Привязанность и отрешенность

Старость является жизненным периодом, естественным образом способствующим подготовке к заключительному и важнейшему экзамену жизни — смерти. Тех, у кого хватило разума начать готовиться заблаговременно, на Руси называют монахами или «непогребенными мертвецами «. Последователи религии Вед в таких случаях принимают санньясу, — гражданскую смерть — отрешаясь от мирской жизни. Третья часть «Войны и мира» заканчивается описанием мечтаний княжны Марьи о странничестве — своеобразном русским аналоге санньясы:

«Княжна Марья долго думала над этим и, наконец, решила, что как ни странно это было, ей надо было идти странствовать… Княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок… В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний, от угодников к угодникам, и в конце-концов туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство»(3-1,с.572).

В соответствии с традицией, санньяси не должен жить в одном месте дольше трех дней (чтобы не возникало материальных привязанностей). Так представляла свою отрешенную жизнь и княжна Марья:

«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить — пойду дальше. И буду идти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где-нибудь, и приду, наконец, в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!»(3-1,с.573).

В «Посмертных записках старца Федора Кузмича» опять появляется тот же мотив ухода: «Мне надо сделать то, что я давно хотел сделать: все бросить, уйти, исчезнуть»(17,с.140). «Вся внешняя жизнь, всякое устройство внешних дел, всякое участие в них… было не важно, не нужно и не касалось меня. Я вдруг понял, что все это не мое дело. Что мое дело — я, моя душа»(17,с.142).

Именно душа, наша истинная сущность, должна в первую очередь интересовать человека, а не телесная оболочка и все с нею связанное. Не реализовав себя как духовное существо, невозможно преодолеть внутренний разлад, найти умиротворение. Пьер «долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою… Он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с сами собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве»(3-2,с.484).

Только духовное самоосознание делает человека свободным. Угоняемый в плен Пьер смеется: «В плену держат меня. Кого меня? Меня? Меня — мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!..»(3-2,с.492)

Тот, кто отождествляет себя с материальным телом, пребывая в ослеплении не видит своей зависимости от законов материальной природы, не понимает, что события его жизни определяются законом кармы [В примечании к своему рассказу "Карма" Толстой объясняет суть этого закона: "Не только склад характера каждого человека, но и вся судьба в этой жизни есть последствие его поступков в предшествующей жизни, и добро или зло нашей будущей жизни точно так же будут зависеть от тех наших усилий избежать зла и совершения добра, которые мы сделали в этой"(1-31,с.47-56)]. Толстой пишет, что во время Бородинского сражения Наполеон»как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что-то делает для себя, покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена»(3-2,с.255). И Пьер «узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню»(3-2,с.539).

Помимо индивидуальной кармы существует карма наций, народов, человечества. В законе кармы, а не во внешних явлениях следует искать причину войн, революций, природных и исторических катаклизмов. «Причин исторического события — нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами»(3-2,с.455).

Толстой нащупывал не только и не столько законы исторических событий, как закон жизни индивидуального человека, его место в мире. Сон Пьера после смерти Каратаева во многом помогает нам понять толстовскую модель мироздания: «Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею. — Вот жизнь… В середине Бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез»(3-2,с.545).

Такая схема похожа на имперсонализм адвайта-веданты, в которой индивидуальное существование объявляется иллюзорным; оно — не больше чем «рамка, в которую вставлена часть единого Божества»(Казаки/2-3,с.227).

Однако жизнь человека, придерживающегося таких представлений, оказывается лишенной цели: если «только один у нас есть непогрешимый руководитель, Всемирный Дух, проникающий нас всех, вместе и каждого, как единицу, влагающий в каждого стремление к тому, что должно»(Люцерн/2-3,с.29), если все, что существует — разумно, если все идет как надо, зачем делать что либо? «С такими мыслями будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая»(3-1,с.454).

Осознание только безличного аспекта Абсолюта, вездесущего Брахмана без понимания своего конституциального положения (наделенной свободой воли вечной духовной индивидуальной частицы Бога) дает реальное, но временное ощущение мира и счастья (сат-ананда). Пьеру, освобожденному из плена, «отсутствие цели давало то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастье. Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, — не веру в какие-нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого Бога.

Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание Бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что Бог вот он, тут, везде»(3-2,с.589). Но душа по природе своей активна; живое существо не может долго оставаться бездеятельным. И спокойное состояние Пьера скоро прерывается: возникают семейные заботы, вслед за ними — политическая деятельность…

Подобное развитие ситуации весьма характерно. Большинство имперсоналистов, провозгласивших бессмысленность материальной деятельности, возвращаются к ней в форме благотворительности, политики и т.д. Это вызвано потребностью души, как части Целого, служить Ему.

В «Воскресении» упоминается религиозное учение, которое «состояло в том, что все в мире живое. Что мертвого нет, что все предметы, которые мы считаем мертвыми, неорганическими, суть только части огромного органического тела, которое мы не можем обнять, и что поэтому задача человека, как частицы большого организма, состоит в поддержании жизни этого организма и всех живых частей его»(2-13,с.381).

В ведической литературе также содержатся подобные представления: о Вселенной говорится как о Вишварупе — материальном теле Божества. Впрочем, подчеркивается, что идея Вишварупы служит всего лишь переходной ступенькой к осознанию

Верховной Личности Бога, являющегося источником безличного Абсолюта, материальной природы и хозяином всех живых существ. Хозяин — Бог, а человек - работник:

«Он чувствовал себя всегда в этой жизни в зависимости от главного хозяина, того, который послал его в эту жизнь, и знал, что и умирая, он останется во власти этого же хозяина, а что хозяин этот не обидит» (Хозяин и работник/2-12,с.332).

Человек должен позаботиться о том, чтобы привязаться к служению Всевышнему (и благодаря этому избавиться от тирании материальных привязанностей), а Тот не только не обидит и избавит от кармы, но и наградит вечным знанием и блаженством.

Согласно Ведам именно исполненное знания блажество любовного служения Всевышнему является изначальным, естественным положением живого существа, а цель человеческой жизни состоит в возрождении этой вечной связи человека и Бога.

Дата добавления: 2015-10-21