Инцест второго типа

В романе «Призрак» Поля Бурже друг семьи пытает­ся устранить последствия ошибки, в которой муж упре­кает сам себя, и успокоить его: «Вы не совершали этого преступления. Если бы ваш брак был, по своей сути, ин­цестом, вам оставалось бы только покончить с собой. Но никакого инцеста в вашем случае не существует».

Точнее, инцест отсутствует в классическом понима­нии термина, хотя определенно присутствует то, что в наши дни Франсуаз Эритье называет «инцестом второго типа». Существование именно этого типа инцеста застав­ляет мучиться супруга, преследуемого призраком мате­ри своей жены и одновременно бывшей любовницы, и вызывает ужас у супруги, когда она узнает правду. Эта правда разрушительна для ее не вполне сформирован­ного чувства собственной идентичности и ретроспектив­но проливает совсем иной свет на ее идиллические отно­шения с мужем: «Нет! Не меня он любил во мне. Это не я». Одно место для двух женщин, прямых родственниц, одна из которых мать, а другая дочь: итак, понятно, о чем идет речь – об инцесте второго типа.

По определению, инцест второго типа – это сексу­альные отношения двух кровных родственников с одним и тем же партнером и, по выражению Ф. Эритье, – «недопустимая физическая близость между кровными родственниками, которая может проявить себя только в подтексте происходящего». Безусловно, это относится к случаю, когда у двух сестер, или тем более у матери и дочери, возникает сексуальная связь с одним и тем же мужчиной, как в вышеупомянутых художественных произведениях (а также в романе «Три дочери своей матери» (1926) Пьера Луиса, балансирующего на грани эротики и порнографии).

В нем отсутствует инцест в прямом, традиционном смысле, потому что партнеры не являются кровными родственниками. Две сестры или мать и дочь вступают в контакт с одним посредником, то есть общим третьим. Такой тип инцеста, как отмечают антропологи, не имеет ничего общего ни с браком, ни с продолжением рода и чаще всего сами участники даже не подозревают о том, что происходит».

Подобные отношения не подвергались всеобщему за­прету, в отличие от прямого инцеста, к которому можно отнести «инцест первого типа», но в то же время они не вызывают и одобрения, поскольку нарушение даже такого запрета провоцируют по меньшей мере беспо­койство. Оно постепенно перерастает в тревогу, которая только усиливается, когда оба участника этих отноше­ний принадлежат к одному полу, особенно, если это две женщины, и тем более, если это мать и дочь: «На мой взгляд, самый главный, самый глубокий инцест, кото­рый затрагивает основы самой жизни и потому всегда проявляется и на словах, и в поведении только опосре­дованно – это инцест между матерью и дочерью. Одна и та же субстанция, одна и та же форма, один пол, даже одна плоть, одна рождена другой и станет такой же, и так до бесконечности. Мать и дочь проживают эти от­ношения как соучастницы или как враги, в любви или в ненависти, но это – всегда потрясение. Самые естест­венные в мире отношения могут обретать самые непред­сказуемые, самые двусмысленные формы», – пишет Ф. Эритье.

По ее же утверждению, инцест второго типа (даже если не рассматривать его как основной тип инцеста) позволяет лучше понять инцест первого типа, «как буд­то он объясняет причины другого запрета, а именно, по­чему воспринимается как инцестуозная, плотская связь с духовными родителями, также как и с биологически­ми». Этот запрет с легкостью можно объяснить, опира­ясь на следующее утверждение: «наше общество испы­тывает отвращение к близости подобного с подобным»; и более того: «по определению считается, что замкну­тый круг идентичного приводит к опустошительным последствиям».

Что же представляет собой это несущее опасность «идентичное», которого следует избегать любой ценой? Это жидкости тела, его секреты, ткани и кровь: «Если даже сексуальные отношения – далеко не одно и то же, что официальный брак, в любом случае, в биоло­гическом и психологическом смысле они переносят от партнера к партнеру все то же самое, что и в брачных отношениях, так как подразумевают прямой контакт и передачу веществ. Если мужчина не может иметь сексу­альных отношений с двумя сестрами или матерью своей партнерши в одно и то же время и в том же месте, так это потому, что они по сути, по составу веществ идентич­ны, следовательно, любые отношения с одной легко мо­гут «заразить» другую». Итак, запрет на инцест второго типа «явным образом отмечает примат символического, и, не смотря на то, что он существует только на словах, он удивительным образом распространяется повсемест­но, так как проистекает из посылки об «идентичном» и «различном», – утверждает Ф. Эритье.

Тогда возникает вопрос: если речь идет о «символи­ческом», символизирует ли инцест второго типа фи­зиологическое смешение телесной субстанции? В этом случае непонятно, что же считать тем «символическим» в сексуальных отношениях, в котором предположительно происходит контакт субстанций, и, при этом, никак не опосредуется в словах? Или же, что более правдо­подобно, физиологическое смешение, производимое со­итием с одним и тем же человеком (мужчиной) двух родственников (матери и дочери), само по себе что-то символизирует – но что именно? Ответ, как нам кажет­ся, заключен в следующем: это воображаемое смеше­ние материй в соитии символизирует в точности то, что подразумевается под этим «символическим», то есть по­зиция каждого участника этих отношений в семейной конфигурации.

Эту концепцию наглядно продемонстрировал нам знаменитый процесс между Миа Фарроу и Вуди Алленом, в связи с его близостью с ее приемной дочерью (Франсуаз Эритье, анализируя эту ситуацию, опреде­ляет ее именно как инцест второго типа). Между Миа Фарроу и ее дочерью отсутствует кровная связь, так как Сунь Ей – приемная дочь. Вуди Аллен не являлся ни ее биологическим отцом, ни даже приемным, потому что он ее не удочерял. Более того, он даже не претендовал на «отцовскую позицию» по отношению к девушке, так как был всего лишь сожителем ее матери. Тем не ме­нее, решение суда было принято в пользу Миа Фарроу, несмотря на то, что подобие или близость двух женщин проявилась не телесно, а исключительно по отношению к его символическому отцовству, благодаря употребле­нию слов «мать» и «дочь». Ситуация, в которой оказался Вуди Аллен, вызывает «инцестуозное ощущение», пото­му что в семейной генеалогии он очутился на месте отца, тем более, что у него был общий биологический ребенок с Миа Фарроу. Что действительно сыграло свою роль, так это символические сами по себе генеалогические по­зиции, которые были предназначены одному и другому участнику, а отнюдь не телесное измерение сексуально­го акта (то есть обмен телесными веществами), на кото­ром Франсуаз Эритье базирует свое определение.

Такой переход от телесного к идентициональному едва упомянут Ф. Эритье, тем не менее, нас он вполне устраивает, проливая свет на самый драматический ас­пект инцеста второго типа: невыносимое соперничество, вынуждающее мать и дочь занимать одно и то же место в сексуальном измерении. Эта невозможность разде­лить на двоих единственное место провоцирует слияние позиций в семейной конфигурации, психически непере­носимую идентициональную неразличимость. Сексуаль­ное соперничество, само по себе чреватое серьезными проблемами в обычной ситуации, может породить смя­тение или даже свести с ума всякого, кого оно вынуж­дает противопоставлять себя тому, кого нужно одновре­менно любить и отделить от себя: любовь и осознание отличия всегда сопутствуют отказу от соперничества.

Эту необходимость избегать соперничества совер­шенно недвусмысленно и неоднократно подчеркивала Франсуаз Эритье, объясняя причины запрета на инцест второго типа. Чем еще угрожает сексуальное соперничество, или даже оккупация чужого места, если не риском идентиционального смешения с точки зрения «логики идентичного и различного»? Избегание сопер­ничества и уважение идентичности составляет двойной императив, который нарушается инцестом – как перво­го, так и второго типа, – вызывая смешение генеалоги­ческих позиций. Достаточно проследить элементарную логику – логику этого запрета и даже логику художест­венного произведения, чтобы прояснилось, что именно запрещено мужчине. Ему запрещено принуждать жен­щин делить одну и ту же символическую позицию, то есть провоцировать в одном и том же месте и в одно и то же время соперничество между ними, если они связаны друг с другом генеалогической близостью, самой сильной из всех возможных.

Причины вполне очевидны: как только мужчина пре­ступает этот запрет, он тут же начинает пожинать раз­рушительные плоды соперничества, которое разобща­ет самых близких друг другу женщин, поскольку они вынуждены делить одно и то же место в сексуальной сфере, что самым серьезным образом угрожает их иден-тичностям. Именно об этом и повествуют нам художес­твенные произведения.

Итак, понятие инцеста можно расширить в двух на­правлениях: с одной стороны, «платонический инцест», то есть не плотское слияние двух кровно связанных родс­твенников (матери и дочери); с другой – «инцест второго типа», то есть физическая близость одного мужчины с двумя кровно связанными женщинами (соответственно, между матерью и дочерью). И в том, и в другом слу­чае отсутствует то, что определяет ситуацию как инцест «первого типа», а именно, плотская связь между двумя кровными родственниками; но либо исключается тре­тий участник, как в «платоническом инцесте», либо про­является генеалогическая и идентициональная путаница из-за соперничества кровных родственников, как в слу­чае «инцеста второго типа». Далее мы увидим, как эти два дополнительные измерения соотносятся с инцестом первого типа, осветив под иным углом загадку запрета на инцест.

Дата добавления: 2015-11-14