Читайте также:
|
Хартмут: Я был словно наэлектризован, когда Утэ рассказывала о своих родителях, а также когда ты сказал, что вмешательство ребенка и его самонадеянность уравновешивается его желанием саморазрушения. Вдруг многое стало ясным для меня. Когда мне было тринадцать, то есть во время моего полового созревания, моя мать ночи напролет рассказывала мне в унизительной форме негативные истории о моем отце, и я не мог избежать ее рассказов. Это, конечно, повредило моему отношению к нему. Всякий раз при мысли об отце у меня возникал гомерический хохот. Я сейчас вспомнил об этом. Единственное, в чем мы могли найти с ним согласие, было то, что
мы одинаково реагировали на какую-нибудь глупую шутку — одновременно разражались гомерическим хохотом. Так я никогда ни с кем другим не смеялся.
Б. X.: А что ты имеешь в виду под гомерическим хохотом?
Б. X.: Вообще-то, я сам точно не знаю. (Смех в группе.) Но в любом случае, я никогда ни с кем так не смеялся, как с отцом. Возможно, что это знание о тайнах родителей повлияло на меня и послужило причиной того, что я очень часто сильно рисковал. Например, я очень сильно рисковал имуществом...
Б. X.: Нет, нет! Каждое описание проблемы только усиливает ее. Нужно сразу же прекращать, как только было названо самое существенное.
Хартмут: Хорошо.
Б. X.: И что, по твоему мнению, является решением твоей проблемы?
Хартмут: Это упражнение забывать.
Б. X.: Нет, для тебя упражнение состоит в глубоком поклоне перед отцом, и при этом ты должен увидеть за ним Бога.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав