Далёкое прошлое 2 страница

Доротея повернула голову и разглядывала Вернера, не веря своим ушам. Как в дурном сне. Что такое он сейчас сказал? Нет, не может быть, чтобы она вышла замуж за человека, который перед лицом такой опасности не видит дальше собственного носа?

И всё же. Он это сказал. Он даже так считает.

– Вернер Утц, – произнесла она, – и это всё, до чего ты смог додуматься? Если нефть действительно кончится, то есть если она действительно придёт к концу, а весь мир от неё зависит, ты ведь не отделаешься своим «я заправляюсь на фирме». Фирма-то где его возьмёт, если его больше не будет, а?

– Вообще-то да… – сконфуженно пролепетал Вернер.

– А потом вспомни, чего только не производят из нефти. Пластик. Всю упаковку. Практически всё, что можно купить в супермаркете, упаковано в коробочку или в плёнку, это всегда пластик. Школьный завтрак я каждый день укладываю Юлиану в пластиковый пакет. И если всё подорожает, машины тоже станут дороже. Дорогие машины, дорогой бензин, это значит, что люди больше не будут покупать столько машин. И что тогда? Откуда тогда взяться твоей зарплате, например?

Вернер побледнел.

– Чёрт! – буркнул он. – Чёрт, да, ты права. Я и не подумал. Ведь я могу потерять работу.

Они молча ехали дальше, километр за километром. Страх, казалось, расползался внутри машины, словно дурной запах. Стрелка указателя топлива опускалась, это читалось как дурной знак.

– В Германии каждое второе рабочее место связано с автомобильной индустрией, – сказал Вернер. – Я даже думать об этом боюсь. Если то, что говорит Анштэттер, правда, то мы идём прямиком к катастрофе.

Доротея вслушивалась в звучание этих слов. Казалось, ландшафт снаружи на глазах мрачнел.

– Лучше про это не думать… – сказала она. – Может, то была ошибка.

И вот они сидели в VIP-зале аэропорта Франкфурта. Мандур прижимал к себе большую мягкую игрушку – зверя с толстыми лапами, которого медсестры отделения подарили ему на прощание. Васима держала в руках сумку с лекарствами, которые дал им с собой доктор Ругланд. Она отказалась сдать эту сумку в багаж. Багаж, сказала она, иногда теряется, а пока его снова найдут, ребёнок может задохнуться.

Она всё ещё ходила в головном платке и явно не собиралась снова надевать паранджу. В Марокко паранджа ей тоже не понадобится.

– Запад нас разложил и коррумпировал, – с горечью сказал Абу Джабр. – Хоть крестоносцы в своё время и потерпели поражение, зато американские торговцы со своими деньгами победили. Мы продали им нашу мораль, нашу веру…

Он даже вздрогнул, с такой страстью Васима воскликнула:

– Абу, пожалуйста, я больше не могу слышать этого!

– Васима!

Она закрыла глаза и сказала:

– Я. Больше. Не могу. Слышать. Этого. – Потом она снова открыла глаза и бешено сверкнула ими. – Я больше не могу слышать эти наши арабские стенания. Всегда-то, всегда-то мы найдём виноватого. Да, крестовые походы. Конечно, то была катастрофа, свинство высшего разряда – но, Абу, ведь с тех пор минула тысяча лет. Тысяча лет! Это уже не может служить объяснением того, что мы ни на что не способны.

– Ни на что не способны… Что ты говоришь, женщина?

– Попробуйте найти в Эр-Рияде простого мастерового, и вы поймёте, что я имею в виду. Если вы его и найдёте, это окажется пакистанец, а не араб. – Она сделала отметающий жест. – Мы контролируем нефть, но мы бессильны. Мы перессорились между собой. Согласно докладу ООН, мы всё дальше отстаём от остального мира по уровню образования, а возразить нам нечего, потому что это правда. Когда Мохаммед – благослови его Аллах и даруй ему спасение – принял Писание, Европа была тёмным, кровавым континентом, а в Америке индейцы с каменными копьями гонялись за бизонами. В цветущие времена Арабского халифата, во времена таких фигур, как Салах-аддин, Аль-Бируни или Ибн Хазм, арабские города были оплотом культуры и учёности, не было селения без библиотеки, Аравия была светочем свободы и терпимости посреди варварского мира. Никто тогда и подумать не мог, что Европа когда-нибудь будет что-либо значить.

Она говорила словно преподаватель университета. Абу Джабр с потрясением узнал, что его невестка – учёная.

– Известно ли вам, что привело к теперешнему различию? Европейцы учились у нас. Они переняли основы медицины, астрономии, математики. Они по сей день называют свои числа «арабскими», хотя вид у них давно совсем другой. Они до сих пор употребляют слова «алгебра», «алгоритм», «цифра» и так далее – всё арабские слова. Большинство самых ярких звёзд на небе носят имена, которые им дали арабские астрономы. Они у нас учились, вы понимаете, у нас и у других, а то, чему они научились, они развивали дальше, тогда как арабы остановились в своём развитии. Мы никогда не интересовались, что бы нам надо перенять у европейцев. Тысячу лет мы варимся в собственном соку. И если в наши дни араб получает Нобелевскую премию, то он гарантированно гражданин Америки. Мы… – Васима испуганно смолкла, прижала ладони к губам и посмотрела на него. – Простите, Абу! – сдавленно воскликнула она. – Я не хотела быть непочтительной к вам; простите меня. Аллах свидетель, я вас уважаю, Абу…

– Ничего-ничего, – тихо сказал Абу Джабр. – Ведь ты права. Но лучше помолчим.

И они молчали. За большим окном простиралось лётное поле, на котором маневрировали, взлетали и садились самолёты. Миллионы людей проходили через этот порт, день за днём. Как это было организовано, что каждый попадал туда, куда хотел, для Абу Джабра было непостижимо. Ясно было лишь одно: то, что он здесь видел, было проявлением культуры, господствующей во всём мире, культуры, в которую ни один араб давно уже не привносил ничего существенного.

Осознавать это было горько. Но он признавал правду этого утверждения. Учиться, да. Вот в чём ключ.

Их пригласили на посадку в самолёт на Марракеш. Как это горько: остаться без родины, оказаться беженцем в чужой стране, полагаясь на милость чужого короля. Но всё проходило гладко. Сиденья были удобными, Мандур, как всегда, был в восторге, что летит на самолёте, и заснул вскоре после взлёта, упершись лбом в стекло иллюминатора.

– Скажи, дочь моя, – начал Абу Джабр после того, как Васима уложила сына и укрыла его пледом, – вот что мне хотелось бы знать…

Она подняла на него глаза.

– Да?

– Что ты думаешь о солнечной энергии?

– Всё даже хуже, чем мы полагали, – сказал Вернер после того, как два часа собирал в Интернете соответствующую информацию.

Юлиан был уже в постели. Когда Доротея зашла к нему пожелать спокойной ночи, он спросил, уж не поссорились ли они: после их возвращения из поездки в доме такая странная атмосфера.

Она успокоила его, как могла. Нет, они не поссорились. Но есть неприятности, да. Юлиан не спросил, какие, только сказал, что неприятности случаются у всех, он это тоже знает. Временами он рассуждал пугающе по-взрослому. Самое время было бы родить ему братика или сестру. Но, с другой стороны, если с нефтью всё обстоит именно так, то это слишком рискованно…

И Маркус позвонил именно сегодня! С другой стороны – вполне понятно, воскресенье. Он наверняка надеялся застать их дома. Значит, он в США. Она почти так и думала. Жаль, что она не смогла с ним поговорить; она бы разузнала подробнее, что всё это значит.

Потом по лестнице спустился Вернер, держа в руках целую стопку распечаток, и она забыла о тревоге за брата.

– Анштэттер прав, из нефти делают и удобрения. – Он сел со своими заметками в кресло. – И пестициды, и инсектициды. Без применения этих средств урожай в восемь раз меньше. Чтобы вырастить одну голову крупного рогатого скота, требуется в целом тысяча литров нефти – на производство кормов, на приведение машин и механизмов в действие и так далее. Если нефти не будет, это значит, что даже в Европе могут снова возникнуть проблемы с продовольствием. Не говоря уже о странах третьего мира; там это приведёт к чудовищному голоду. – Взгляд его был устремлён в пустоту, и виделись ему страшные картины. – И к потокам беженцев. Они попытаются проникнуть к нам, в богатые страны. Когда человеку больше нечего терять… Можно себе представить. Но это значит, что мир распадётся. Начнутся войны… Хотя как воевать без горючего для танков, военных кораблей и самолётов?

От окна дохнуло холодом. Доротея выглянула наружу, в далёкую, лежащую в ночи долину, в которой светились тысячи огней. Огней, которые погаснут, если прогнозы сбудутся.

– Я не могу себе представить, – прошептала она. – Настолько это… по ту сторону всего.

Но это было именно то, о чём всю жизнь твердил её отец. «Однажды вся эта техническая цивилизация сломается от перегрузки», – говорил он.

– Другая проблема – медикаменты, – продолжал Вернер. – Я нашёл данные, что в одном крупном фармакологическом концерне производится 150 тысяч различных продуктов, и единственный, в котором нефть не играет решающей роли, это аспирин! Только представь себе: голод; топлива, чтобы доставить хоть немного продовольствия в затронутые районы, нет; а потом не будет и лекарств против болезней, которые начнутся. Это приведёт к эпидемиям, к настоящим пандемиям…

– Ни одноразовых шприцев, – сообразила Доротея, – ни трубок для переливания крови, ни пластиковых перчаток…

– И так до бесконечности. Краски, лаки, растворители производятся из нефти. Искусственные смолы. Синтетические волокна для одежды и покрытий пола – нейлон, перлон и как их там ещё. Консервирующие средства. Фотохимикаты. Моющие средства. Взрывчатые вещества. Печатающие порошки. Смазочные материалы. Изолирующие и влагостойкие материалы. Косметика. Сладости. Асфальт для дорожных покрытий! – Вернер расслабил воротник рубашки. – Наши новейшие модели транспортных средств больше, чем на сорок процентов, состоят из искусственных материалов. Неважно, найдутся ли на них покупатели, но произвести их мы будем уже не в состоянии.

– А как будут снабжаться супермаркеты? Без горючего и грузовиков?

– Это приведёт к скупке продуктов для спекуляции и к полному опустошению магазинов. – У Вернера началась одышка. – Мне и раньше становилось страшно, когда мои бабушки рассказывали о послевоенных жутких временах. Но всё это покажется цветочками по сравнению с тем, что начнётся потом.

Они переглянулись. Молча, но Доротея знала, что они подумали об одном и том же: это будет означать конец человечества.

Вернер вскочил и нервно принялся ходить по квартире.

– Надо подготовиться. Мы должны подумать, как нам обеспечить себя. В подвале ещё много места, хотя бы это преимущество. Мы можем сделать запасы на несколько месяцев, а то и на несколько лет. Мука, растительное масло, сахар, консервы. Продукты долгого хранения. Первое время будет хуже всего; если мы его переждём… – Тут он что-то вспомнил. – Раньше в телефонных книгах, в самом конце, всегда были указания, как подготовиться к катастрофам. Рекомендации гражданской обороны. Какие бывают сигналы сирены, какие документы должны быть под рукой и каков необходимый продовольственный запас. Не знаю, есть это сейчас или нет?

Доротея отрицательно покачала головой.

– У нас вообще нет телефонного справочника, только CD.

– Ну класс! Какой толк от диска, если тока не будет… – Вернер снова принялся метаться по комнате. – Свечи. Нужен запас свеч и спичек. Запас воды у нас есть, но нужно что-то ещё, чтобы отфильтровать хлор и так далее. – Он уставил в жену указательный палец. – К этому приступим на будущей неделе. Дай подумать… – Он остановился у настенного календаря. – Завтра совещание с руководством, во вторник совещание с группой… В среду после обеда я могу вырваться. Давай устроим большую закупку. Но прежде надо подумать, что именно. Запастись надо тем, что мы сможем постепенно употребить, если тревога окажется ложной…

От внезапного порыва ветра задрожали стёкла. Вернер смолк, провёл ладонями по лицу. Когда он поднял на неё глаза, в них стояло выражение бессилия.

– Или мы преувеличиваем?

Она беспомощно пожала плечами.

– Не знаю.

– Я вдруг вспомнил ту панику, которая царила из-за ожидания ошибок в 2000 году. Тогда тоже говорили, что это будет конец света. И всё звучало устрашающе логично. Якобы компьютеры подавятся датой, поскольку раньше год указывался двузначным числом, потом они вырубят ток, сотрут все банковские данные счетов, мировая финансовая система схлопнется или стартуют атомные ракеты. И что произошло на самом деле? Несколько 106-летних получили извещения, что должны записаться в школу. И все, кто запасся дизельными генераторами и оборудованием для выживания, оказались в дураках уже 2 января 2000 года.

– Мы тоже тогда хотели запастись продовольствием, – вспомнила Доротея. – Но не успели, потому что у тебя было много сверхурочной работы.

Вернер криво усмехнулся.

– Единственное, что я сделал вечером под Новый год, – это набрал про запас полную ванну воды.

– Да. Потом я поливала ею цветы.

Он потёр подбородок.

– Может, не так уж всё и страшно? Всегда ведь находятся люди, которые провозглашают конец света, – и что? Когда я учился, на нашем курсе был один тип, он всё носился с Нострадамусом. Он был убеждён, что мир погибнет ещё до того, как он успеет закончить учёбу. Соответственно, не особо напрягался и вылетел в третьем семестре.

Доротея поднялась и стала задёргивать шторы. Ей было холодно.

– Давай на всякий случай закупим мазут. Ещё раз заполним баки.

– Как раз сейчас дорого, как никогда, – возразил Вернер.

– И всё же давай, – попросила Доротея.

В понедельник утром Маркус ещё раз позавтракал в кафе с Интернет-терминалом. Он съел яичницу со шпиком, выпил кофе и между делом нашёл банк данных, который выдал ему, что соседа Чарльза Таггарда слева зовут Хамид Аль-Шамри, а справа – Кейт Сноу. Вместе с их телефонными номерами.

Он снова вошёл в телефонную будку. Сначала Кейт Сноу. Это звучит менее проблематично.

К телефону подошла его жена, которая оказалась на редкость словоохотливой. И даже была счастлива, что есть кому её выслушать. Маркус уверял, что он друг мистера Таггарда и вот уже несколько дней пытается до него дозвониться; но никто не отвечает, автоответчик тоже не включён, уж не случилось ли чего? Не знает ли она чего-нибудь?

Она даже не спросила, откуда у него вообще её телефон – видимо, давно уже знала об интернетных каталогах такого рода, – и тут же принялась рассказывать. Что всё это очень странно, она сама не видела Чарли уже целую вечность, а при этом вот уже несколько недель к нему шастают чужие люди.

– Они уже спрашивали моего мужа, представляете, не знает ли он, где может быть мистер Таггард. А другого соседа, детского врача из Бельтсвилла и вполне мирного человека, увезли с собой. И обращались с ним при этом грубо, насколько я могла видеть отсюда.

– Да, все это звучит тревожно, – сказал Маркус, чтобы внести в разговор и свою долю.

– Похоже на то, что мистер Таггард что-то совершил и теперь в розыске. Причём я даже в страшном сне не могу представить, что такого он мог сделать.

«А я и подавно», – подумал Маркус.

– Через две недели будете жалеть, – сказал водитель автоцистерны, перекачивая в баки топливный мазут. – А то и через неделю.

– Ничего, – ответила Доротея и пожалела, что не накинула тёплую кофту. Ветер дул сильнее, чем могло показаться изнутри, и был такой холодный, будто резал ножом.

– Самое позднее послезавтра американцы уже возьмут резервуары под контроль, – продолжал водитель. Тот же, что приезжал почти всегда, неуклюжий человек с красными прожилками на щеках и светлой бородой; он всегда казался Доротее заблудившимся моряком. Он уже назубок знал дорогу к их дому. – Тогда, скорее всего, цена на нефть вернётся на место, как это бывает теперь на бирже. Для этого даже не обязательно, чтобы танкеры начали загружаться. Загрузиться им недолго. Если американцы всё возьмут в свои руки, то не пройдёт и нескольких дней, как всё образуется.

Насос отключился, баки наполнились. Заправщик не торопился убирать шланг; сначала он хотел дорассказать, что заказов сейчас почти нет, все выжидают, когда цены снова нормализуются.

У неё пресеклось дыхание, когда он вручил ей квитанцию и она увидела итоговую сумму, за которую должна была расписаться. Сумма больше чем вдвое превосходила ту, которую она платила в последний раз!

– Я же говорил, что будете жалеть, – напомнил заправщик.

– Теперь о многом приходится жалеть, – вздохнула Доротея, – но дело уже совсем не в этом.

Повесив трубку, Маркус смотрел сквозь стекло телефонной будки и раздумывал, что теперь делать. Его взгляд зацепился за вывеску над маленькой витриной. «Black Bird Property». Не это ли название упоминал ему мужчина с чипсами? Точно. Агентство, у которого тот купил дом Таггарда.

Может, это сослужит ему какую-то службу?

Человека, сидевшего в агентстве, звали Питер Гуин. У него была вытянутая лошадиная физиономия, но он был готов к услугам.

– Таггард, да, конечно, припоминаю. Даже очень хорошо. То был дом его родителей, всё прошло без проблем, и пару месяцев назад он опять обратился ко мне. – Выдвинув ящик стола, он извлёк сложенную вдвое карточку, какие применяют врачи. Всё его агентство производило впечатление хорошо организованного, хотя в нём, кажется, не было даже компьютера. Самым современным прибором, какой углядел Маркус, был громоздкий факс.

– Точно. Он позвонил мне и спросил, не смогу ли я ему помочь. Он хотел купить летний домик в Монтане или где-то ещё. В глуши, как он выразился.

– Но это не совсем ваш регион. – Маркус мысленно представил себе карту США. Он и в школе с трудом запоминал расположение земель Германии. Монтана – это же почти на другой стороне континента.

Гуин располагающе улыбнулся. Улыбкой продавца, которой Маркус и сам когда-то владел.

– «Black Bird Property» – это сеть, освобождённая от налогов. Мы все хорошо знаем друг друга. Я переадресовал мистера Таггарда к коллеге в Айдахо, и тот мне потом рассказывал, что продал ему маленький домик в одном гнёздышке на краю света.

– А название этого гнёздышка вы случайно не знаете?

– А как же. – Он заглянул в свои талмуды. – Местечко под названием Bare Hands Creek. Только не спрашивайте меня, где это находится.

Выяснить это оказалось и на самом деле сложно. В Интернете ничего не находилось, не было и нового телефона Таггарда. Маркус перерыл два книжных магазина, прежде чем нашёл карту Айдахо в масштабе, который показывал бы и такие места, как Bare Hands Creek.

Местечко и впрямь находилось в глуши. Крохотная точка в национальном парке Пайетта, на границе с заповедником «River of no Return Wilderness Area».

При помощи своей дорожной карты Маркус прикинул расстояние. Добрых три тысячи километров. Полных три дня на машине.

Он решил выезжать немедленно.

Глава 35

Было почти двенадцать часов, когда Маркус наконец тронулся в путь. Руководствуясь соображением, что в дорогу длиной почти три тысячи километров в машину с пустыми руками не садятся, он обзавёлся снаряжением: тёплым одеялом, термосом, складным блюдом и, естественно, провиантом, хотя ему было ясно, что последнее – излишне в стране, где на любой дороге через каждые несколько миль попадается закусочная или кафе. Он решил было приобрести прибор навигации, но ни один из тех, что ему попались, не обнаружил местечка под названием Bare Hands Creek, и он оставил эту затею. Обойдётся и картой.

В половине третьего он добрался до границы с Айовой, час спустя был в Айова-Сити, где сделал короткий перерыв, чтобы заправиться и выпить кофе.

По сравнению с тем путём, который ему предстояло преодолеть, даже самые монотонные трассы Пенсильвании или Иллинойса были прямо-таки волнующим приключением. Ехать приходилось в основном прямо, справа и слева до самого горизонта простирались поля. Можно было закрепить руль в одном положении и подремать – и ничего бы не случилось.

Когда он добрался до Де Мойна, было уже темно и начался дождь. Из-за этого он не заметил поворота на трассу 80 и спохватился, лишь проехав изрядное расстояние к югу.

Развернулся, поехал назад. Миновал информационный щит, непонятно для чего оповещавший, что Айова в списке американских штатов по площади стоит на 23-м месте, но при этом превосходит Грецию.

Не доезжая до Консил Блафф, он сдался, нашёл мотель, оставил половину ужина нетронутой, лёг в постель и заснул тяжёлым сном без сновидений. Во вторник утром он проснулся рано, но чувствовал себя по-настоящему в форме, торопливо позавтракал и выехал.

В Небраске разрешённая скорость была выше 75 миль в час, что соответствовало хотя бы 120 километрам в час. К сожалению, это так и осталось в теории, потому что пошёл снег, и хотя он тут же таял, приходилось держаться умеренной скорости.

Пролетел мимо Гранд-Айленд. Ландшафт Небраски был, наверно, сказочный, только Маркус не видел ничего, кроме дороги. Точнее, трассы 80, которая постепенно стала казаться ему чем-то вроде его судьбы: будто он едет по ней от начала времён и проклят ехать по ней, пока не погаснут звёзды.

После полудня до добрался до Вайоминга – с головной болью, кашлем и прострелом в шее. Неподалёку от Шайенна – вернее, неподалёку от щита с этим названием, что парил в бесформенном тумане, в который смешались снег и морось, – он нашёл аптеку и купил там средство от простуды, самое сильное, какое только можно было купить без рецепта.

Вблизи Ларамье он закончил свой дневной пробег. Проехав больше 12 часов, он чувствовал себя разобранным на части. В последние часы он впадал за рулём в горячечное состояние. Есть не хотелось. Закрыл дверь своей комнаты в мотеле, проглотил максимальную дозу лекарства, лёг в постель и заснул, не успев коснуться головой подушки.

Доротея больше не могла переносить холод в доме и затопила. Голодное фырканье котла пугало её, но вместе с тем так хорошо было сидеть в гостиной и не мёрзнуть.

Вернер приехал раньше, чем обычно, совещание группы отменили. И они сидели вместе, смотрели новости и специальные репортажи, которые заполнили все каналы только одной темой: хаосом в Саудовской Аравии.

Между тем имелось с полдюжины духовных и прочих лидеров, которые претендовали на власть в пустынном государстве. Каждый из них имел своих приверженцев, которые боролись с приверженцами других. Даже в Мекке дошло до кровопролитных разборок, что заставило вмешаться и другие исламские страны, которые тревожились за святые места.

Самопровозглашённые лидеры были едины в протесте против американской военной акции. США должны были немедленно покинуть Саудовскую Аравию без всяких оговорок и больше не вмешиваться во внутренние дела королевства. Китай поддерживал эту позицию и постоянно вносил в Совет Безопасности ООН новые резолюции, которые там немедленно блокировались правом вето США. Американский президент в телевизионном обращении заявил, что никто из тех, кто сейчас претендует на власть в Саудовской Аравии, не имеет на неё права, а поскольку удары по саудовской нефтяной индустрии учащаются, США как традиционная держава-гарант призваны к тому, чтобы восстановить спокойствие и порядок в рамках своих возможностей и спасти от расхищения нефть, богатство саудовского народа. Кроме того, нефть – стратегически важное сырьё, и мировая экономика слишком зависит от него, чтобы можно было допустить её превращение в разменную монету противоборствующих клик.

Сразу после этого обращения военные силы США распространили в Саудовской Аравии по радио, телевидению, посредством листовок и громких объявлений ультимативные требования больше не оказывать сопротивления продвигающимся вперёд службам безопасности. Отныне это сопротивление будет подавляться всеми доступными средствами.

Маркус проснулся в такой мокрой постели, будто ночью кто-то вылил на него ведро воды, – так сильно он потел.

Хороший знак, решил он. И чувствовал себя неплохо. Большинство гостей уже покинули мотель; когда он вошел в зал для завтрака, там царила великолепная тишина. Телевизор, видимо, сломался: мрачный мужчина, раскрыв его, ковырялся внутри. Единственным недостатком этого нежданно солнечного утра было то, что в здании пахло бензином.

К обеду Маркус доехал до Утаха, коснувшись лишь его края. Он перебрался на трассу 84 и спустя два часа был в Айдахо. Он знал, что ехать ему ещё километров пятьсот, но у него всё равно было чувство, что он почти на месте.

И опять: ехать, ехать, ехать. Порывы снежного ветра сменялись дождливой моросью, но время от времени завесу прорывало, и открывался ландшафт настолько самобытный и величественный, что у Маркуса готово было остановиться сердце. Какая страна! Даже если он не найдёт Таггарда…

Нет. Эту мысль он себе запрещал. Он его найдёт.

Было уже темно, когда он добрался до Буа. Впервые появилась табличка, указывающая направление в национальный парк Пайетта.

Он хотел заправиться. Горючее в баке подходило к концу, но на двух бензоколонках на его пути стояли абсурдно длинные очереди, и он пока оставил эту мысль. На такую очередь могло уйти и несколько часов, а столько времени у него не было.

Теперь надо быть внимательнее. Вот Каскад. Он действительно был всё ближе к своей цели. Направление Мак-Колл, да, всё верно. Только надо свернуть в нужном месте. Между тем, он ехал как под гипнозом, будто им управляла какая-то сверхъестественная сила. Он сворачивал где надо, перестраивался, читал указатели, сверялся с картой, и всё было правильно. Вместо хайвэев он давно уже ехал по обычным дорогам, которые постепенно становились всё уже и извилистей и были не всегда исправны, но он ехал дальше, сквозь темноту, сквозь дождь со снегом, сквозь туман. На развилках без указателей он не раздумывая ехал по наитию, и потом оказывалось, что он выбрал верный путь. И это его даже не удивляло. Всё так и должно быть. Стрелка уровня горючего стояла уже на резерве, но и это его не беспокоило. Он найдёт Таггарда, в этом он был уверен. Таггарда и бумаги.

Лоб его горел и, казалось, бросал дополнительный свет на узкую асфальтовую дорогу, поднимавшуюся в гору.

И наконец: деревянная табличка. «Bare Hands Creek», – буквы вырезаны и залиты черной краской. Он доехал. Из темноты смутно выделялись приземистые деревянные хижины, деревья и сараи.

Он опустил стекло и заговорил с двумя мужчинами, которые шли по дороге в дождевиках и с ружьями в руках. Он сказал, что ищет Чарльза Таггарда.

Один показал ему:

– Доедете до перекрёстка, и там дом по правую руку.

Другой ткнул его за это кулаком в бок и потянул прочь.

И это тоже не удивило Маркуса. Он ехал себе дальше, остановился перед домом, вышел и постучал. И ему действительно открыл Таггард.

– Вы? – Он в изумлении поднял брови.

– У вас бумаги Блока, – заявил Маркус.

Худощавый человек из ЦРУ разглядывал его, затем сказал:

– Входите.

Размягчающее тепло охватило Маркуса, когда он вошёл в дом. Воздух был спёртый, пахло жареным мясом, потом, бельём, которое давно бы следовало постирать.

– Я знаю, какую игру вы ведёте, – объявил Маркус.

Таггард указал ему на диван.

– Садитесь же.

Маркус опустился на потёртую обивку. Стены изнутри были обшиты деревом. Тут и там висели выцветшие постеры с полуодетыми женщинами, которые теперь уже наверняка стали бабушками, или с горными ландшафтами.

– Вы нас прослушивали. Меня и Блока. В Дахране. После похищения Блока вы конфисковали его бумаги и уволились из ЦРУ, чтобы сделать на этом бизнес в одиночку.

Таггард сел в единственное кресло, над спинкой которого висело несколько предметов одежды.

– И какой же бизнес вы у меня здесь видите?

– Вам приходится скрываться. Поскольку ваши бывшие коллеги охотятся за вами. В вашей квартире в Вашингтоне они уже устроили засаду.

Таггард тонко улыбнулся.

– У них есть дела поважнее, чем ловить меня. Если б им это было нужно, они бы меня уже давно поймали. В конце концов, ведь вы же меня нашли.

Он сильно изменился с тех пор, как они виделись. Может, дело было в одежде лесоруба – красно-клетчатой рубашке и джинсах, – а может, в бородке, которую он отпустил.

– Вы выжидаете, – сказал Маркус. – Вы наблюдаете за тем, как развиваются события в Саудовской Аравии…

– Да уж развиваются, видит Бог, – сказал бывший агент ЦРУ.

– …и когда навоз созреет и задымится, когда цены на нефть подскочат до астрономической высоты и мировая экономика окажется на краю пропасти, тогда и явитесь вы с методом Блока. И снимете такую кассу, что Билл Гейтс по сравнению с вами будет выглядеть претендентом на социальное пособие.

Почему этот человек так странно смотрит на него? Почти с жалостью. Не было ни победной ухмылки, ни выражения лица человека, разоблачённого и пойманного с поличными…

Таггард разглядывал его – да, со скорбью в глазах.

– Можно, я вас чем-нибудь угощу? – спросил он. – Я вот только что чай приготовил; идеально для такой погоды. А хотите что-нибудь съесть?

Маркус недовольно пыхтел.

– Вы уходите от ответа.

– Вы плохо выглядите, если мне будет позволено такое замечание. Вид у вас прямо-таки больной.

– Бумаги Блока принадлежат мне. Он предполагал, что с ним что-нибудь сделают. Он много о чём догадывался. – Маркус откинулся на спинку дивана. Хорошо было сидеть. И что тепло, тоже хорошо. – Я даже спрашиваю себя, не имели ли вы отношения к его похищению?

Таггард резко встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с четырьмя пухлыми записными книжками в чёрном переплёте. Он бросил их на журнальный столик перед Маркусом.

Дата добавления: 2015-11-30