Троицкий собор после революции

После Октябрьской революции одним из первых решений Советской власти стало отделение церкви от государства. Началось повсеместное закрытие храмов, конфискация церковного имущества. Но одним махом расправиться с церковью не удалось. И тогда началась длительная планомерная операция, по хитроумности не уступающая сложным военным баталиям. Это очень хорошо описывается Гареевой в её статье "Затмение", написанной на основе архивных документов того времени, хранящихся в Сургутском архиве администрации и окружном архиве города Ханты-Мансийска.

В 20-е годы в Сургутском районе действовало более десяти церквей и молитвенных зданий. Самым крупным был сургутский Троицкий собор.

В 1923 году Троицкая религиозная община насчитывала около 500 верующих. В этом году началось заключение договоров местной власти с верующими. В нём нижеподписавшиеся верующие села Сургут (в 1923 году Сургуту дали статус села) принимали от Сургутского районного исполнительного комитета (РИК) Совета рабочих и крестьянских депутатов в бессрочное и бесплатное пользование находящееся в церкви имущество с богослужебными предметами и обязались:

- «…беречь переданное народное достояние, пользоваться исключительно по назначению, принимая на себя всю ответственность за целость и сохранность;
- из своих средств производить оплату всех текущих расходов по содержанию храма и находящихся в нем предметов, как-то: ремонту, оплате отопления, страхованию, охранению, оплате долгов, налогов, местных обложений и т. д.;
- иметь у себя инвентарные описи всего богослужебного имущества, в которые должны вносить все вновь поступившие предметы религиозного культа, не представляющие частную собственность граждан». Верующие обязались «…не допускать в богослужебных помещениях политических собраний, враждебных Советской власти, не произносить проповеди и речи против Советской власти и отдельных её представителей, раздавать книги, совершать набатные тревоги для созыва населения в целях возбуждения против Советской власти и т. д.»

Именно этот договор положил начало истреблению церкви, он позволил покончить с ней чисто бюрократическим способом.

Дважды в год религиозные общины обязаны были представлять в административный отдел Сургутского РИКа списки верующих в трёх экземплярах, с указанием фамилии, имени, отчества, социального, имущественного, общественного и служебного положения, образования, места жительства, принадлежности к какому-либо сословию, а также заявление с просьбой зарегистрировать общину (тоже в трёх экземплярах), устав общины (в трёх экземплярах), список духовных лиц и проповедников, список членов приходского совета и т. д.

Всё это требовалось от людей, против фамилий которых сплошь и рядом стояло: «неграмотный, малограмотный». Хорошо что в Троицкой церкви председателем церковно-приходского совета был священник Стефан Калюжный, 51 года, служивший до 1914 года псаломщиком. Списки он составлял аккуратно, документы хранят его письменные отчеты, написанные замысловатым почерком старой орфографии. А вот другим верующим всё это сделать было трудновато. По всей видимости, они не понимали, зачем нужна уйма бумаг для того, чтобы прийти и помолиться в церкви, ведь у всех у них в графе «Время присоединения к данному религиозному культу» стояло: «От рождения». И лишь тем, кто требовал эти списки, всё было ясно: всегда полезно знать поименно всех, кто не хочет отказаться от пережитков прошлого, кто ходит в активистах церкви, является потенциальным врагом Советской власти. Вот они, всегда под рукой - члены приходского совета: Кайдалов Николай Иванович Куйвашев Василий Васильевич, Лысяков Федр Данилович, Перфильев Николай Александрович, Кушников Андрей Григорьевич, Степанов Павел Васильевич.

Бюрократический способ давления был не единственным. В 1920 году была объявлена всеобщая трудовая повинность. Вопрос ставился так: только служба в органах Советской власти, работа в гражданских организациях и на предприятиях дает право на получение продовольственного пайка. Для священноцерковнослужителей был выбор между совмещением гражданской службы с церковными обязанностями и получением минимального пайка (по 3-й категории). Труд служителей культа считался бесполезным, непроизводительным.

«Иногда кто-то «прозревал» и подавал заявление об исключении из числа верующих. Оно рассматривалось на общем собрании, а протокол передавался в административный отдел и подшивался в «дело».

Дважды в год проводились описи церковного имущества и составлялись следующие акты: «Мы, нижеподписавшиеся, с одной стороны, начальник милиции Сургутского района Куприн Иван, старший милиционер Кушников Афиноген, представитель от РИКа Куйвашев Александр, с другой стороны – церковный староста Кайдалов Николай Иванович и понятой от общины верующих Куйвашев Фёдр, проверяли имущество Сургутской церкви. При проверке оказалось, что по старой описи имущество налицо, и не занесено в опись следующее: скатерти, покрова, шали, украшения на иконы и т. д., медных денег 39 рублей 90 копеек».

Чаще всего описи слово в слово совпадали с предыдущими. Но если находились предметы, не попавшие в опись, это служило хорошей зацепкой против служителей церкви. Вот что пишет начальнику Сургутской милиции начальник Тобольского административного отдела Полуяхтов после получения вышеприведённого акта: «… Административный отдел предлагает в срочном порядке провести дознание, почему означенные предметы не были занесены в опись при заключении договора и передаче в пользование общине, и если дознанием будет установлено умышленное сокрытие означенного имущества, то виновных привлечь к ответственности по статье Уголовного кодекса».

Одновременно шли циркуляры райисполкомам развернуть антирелигиозную работу среди населения, уделять этому максимум внимания и одновременно вести точный учёт религиозных общин. Для того чтобы расторгнуть договор, достаточно было самой малости – непредоставления списков или неправильное их составление.

Советская власть ежегодно требовала застраховать церковное имущество. Если такой квитанции страхового агента не имелось, это тоже служило основанием для закрытия церкви.

Все это требовало немалых средств. Протокол общего собрания верующих Троицкой церкви (июнь 1925 года) гласит, что на содержание храма ежегодно уходило 928 рублей. Имущество церкви оценивалось в 10 050 рублей, значит, и за страхование приходилось выкладывать немалую сумму.

В то же время к верующим церковь оставалась по-прежнему милосердной. В протоколе имеется запись: «Предложить недоимщикам платить добровольно, по мере возможности».

31 августа 1929 года протокол междуведомственного совещания при окружном административном отделе предъявляет новые требования к церкви: «При получении вновь издаваемой инструкции НКВД и НКЮ по применению декрета ВЦИК о религиозных общинах в возможно короткие сроки провести перерегистрацию и перезаключение договоров. Помимо страхования зданий, предпринять и страхование культового имущества. В наикратчайшие сроки провести фактическую проверку страхования зданий на 29-30-е годы. Предложить всем религиозным общинам срочно составить технические сметы на производство требуемого ремонта и представить в ОКРАДМ на утверждение. Установить строгое наблюдение за церковнослужителями, в случае принудительных сборов немедленно возбуждать уголовное дело. Предложить ОКРОНО изъять из ведения религиозных обществ находящиеся библиотеки с духовно-нравственным содержанием».

В то время храмы были самыми крепкими и самыми лучшими зданиями. Поэтому понятно, что требование произвести капитальный ремонт было очередным поводом притеснения церкви. Какой же ремонт требовался Троицкой церкви? Вот выдержки из акта: «штукатурка и побелка ограды и четырех столбов у ворот, всей наружности церкви, ремонт пола, который частично сделал усадку, стены входной двери, окраска внутренних помещений, входа на колокольню. Ремонт колокола, который с одного бока отколот и находится вне употребления. В железных воротах выломаны два прута». Комиссия в составе заместителя начальника административного отдела Шевелева и члена Сургутского РИКа Захарова обнаружила также «по стенам и потолку большой слой пыли и грязные полы, мусор возле печки».

Сумму расхода на ремонт здания определить не представлялось возможным из-за того, что в Сургутском районе не было ни одного инженера или сметчика. И лишь когда из окружного управления строительного контроля приехал человек, он составил смету. За осмотр было взыскано с общины верующих 30 рублей, а смета составлена на общую сумму 2 850 рублей.

Дело уже было к зиме, и община обратилась в РИК с просьбой перенести ремонт на летнее время. Общее собрание верующих приняло решение установить при церкви подписной лист и кружку для добровольных пожертвований на ремонт храма. На этом протоколе размашисто красным карандашом наложена резолюция административного отдела: «Члены группы верующих и религиозных обществ имеют право производить складчины и собирать добровольные пожертвования как в самом храме, так и вне его, но лишь среди верующих. Ни в коем случае не разрешается хождение по домам не состоящих членами общества. За все нарушения будут привлекаться к уголовной ответственности».

Контроль за исполнением данного постановления был возложен на сургутскую милицию. Ежемесячно она должна была докладывать в административный отдел о проводимых мероприятиях.

Вот одна из таких докладных: «Сообщаю, что случаев хождения по домам духовенства и кулачества с целью агитации, вербовки в члены верующих по вверенному мне участку не было. Старший милиционер (подпись неразборчива)».

Между тем время торопит, и на заседании президиума Сургутского РИКа принимается постановление: «Принимая во внимание, что здание церкви требует капитального ремонта, о чём Сургутская религиозная община была предупреждена административной частью РИКа ещё прошлой весной 1928 года, вторично предупреждена 29 января 1929 года, и в третий раз была создана комиссия по обследованию церкви на предмет выявления требующегося ремонта помещения церкви, акт комиссии был рассмотрен РИК, где община предупреждена в последний раз. Из этого вывод: община ремонт всё время оттягивает и сознательно не хочет ремонтировать. В силу вышеизложенного ходатайствовать перед Президиумом ОКРИКа и ОБЛИКа о расторжении договора с Сургутской общиной и передаче помещения церкви под культпросветучреждение».

Это был первый звонок. Далее всё происходит убыстрёнными темпами. Из Тобольского административного отдела следует бумага: «Несмотря на ясность и полноту директив о ликвидации церковного имущества, до сего времени наблюдаются случаи медлительности и нерешительности по передаче такового в соответствующие органы, в частности, передача колоколов закрытых церквей».

Тобольский финансовый отдел извещает, что «заключен договор с хозяйственным отделом ОГПУ на передачу последнему лома цветных металлов, а также различного рода предметов из цветного металла и дерева, полностью или частично позолоченных, вышедших из употребления, не могущих быть использованными по прямому назначению в гражданском обиходе и не имеющих исторической и художественной ценности. Особенно тщательно следует проверять вещи, имеющие позолоту, указывать в сообщениях окрфинотделу в отношении изделий из металла вес каждой вещи, а деревянные изделия – размер позолоты в кубометрах. Ни в коем случае имущество не должно попадать в частные руки для снятия позолоты, причём позолоченные изделия, предметы из серебра или другого благородного металла подлежат немедленной отправке в ОКРОНО вместе с парчовыми изделиями».

То же культовое имущество, которое пришло в полную негодность по причине изношенности от длительного пользования, подлежало уничтожению. Причём желательно было, написано в инструкции, чтобы «уничтожение производилось самими верующими с представлениями местного исполкома».

Впрочем, верующие и сами уже ясно понимали, что их привязанность к церкви грозит последствиями для них самих. Списки членов религиозных общин становятся всё короче, многие публично отказываются от веры. Начальнику Сургутского административного отдела поступает заявление от Г.Д. Кайдалова, в котором он пишет: «Несмотря на мои отказы, собрание насильно выбрало меня председателем церковного совета. Так как я не хочу быть на этой работе и так как я крестьянин трудящийся, прошу вас отвести меня из состава церковного совета. 25 февраля 1930 года».

Затем туда же подано заявление священника Сургутской церкви Трофима Ворокосова о том, что он «подал прошение Тобольскому епископу Назарью об увольнении с должности священника и снятии сана».

Повсюду идут собрания бедняков, молодёжи, женщин. На многих из них выступал заместитель председателя Сургутского РИКа Худяков. Он объяснял людям, что «усиленный рост народного хозяйства на основах коллективизации требует колоссальных сырьевых ресурсов, особенно металла, для удовлетворения нужд развивающегося хозяйства на новых технических началах». В то же время он отмечает «совершенно бесцельное наличие сырьевых ресурсов в виде колоколов из ценного металла, принадлежащего трудящимся, но являющегося сейчас неиспользованным только лишь потому, что вокруг него в период решительного наступления и ликвидации остатков капитализма группируются жалкие остатки поповско- нэпмановского и кулацкого элемента, для которого социалистическое строительство и индустриализация страны является верным могильщиком как последнего класса на путях к социализму».

Общее собрание бедноты при Сургутском сельсовете, присутствовало 39 человек, из них 19 женщин, принимает решение о необходимости передачи колоколов в фонд индустриализации страны и использования церкви на культурно-социальные нужды населения.

Собрание колхоза «Красный северянин» считает первоочередной задачей «направить огонь на скопища кулаков, попов, фанатиков и их оплот – церковь» и требует незамедлительного изъятия колоколов. Колхоз вызывает на соревнование колхозы района, бедноту, батрачество, середняков за создание единого фронта наступления на религию, кулаков и другие оплоты капиталистических элементов в деревне. Собрание завершается призывом: «Итак, в наступление под лозунгом «Долой религию», за культурную революцию, за сплошную коллективизацию советского хозяйства».

Собрание молодежи принимает резолюцию: «Религия является тормозом пятилетнего плана и политическим врагом трудящихся, ибо прикрывает классово-враждебные элементы, которые пользуются темнотой отсталых трудящихся».

Итак, приличия все были соблюдены, оставалась последняя формальность – получить согласие самих верующих. А окружной административный отдел торопит, шлёт телеграммы в Сургут с требованиями немедленно сообщить число фактически действующих церквей и причины невыполнения ранее данных распоряжений. Начальник сургутского административного отдела Смирных в ответ телеграфирует: «Фактически действуют три религиозные общины православных христиан. На перерегистрацию представили две тчк Не зарегистрированы несоблюдение инструкции и постановления граждан отдачи тчк Подбираем материал по изъятию всех тчк».

27 февраля 1930 года общее собрание верующих в количестве 50 человек (!) слушает вопрос «Об отказе пользования церковным зданием и имуществом Троицкого собора». Постановили: «принимая во внимание, что община в 59 человек незначительная и содержать церковь не в силах, общее собрание верующих от пользования таковым отказывается. Просим регистрацию нашей общины не производить и общину считать распущенной».

2 марта 1930 года заседание президиума Сургутского РИКа выносит решение: «Учитывая постановления колхозов, собраний с требованиями немедленно закрыть церковь и также отказ самой общины, президиум подтверждает ранее вынесенное решение о закрытии Сургутского Троицкого собора и ходатайствует перед ОКРИК об утверждении этого решения. Предлагает здание использовать под дом культуры при райцентре».

Решением Президиума Тобокрик от 12.03.1930 (протокол №96, §36) здание Сургутской церкви было закрыто.

Церкви являлись хранительницами духовной литературы. Так, каталог Сургутского Троицкого собора, включавший перечень лишь изъятых книг, не являющихся необходимыми при богослужении, содержал 245 наименований, 1077 единиц, в том числе книги для чтения ("Беседы о святой Земле", "Беседы на воскресные и праздничные дни", "Беседы на Евангелие" (1875 г. изд.), "Беседы из Апостола" (1861 г. изд.), "Дух христианства" (1861 г. изд.), "Устав духовной Консистории", "Сказание об иконе Божьей Матери" (1841 г. изд.), семь энциклопедических словарей, 15 Евангелий, 38 "Наставлений христианской веры", десять книг Закона Божьего и др.), Жития святых, учебные ("Обучение церковно-славянской грамоте", "Руководство сельских пастырей"), нотные сборники, Тобольские Епархиальные ведомости.

Всё имущество Троицкой церкви было принято по акту, составлен список книг, изъятых из церкви. "В части использования вышеуказанной литературы будут даны соответствующие указания" - гласил один из циркуляров, но известно и без того, что многие из ценных изданий безжалостно сжигались.

Парадокс, который следовало ожидать: при приёмке храма в пользование местным властям состояние здания было признано удовлетворительным.

Сургутский собор в 1935 году райисполком за 12 тысяч рублей продал райпотребсоюзу, последний использовал его под пекарню. Одно из помещений храма пошло под склад готовой продукции консервной фабрики. В начале тридцатых годов XX века в складском помещении бывшей церкви случился пожар. Церковь решили не восстанавливать и разобрали её по кирпичику. Старожилы рассказывают, что 40 тыс. шт. церковного кирпича погрузили на две небольшие баржи и решили перевезти в деревню Юган. Караван с кирпичом попал в шторм. В том месте, где большая Обь сливается с юганской Обью, караван накрыла волна, и обе баржи с церковным кирпичом ушли на дно. Оставшийся в фундаменте кирпич сургутяне приносили в дома для ремонта и кладки русских печей. Ф. Показаньев писал, что когда он вернулся в 1947 году в Сургут, «от красавца собора уже не осталось ничего».

В настоящее время от Троицкого собора остался колокол, которому в советское время нашли применение на пожарной каланче. Сейчас он находится в Музейном центре города Сургута, где можно даже услышать его звон.

Троицкий храм не исчез бесследно, и в истории этого храма не стоит ставить точку. Небольшая его частичка (кирпич из фундамента) была положена в основание новой церкви в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость». Собор как будто заново воскрес в новом небольшом, но тёплом и уютном храме, в котором так же, как и наши предки, мы можем услышать пасхальное приветствие: «Христос Воскресе!» - «Воистину Воскресе!»

Александр Андриенко

фотография из архива Сургутского краеведческого музея

Список источников и литературы:

1. Архивный отдел администрации города Сургута ф.1, оп. 1, д. 381, лл. 2-3.
2. Архивный отдел администрации города Сургута ф.1, оп.3, д.16, л.6.
3. Государственное управление Тюменской области государственный архив (в городе Тобольске) (ГУТО ГА (в г. Тобольске) ф.156, оп. 3, ед.хр. 1369, л. 4, 7 об. 8, 11, 15, 16.
4. ГУТО ГА (в г. Тобольске) ф.189, оп. 1(252), Связка (св.) 1, ед.хр. 2, л.1.
5. Антропов А. Первые Сургутские храмы//Новый город. – 1995. - № 15, 25 февраля. – С. 7.
6. Гареева Н. Затмение//Сургутская трибуна. – 1990. - № 220. - 15 ноября. - С.2.
7. Гареева Н. Затмение//Сургутская трибуна. – 1990. - №221. - 16 ноября. – С. 3.
8. Дворникова Т. С молитвой в устах и работой в руках //Новый город. – 2002. - №215. - С.4.
9. Кузнецов А.В. Мой Сургут. - Шадринск: ПО «Исеть»,1996. - С.9.
10. Мироненко А. Когда-то церквей было много …//Вестник. - 2000. - 22 дек. – С. 3.
11. Набокова Л.В. Из истории церквей Сургутского района//Новости Югры. - 1997. - 12 апр. - С.13, 21.
12. На пароходе от Тобольска до Томска //Сибирская газета. - 1885. - №22. - С.558.
13. На северо-востоке Тобольской губернии// Тобольские губернские ведомости. – 1886. - 25 янв.№4. - С.4.
14. Показаньев Ф.Я. Город древний, город славный. - Сургут: АИИК «Северный дом», 1994. - С.106.
15. Силин А. Троицкий собор//Мы Вместе. – 2000. - №13. – С.8.
16. Справочная книга Тобольской епархии к 1 сентября 1913 г. Указ. соч. С.121-122.
17. Сургут и сургутяне: рассказ о людях и времени/ Составитель Г.В.Кондрякова. - Тюмень: Предприниматель Ю.Л.Мандрика,1998. - С.95.

Дата добавления: 2015-09-07