Благодарности 9 страница

– Должно быть, спор оказался серьезным, если ты привел сюда и своих женщин.

– Сборщик и его люди убиты.

Грей снова улыбнулся:

– И кто же их убил? Ты?

Уилл кивнул.

– Неужели один? – хмыкнул Адам.

– Да, один, – огрызнулся Дэвид. – Ведь он тамплиер.

Грей перестал улыбаться и пристально посмотрел на Уилла.

– Я сейчас. – Он кивнул Адаму и скрылся во мраке.

– Извини, дядя, – пробормотал Дэвид, глядя на хмурое лицо Уилла. – Но они бы все равно узнали.

Ждать пришлось всего несколько минут, но им показалось, будто прошла целая вечность. Наконец из чащи вышли двое: Грей и рядом с ним великан, каких Уиллу видеть еще не доводилось.

Этого человека отличал не только огромный рост. Он был также широк в плечах и мускулист. Настоящий богатырь. Гигантские размеры не мешали великану двигаться легко и быстро. Под простой темно-синей туникой Уилл разглядел у него кольчугу. Каштановые волосы свободно свисали, завиваясь у висков. Выглядел он примерно лет на двадцать пять.

– Это он, – прошептал Дэвид, восхищенно расширив глаза. – Точно, он.

Гигант остановился перед ними. Долго рассматривал Уилла, затем спросил:

– Кто ты и откуда?

– Меня зовут Уильям Кемпбелл, – ответил Уилл. – Я родом из здешних мест. Мой дед давным-давно переехал сюда из Аргайла. А я покинул Шотландию мальчиком.

– Грей говорит, ты тамплиер. – Гигант бросил взгляд на Изенду, обнимавшую Элис. – Где же твоя мантия?

Уилл устал, проголодался и не хотел рассказывать о себе незнакомцу, но у него не было выхода. К тому же разве не за этим он сюда пришел? Изенда права – он желал встречи с этими людьми.

И Уилл начал медленный рассказ: о своей службе на Святой земле в бытность командором тамплиеров, о возвращении на Запад, бегстве. Странно было вспоминать о своей жизни с разбойниками, в лесных дебрях, когда вокруг сгустились сумерки. Время от времени гигант прерывал его, задавал уточняющие вопросы, что напомнило Уиллу беседу перед посвящением в рыцари двадцать семь лет назад. К тому времени, когда он добрался до осады Эдинбурга и гибели Дункана, стало совсем темно.

Вид у гиганта был неприветливый, но Уилл уловил в его глазах что-то вроде понимания.

– Я не могу вас принять к нам. – Гигант простер свои большие руки в сторону лагеря. – Здесь все при деле. Даже дети.

– Но разве вам не нужны воины? – спросил Уилл.

– Нужны, конечно. – Гигант кивнул. Затем посмотрел на Изенду и девочек. – А как быть с ними?

– Моя сестра и племянницы будут вам полезны. Они умеют читать, писать, готовить еду, шить.

Гигант молчал. Тишину нарушил Грей.

– Женщин можно приставить к еде, а то жена Адама так готовит, что есть просто невозможно.

Косматый нахмурился, и Грей с улыбкой хлопнул его по спине.

Наконец гигант кивнул:

– Ладно. Если все будут работать, я согласен. Только все, – добавил он со значением, глядя на Элис, спрятавшую лицо на плече Изенды. – Грей, отведи их в шалаши. А ты, – гигант посмотрел на Уилла, – пойдешь со мной. Мне нужна твоя помощь. – Он наклонился под ветками и исчез в лесу.

Уилл ободряюще кивнул Дэвиду и в сопровождении Адама последовал за ним.

– Когда Грей сказал мне, что ты тамплиер, – гигант оглянулся и подождал Уилла, – я подумал, что ты поможешь нам разобраться с одним из вашего ордена.

Уилл остановился.

– Может быть, мне лучше с ним не встречаться? Ведь я дезертир.

– Он тут не гость, а пленник. И просто так, без выкупа, мы его не отпустим. Ты посоветуешь, сколько за него запросить. – Гигант взял факел и свернул в сторону.

Они миновали несколько постов. При его приближении люди прекращали разговоры и вставали. Уилл подумал, что Дэвид прав: не назвавший своего имени гигант, возможно, и есть Уильям Уоллес, вождь шотландского сопротивления. Они пришли к устроенному среди деревьев небольшому загону. Факелы осветили примерно десяток человек. Кто лежал на земле, кто сидел, прислонившись спиной к дереву. Вскоре Уилл разглядел, что они все связаны.

Увидев их, один узник попытался встать, но путы на ногах позволили ему только подняться на колени.

– Я требую встречи с вашим главным! Знаете, кто я такой?

– Заткнись, английская собака! – рявкнул Адам.

– Разбуди этого, – приказал Уоллес, показывая на узника, свернувшегося на земле в стороне от остальных.

Один из сторожей подошел и ткнул через ограждение копьем. Узник дернулся и вскрикнул.

Уилл увидел косматые рыжие волосы, расширенные в страхе карие глаза, спутанную бороду и ринулся вперед.

– Саймон!

– Ты его знаешь? – настороженно спросил Уоллес.

Уилл увидел, что Адам уже поднял булаву.

– Ты пришел сюда его выручать? – продолжил Уоллес. – В лесу прячутся еще ваши?

– Нет. – Уилл не отводил глаз от Саймона, стоявшего на коленях и ошеломленно смотревшего на него. – Я покинул Париж восемнадцать месяцев назад, и с тех пор мы не виделись. Вот вам мое слово.

Сверкая глазами, Уоллес пристально вгляделся в Уилла и кивнул Адаму. Тот опустил булаву.

– Где вы его нашли? – спросил Уилл.

– В лесу, несколько месяцев назад. Вел себя этот человек странно. Молчал, не желал объяснить, как здесь оказался. Мы решили, что он шпион. В любом случае за него можно получить выкуп. Скажи, какое положение он занимал в ордене?

– Этот человек – мой друг. И он вовсе не шпион, а конюх. Правда, очень искусный в своем деле.

– А что конюх из Парижа делает здесь?

Уилл посмотрел на Саймона.

– Полагаю, ищет меня.

Они отошли подальше от загона. Саймон их не слышал, но, когда Уилл повернулся к нему, крикнул:

– Уилл! Прикажи им отпустить меня!

Остальные узники тоже зашевелились и начали умолять их выпустить.

Уилл повернулся к Уоллесу.

– Я за него ручаюсь. Саймон – честный и добрый человек.

– Он англичанин! – прорычал Адам. – Этого достаточно.

Уоллес молчал.

– У вас все наши деньги, а также конь моего зятя и доспехи, – продолжил Уилл. – Это выкуп по крайней мере за десять сержантов.

– Но деньги уже наши, – ухмыльнулся Адам. – А за него мы можем получить еще. Тем более он конюх, а значит, стоит дороже.

– Вот именно. – Уилл показал на Саймона. – Он очень ценный работник. В мире не сыщется конюха, который бы мог лучше ухаживать за лошадьми, чем он. К тому же прошло несколько месяцев, так что получить выкуп у вас нет надежды. Оставьте его, и если он покажется вам бесполезным, продайте Темплу. Но только вместе со мной. В любом случае вы ничего не теряете.

– Развяжи его, – приказал Уоллес сторожу.

– Уильям, зачем? – пробурчал Адам.

– Знаешь, кузен, среди англичан иногда попадаются хорошие люди, – сказал Уоллес. – Поверь мне, я таких встречал.

Остальные узники не унимались, но сторожа утихомирили их копьями.

Саймон приковылял из загона. Его было трудно узнать.

– Уилл. Слава Богу!

Они обнялись. Уилл схватил его за руку и потащил в сторону, подальше в лес.

– Как ты здесь оказался?

– Искал тебя. Уговорил Робера, он послал меня с бумагами в Балантродох.

– Зачем?

Саймон смутился.

– Неужели ты думал, что я не захочу узнать почему?

– Не все ли равно почему. У меня что, нет права решать свою судьбу?

– Какое, к черту, право? – Смущение Саймона сменилось гневом. – Ты оставил орден, своих братьев, друзей, свою дочь. Я знаю, ты горюешь по Элвин, но это не причина бросить все и, подобно трусу… – Саймон не закончил, получив удар в лицо. Он качнулся и ухватился за дерево.

Уилл застыл, глядя, как кровь закапала на тунику Саймона, болтавшуюся на нем как на палке. Он ужасно отощал от мытарств и недоедания. В Уилле горячей волной поднялся стыд.

– Саймон…

Он сделал шаг, затем остановился. Слова извинения застряли в горле. Произнести их было равнозначно признанию, что друг прав, что его невероятные усилия похоронить прошлое были напрасны.

«Зачем он сюда явился? Я не просил его искать меня, как стосковавшийся пес ищет хозяина. Мне это не нужно».

Оставив Саймона у дерева, Уилл повернулся и пошел прочь.

Селкеркский лес, Шотландия 25 августа 1297 года от Р.Х.

Обнаружив шалаш пустым, Саймон постоял и осмотрелся. Уилла нигде видно не было, в лагере шла обычная жизнь. Спустя минуту Саймон сел на траву, прислонился к дереву и начал прокручивать в голове разговор, который собирался завести.

Они жили в лагере повстанцев уже больше месяца. Недели шли одна за другой, но их отношения не менялись. Во время еды и вечером, когда они сидели у костра, Уилл отличался немногословностью, избегал его взгляда. Возможно, мучился виной. Саймону очень хотелось, чтобы это оказалось так. Синяк под глазом давно прошел, но Уилл по-прежнему его избегал. Стало быть, вина тут ни при чем. Он действительно не хотел его здесь видеть, и это было трудно перенести.

Размышляя ночами, Саймон начинал склоняться к мысли, что хорошо бы вернуться в Париж, в свои конюшни, к сравнительно спокойному существованию. Но уйти отсюда означало никогда больше не увидеть Уилла, а он не представлял, как сможет жить после этого дальше и сможет ли вообще. Саймон любил Уилла как брата, и, хотя никогда его полностью не понимал, жизнь без друга теряла всякий смысл. Единственное, что он мог сделать, – это уговорить Уилла вернуться в Париж, а для этого следовало снова обрести его доверие.

Сегодня утром Саймон проснулся с твердым пониманием – с выбором Уилла надо примириться. Он должен идти туда, куда идет его друг, и делать то, что делает он. Даже сражаться. А битва грядет, об этом говорят все вокруг. Ну что ж, он был с Уиллом на войне и прежде, и уцелел. Антиохия, Акра, месяцы неволи в плену у шотландцев его закалили. По правде говоря, умелым воином Саймона назвать было трудно, но силы он имел больше, чем у многих, и знал, как ее применить. Неужели теперь, после стольких мук, сворачивать с пути?

На Саймона упала тень. Он поднял глаза.

Рядом стоял Дэвид с луком в руках.

– Пошли на охоту.

Саймон посмотрел на пустой шалаш и, подтянув шоссы, встал. Он сообщит Уиллу о своем решении вечером.

Уилл плеснул водой в лицо. Подождал, пока рябь в реке успокоится, увидел свое отражение и начал медленно водить бритвой. Металл холодил сильнее, чем вода. Он тщательно скреб щеки, удаляя последние черные волосинки. В некоторых местах появлялись бусинки крови.

Закончив, Уилл умылся со странным ощущением обнаженности. Он не видел себя без бороды с восемнадцати лет. Но бороду положено носить только старикам и тамплиерам, а он не был ни тем и ни другим.

Уилл взял рубашку и неспешно двинулся вдоль берега мимо деревьев, окутанных янтарной дымкой утреннего тумана, которую еще не удалось пробить солнцу. Влажный воздух наполнял аромат трав. Впереди, у глубокого омута, где стирали женщины, слышались всплески и смех. В лагере многие повстанцы жили с семьями, поэтому женщин и детей было в избытке. Элис и Маргарет усиленно терли о камни мокрые рубашки. Дальше Изенда стирала рядом с молодой рыжеволосой женщиной.

Внешне сестра, казалось, подавила в себе горе по Дункану, но Уилл знал – она старается ради девочек, чтобы те меньше страдали. Жизнь в лесу, атмосфера доброжелательности и товарищества повлияли на нее благотворно. Элис и Маргарет приноровились к будничной рутине, стали спокойнее.

При виде его изменившейся наружности Изенда удивленно расширила глаза. Молодая рыжеволосая женщина по имени Кристин заулыбалась. Уилл им кивнул и направился к поляне, где стучали топоры и звенели пилы. Оглядел наполовину построенные осадные машины, обошел только что поваленное дерево и двинулся дальше, мимо группы лучников, стрелявших по прикрепленным на деревьях мишеням, и юношей, которых натаскивал во владении длинным копьем плотный кряжистый горец.

У своего шалаша Уилл повесил на ветку рубаху, затем заглянул к Дэвиду и Саймону. Убедился, что они пошли на охоту. Вернув лезвие владельцу, он опустился на колени на мшистую землю читать «Отче наш». Эту молитву Уилл всегда читал в отлучке из прицептория, когда не имел возможности присутствовать на всех семи службах. Делать это он никогда не забывал.

Произнеся последние строки, Уилл почувствовал, что сзади кто-то остановился. Он обернулся и встретился взглядом с очень худым человеком в сутане. Перед ним стоял Джон Блэр, капеллан войска Уоллеса, с которым его познакомили две недели назад.

– Доброе утро, святой отец.

– Извини, что потревожил тебя во время молитвы, – произнес Джон своим тихим голосом.

– Я закончил.

– Меня удивляет, Уильям, почему ты не посещаешь мессу в моей часовне вместе с другими. Я всегда рад тебя видеть.

Часовней капеллан называл лесную поляну с алтарем, устроенным на высоких пнях.

– Спасибо, но я привык молиться один.

– Ты мог бы на одной из служб рассказать людям о Святой земле, – терпеливо продолжил Джон. – Мог бы их вдохновить.

– Чем? – Уилл встал. – Святая земля вовсе не рай, каким люди ее здесь представляют. Крестоносцы, явившись туда со своими мечами, на самом деле осквернили эту землю. Чем я могу их вдохновить? Рассказами об ужасах битв? О смертях? Если донесения лазутчиков верны и английское войско в пути, они скоро почувствуют это сами и без моих рассказов.

Джон нахмурился.

– До сих пор им удавалось противостоять врагу, больше числом и лучше вооруженному.

Уилл понизил голос:

– Они храбры и мужественны, но до сей поры брали лишь хитростью. Внезапные нападения на слабые гарнизоны, засады.

– Они взяли Перт и Глазго. – Голос Джона оставался ровным. – Обратили в бегство англичан в Сконе, свергли ублюдка шерифа Ланарка и положили пятьдесят его воинов.

Поселившись в лагере, Уилл слышал рассказы об этих событиях почти каждый вечер, и с каждым новым открытым бочонком вина, взятого из английского обоза, картины становились все ярче и обрастали новыми подробностями. Вначале это производило на Уилла впечатление. В Мидлотиан новости почти не доходили, и он не представлял размаха сопротивления.

Восстание поднялось весной. На юге выступил Уоллес, а на севере молодой барон Эндрю Морей, сын верховного судьи Шотландии. Вскоре оно охватило большую часть королевства. Уоллес предпринял смелую вылазку на Перт, Глазго и еще несколько городов, выбил оттуда англичан и скрылся с трофеями в дебрях Селкеркского леса, после чего к восстанию присоединились многие шотландские бароны.

Уилла восхищали победы Уоллеса, и он чувствовал, что нашел то, что искал. Теперь можно было продолжить борьбу с Эдуардом, но мешал Саймон. Он следовал за ним тенью, напоминал о прошлом, от которого Уилл пытался загородиться. Будил воспоминания, возрождал едва затихшую боль, напоминал о попранном долге.

Он посмотрел в пытливые глаза Джона Блэра.

– Люди Уоллеса брали города, где население отчаянно желало избавиться от ига англичан. Им еще не приходилось сражаться против тяжелой рыцарской конницы в открытом поле.

– Обрести свободу нелегко, – ответил Джон, помолчав. – Это знает каждый из нас. Но каждый из нас носит внутри нечто такое, – капеллан устремил на Уилла грустный взгляд, – что, я думаю, ты потерял.

– И что это?

– Вера. – Джон кивнул и, не дав Уиллу ответить, двинулся прочь. – Моя часовня всегда открыта. Доброго тебе дня.

Уилл смотрел вслед Джону Блэру. Очень хотелось верить, что капеллан прав и шотландцы могут победить. После поражения в Эдинбурге он жаждал победы, но узнав, что из Берика движется английское войско под командой Крессингема и Уоррена, не мог избавиться от тревоги. На них шли опытные бойцы, рыцари, а большинство повстанцев Уоллеса – это пастухи, крестьяне, кузнецы и торговцы. Среди них тоже, конечно, попадались люди опытные и отважные, но в основном войско повстанцев представляло собой почти беспорядочную толпу, не способную противостоять английской мощи.

Натянув сухую рубаху, Уилл направился к шатрам, намереваясь поговорить с Уоллесом. Он нашел его с командирами войска. Каждый был одет по-своему, все в шрамах, грязные, но веселые. Пестрая компания. Они сидели вокруг уютно потрескивающего костра, над которым висел железный котел. В желудке заурчало. Уилл уловил запах оленины и приправ. Неделю назад Дэвид убил оленя на глазах Уоллеса и потом с ликованием передал Уиллу слова вождя повстанцев – это был один из лучших выстрелов, какой он когда-либо видел.

Уилл остановился неподалеку.

– Нет, – произнес Адам, мотнув головой, – это случилось в Эре.

– И что там случилось? – Скрипучий голос принадлежал ирландцу Стивену.

– В этом городе служил один английский воин, – ответил Адам, – здоровенный такой бугай. Так вот, он держал пари, что положит на лопатки любого. Какую он сделал ставку, кузен? – Адам посмотрел на Уоллеса. – Три пенни?

– Четыре, – ответил Грей, опередив Уоллеса.

– Так вот, Уильям поставил восемь, – продолжил Адам, ухмыльнувшись. – И сломал этому идиоту спину.

– Боже, – пробормотал Стивен.

– Тут на Уильяма бросились его товарищи, и он убил семерых.

– Троих, – поправил его Уоллес, – а потом меня бросили в тюрьму, где мучили пять недель – морили голодом, били. В общем, я дошел до такого состояния, что… – он пожал плечами, –…заснул.

Все затихли.

– И они решили, будто ты умер? – подал голос воин, сидящий рядом со Стивеном.

– Так оно и есть, – произнес Адам с серьезным лицом.

– Да, – подтвердил Уоллес, взяв бурдюк с водой, – англичане действительно приняли меня за мертвого. И выбросили на кучу навоза.

– Сволочи, – прохрипел один из командиров.

– Но тут привалило счастье, – произнес Адам, подхватывая рассказ. – Англичане объявили о смерти Уильяма, и это услышала одна пожилая женщина, знакомая его матери. Она велела сыновьям привезти тело и как следует похоронить. Когда на Уильяма надевали саван, он вдруг ожил. Женщина взяла его в свой дом и выходила. Ей помогала дочка. – Он улыбнулся Уоллесу. – Расскажи им, кузен.

Уоллес напился из бурдюка.

– Та добрая женщина никак не могла меня накормить. Я был настолько слаб, что не хватало сил есть. Так она позвала дочку, – его рот начал кривиться в улыбке, – которая недавно родила, и у нее еще оставалось молоко.

Грей разразился смехом, его подхватили остальные.

– С ней получилось, – закончил Уоллес.

– И как она себя вела?

– Улыбалась. Когда молоко в одной груди иссякло, сунула мне другую.

– Да, Уоллес, перед тобой не устоит ни одна женщина! – воскликнул Стивен. – И как они любят тебя, такую громадину?

– За размер его меча, – сказал Адам, кивая на огромный клеймор,^[14] прислоненный к дереву рядом с Уоллесом. Длина от рукояти до острия почти шесть футов, большинство воинов в лагере были ниже ростом.

Все опять рассмеялись, но Уоллес к ним не присоединился. Последнее замечание Стивена заставило его посерьезнеть. Он поднялся, взял два бурдюка и двинулся к реке, оставив друзей продолжать разговор.

Выждав пару секунд, Уилл последовал за ним и быстро догнал.

Уоллес повернулся.

– Чего тебе?

– Надо поговорить. – Уилл зашагал рядом. – Вы, я вижу, любите рассказывать друг другу разные истории о ловкости и геройстве.

– Это не истории.

– Я верю, что так оно и было. Но не слишком ли вы полагаетесь на свои прежние победы?

– Тебе бы следовало подумать о своей подготовке, Кемпбелл. Скоро предстоит сражение, а ты, как рассказывал твой племянник, давно не участвовал в битвах.

– Да ты послушай меня. – Уилл обошел Уоллеса и встал перед ним, вынуждая его остановиться. – Побить гвардейцев в уличной драке не то же самое, что командовать войском на поле битвы. Не думаю, что твои люди полностью понимают, с чем столкнутся в этой войне и что от них потребуется.

– Мне кажется, это ты не понимаешь. – В глазах Уоллеса вспыхнул гнев. – Истории, которые мы вспоминаем, нас ободряют, веселят, но ты не слышал другие, которые не дают спать по ночам, терзают наши души. У меня была жена. Я навещал ее тайно в Ланарке, переодевшись, так как меня объявили вне закона за убийство англичанина, который хотел отобрать у моего дяди коня. Мэрион все понимала. Ее брата убили англичане, как и моего отца. Ей исполнилось восемнадцать, она была богатой наследницей, но я женился на ней не из-за приданого, как болтают англичане, а по любви. Мэрион обладала удивительной душой. Потом она родила мне дочку. И вот однажды я напоролся на засаду. Мне удалось бежать, но они схватили Мэрион. Мою жену допрашивал шериф Ланарка, требовал сказать, где я скрываюсь, и, ничего не добившись, приказал ее убить вместе с маленькой дочкой. Это шерифу даром не прошло. Некоторое время спустя я ворвался к нему в дом и зарезал изверга прямо в постели. Нет, тамплиер, ты не знаешь меня и моих людей.

– Я уже не тамплиер, – тихо отозвался Уилл, не находя утешения в том, что его жизнь похожа на жизнь Уоллеса.

– Думаешь, сбрил бороду и тем себя изменил? – Уоллес покачал головой. – Ты по-прежнему тамплиер, сбившийся с пути, а я вдовец, сын барона, отдавшего жизнь за свою страну.

Он двинулся дальше, Уилл за ним.

– Вы еще не проверяли себя в настоящей битве с англичанами. У тебя три тысячи, а у них по меньшей мере двадцать. И ты действительно рассчитываешь их побить? Или в тебе лишь горит огонь мщения?

– Прихвостни Эдуарда разоряли наши земли еще до того, как Баллиол восстал против англичан и лишился трона. Ты сражался за веру на заморских землях, но и мы здесь воевали уже семь лет. – Уоллес оживился. – Присягнув на верность Эдуарду, шотландские бароны пустили на свои земли волка. Голодного свирепого волка. Наши города и замки наводнили английские воины. Они вели себя так, как будто это их земля, а мы их рабы. Называли нас, не таясь, грубыми и грязными. Наши протесты быстро подавляли вначале угрозами, затем кулаками, а после и мечами. Шотландские бароны дрожали лишь за свое добро, остальное их не интересовало.

– Шесть лет назад недалеко от дома моих родителей в Эршире дети взялись кидать камни в замок, где стоял английский гарнизон. И представь себе, рыцари поднялись на стену и застрелили детей из луков. Четырех мальчиков и девочку. Самому старшему было двенадцать. В ту ночь группа, куда входили мои отец и брат, атаковала замок. Большинство рыцарей перебили, некоторым удалось бежать, а пятерых захватили и повесили на городской площади. После чего у нас началась с англичанами война. Но их было во много раз больше, и в сражении у селения Лаудон-Хилл они нас одолели. Мой отец погиб, ему отрубили обе ноги. – Уоллес на секунду замолк. – Но ты находился в чужих краях и ведать об этом не ведал.

Сзади раздался стук копыт и крики. Уоллес быстро пошел через кусты обратно. Уилл следовал за ним. Впереди они увидели Грея, Адама и остальных командиров, окруживших двух всадников.

– Что случилось? – крикнул Уоллес.

– Прибыли лазутчики, – ответил Адам, направляясь к нему. – Предатель вместе с Джоном Уорреном ведет английское войско на Стирлинг.

– Понятно. – Уоллес кивнул. – Они собрались пересечь там Форт и двинуться на север, намереваясь вернуть земли, откуда мы их выгнали. Думаю, в первую очередь они попытаются захватить Перт, затем Данди. – Он вздохнул. – Но мы встретим врага в Стирлинге.

– Лазутчики принесли еще одну весть, – весело продолжил Адам. Его покрытое шрамами лицо сияло. – К нам желает присоединиться со своим войском Эндрю Моррей.

На лице Уоллеса появилась свирепая улыбка.

– Собирай людей, кузен. – Он бросил взгляд на Уилла. – Мы выходим.

Лагерь англичан, Стирлинг, Шотландия 11 сентября 1297 года от Р.Х.

Утро в тот день выдалось солнечным и золотистым. Трава посверкивала росой, ослепительно вспыхивали в лучах солнца воды Форта. Но уже было по-осеннему свежо, и граф Джон Уоррен, с мрачным видом обозревавший местность, не пожалел, что поверх доспехов надел плотную мантию из золотисто-синей парчи. Он еще не оправился от простуды, подхваченной на охоте: кашлял, текло из носа. Сидеть бы ему сейчас в своем замке в кресле у хорошо натопленного камина, а не на боевом коне во главе войска. Как же ему опротивела эта мерзкая холодная страна.

– Сколько можно ждать? – произнес рядом громкий голос. – Скорей бы вернулись доминиканцы.

Уоррен поморщился и скосил глаза на Хью Крессингема, подъехавшего на гнедом жеребце.

Став казначеем Шотландии, Крессингем быстро изменился, превратившись из толстого напыщенного чиновника в тучного высокомерного вельможу. Чтобы посадить его на коня, требовалось четыре оруженосца. Уэльские лучники потешались, глядя, как надрываются несчастные. В широком седле и яркой кольчуге Крессингем напоминал огромного блестящего слизняка. Ремешок его шлема исчезал между двумя подбородками, а лоб, несмотря на холод, покрывали капельки пота. Уоррен, уже не такой крепкий и жилистый, как в молодости, рядом с этой дряблой жабой все же выглядел настоящим витязем. Такой хлюпик не имел права надевать доспехи воина, не говоря уже о том, чтобы командовать многотысячным войском, которое заполнило долину Форта у города Стирлинг.

– Мы начнем наступление, когда я отдам приказ, – угрюмо бросил граф.

Крессингем вскинул брови.

– Вот как? А мне показалось, вы его уже отдали.

Уоррен помрачнел, но спорить не стал. Крессингем был прав. Он отдал приказ ночью, и на рассвете по длинному узкому мосту над чернильными водами Форта протопали три сотни уэльских лучников, а за ними последовали пять тысяч пеших воинов. Затем поднялось солнце, но Уоррен продолжал сидеть в шатре. Увидев, что основное войско стоит на месте, авангард развернулся и, раздраженно ворча, промаршировал по мосту обратно.

Свою медлительность граф оправдывал нездоровьем и апатией. Но не это было главным. Те два дня, что они провели у Стерлинга, почти непрерывно шел моросящий дождь, и только этим утром, когда небо прояснилось, Уоррен мог внимательно осмотреть местность. И его начали одолевать сомнения.

Здесь, на равнине, у воздвигнутого на высокой скале замка, почва была твердой, но за мостом, где река делала петлю, тянулись непроходимые для тяжелой конницы заболоченные луга. Через них была проложена более или менее твердая пешеходная дорожка, которая заканчивалась у вулканической скалы Эбби-Крейг. Но дорожка эта была узкая, в ряд по ней могли проехать не больше четырех всадников. Что касается моста, то переход через него сам по себе представлял серьезную трудность. По нему тоже в ряд могли пройти лишь четыре воина.

Теперь, когда солнце осветило речную долину, можно было разглядеть шотландцев, расположившихся на пологих склонах меньше чем в миле на север, слева от скалы. Значит, войску Уоррена придется двигаться к врагу по этой самой дорожке, где справа и слева топь. А потом сражаться на склоне. Незавидная перспектива.

– Чем дольше мы будем здесь топтаться, тем больше уйдет денег, – проговорил Крессингем в ответ на напряженное молчание Уоррена. – Король Эдуард повелел подавить мятеж немедленно. Ему нужно войско во Фландрии. Там тоже забунтовали. Да и воинам не терпится. Они жаждут битвы. – Он вскинул похожую на обрубок руку. – Молодая кровь играет. Давайте же отпустим вожжи.

Больше всего на свете графу сейчас хотелось сбросить казначея с седла, но он подавил в себе это желание. Крессингем находился в фаворе у Эдуарда, даже несмотря на то что, по слухам, часть собранных денег жирный боров прятал в свой кошель. Уоррену следовало бы винить себя. Будучи наместником короля в Шотландии, он все заботы об управлении переложил на казначея, а сам большую часть времени развлекался охотой в своем поместье в Йоркшире. Так что ему приходилось укрощать в себе ненависть к этому вельможе. С целью сэкономить провиант Крессингем уже отправил обратно в Берик резервные полки. И в случае необходимости мог навредить еще сильнее.

– Отпустим вожжи через час. Если к тому времени доминиканцы не вернутся, начнем переходить мост.

Не ожидая ответа, Джон Уоррен развернул коня и поскакал назад, где его ждали рыцари. Граф был уверен – посланные на переговоры с шотландцами два монаха-доминиканца скоро вернутся. Он также испытывал непоколебимую уверенность в результате переговоров. Числом шотландцы сильно им уступали, да и были значительно слабее. Как могут разбойники и воры, собравшие войско из простолюдинов, надеяться победить знатных английских рыцарей? Они наверняка сдадутся.

Доминиканцы действительно скоро вернулись. Но весть они принесли не ту, что ожидал граф Суррей. Об этом можно было догадаться по походке монахов, когда они появились на мосту в трепещущих от ветра изодранных одеяниях.

У шатра Уоррена встретить монахов собрались генералы английского войска в мокрых от росы накидках.

– Ну? – спросил Крессингем. – Что сказали разбойники?

– Шотландцы сдаваться не пожелали, – ответил монах с печалью в голосе. – Они будут сражаться.

Над гневными голосами возвысился один, принадлежащий Генри Перси, честолюбивому и богатому молодому лорду, любимцу короля Эдуарда.

– Вонючие мужланы желают сражаться? Да знают ли они, кто им противостоит?

– Знают, – промолвил второй монах. – Но их вождь Уоллес сказал – лучше умереть, чем терпеть английское иго. И заключать с тиранами мир они не станут.

Несколько генералов рассмеялись.

– Уоллес пообещал отомстить за свою страну и погибших, – грустно продолжил монах.

Смех затих. Раздались возгласы.

– Так давайте же зададим шотландцам жару!

– Они собрались нам мстить? Надерем же им задницы!

Дата добавления: 2015-11-14