О том, что общая воля неразрушима

До тех пор, пока некоторое число соединившихся людей смотрит на себя

как на единое целое, у них лишь одна воля во всем, что касается до общего

самосохранения и общего благополучия. Тогда все пружины Государства крепки и

просты, его принципы ясны и прозрачны: нет вовсе запутанных, противоречивых

интересов; общее благо предстает повсеместно с полною очевидностью, и, чтобы

понять, и чем оно, нужен лишь здравый смысл. Мир, единение, равенство -

враги всяких политических ухищрений. Людей прямых и простых трудно обмануть

именно потому, что они просты; приманки, хитроумные предлоги не вводят их в

заблуждение: они недостаточно тонки даже для того, чтобы быть одураченными.

Когда видишь, как у самого счастливого в мире народа крестьяне, сойдясь под

дубом, вершат дела Государства и при этом всегда поступают мудро, можно ли

удержаться от презрения к ухищрениям других народов, что делают себя

знаменитыми, несчастными и ничтожными с таким искусством и со столькими

таинствами?

Управляемому таким образом Государству требуется совсем немного

законов, и по мере того, как становится необходимым обнародовать новые,

такая необходимость ощущается всеми. Первый, кто их предлагает, лишь

высказывав то, что все уже чувствуют, и не требуется ни происков, ни

красноречия, чтобы стало законом то, что каждый уже решил сделать, как

только уверится в том, что другие поступят так же, как он.

Людей, любящих порассуждать, обманывает то, что, видя лишь Государства,

дурно устроенные с самого их возникновения, они убеждены, что в Государствах

невозможно поддерживать подобного рода управления. Они смеются, воображая

все те глупости, в которых ловкий мошенник или вкрадчивый говорун могут

уверить жителей Парижа или Лондона. Они не знают, что Кромвель был бы

заключения тюрьму (161) жителями Берна, а герцог де Бофор - женевцами.

Но когда узел общественных связей начинает распускаться, а Государство

- слабеть, когда частные интересы начинают давать о себе знать, а малые

общества - влиять на большое, тогда общий интерес извращается и встречает

противников; уже единодушие не царит при голосованиях; общая воля не есть

более воля всех; поднимаются пререкания, споры; и самое справедливое мнение

никогда не принимается без препирательств.

Наконец, когда Государство, близкое к своей гибели, продолжает

существовать лишь благодаря одной обманчивой и пустой форме, когда порвалась

связь общественная во всех сердцах, когда самая низменная корысть нагло

прикрывается священным именем общественного блага, - тогда общая воля

немеет; все, руководясь тайными своими побуждениями, подают голос уже не как

граждане, будто бы Государства никогда и не существовало; и под именем

законов обманом проводят неправые декреты, имеющие целью лишь частные

интересы.

Следует ли из этого, что общая воля уничтожена или извращена? Нет: она

всегда постоянна, неизвратима и чиста; но она подчинена другим

волеизъявлениям, которые берут над нею верх. Каждый, отделяя свою пользу от

пользы общей, хорошо понимает, что он не может отделить ее полностью, но

причиняемый им обществу вред представляется ему ничем по сравнению с теми

особыми благами, которые он намеревается себе присвоить. Если не считать

этих особых благ, то он желает общего блага для своей собственной выгоды

столь же сильно, как и всякий другой. Даже продавая свой голос за деньги, он

не заглушает в себе общей воли, он только уклоняется от нее. Его вина

состоит в том, что он подменяет поставленный перед ним вопрос и отвечает не

на то, что у него спрашивают, таким образом вместо того, чтобы сказать своим

голосованием: "выгодно Государству", он говорит: "выгодно такому-то человеку

или такой-то партии, чтобы прошло то или иное мнение".

Итак, закон, которому в интересах общества надлежит следовать в

собраниях, состоит не столько в том, чтобы поддерживать здесь общую волю,

сколько в том, чтобы она была всякий раз вопрошаема и всегда ответствовала.

Я мог бы высказать здесь немало соображений о первичном праве -

подавать голос при всяком акте суверенитета, праве, которого ничто не может

лишить граждан, и о праве подавать мнение, вносить предложения,

подразделять, обсуждать, которое Правительство всячески старается оставить

лишь за своими членами. Но этот важный предмет потребовал бы особого

трактата: и я не могу все сказать в этом.

Глава II

Дата добавления: 2015-10-16