собой.

Порой нам бывает сложно соблюдать дистанцию, ибо мы стремимся к искренности и слиянию. Однако дистанция и сли­яние являются взаимными предпосылками, ибо первая дистан­ция, которую мы соблюдаем и даже вынуждены соблюдать, это рождение. Оно наступает после первого искреннего слияния, слияния с матерью. Эта первая дистанция весьма болезненна, однако лишь благодаря ей мы приходим к самим себе и стано­вимся самими собой. Символом этой дистанции становится собственное имя. Когда нас зовут по имени, нас приглашают подойти поближе, то есть сократить дистанцию. Одновременно нас тем самым признают в качестве чего-то самостоятельного и отдельного.

Каждый чувствует, какую дистанцию надлежит соблюдать по отношению к другому человеку, не слишком приближаясь к нему, ни слишком отдаляясь от него. Только если соблюдается должная дистанция, мы чувствуем себя уверенно и на своем месте. Должное расстояние при соблюдении дистанции зависит от нашего ранга, а также от нашего возраста, от нашей влиятельности, нашей власти и от нашего могущества. Чем выше ранг, тем больше дистанция. И чем больше группа, над которой мы имеем власть и за которую мы несем ответственность, тем большей является дистанция и в этом случае.

Тот, кто соблюдает надлежащую дистанцию в отношениях с другими людьми, завоевывает их доверие. Тот, кто слишком сбли­жается с другими людьми, теряет их доверие. Они инстинктивно закрываются от него и начинают избегать его. Если другой чело­век хочет сблизиться с нами лишь потому, что обладает властью и влиянием, он теряет часть своей власти и своего влияния и теряет часть своего авторитета. Нечто подобное испытывают, например, родители, если пытаются чересчур сблизиться со своими взрослы­ми детьми. Помощники и благотворители также теряют авторитет и доверие, если сближаются с теми, кто нуждается в их помощи в большей степени, чем это действительно нужно.

Любящие также могут слишком сблизиться друг с другом — на­пример, если пытаются полностью завладеть друг другом, как сво­ей собственностью, или если хотят узнать друг от друга больше, чем другой готов доверить им по собственной воле.

Иногда мы чересчур сближаемся с вещами, с секретами или даже с самими собой. Например, если мы хотим знать слишком много, если мы слишком глубоко проникаем во что-то, в сущнос­ти желающее и долженствующее оставаться скрытым под покро­вом тайны.

Дистанция означает отказ. Она предполагает прощание с де­тством и согласие с последним одиночеством. Но, соблюдая дис­танцию, мы сохраняем кругозор и наше величие. Мы остаемся обращенным к другим людям, не теряя нас, и становимся откры­тыми для чего-то более всеобъемлющего, для большего и многого.

РАДОСТЬ

Радость освобождает. В ней напряженность исчезает. Она обра­щена к другим людям, не желая в то же время ничего. Она покоит­ся в себе самой и находится в состоянии счастливой созвучности со всеми и со всем. Поэтому она остается всецело в Здесь и Сей­час. И она воспринимает, ибо она открыта, далека и широка. Она желает блага всем, какими бы они ни были. Она проникает повсю­ду, не встречая сопротивления, ибо ее ожидают, как солнца после ночи. Поскольку она освобождена, она освобождает. Она прохо­дит через неприятное, не обращая на него внимания, и оставляет его за собой. Все застывшее тает под ее теплым сиянием.

Радость жива и открыта. Ее можно получить лишь для нового и особенного, поскольку она не обременена ничем прошедшим. Она в постоянном течении. И она исполнена, ибо она вбирает в себя то, что встречается ей на пути, преобразовывает его и дает ему течь дальше.

И радость исцеляет. Все раны заживают, когда на них светит ее солнце.

Радость есть завершение любви. Что связывает нас с другими людьми более тесно, чем если мы радуемся им? Если родители ра­дуются своим детям, а дети — своим родителям, если муж радует­ся своей жене, а жена радуется своему мужу? И если мы радуемся даже неприятному. Радость притупляет его шипы и преобразует его. Радость лишает тяжелое его тяжести, ибо она легка, поскольку в то же время широка и далека.

Эта радость приходит изнутри. Ничто извне не может ее ом­рачить. Ибо она в созвучности также и с последним, со смертью, когда бы та ни пришла.

Дата добавления: 2015-11-30