Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава двадцать третья

Глава двенадцатая. | Глава тринадцатая. | Глава четырнадцатая | Глава пятнадцатая. | Глава шестнадцатая. | Глава семнадцатая. | Глава восемнадцатая. | Глава девятнадцатая. | Глава двадцатая. | Глава двадцать первая. |


Читайте также:
  1. Встреча третья
  2. Гибридно-цитатный монолог поэта: "Двадцать сонетов к Марии Стюарт" Иосифа Бродского
  3. Глава 1. Двадцать примеров революционных преобразований в использовании энергии
  4. Глава 2. Двадцать примеров революционного повышения продуктивности использования материалов
  5. Глава восьмая. Ночь третья.
  6. Глава двадцать восьмая
  7. Глава двадцать восьмая

 

Над городом висели плотные серо-фиолетовые тучи, прижимая к земле сухой душный воздух. Снейп открыл окна, но ветра не было, и устроить сквозняк не получилось.
Снейпу хотелось грозы. Тяжелых капель, бьющих по земле и срывающих с веток листья, холодного ветра, ослепляющих вспышек молний. Ему хотелось, чтобы в мире происходило хоть что-то. Пусть даже это будет катастрофа. Пусть даже одна из молний ударит в эту проклятую заводскую трубу и похоронит его дом под обломками. Что-нибудь. Что угодно. Только не эта безрадостная рутина, липкой паучьей сетью затягивавшая его дни. Ему казалось, что он, как муха, трепыхается в ловушке. Если бы к нему подбирался паук, чтобы пообедать, он был бы этому рад. Но паутина чередующихся дней казалась безжизненной. Даже его смерть не принесет никому пользы. Он просто тихо сдохнет, без смысла и без желания выжить.
Снейп отошел от окна и вернулся к креслу, заваленному свитками. Он перебирал их, разворачивая только для того, чтобы взглянуть на названия. Рассортировывая на нужное/сомнительной ценности/к уничтожению, он подумал о том, что у большинства людей наверняка нашлась бы и еще одна категория. "Личное". У него же личной жизнью была исключительно его работа. Была. Раньше.

Он думал о том, чтобы найти себе другую, но вряд ли кто-либо в здравом уме согласился бы принять его. С условным-то сроком заключения. А начинать снова работать подмастерьем у аптекаря было немножечко поздновато.

Он проводил время, никуда не выбираясь из дома. Времени было чудовищно много. Он не знал, на что потратить его. Навести капитальный порядок можно было только один раз. А дальше? Что ему делать дальше?

Снейп пытался найти хоть какую-нибудь новую цель, пусть даже пустячную, недели на две, на месяц – и не мог. А жить без цели ему было тошно. Он обвинял себя в слабохарактерности, неоднократно пытался приняться за исследования, за запись идей, пришедших на ум в Азкабане, но все валилось из рук. Кому это теперь было нужно? Кто способен был бы оценить его труд?

Он так привык выживать в любых условиях, что теперь, когда ниоткуда не грозила опасность, он осознал, что он не умеет жить. Просто жить. Не рискуя собой. Не спасая. Не ставя на карту судьбу ради достижения цели. Не превозмогая обстоятельства. Не решая проблем.

Снейп сходил с ума от скуки и одиночества. Одиночество, такое желанное, такое недостижимое, спасительное – теперь оборачивалось ядом. Он был один, и будет один. Можно не ждать незваных гостей, не держать лицо, не терпеть необходимость общения. Никто не постучит в дверь, никто не создаст проблем, никто не выведет из себя, никто не заставит взорваться гневом или бросить язвительный комментарий. Никто.

Снейп получил покой, о котором так долго мечтал – и не знал, что делать с этим журавлем, неожиданно оказавшимся в руках. Куда его пристроить, на что употребить?

Он целые дни проводил в гостиной, листая старые книги, иногда по несколько часов перечитывая одну и ту же строчку. Ему больше нечего было ждать. Великий Мерлин, в Азкабане ему было намного веселее…

Ни с кем из магического сообщества он не поддерживал отношений. Никто не писал ему писем, никто не приходил в гости. Никто ничего не хотел. Никому ничего от него не было нужно. Снейпу хотелось выть от ощущения собственной бесполезности.

Неужели вот это – все? Вся его жизнь? Служение Лорду, служение Дамблдору, работа в Хогвартсе. И больше ничего не будет? И вот так, в одиночестве, он здесь и умрет, а мир этого не заметит и не узнает? И разве что строители, лет через двадцать сносящие трущобный район, найдут разложившееся тело? Что останется от него? Память о вредном профессоре? И только-то?

Но разве он был виноват в том, что ему досталась слабохарактерная мать и отец, завидовавший его способностям? Разве он виноват в том, что Джеймс и Сириус невзлюбили его с первого взгляда? Разве он был виновен в том, что он всегда хотел большего, а в школе его пичкали поверхностными лекциями? Неужели вся его жизнь – это расплата за несколько лет, проведенных при Волдеморте? Пусть в этом он действительно был виноват – но разве он не искупил вину, помогая Дамблдору и Поттеру? Почему жизнь продолжала карать его за ошибки, совершенные много лет назад?

Снейп старался понять. Ему было бы легче, если бы ему четко сказали: ты до конца своих дней будешь расплачиваться за свои дела. Но любое наказание должно иметь свой предел. Где был предел у ЭТОГО? Как он может узнать, что весы пришли в равновесие, и прошлое больше не ударит в спину?

 

Ему так мучительно было находиться в одиночестве, что он начал совершать прогулки по городу. Магглы не обращали на него внимания – либо старались незаметно отойти в сторону. Снейп дни напролет сидел на скамейке в парке, наблюдая за ними. Люди. Пары. С собаками, с детьми. Они гуляли или торопились, обнимались и ссорились, радовались и злились. Он ловил отзвуки чужих эмоций, восполняя пустоту в себе. Он завидовал их жизни, их тревогам и хлопотам. Он смотрел, как в буквальном смысле жизнь идет мимо него. И лишь наблюдал.

 

Приближался сентябрь. Дети собирались в школы. Проходя мимо его скамейки, обсуждали с родителями учебники, разглядывали новенькие, только что купленные тетради и книги. Рисовали на дорожках мелом. Желтеющие листья облетали на траву, и Снейп не понимал, почему в этом году он не вернется в Хогвартс. Как же так?

Тридцать первого августа на перроне будет толчея и суета. Первокурсники и выпускники сядут в Хогвартс-экспресс, будут махать родителям из окон, будут сидеть в купе и смотреть, как мимо пролетают поля, волнуясь и радуясь. Новички с восторгом будут разглядывать потолок Большого Зала, Распределительная Шляпа разделит их по факультетам, старые друзья будут обниматься и передавать друг другу впечатления лета… А его место за преподавательским столом будет пустовать. Или будет занято другим, чужим человеком.

Снейп выбросил из дома календари. Но тот, что остался в голове, продолжал отщелкивать числа. Двадцать пятое. Двадцать седьмое. Тридцать первое…

 

 

В осеннем парке под ногами шуршали листья. Мокрые от дождя, они прилипали к дорожкам. Снейп бродил, как сомнамбула. Раз в несколько дней вспоминал, что ему хочется есть. Пил чай и делал себе тосты. Посуда в буфете снова покрылась пылью, но он этого не заметил. Сидя на низенькой скамеечке в маленьком дворе, тупо смотрел на заросшие сорняками грядки. Трава из зеленой постепенно превращалась в бурую. Шли дожди, капли стучали по плечам и коленям. Возвращаясь домой, он снимал сырую одежду, а утром надевал ее, не замечая, что она все еще влажная. Дни укорачивались, и сквозь туманное оцепенение он отстраненно думал о том, что до зимы, наверное, не доживет. И не испытывал по этому поводу ни радости, ни грусти. Просто так будет. Иногда в нем шевелилось любопытство – ему интересно было бы узнать, как это. И хотелось находиться в сознании, чтобы не пропустить момента собственной смерти. Но даже любопытство было каким-то безжизненным.

От голода он осунулся и ослабел. Деньги на еду у него все еще были, но дойти до маггловского магазинчика через несколько улиц уже не хватало сил. И не хотелось. Он пил жидкий чай, раз в неделю заставлял себя что-нибудь приготовить. Оглядывая мешочки с крупами и ящик с овощами, равнодушно отмечал, как таяли запасы. И равнодушно же удивлялся своей живучести при таком рационе. Потом он перестал спускаться и подниматься по лестнице. Одолеть ее от слабости становилось все тяжелее. Потом перестал перебираться каждый вечер из кресла возле книжного шкафа в постель. Для этого требовалось слишком много усилий. Когда на рабочем столе в спальне кончилось печенье, и наполнить водой стакан уже не хватало сил, перестал вставать вообще.

 

Ему снились странные сны. Снился Хогвартс, будто он вернулся туда мальчишкой. Снился монотонный убаюкивающий голос профессора Бинса. Снилась спальня факультета, только не Слизерина, а Гриффиндора. Снейп даже удивился во сне тому, что попал туда. Ему снились тренировки команд квиддича, что было совсем уж непонятно. Сны были подробными и объемными, хоть и путающимися. Он слышал свист ветра, чувствовал тяжесть, наваливающуюся во время крутых виражей, слышал крики зрителей с трибун. Он не любил эти сны. Больше всего ему нравилось, когда ему снились коридоры и аудитории Хогвартса. Ему очень хотелось заглянуть в гостиную Слизерина или к себе в подземелье, но почему-то он видел во сне только надземную часть замка. Его тянуло взглянуть на свои книги, на комнату, но ноги упрямо поднимались в башню Гриффиндора.

А однажды ему приснилась веснушчатая рыжеволосая девочка, с которой он страстно и по-юношески быстро занялся любовью в пустом классе. Распластавшись на парте, задрав на живот форменную красно-желтую юбку, она обхватывала его коленями и тихонько вскрикивала:

- Гарри… Ох, Гарри…

«Меня зовут Северус», - удивленно подумал Снейп и проснулся. И вспомнил, что девочку зовут Джинни Уизли. Если бы ему приснилось, что он поймал ночью в мантии-невидимке у своего кабинета голого Поттера и отодрал его у стены, не сходя с места, он не был бы так потрясен. Но Уизли?! Уизли женского пола?! Изумление Снейпа было настолько велико, что его сознание частично прояснилось. А когда он сопоставил факты и догадался о причине своих странных снов, его затрясло от беззвучного смеха.

Последствия инициации не «рассосались» сами по себе, как он надеялся. Наоборот. По мере того, как его тело слабело, препятствия, которые он ставил на пути их связи, исчезали из-за недостатка сил для их поддержки. Это были не сны. Он просто видел глазами Поттера. Ощущал его телом. Слышал его ушами.

Неожиданное развлечение позабавило Снейпа. Любопытно, догадывался ли сам Поттер о том, что Снейп поневоле проник в подробности его интимной жизни?

Позволяя себе расслабиться и вновь скользнуть по невидимой нити, он видел Хогвартс, присутствовал на уроках, и даже ощущал тело – правда, не мог его контролировать. Присутствуя на лекциях, Снейп с каким-то странным интересом наблюдал за тем, как Поттер пишет конспекты, и кривился, когда тот допускал ошибки. Подумав о том, что у Поттера в расписании в какой-то из дней недели обязательно должно быть Зельеварение, он в течении некоторого времени пристально наблюдал за его дневной жизнью. Но Зельеварения не было. А когда Гарри как-то мельком просмотрел план занятий, Снейп увидел, что его предмета там не стоит вообще. И надежда увидеть хотя бы свой класс исчезла.

Но однажды Поттера все-таки понесло на территорию Слизерина. Ночью выскользнув из гостиной, он в мантии-невидимке прокрался в подземелья. Дошел до тяжелой дубовой двери, украшенной висячим замком. Отпер его заклинанием и вошел в пустой класс. Снейп затаил дыхание. Гарри миновал ряды парт и сел на свое место. Сложил руки, как на занятии. Его взгляд скользил по доске, полкам, профессорской кафедре. Снейп с тоской оглядывал свой кабинет. Никто не ведет Зельеварение, значит, МакГонагал так и не нашла ему замену.

Гарри, встав, медленно направился к его столу. Взялся за край, постоял так. От холодного, режущего чувства тоски Снейпу вдруг стало больно. Он разорвал контакт, вернувшись в свое тело. Нет, так нельзя. Хватит. Хорошенького понемножку. Поразвлекался и будет. Мерзко быть соглядатаем чужой жизни. Даже когда своей уже нет. Собрался помирать – так дохни, скотина. Чего тянуть? Глоток яда – и все будет кончено.

Но сил на то, чтобы призвать к себе зелье, не было.

Снейп был зол на самого себя. Радуйся, что у тебя теперь есть самое счастливое воспоминание, безмозглая развалина. Радуйся, что если бы у тебя хватило сил, ты смог бы отработать заклинание Патронуса.

Но болезненная мысль о том, что момент счастья был так же иллюзорен, как и все остальное в его жизни, резанула Снейпа еще сильнее. Было, но никогда уже не повторится. Было, и осталось позади. Крохотный лучик золотого сияния, воспоминание о минуте, когда он не был один… Когда он дышал, любил, жил – в такт.

Люциус – вот твоя любовь, - зло подумал он. Призрак Люциуса, иллюзия Люциуса – и той у тебя уже нет. Может, в жизни других людей и есть такое понятие, как «любовь». Лили любила Гарри, Нарцисса любит Малфоя, Джинни любит Поттера… А в его жизни, жизни Северуса Снейпа, не нашлось места для любви. Нашлось только для одержимости своей собственной фантазией, своим собственным взлелеянным бредом.

Снейп закрыл глаза. Даже на то, чтобы чувствовать злость, его уже не хватало.

 


Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава двадцать вторая.| Глава двадцать четвертая.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)