Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 13. Любовь Божественная и человеческая



Читайте также:
  1. I. Любовь как социально-психический фактор
  2. II. ЛЮБОВЬ К ТОМУ, ЧТО НИЖЕ ЧЕЛОВЕКА
  3. III. Любовь-товарищество
  4. IV. ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ
  5. V. ЛЮБОВЬ И ДЕМОНИЧЕСКОЕ.................................................................................................................67
  6. Абеляр и Элоиза: интеллектуалы и новая любовь
  7. АВТОХИМИЯ - ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ

Прот. В. Свешников. Очерки христианской этики.

 

Свойства любви

Святой апостол Павел пишет: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, тоя ничто. И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.» (1Кор.13,1-3) Таким образом, христианское нравствен-ное учение высокими словами апостола представляет любовь как ни с чем не сравнимый духовный дар и святейшую добродетель. «Добродетель, - сказал один святой отец, - есть вещь некая огненная». Огненность любви самой по се-бе не может быть адекватно передана заурядными человеческими словами. Но признаки подлинности любви вполне определенны. Даже и вместе взятые, они не определяют сущности любви; они лишь дают возможность человеку от-крыть для себя направления своей жизни в духе любви и сверять свою реаль-ность с идеальной заданностью христианского знания.

Среди всех признаков любви на первое место апостол ставит долготер-пение - «любовь долготерпит» (1Кор.13,4).Это может показаться странным, но надо увидеть долготерпение во всей его красоте и полноте, чтобы убедить-ся, что это явление скорее небесного и Божественного мира, чем земного, че-ловеческого. Нравственно-психологическое свойство собственно терпения, особенно же с природной его стороны, людям известно: это готовность и спо-собность переносить скорби и испытания. Долготерпение же - не просто тер-пение, протяженное в даль времени. Оставаясь в нравственной перспективе, долготерпение, в отличие от простого терпения, утрачивает психологический, но приобретает мистический смысл. Вообще в библейской практике слово-употребления само слово долготерпение более относится к Богу, чем к чело-веку, и потому как бы коренится в вечности, показывая высочайшую степень Божественной любви, независимо ни от времени, ни от человеческого безза-кония («не медлит Господь, но долготерпит нас» - 2Петр.3,9; «долготерпение Господа почитайте спасением» - 3,15; и проч.) И тогда понятно, что долготер-пение, понимаемое подобным образом, есть свойство Божественной любви. А значит, и человеческой, поскольку оно проявляется и в человеческих отноше-ниях: ему невозможно поставить пределов. И потому, если терпение может быть простым душевным человеческим качеством, долготерпение, по опреде-лению апостола Павла - плод духовный (Гал. 5,22), и потому - дело святых. Долготерпение в своей обычной нравственной практике рождает снисходитель-ность к немощам других людей, включая немощи греховные. А это тоже дело любви, ее практика. Равно, как и милосердие, которое апостол называет сле-дующим по порядку свойством любви. «Любовь милосердствует». Милосердствует, значит, как минимум, в условиях падшего мира резко превышает закон справедливости, который, кажется, должен бы применяться u1076 для пресечения зла, действующего в мире. Справедливость требует если не возмездия за обиду, то, по крайней мере, оста-новки обидчика, готового обижать вновь любую личность и общество. Но лю-бовь, милосердствующая и сострадающая, осознает, что всегда, особенно же с точки зрения вечности, обидчик приносит больше обиды и вреда себе, чем всем обижаемым им, обычно не сознавая этого: он готовит себе адскую участь в будущем и разрушает свою душу в настоящем. И судья-христианин, вынося обвинительный приговор преступнику, видит, что тот, к своей беде, более на-рушил закон Божественный, чем земной, и милосердное сердце болит даже и при оправдательном приговоре (и при оправдательном еще, может быть, бо-лее, чем при обвинительном). Сердце, наполненное милосердием, и про-является милосердно, независимо от лиц и обстоятельств, более того, незави-симо от того, имеется ли рядом нуждающийся в милосердии или нет. Оно пе-реживает, что все творение вследствие падения человека «стенает и мучится доныне» (Рим. 8,22), и оно ощущает в себе это стенание. Милосердие уходит корнями в вечность, где, кажется, оно и не нужно по причине общего блажен-ства. Но Церковь знает, что святые и на небесах участвуют в судьбах мира, то есть любовь в них милосердствует, ибо любовь - свойство Божественной жиз-ни. В условиях же земной действительности любовь ограждается рядом от-рицательных условий, не выполняя которые, она переходит в свою противо-положность. Во-первых, «любовь не завидует». Зависть есть особый тип отри-цательного отношения к другой личности (порою проявляющийся и в словес-ном выражении), который начинается с двойного сравнения: своих способно-стей и способностей других людей и имеющихся от жизни результатов, тоже своих и других людей. У людей, находящихся во власти этой темной душев-ной склонности, называемой зависть, подобное сравнение приводит к следую-щему результату: «Я достоин лучшего, чем «они». У меня хороший ум, доб-рое сердце, большие способности (художественные и всякие другие); на деле же «они» почему-то имеют гораздо больше, чем я: больше материальных благ, больше известности, больше доброго отношения и так далее». Любовь же ста-вит «другого» в своем сердце рядом с собой и радостно говорит: «Как хоро-шо, что он заслуженно получил все, что имеет»; а про себя смиренно обраща-ется к Богу: «Благо Ти, яко смирил мя еси». «Другой» не становится ей менее дорог! Любовь не завидует! Зависть по причине кажущейся ей несправедли-вости отделяет «другого» от себя и проникается к нему недобрыми чувствами. Зависть не любит.

Любовь не превозносится». Для превозношения могут явиться какие-либо фактические основания: знания, способности и прочее. Однако эти фактические основания никогда не могут служить нравственным основанием для подобного чувства, потому что в превозношении, как и в зависти, вместо единения происходит отделение от себя иных людей. Кроме того, превозно-шение себя перед другими есть тем самым унижение этих других, унижение, в котором почти всего скрывается элемент некоторого презрения. Таким образом, превозносящийся по двум основаниями поставляет себя вне любви: во-первых, разделяя себя от других (в то время, как любовь соединяет), и во-вторых, пре-зирая их (любовь уважает предмет своей любви). Для любви, как жертвенного явления, напротив, может быть свойственно скорее возвышать над собой предмет своей любви, порою сверх меры. Впрочем, любовь, верно направ-ленная, по природе своей безмерна, превозношение же всегда узко, будучи ог-раничено пределами собственной личности, как бы мечтательно высоко ни ставил себя превозносящийся. «Любовь не гордится». Собственно, превозношение есть частный вид гордости - при взгляде гордости на себя в сравнении с другими людьми. По су-ти же для гордости это не необходимо. Она вполне может питаться сама собой. Она знает себе цену, цену высокую, и она в состоянии обойтись без других людей. Любовь не может обойтись! А гордость может. Гордость фиксирует все свои ценности на одной только собственной личности: и поводы для гордо-го самовозвышения, и поводы для гордого самоуничижения - все содержит в себе. У гордого может остро действовать и покаяние, но оно исходит не из любви к Богу, а из самоутверждения. Любовь взирает на другую личность, на-ходя в ней самое дорогое для себя. Для гордости другая личность не более, чем повод для чего собственных переживаний. Любящий, напротив, чем более любит, тем более занят предметом своей любви. Ему нечем гордиться, пото-му что его главные ценности сосредоточены в этом предмете. Любовь жерт-венна, а гордость, наоборот, противоположна жертвенности. Гордый, если чем и жертвует, то ради своей гордости. «Любовь не бесчинствует». Прямой смысл слова «бесчинство», хотя и всем известен, но недостаточно определенен. Обыкновенно под бесчинством понимают какой-нибудь вид общественного безобразия, скандала и тому по-добное, имеющего нередко демонстративный оттенок и нарушающего общее спокойствие. Конечно, трудно себе представить, чтобы человек, с любовью относящийся к обществу, в котором он находится, позволил себе бесчинство и в этом смысле. Но, разумеется, апостол Павел применил это слово, имея в виду более обширный нравственный смысл, вполне открывающийся при рассмот-рении слова «чин». Чин - это лад, строй, гармония, установленная закономер-ность, конструктивность. Бесчинство, следовательно, - разлад, расстройство, дисгармония, хаос, разобранность частей. Чин - учиняется, налаживается, строится - соединением, и значит, некой соединяющей высшей силой. Если эта сила действует в подлинной жизни, наипаче же - в жизни человеческих обществ, она называется любовью, потому что любовь соединяет, и соединяет конструктивно, гармонично, а ненависть разделяет, разъединяет, приводит к бесчинству. Любовь не бесчинствует. «Любовь не ищет своего». «Искание своего» - по сути в области желательной есть то же явление, что и гордость в области интуитивно-страстной. Искать своего - значит, стремиться, чтобы все события совершались желатель-ным для человека образом. Не говоря уж о том, что «искание своего» не только исключает волю Божию, но хочет подчинить ее своеволию, оно совершенно не заботится ни о желаниях, ни о необходимостях других людей. Любовь, напротив, ищет выполнения воли любимого, и в самом этом выполнении ви-дит свидетельство любви. Любой внимательный человек согласится, что на-стоящая любовь проявляется не «словом или языком, но делом и истиною». Дело - это искание добра предмету своей любви. И как часто оказывается, что искание и делание для любимого входит в противоречие со своими интересами, с «исканием своего». Что же делает любовь? «Не ищет своего», то есть в таких случаях не просто не ищет, но и жертвует «своим». И чем меньше любовь, тем с большей болью или, по крайней мере, неохотой это может быть сопря-жено, особенно, если очень уж любить себя. Любовь к себе ищет «своего». Любовь к ближнему не ищет своего. «Любовь не раздражается». Кажется, это слишком уж очевидно в при-менении к предмету любви. Но апостол Павел имеет в виду, что любовь вообще не раздражается. То есть никогда. Наступление раздражения говорит об от-ступлении любви - в целом. И это станет понятным, если рассмотреть природу любви в связи с природой раздражения. Раздражение есть следствие и при-знак неудовлетворенности некоторых желаний, вообще недовольства, в част-ности недовольства людьми. Любовь же есть максимальное достижение высше-го желания и если прежде какие-то желания имелись, они гаснут в свете этого главного достижения. И поскольку никакие желания не тревожат душу, дос-тигшую главного, она приобретает тем самым спокойствие. Но это - не спокой-ствие равнодушного безразличия к обстоятельствам и к людям, которое на са-мом деле является одной из противоположностей любви. Это блаженство до-вольства от приятия всех обстоятельств и всех людей, которые посылаются Промыслом. Людей, потому что любовь, расширяющая сердце, мало-помалу включает в это сердце всех, встречаемых на жизненном пути. Любовь соглаша-ется со всеми обстоятельствами, потому что чувствует их полезность, как по-сылаемых Богом. Любовь, действующая в сердце, несет мир, а потому не раз-дражается. «Любовь не мыслит зла». Не только не делает, но и не мыслит зла. То, что не делает зла, понятно из того, что даже не раздражается. Делание же зла как бы совершается в развитие процесса раздражения. Но речь у апостола идет не только о не делании зла, не только о не переживании или мечтании зла, но и о немышлении зла. Во-первых, зла собственного, во-вторых, зла чьего-нибудь иного, а в-третьих, зла вообще. Причем, зло собственное не мыслится не только по отношению к предмету любви, что само собою разуме-ется, но и по отношению к любому другому лицу и по отношению к чему бы то ни было. Даже и помысел собственного зла, едва только приблизившись к лю-бящей душе, тут же и отскакивает, потому что сама природа любви его не принимает, ибо в природе зла содержится разделение, неприемлемое любовью. Но и зло в его бытии не мыслится любовью. Любовь, озаряющая и перепол-няющая сердце, просто не может поверить, что другой, а тем более люби-мый им, может не просто не любить, но не любить до зла. Любовь - сама жизнь, а зло - к смерти, и потому любовь не мыслит зла как бытия, противного любви.

«Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине». Эта характери-стика, как видно, содержит в себе одновременно взаимоисключающие отрица-тельную и положительную стороны. Речь идет, разумеется, о неправде всякой - как нравственной, так и умственной. Неправда нравственная состоит в при-ятии нравственного сознания, противного заповедям христианским; неправда умственная - в приятии мыслей, противных учению христианскому. Любовь любит не только личности, и среди них прежде всего личность Божию, но и правду Божию, нравственную и умственную, видя в них любовь Божествен-ную. И потому любовь, встречаясь с неправдой, видит в ней беспорядки нару-шения заповеданной Богом любви и отклонение от любви Божественной, а потому печалится, а не радуется. Сорадование же истине не пассивно, но ак-тивно как истинное соработничество Богу. Оно не просто ждет, пока Промысл выстроит некоторые жизненные обстоятельства, но само ищет волю Божию и стремится ее исполнить. Видя в людях и явлениях возможность исполнения Божественной правды, любовь находит в ней источник радости, органически переживает ее и проявляет свое переживание. В частности, это выражается и в четырех последних положительных характеристиках любви. «Все покрывает». Покров любви есть, прежде всего, покров сострада-тельный, соскорбящий. Любовь, когда видит какую-нибудь скорбь, находящую на человека, особенно же на преимущественный предмет любви, делает все, что можно, чтобы он избежал этой скорби, или хотя бы сила ее была уменьше-на, даже если при этом страдание и беду придется взять на себя. Когда же этого сделать по объективным причинам никак невозможно, сострадающая любовь своим сочувствием делает все, чтобы само переживание скорби было не столь сильным. Недаром же говорится, что сочувствие в скорби делает ее уменьшен-ной вдвое. Но любовь, в частности, покрывает и человека, находящегося в нравственной беде, падшего. Ненавидя грех, любовь жалеет человека, пад-шего в грех, не только не нанося ему новых ран и язв своими упреками, осо-бенно когда он слишком остро чувствует свое падение, доходя до уныния, но своим сочувствием как бы даже и частично снимает эту вину. В патерике рас-сказывается, что один монах, падший в тяжкий грех и гонимый своими брать-ями, вбежал в келью к некоему великому старцу, ища у него спасения. И тогда старец спрятал его в пустую бочку, а сам сел на крышку; вбежавшим же братьям он сказал: «Ищите». (Тем самым и в буквальном смысле «покрыл» его.) Да, подлинная любовь покрывает все. «Всему верит». Всему верит, конечно, не в том смысле, что с доверием воспринимает всякие россказни и небылицы, да это и очень странно было бы для нравственной высоты любви. Прежде всего, доверие относится к предме-там любви. Так для нелюбви, и самой по себе нередко довольно лживой, свой-ственно не доверять и всему и всем, на кого эта нелюбовь распространяется. Так, напротив, для любви, сорадующейся истине, ибо в истине пребываю-щей, (поскольку любовь и жизнь истинны), с априорным доверием, с уверен-ностью, что и в предмете своем неуместна ложь, - так естественно верить, а це-лостности мира и его предметов, открываемых любовью. «Всего надеется». Эта всеобщность надежды связана со всеобщностью веры, и прежде всего, по отношению к любимым личностям. Любовь ожидает от объектов любви всего лучшего: лучших отношений, лучших призывов, лучших плодов. И это ожидание лучшего и олицетворяется в надежде, которая не прекращается и тогда, когда оказывается отчасти обманутой, ведь любовь выше незначительных эмпирических подробностей. Эта надежда любви пото-му и не постыжается по своей сути, что она, во-первых, всеобща, то есть всегда есть место утешению, а во-вторых, великодушна. «Все переносит». Конечно, здесь речь идет, прежде всего, о перенесении трудностей, невзгод и скорбей, потому что радости и переносить не надо. Но любовь переносит невзгоды не только в чаянии, в надежде на их скорое из-бытие и возвращение радостей. Просто любовь значительней и выше всяких невзгод и их тяготящая сила - слабее воспаряющей силы любви. Не они унижа-ют любовь, но любовь возвышает их, облагораживая и сами невзгоды, и их пе-ренесение, потому что в любви содержится высокое благородство: любовь ро-ждается Богом. Любовь даже с радостью переносит невзгоды ради предмета любви.


Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав






mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)