4 страница. – Ладно, брат, давай выпьем

– Ладно, брат, давай выпьем. Чуточку потерпи, думаю, все уладится.

В глазах Олега промелькнул знакомый холодный блеск, он ничего не ответил, встал и молча вышел.

С тяжелым чувством уходил с этого пира Владимир Мономах. А наутро к нему в горницу вбежал гридень и, задыхаясь, сообщил страшную весть:

– Олег бежал из Чернигова! Прихватил с собой всю черниговскую казну, дорогие заморские золотые и серебряные сосуды, все-все самое ценное!

– И куда направился? – спросил пораженный Владимир.

– Говорят, в Тмутаракань, к двоюродному брату Борису. Напоследок поклялся, что скоро вернется с войском и с боем возвратит себе отчий черниговский престол!

Владимир сразу понял, что на Руси начинаются новые великие междоусобия, потому что поднимается весь род Святославичей, род упрямый и жестокий, который в достижении своих целей не остановится ни перед чем, а возглавит его Олег Святославич, полководческие таланты которого он, Мономах, высоко ценил.

Изяслав и Всеволод завтракали, пригласили присесть Мономаха. Отец, бросив искоса взгляд на сына, спросил:

– Слышал новость?

– Про Олега?

– И что думаешь по этому поводу?

Мономах положил ложку возле себя, ответил не спеша:

– Вскорости Олега надо ждать с войском под Черниговом. Я бы подтянул киевскую и переяславскую дружину и встал на его пути.

Братья рассмеялись, а Изяслав ответил:

– Не надо из мыши делать кота. Достаточно пошевелить мне одним пальчиком, как этот Олег окажется где-нибудь в Муромских лесах или еще дальше. Не забывай: в наших с твоим отцом руках сегодня без малого вся Русь!

Отец согласно кивал головой.

Владимир хотел возразить, что Олег не смирится, ему наплевать, каков перед ним противник, но подумал, что это будет выглядеть непочтительно к старшим, ведь ему было всего двадцать три года, а он будет указывать великому князю и отцу…

А через пару месяцев неожиданно для всех с конными отрядами и половецкими ордами к границам Руси вышли Олег и Борис и стремительно двинулись на Чернигов. Всеволод был застигнут врасплох, кое-как успел собрать свою дружину и пошел навстречу. 26 августа 1078 года на реке Сожице он был разбит наголову и с немногими людьми бежал в Киев. Олег без боя занял Чернигов. В то же время половцы волчьей стаей рассыпались по Черниговской земле, грабя города, села и погосты. Стон стоял на Черниговской земле. «Олег же и Борис пришли в Чернигов, мня, что одолели уже, а земле Русской много зла сотворили, пролив кровь христианскую, за которую взыщет с них Бог, и ответ дадут они за погубленные души христианские», – писал летописец.

Владимир Мономах в это время был в своем владении, в Смоленской земле. Получив известие о нападении Олега и Бориса на Чернигов, он поднял дружину и повел в Киев на соединение с войсками других князей. Чернигов был осажден. Но Олег и Борис бежали на юг, чтобы вернуться с еще большими силами. Княжеские войска двинулись им навстречу.

Дружина Мономаха вышла в степь. Распогодилось. Августовское солнце раскалило дорогу, кони подняли серые облака пыли. По обеим сторонам дороги ходили волны вызревшей пшеницы. Хотелось пить, но Владимир знал, что достаточно пригубить баклажку, как потом одолеет жажда, не оторвешься от воды. Он мерно покачивался в такт шагам коня, убаюканный дремой. Ему казалось, что он не едет, а плывет по безбрежной, напоенной острыми степными запахами равнине; он иногда поднимал набухшие веки, глядел вперед и снова погружался в сладкое забытье.

Заночевали под открытым небом. Встали с восходом солнца. Наскоро позавтракали, двинулись дальше. Было по-утреннему прохладно, голова ясная, думалось легко. Из ума в последние дни не выходили мысли про Олега. Как же так получилось, что они с ним оказались по разные стороны противоборствующих сил? Как они, двоюродные братья, спаянные воинской дружбой, едут сейчас навстречу друг другу, чтобы встретиться в смертельном бою? И как он, Владимир, поступит, если в схватке перед ним окажется Олег, крестный его сына? Неужели будут рубиться, как враги? У Мономаха даже мурашки пошли по спине, когда он представил эту картину. Нет, это невозможно!

И случившееся не более чем недоразумение. «Горяч, слишком горяч ты, Олег, – мысленно разговаривал Владимир со своим братом. – Потерпел бы чуть-чуть, подождал, пока великий князь примет окончательное решение и определит тебе удел. Слепому видно, что твое пребывание в Чернигове было временным. Не может Изяслав не оценить боевого князя, одаренного полководца. Ты это доказал во время похода в Чехию. Дал бы он тебе княжество, пусть для начала отдаленное, захудалое, но потом все равно приблизил к Киеву. С твоими способностями и престол великого князя по плечу. А ты поспешил, опрометчиво бросил вызов самому Изяславу. Да еще половцев с собой привел. Что это тебе даст, кроме ненависти? Как ты мог так поступить, Олег? Ах, Олег, Олег…»

Началась дикая степь. Вдали замелькали всадники, было не разобрать, свои или чужие. Но вот они приблизились, и стало ясно, что это была разведка противника. И тут из-за степного марева стала выдвигаться тмутараканская рать.

Войско остановилось, началось перестроение к бою. Мономах со своей дружиной оказался в самом центре. Подскакал Изяслав, глаза его сполошно горели.

– Вдарим по центру, только пух полетит! – крикнул он запальчиво.

– Обойти могут, разве не видишь? – предостерег его Мономах.

– Не успеют! Разрежем пополам, а потом уничтожим по частям! – уверенно ответил тот.

Владимир взглянул вперед. Млела перед ним желтая, иссушенная за лето степь. Невысоко плясали жаворонки. Узкой лентой вилась тихая речка, возле нее село – Нежатино Поле. Как-то не верилось, что скоро здесь разыграется кровавое сражение. Гулко били в виски сердечные удары. Владимир вынул из ножен меч, стал держать его в вытянутой руке, чтобы она налилась тяжестью для удара…

А у противника между тем шло совещание. Силы были неравны, поэтому Олег стал уговаривать Бориса пойти на переговоры с князьями:

– Не пойдем против них, не можем мы противостоять четырем князьям, но пошлем со смирением к дядьям своим.

Однако Борис, отличавшийся самонадеянным и недалеким умом, ответил ему с явной насмешкой:

– Смотри, я готов и стану против всех!

Он сам повел в бой тмутараканскую рать. Изяслав не замедлил бросить навстречу ему киевскую дружину. Закипел жестокий встречный бой. Борис был убит, его силы были разгромлены и бежали. Однако в разгар боя небольшая группа южан прорвалась сквозь строй и напала на великого князя. Один из воинов нанес Изяславу смертельный удар в спину…

Великим князем Руси стал Всеволод, отец Владимира Мономаха. Он устроил новый передел владений княжествами. Изяславовы сыновья сразу же были оттеснены в сторону, Святославичи получили второстепенные столы: Роману была оставлена Тмутаракань, а Олегу – далекий, лесной Муром, окраина Руси.

Зато в свои руки Всеволод взял все знаменитые русские города – Киев, Чернигов, Переяславль, Смоленск, Ростов, Суздаль. Больше половины русских земель стали достоянием его дома. Ранее спокойный и мудрый правитель, он в одночасье превратился в жестокого и порой коварного владыку, не желавшего считаться с интересами и пожеланиями других княжеских родов. Неизбежна была новая феодальная смута.

И она началась. Уже в 1079 году против великого князя выступил брат Олега, тмутараканский князь Роман Святославич. Но на войну он отправился не только со своей дружиной, а решил повести за собой полчища половцев. Руси грозило новое разорение.

Весть о выдвижении соединенного русско-половецкого войска Владимиру Мономаху принес гонец с пограничной заставы.

– Беда, князь. Черной тучей идут вороги!

– Когда их ждать в Чернигове?

– Судя по пути, ими избранному, направляются они на Киевское княжество, князь!

Наскоро поцеловав Гиту и сынишку, Мономах вскочил на коня и в сопровождении своей дружины поскакал к Киеву. Уже в пути его перехватил гонец от отца с приказом повернуть на Переяславль.

Войска соединились южнее Переяславля. Отец, невысокий, поджарый, со злым прищуром синих глаз, прохаживался возле шатра и говорил, презрительно стягивая в сторону жесткие губы:

– Этот Роман всегда был недалеким человеком, не зря даже Изяслав отправил его в далекую Тмутаракань.

– Но он ведет с собой полчища кочевников!

– Ведет-то он ведет. Но вот только доведет ли он их до Руси?

– А что ему может помешать?

– Забыл, кто у тебя в мачехах? – вдруг резко спросил сына Всеволод. – Половчанка! Думаешь, зря я женился на ней? Зря посылал сватов к половецкому хану, вез дорогие подарки? Династический брак в наше время – это великая сила. Он означает длительный мир с тем царским домом, с которым удалось породниться. Когда на русскую землю с корабля сошла византийская принцесса Анастасия, твоя мать, я уже знал, что это на десятилетия вперед означает для Руси мир с великой империей. Так и сегодня. Разве половецкий хан забыл, кому он отдал свою дочь? Разве решится сражаться против родного дитяти? Все мы чьи-то отцы и чьи-то дети, и останемся ими до конца своей жизни. И будем подчиняться единым для людей законам родства…

– Ты послал гонцов к половецкому хану, отец?

– А как ты думаешь? Неужели упущу такую возможность? Вот уже пять дней как ускакали в степь приближенные Анны, супруги моей. Половцы. Так что должны договориться.

Всеволод пригласил сына в шатер, усадил за небольшой походный столик, слуги быстро поставили им еду, питье. Стали разговаривать неторопливо.

– Тебе только двадцать пять лет, а ты уже второй по влиянию князь на Руси, – говорил Всеволод, руками выбирая кусок баранины повкуснее. – У тебя дальновидный ум, крепкая воля, за тобой много побед. Ты будешь достойным моим преемником – великим князем!

– Но есть старше меня в других княжеских родах. Они займут твое место, – возразил Мономах. – Лествицу никто не отменял!

– Вот и надо, пока у меня великокняжеская власть, укрепиться нашему роду! – перегнувшись через стол и горячо дыша в лицо сыну, проговорил Всеволод. – Сейчас половина страны в наших руках, а через несколько лет мы еще больше заберем! На примете у меня Новгород. Сидит там Святополк, сын Изяслава. По отзывам местных жителей, никудышный правитель. Думаю забрать новгородский стол под свою руку. Пусть тогда кто-нибудь попытается выступить против моего рода!

– Значит, снова войны, снова братоубийство, снова кровь, – произнес Мономах с невольной дрожью в голосе.

– Никакого сопротивления нашему роду не будет, если после меня вы будете держаться вместе! – почти выкрикнул Всеволод. Потом вскочил и стал бегать по шатру. – Почему в последнее время шла смута на Руси? Потому что ни у одного княжеского рода не было перевеса в силах. Не было рода, который смог бы привести другие к повиновению! А теперь есть, есть! Мы – сила! У нас всех больше земли, богатства, вооруженных людей! Кто против нас может пойти? Так, мелочь! Вот увидишь, как я скручу Романа! Только сок из него брызнет!

Побегав по шатру, великий князь несколько успокоился, присел на скамейку. Мономах спросил:

– Насколько я знаю, все мои братья получили по наделу. Кому же ты намерен передать Новгородское княжество?

Всеволод вскинул взгляд на сына, некоторое время непонимающе глядел на него, ответил нехотя:

– Не знаю, пока не решил… Знаю только одно: Новгород надо взять в любом случае.

После некоторого молчания вдруг спросил:

– А твоему сыну Мстиславу сколько лет?

– Да мал он еще для княжения…

Всеволод весело подмигнул:

– Ничего. Скоро подрастет. Вот ему и подарим северные земли Руси!

На другой день вернулось посольство, направленное к половецкому хану женой Всеволода, Анной. Послы рассказали, что к ногам властителя степей были положены золотые и серебряные сосуды, паволоки, узорочье и чернь, ковры и драгоценные шкурки. Было обещано, что к этому богатству тесть, великий князь Киевский, добавит еще больше различного богатства, только половцы не должны трогать границы Руси. Хан осведомился о здоровье своей дочери, великой княгини Руси, и обещал сохранить клятву о вечном мире с северным соседом.

Не успели уехать русские послы, как в стан хана прискакал тмутараканский князь Роман Святославич. Соскочив с загнанного коня, он влетел в шатер и стал выкрикивать в лицо хану:

– Где твое слово, данное мне? Почему ты нарушил свою клятву и не идешь на Русь?

Хан даже не взглянул на невоздержанного князя, только дал незаметный знак своим телохранителям. Сверкнули в полутьме шатра кривые половецкие сабли, и Роман, обливаясь кровью, упал на ковер. Уже через месяц в Тмутаракань прибыл Ратибор, наместник великого князя Всеволода. Тмутаракань стала частью Всеволодова удела.

Итак, двое братьев-Святославичей – Глеб и Роман – были убиты, а последний, Олег, внезапно пропал где-то в Тмутараканском княжестве. Прошел слух, что его захватили в плен хазары и продали в рабство.

VI

Великий князь Всеволод наградил своего сына Владимира Мономаха сразу тремя богатыми и обширными княжествами – Черниговским, Смоленским и Ростово-Суздальским. Мономах взялся за их обустройство. В первую очередь надо было обновить крепостные стены, башни, ворота, чтобы обезопасить себя от половецких набегов. Завершив эту работу, он приступил к строительству храма Спаса в Чернигове.

Мономах все чаще и чаще задумывался над осложняющимся положением как внутри, так и на границах Руси. Неумолимым валом накатывались одна за другой феодальные смуты. Пользуясь ими, половцы совершали разбойничьи набеги на русские земли. В этих условиях нужен был неприступный город-замок, где можно было бы отсидеться от врагов внутренних и внешних, откуда можно было грозить своим недругам. Такие города-замки он видел во время похода в Чехию, знал, как трудно было их брать приступом. И у него созрела мысль построить подобное сооружение в своих владениях.

Во время частых перемещений по Руси Мономах давно заприметил старинный город Любеч, расположенный на Днепре, на полпути между Смоленском и Киевом. На берегу днепровского затона была пристань, где собирались торговые суда разных стран, а недалеко от города раскинулась сосновая корабельная роща. Над городом круто поднималась Замковая гора со стареньким детинцем, который брал боем еще Вещий Олег. Тут-то и замыслил Мономах построить новый неприступный замок.

Крепость была возведена в точном соответствии с желаниями и намерениями князя. По тем временам она была по сути неприступной. Если бы враг попытался ее захватить, то ему сначала пришлось бы преодолеть сухой ров и мостовую башню; затем он оказывался в узком проезде между двумя стенами, где негде было развернуть свои силы. Зато их поражали бы оборонявшиеся воины, расположенные на уступах стен.

Далее на их пути вставала главная башня с окованными железными листами дубовыми воротами. Преодолев их, противник попадал на маленький дворик. Следующие ворота с двумя башнями, стоящими по бокам стены, пройти тоже было непросто. В глубине двора возвышалось самое высокое здание замка – башня (вежа). Это отдельно стоящее, не связанное с крепостными стенами сооружение, могло служить последним прибежищем защитников.

За башней располагался большой княжеский дворец. Он был двухъярусным с тремя высокими теремами. Нижний ярус был разделен на множество мелких помещений; здесь находились печи, хранились запасы, жила челядь. На втором ярусе имелось большое помещение – «сени» или «гридница» для пиров и большая княжеская палата, украшенная майоликовыми щитами и рогами оленей и туров. В замке была также небольшая церковь.

Замок был снабжен множеством клетей-кладовых и складов для продуктов, бочек с вином и медом, были вырыты колодцы для хранения зерна и получения воды. В нем 200–300 защитникам можно было просидеть только на своих припасах более года. Судя по летописям, в ХI–XII веках осада никогда не велась долее шести недель. Следовательно, любечский замок Мономаха был обеспечен всем с избытком.

Князья вели себя смирно, поэтому и соседи не решались трогать рубежи Руси. Только в 1080 году восстали переяславские торки. Долгие годы они жили в мире и согласии с Киевом, стерегли русские границы, помогали в войнах с половцами. Но вновь назначенный на правление в Переяславское княжество Ростислав повел себя с ними грубо и надменно, перестал платить уложенную за охрану границы дань. И тогда они заратились. Пришли в движение все торкские станы и двинулись на Киев.

Великий князь тотчас послал гонца в Чернигов к Мономаху. Тот не стал медлить, не стал собирать большие силы, а кинул на торков свою дружину. Он воспользовался тем, что противник разбросал свои отряды от Переяславля до Киева, и начал бить их по частям. Скоро торки запросили милости и пощады и вновь вернулись к прежней пограничной службе.

Потом отец бросил его против вятичей. Славянское племя, проживавшее в междуречье Волги и Оки и верховьях Дона, когда-то имело свою государственность. Из поколения в поколение передавалось среди них предание о княжестве Вантит со столицей Корьдно на правом берегу Оки, и свободолюбивый народ не хотел подчиняться Киеву. Вятичи воевали с князем Святославом и Владимиром Святым, а теперь вновь отказались служить Всеволоду. Тогда великий князь бросил против них войско Мономаха.

Первые два похода закончились ничем. Дружина прошла сквозь леса, так и не встретив неприятеля. Лишь во время третьего похода князь настиг и разгромил вятичского племенного вождя Ходоту, но тот сумел скрыться.

Ко второй зиме князь готовился по-иному. Прежде всего он заслал своих лазутчиков в вятичские поселения, занял основные из них и завез туда всякого припаса. И когда ударили морозы, Ходота вынужден был пойти отогреваться по избам и землянкам. Мономах настиг его в одной из зимовок. Дружинники вырубили всех, кто попался в этом сражении.

Не так часто приходилось видеться с Гитой. Она родила ему еще двух сыновей – Святослава и Романа. Встречи их больше напоминали свидания двух друзей. Мономах оценил ум и выдержку супруги. Ни жалоб, ни упреков. Только душевность и стремление помочь советами или добрым участием. Он никогда не задавал себе вопроса, любит ли ее. Он свыкся с ней, она стала необходимостью в его неспокойной и наполненной постоянными опасностями жизни.

Как-то, будучи в гостях у своего отца, на улице встретил Белославу. Будто кто-то бросил ему в лицо горсть жара, так запылали щеки, перехватило дыхание. У Белославы тоже неестественно заблестели глаза. Они долго смотрели друг другу в глаза, пытясь справиться с волнением. Наконец она спросила:

– Надолго прибыл в стольный град?

Он проглотил комок в горле, ответил хриплым голосом:

– Нет. Дел много. Снова в поход иду.

– Как ты живешь? Все ли ладно в семье?

– Да. Трое сыновей народилось. А ты как?

– Замуж вышла за боярина Могуту. Только…

– Что – только?

Она пожала плечами, ответила уклончиво:

– Нашла я для себя увлекательное дело. Ходят ко мне в терем девочки из окружающих домов. Обучаю я их писанию, ремеслам, пению и иным полезным им занятиям. Наведывается монах Василий из Печерского монастыря, обучает девочек ритории и врачебной хитрости. Ни с чем не сравнима любовь и привязанность детей, тем и живу…

Не мог Мономах, вернувшись в Чернигов, в тот день появиться перед Гитой, а сразу с дороги отправился в леса, где и пропадал неделю. Любил он охоту и риск, связанный с поединками с дикими зверями. С гордостью писал впоследствии в своих воспоминаниях: «А вот что я в Чернигове делал: своими руками вязал я в пущах десять и двадцать живых коней, а кроме того разъезжал по равнине, ловил своими руками тех же диких коней. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня с бедра меч сорвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мной поверг, и Бог соблюл меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей».

VII

После поражения у села Нежатина Нива Олег с телохранителями и остатками войск бежал на юг. По пути встречались отдельные половецкие кочевья, потом отряды каких-то кавказских народов, то ли ясов, то ли касогов, но он не останавливался, мчал и мчал вдоль берега Азовского моря. Возле реки Кубань повернул на запад, и привольные, с высокими травами степи сменились песчаниками с иссушенной солнцем травой; то слева, то справа появлялись порой небольшие заливчики с соленой водой: местность низменная, унылая, с солончаками, и так до самой Тмутаракани.

Мысли его часто возвращались к Мономаху. Он понимал, что своими поступками он разорвал отношения с ним. Но это было неизбежно, рано или поздно должно было произойти, успокаивал он себя. Слишком они разные люди. Он, Олег, открыт людям, всегда прям и откровенен, а Мономах старается остаться в тени, таится и приспосабливается. Он сумел влезть в доверие к его отцу, и тот поставил его во главе войска во время похода в Чехию. А как Мономах поступил, когда Всеволод стал великим князем? Они вместе подмяли под себя пол-Руси, а его, Олега, засунули куда-то в леса к полудикому племени мурома!

В душе Олег сознавал, что скорее всего Всеволод даже не советовался с Мономахом, распределяя между князьями столы. Он все решал единолично. Но ему тешило душу винить Мономаха во всех грехах. Это оправдывало его в собственных поступках, поднимало надо всеми, а особенно над Мономахом, и он все более и более бередил себя такими мыслями.

Возле княжеского дворца Олег спрыгнул с коня, кинулся к крыльцу. Навстречу ему уже спешил его брат, Роман, в широко раскрытых глазах немой вопрос.

– Вчистую проиграли, – произнес Олег, и сами собой скривились сочные губы, он был готов вот-вот разрыдаться от обиды и отчаяния.

– Ну ладно, ладно, – обняв за плечи, успокаивал его Роман. – Дай время, мы еще покажем. Начисто истребим семя Всеволодово!

– Много они нагнали войска… Как я уговаривал Бориса не драться! Так нет, первым ринулся в бой!

– И где он? Отстал?

– Погиб Борис! До конца бился, не хотел позорного бегства!

Роман остановился от неожиданности, переспросил:

– Неужто погиб?

– Его смерть зачтется Всеволодову роду! – с ненавистью проговорил Олег и, обгоняя брата, стремительно зашагал внутрь дворца.

После бани братья встретились за обеденным столом. Роман, с кудрявой черной шевелюрой и узкими злыми глазами, бесшабашный и не отличавшийся умом, тотчас стал говорить горячо и напористо:

– Война только начинается! У меня припасено серебро, есть кое-что из ценностей, приобретенных в свое время у византийских и арабских купцов. Не пожалею, брат! Все кину на покупку наемников! Половецкие ханы жадно смотрят на Киевские земли, им только дай предлог, они охотно нас поддержат!

Роман и Олег стали готовить поход на Киев. Союзники и наемники подбирались с большим трудом. Поражения, нанесенные русскими князьями половцам, многому научили ханов, у них уже не было того задора, который наблюдался ранее. Что касается наемников из кавказских народов, то они заламывали такую цену, что приходилось только руками разводить.

К лету 1079 года стало ясно, что лишь небольшие отряды днепровских половцев согласны идти на Русь; теперь Роман стал возлагать все надежды на донецких половцев.

– Они давно не ходили в походы, истосковались по добыче. Какой кочевник может жить без грабежа? – горячо говорил он брату. – Уговорю, завалю подарками! Не устоят, поддержат!

– Так-то так, – сомневался Олег, привыкший взвешивать все за и против. – Но только не забывай, что Всеволод не так давно женился на дочери половецкого хана, что кочует по реке Донец…

– Ерунда! Сам знаешь, что половцы никогда никаких договоров не соблюдали! У них главное правило – это обмануть противника, обвести вокруг пальца и урвать добычу пожирнее!

В середине лета Роман с войском выступил в поход. Олег вынужден был остаться в Тмутаракани, его неожиданно скрутила лихорадка. Но уже в начале августа вернулись воины: они сообщили, что донецкие половцы не только не поддержали Романа, но хан приказал убить князя; его труп был брошен на съедение собакам.

Ярость охватила Олега, он ни о чем не думал, не хотел ничего, кроме мести великому князю Всеволоду, которого вполне справедливо обвинял в смерти любимого брата. Олег после трехдневной тризны вскочил на коня и поскакал сначала к ясам и касогам, чтобы подбить их на поход против Руси. На подарки он не скупился, дикие горцы только восторженно цокали языками, глядя на драгоценности и узорочье; получив такие сокровища, они готовы были идти за ним куда угодно, хоть на край света. Одновременно он проехал по становищам днепровских половцев, расписывая им, какие богатства их ждут на Руси; успех похода он брал на себя. Ханы были готовы попытаться рискнуть в очередной раз, тем более, что приглашал их в поход на Русь не кто-нибудь, а сам русский князь, это оправдывало их в своих глазах и закладывало некое законное основание под грабительское нашествие. Зато Олегу, как видно, не приходило в голову, что он своими руками готовит страшное бедствие для своей родины, разорение городов и селений, пожарища и ограбления, увод в плен сотен тысяч русских пленных, которых продадут в рабство на невольничьих рынках Крыма и Византии…

За зиму и весну 1080 года Олег подготовил большой поход на Русь. Но он продолжал собирать все новые силы. Как-то в конце весны в Тмутаракань приехал отряд хазар. Их предводитель, бек Истеми, явился во дворец, сделал легкий поклон, кинул разбойничий взгляд на Олега, проговорил молодцевато:

– Князь, наслышан я, что ты готовишь набег на Русь. Не возьмешь ли моих воинов с собой?

– И много их у тебя? – спросил Олег, обрадованный новому пополнению.

– Тысяча! Тысяча отважных наездников, готовых по первому моему зову ринуться на неприятеля!

– Очень вовремя подоспел! – Олег подошел к беку и обнял его. – Где находится твой отряд?

– У стен Тмутаракани, князь. Можешь хоть сейчас устроить им смотр!

– Но сколько возьмешь за помощь?

– Ничего! Наша плата – добыча во время набега! Обещай, князь: что бы мы ни добыли на Руси, оставалось бы у нас.

– Даю княжеское слово. А слово у меня твердое!

– Тогда жду в поле, где перед тобой пройдут мои орлы, чтобы доказать верность тебе!

Смотр был назначен на утро следующего дня. Олег надел праздничный княжеский наряд, его начищенный до блеска панцирь ярко блестел на солнце, на ходу развевались длинные светлые волосы. Князь был красив, мужественен, исполнен воинского духа. С собой он взял двух дружинников как почетное сопровождение; отказавшись от охраны: он показывал полное доверие хазарскому предводителю.

Едва миновали ворота, как Олег увидел хазарский отряд. Он стоял в поле, растянувшись от залива до кустарников; строй всадников был ровным, каким бывает только у хорошо обученных воинов. Это порадовало князя. Он пришпорил коня и вихрем понесся к группе всадников, среди которых узнал бека. Не доезжая нескольких шагов, поднял коня на дыбы, весело крикнул:

– Приветствую тебя, достославный бек, и все твое воинство! Я рад видеть вас, готовых для выполнения славных дел!

– И мы тебя приветствуем, князь Олег! – откликнулся Истеми. – Не желаешь ли вблизи посмотреть на моих орлов?

Они объехали строй всадников, остановились посредине. Олег развернул коня, поставил его рядом с конем бека.

– А что, князь, хороший ли вид у моих всадников? – спросил хазарский предводитель. – Хорошо ли они вооружены, бодрый ли у них вид?

– Во время сражения буду твою тысячу держать под своей рукой, чтобы в решающий момент нанести сокрушающий удар по неприятелю! – с воодушевлением ответил Олег.

– Мои воины в твоем распоряжении, князь, – продолжал бек. – Приказывай, они готовы выполнить любое твое распоряжение!

Олег прищурил синие глаза, прикидывая, с чего начать, какую сотню двинуть первой, а какие следом. Он уже привстал на стременах и собирался выкрикнуть слова приказа, как вдруг почувствовал сильный удар в голову: строй хазар дрогнул, искривился и взмыл в небо; последнее, что он увидел, была грива его коня, которая вдруг кинулась ему в лицо…

– Вяжите и быстрее отвезите на греческий корабль, там ждут его, – брезгливо проговорил бек. – Мы честно отработали подарки, которые прислал нам великий князь Киевский Всеволод!

VIII

Олег проснулся от жгучей боли в спине и резкого окрика над головой:

– Хватит спать! Берись за весла!

Он открыл глаза. Над ним колыхалось бородатое лицо с вытаращенными рачьими глазами.

– Чего развалился? Шевелись!

Взметнулся хлыст, и хлесткий удар пришелся по лицу, задев левый глаз; потом на всю жизнь останется след от этого удара, а в минуты волнения левую щеку будет одолевать тик, и со стороны будет казаться, будто князь подмигивает кому-то.

– Как ты смеешь бить меня, холоп? – с негодованием воскликнул он, приподнимаясь со своего места, и только тут заметил, что его руки цепями прикованы к веслу. – Прочь с глаз моих!

Новый удар хлыста поверг его на пол.

– Поговори! Запорю, мерзкий раб!

До него дошло, что человек говорит с ним по-гречески, а он отвечает по-русски. Греческий, как почти все князья, он знал хорошо. Ему обучали с детства, и он умел не только читать и писать, но и довольно сносно разговаривать. Владеть греческим было почетно среди русских феодалов.

Дата добавления: 2015-07-10