Часть IV. Лики разврата и мир дела 3 страница

КУХАРКИ ДЛЯ АГИТКИ

Ленин говорил о кухаркиных детях, что они будут управлять государством. Это был броский пропагандистский лозунг. Кухарок он не замечал с детства, относился к ним, как – к кухаркам. Все его окружение было буржуазно-интеллигентским, кухаркины дети исполняли роль пряностей для супа: суп становился духмяным, а калорийность, т. е. основную ценность, давали другие компоненты. Сталин, сам сын сапожника и прачки, воспринял ленинскую агитку буквально. Ненавидевший интеллигентов, он поспешил с ними расправиться и окружил себя кухаркиными детьми, начиная с Политбюро, пропуск в которое даровало только рабоче-крестьянское происхождение. На то, что Молотов из приказчиков, закрыл глаза: он был уверен в собачьей преданности Молотова, поскольку имел на него достаточно компромата, в том числе и связанного с происхождением.

К власти пришли поколения лакеев. Лакей, если чуть перефразировать известное выражение, останется лакеем, хоть ты осыпь его должностями, всегда будет смотреть в рот вышестоящему, тем он и дорог и необходим.

ЛАКЕЙ ОСТАЕТСЯ ЛАКЕЕМ

Поколение лакеев у власти не вымерло со смертью Сталина. Лакей как никто обладает способностью приспосабливаться к вкусам и привычкам нового барина, он гений по части адаптации.

Место лакея – при власти, но не у власти. Лакея манит все заграничное, все представляется со знаком качества. Там есть проституция – давай ее сюда, эпидемия секса – сексуальное западное – значит, отличное, давай перенимай. По разумению лакея, чем иностраннее мы будем, тем лучше. Лакей съездит в Швецию – дает команду внедрять и шире пропагандировать шведский опыт – грядет шведизация всей страны. Только начали шведизировать, он едет в Японию, мы спешно начинаем японизироваться, с той же скоростью итальянизируемся, американизируемся, мальтизируемся. Наше, исконное, перенимаем, как в свое время женские сапожки, только через иностранную апробацию

От кухаркиного племени не жди доброго семени. У кухарки – подобострастие, угодливость, желание угадать мнение барина. А помрет барин или отправят в отставку – пнет со всего размаху в того, кому поклонялась, постарается обгадить. Лакеи больше всего страшатся ответственности, по духу они – заспинники, власть им противопоказана.

ЭКЗАМЕН НА ИСКУШЕНИЕ

Лакей на ответственном посту чаще становится вором: деньги, особенно большие, искушают, нейтрализируют категорию совести, приводят к вседозволенности, ощущению, что с деньгами море по колено. «Пей, гуляй, однова живем!» – лозунг лакея, по натуре калифа на час, нет в нем внутренних пружин самоограничения и самоконтроля, свойственных настоящему интеллигенту.

Державный лакей Брежнев уподобил себя самонадеянному Бурбону, провозгласившему: «После нас хоть потоп». Утром он не представлял, несмотря на стадо предсказателей-прорицателей из Госплана, что в стране будет вечером, жил в свое удовольствие.

Звонит Брежнев жене с того света:

– Виктория, все мои шесть медалей героя живы?

– Почему шесть? Их же всего пять!

– А разве посмертно не наградили?

КРУГОМ САНОВНЫЕ ЛАКЕИ

Лакеи на троне жаждали подношений, поощряли круговое воровство, тащили все, кто во что горазд. Всевозможные подарки преподносились не человеку, а должности, не лично Брежневу, а генсеку и президенту. Подношение, врученное должностному лицу и положенное по протоколу, переданное в государственный музей, не могло рассматриваться как взятка.

Лакей-генсек этого не понимал. Перед очередным съездом партии, почувствовав, что трон закачался, он через комиссионку реализовал двадцать две машины, подаренные ему как главе партии и государства. После смерти пятизвездного вождя в комиссионки пошел поток вещей с монограммами: «Дорогому Леониду Ильичу от...» Забедствовавшая семейка устроила распродажу памятных подарков. На это тридцатью годами раньше не пошел сын сапожника Сталин...

Школа плодила лакейство на всех уровнях. Вся педагогика – это педагогика лакейства. Лакей при должности всеяден, ему кажется, что он может руководить всем и всеми. Лакей Жданов, ничтоже сумняшеся, учил Прокофьева, Шостаковича и Шапорина, как и какую надо сочинять музыку. Лакей А. С. Щербаков, не написавший сам ни строчки, поучал Леонова и Эренбурга, как и что нужно писать.

Лакей уверен, что его рекомендации по любой отрасли – самые правильные. Брежневский лакей Трапезников, научные изыски которого оценивали лишь любители пародий, больше пятнадцати лет возглавлял Отдел науки ЦК, «вел» Академию наук. История повторяется: кучер царя во все годы был самым приближенным человеком к императору.

МЕСТО ЛАКЕЯ – В ПЕРЕДНЕЙ

Племя лакеев непотопляемо и неистребимо, оно бессмертно, как бессмертна глупость. Это племя вызвало к жизни классику армянского радио:

Что в России постоянно?

Временные затруднения.

Если мы действительно намерены стать богатыми, лакеям надо указать на их настоящее место – в передней. Из сопромата известно: опираться можно лишь на то, что способно сопротивляться. Способность к сопротивлению, способность иметь свое мнение и отстаивать его, независимо от субординации, – свойство незаменимое.

Армянское радио спрашивает; что такое субординация?

Отвечаем: ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак.

В МЕНАТЕПе ценится независимость, самостоятельность суждений, но до определенной черты. Пока что-то в порядке обсуждения – анализируй все плюсы и минусы, выявляй, где тонко, предложи, что нужно сделать, чтобы укрепить слабое место – аргументируй свою правоту. Но если решение принято, свое особое мнение оставь при себе, все силы – на выполнение. Стоишь на своем, тормозишь – до свидания. После приказа вся рота может идти только в ногу. Новгородскую республику погубила говорильня. Наши парламенты недалеко от нее ушли. Два-три дня убивать только на принятие регламента – недопустимая роскошь.

ВО ЧТО ОБХОДИТСЯ ЛАКЕЙСТВО?

Лакей привык: план – любой ценой, цель оправдывает средства. У финансового успеха цена одна: максимальная выгода. Лакей не считается ни с чем, себестоимость его продукции много выше стоимости. Наше сельское хозяйство погубили лакеи, сделав его убыточным. До революции оно ходило в прибыльных, за рубежом котировались и высоко ценились наши рожь, пшеница, пенька, лен. Пришли лакеи к власти – все порушили. Система, державшаяся на кнуте, оказалась недееспособной, не в состоянии накормить даже свой народ, с 63-го года занимаемся импортом зерна – почти тридцать лет из шестидесяти колхозных.

Армянское радио спрашивают: что делать, если не соберем урожай?

– Ничего страшного: соберем пленум.

Пленумов собирали много, каждый мгновенно объявляли историческим. Результат, увы, известен.

ИЗ-ЗА ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ ЗОВУТ РУСЬ К ТОПОРУ

У лакейства у власти были свои теоретики, которые встречают в штыки именно то, что навсегда закрывает лакейству дорогу к власти. Они во весь голос кричат:

«Караул! Отечество в опасности!» Опасность видят в том, что грядет нашествие предпринимателей. Из-за них, якобы, придется, как можно туже затягивать пояса. Призывают Русь – ни много, ни мало – к топору!

КРАСИВО ВРАТЬ НЕ ЗАПРЕТИШЬ

Замоскворецкие купчики были лакомым куском для театральной и пишущей братии Москвы. Жили они вкусно, любили и почудить. Об их «художествах» ходили анекдоты, тысячеустая молва все вмиг разносила по белу свету. Пьески о разгуле хорошо посещались, бульварные газетенки живописали, кто как куролесит, пищи для пересудов было предостаточно, особенно для бессмертного племени любителей посчитать в чужом кармане.

Иной купец до смерти работал, до полусмерти бражничал, но первая сторона жизни, без которой была невозможна вторая, никого всерьез не интересовала, внимание фокусировалось на пикантном: сколько спустил. Тогдашний обыватель завистью и ограничивался, до призывов экспроприировать у купца «излишки» не доходило, купцам создавали пусть и духовитую, но рекламу.

И ЭТО МЫ УЖЕ ПРОХОДИЛИ

Иные ныне времена. Богатством – запугивают, богатеющих изображают татями, обирающими работяг. Предпринимателя представляют виновником всех бед, обрушившихся на народ, не жалеют дегтя, чтоб изобразить его жирующим на току жизни. Нет-нет, да и появляются на страницах газет, не считающих себя бульварными, письма, якобы саморазоблачения. Вот выдержки («Советская Россия», 7 декабря, 1991 г.) из самостриптиза под названием «Здесь я настоящий дворянин» под рубрикой: «Из Москвы – о "красивой жизни" предпринимателя»:

«Я бизнесмен средней руки, даже, если говорить честно, ниже среднего. У меня три квартиры в Москве и одна – в Ленинграде. Помимо этого я купил две однокомнатные квартиры двум своим любовницам. Кроме этого, сейчас я арендую еще две квартиры (трех- и двухкомнатную) в центре, на Садовом кольце, для своих фирм, и очень даже просто эти квартиры могут стать моими. У меня две машины: «Жигули» и «Вольво» – для парадных выездов (для встреч компаньонов, заказчиков, инвеститоров и т. п., для выезда с любовницами или семейством – имею двух дочерей – и для прочих светских дел).

Со своих счетов я перевел в три московских ресторана деньги, и всегда я, члены моей семьи и одна из любовниц могут там завтракать, обедать или ужинать – если месячная плата превысит расчетную, то в конце месяца я просто доплачиваю. Если жене или любовницам хочется поготовить что-нибудь этакое дома, то все продукты они покупают или на рынке, или за валюту – ведь ходить с нужным количеством денег на рынок для женщины большое удовольствие! О такой мелочи, как одежда и обстановка, я не говорю. Еще я имею два каменных дома под Москвой и один дом на побережье Черного моря в Краснодарском крае.

Отдыхаем мы за границей (в позапрошлом году – в Швеции, в прошлом – в Италии, в этом – в Испании), Но, кроме того, мы еще! обязательно отдыхаем по нескольку раз в году и в СССР, и будьте уверены, что с деньгами и в Совдепии это делать гораздо интереснее, ибо очень приятно видеть холуйство и готовность стелиться за деньги, чего не увидишь на Западе.

Ну что еще... Конечно, ни жена (бывший врач), ни любовницы не работают. Дочки занимаются, чем хотят – музыкой, лошадьми, теннисом, своими рок-группами или просто ничегонеделаньем, – я считаю, что пусть делают, что хотят. Могут даже не ходить в лицей или, наоборот, – стремиться в какой-нибудь мехмат или иняз.

Уехать из этой страны я могу хоть завтра. Но зачем? Там буду среди равных, а здесь я настоящий дворянин: не князь, конечно, но где-то на уровне барона или виконта. Идти среди нищих, голодных, злых, убогих – именно идти, а не ехать на «Вольво» – и знать, что ты можешь купить весь колбасный магазин, в котором они все давятся в очереди, – наслаждение огромное.

По понятным причинам фамилию свою не указываю. Прошу подписать так: «Средний советский бизнесмен. Москва».

От редакции. Анонимные письма газета не печатает. Но для этого мы сделали исключение, поскольку, как нам представляется, письмо дает любопытную информацию для размышления».

На той же странице той же газеты – еще одно письмо:

«Ничего не купить в магазинах – цены сумасшедшие. За хлебом – длинные очереди. Стоять приходится часами. И это после напряженной рабочей смены. А в коммерческих и частных магазинах витрины сверкают, прилавки завалены товарами, да не купить – цены не по кошельку простой работнице. Кстати, инженеру тоже. Изящные, великолепные платья, от которых глаза разбегаются, плащи и пальто тоже не для нас, а для избранных, для тех, чьи мужья умеют делать деньги, стали кооператорами, бизнесменами, входят в нарождающуюся элиту города.

Нет, не зависть меня обуревает, не к уравниловке меня тянет. Я ведь знаю, как «делали деньги» бизнесмены-нувориши, как сколачивали миллионы, наживаясь на труде ничего не подозревающего и не знающего рабочего.

А какие возводят себе коттеджи кооператоры и бизнесмены! Двухэтажные, на сотни квадратных метров, многокомнатные.

Пьянящая свобода, бесконтрольность, вседозволенность привалили для кучки богачей, сумевших уже сколотить солидный капитал, а для простого человека ныне – лишь осьмушка хлеба да бутылка кефира. Ради тех, кто должен скупить наши заводы, фабрики, магазины, жилье, нас призывают «затянуть потуже пояса», потерпеть, смириться с ночлежками и с миской баланды, которую обещают дать милосердные богачи нищим и пенсионерам.

А. Коровина, инженер-экономист».

КРИМИНАЛ ПОД МИКРОСКОПОМ

Нам не очень по душе, даже очень не по душе автор первого письма (если он существует в природе, а мы не имеем дело с рядовой мистификацией, которые рождались и в редакционных кабинетах, скорее всего, выплеснулась на бумагу мечта об изячной жизни), но так и хочется воскликнуть: «Ну и что?! Где криминал?»

Человек живет в свое удовольствие – ему нравится иметь подобие гарема (лично мы не знаем ни одного бизнесмена, который трудился бы меньше шестнадцати часов в сутки фактически без выходных, семью видят чуть ли не по праздникам), эпатаж, швыряться деньгами – типичный а-ля подсовремененный замоскворецкий купчик, и опять-таки – ну и что же?! Деньги кто-то вкладывает в дела, этот – в удовольствия, это его законное право. Если же он шикует на полученное незаконно – отправляйте его на скамеечку за тем, что положено по Уголовному кодексу. Если у него все не украдено, а заработано, о чем же еще можно вести речь? Дальше – вопрос из области нравственности: стоит ли жене сообщать о любовницах?

СООБЩАЮЩИЕСЯ СОСУДЫ

Автор второго письма (а с нею, очевидно солидарна и редакция) руководствуется законом сообщающихся сосудов: если у богачей прибавляется, то у кого-то отнимается, чем выше уровень жизни богачей, тем ниже должен быть уровень жизни трудяг, у кого-то прибавляется доходов, у кого-то, соответственно, отнимается, богатые сталкиваются лбами с бедными, идет натравливание: «Поделись, отдай!» Все это по образцам семнадцатого года, ничего нового нет.

Но ведь заработал – это и значит, заслужил, а не отнял. Жизнь – не кусок пирога, заранее испеченный и подлежащий распределению и делению, чтоб на всех хватило, независимо от внесенного трудового пая. Блага создаются работой. Но у нас принято: кто-то трудится, а сосед думает, как бы присоединиться к куску пирога, как бы урвать кусок. Ему – по скудоумию? – в голову не приходит, что, отняв раз, два, три, он отобьет – навсегда – охоту зарабатывать, о пирогах придется лишь грезить, чем мы и занимались три четверти века,

ПАЙ СТАРИКА МОЧЕНКИНА

У известного писателя В. Аксенова почти четверть века назад вышла повесть «Затоваренная бочкотара». Один из персонажей – старик Мочёнкин – всегда имел при себе сушечку. Собираются путешественники пообедать, устраивают складчину, вносит свой пай и старик Мочёнкин – сушечку. Во время трапезы бдит: как бы кто ненароком не съел его пай, который после обеда оказывался снова в его кармане. Сушечка кормила Мочёнкина несколько дней. Живуч старик Мочёнкин!

Что касается морального облика предпринимателя, якобы написавшего первое письмо (чтобы получать такие доходы, надо пахать, тут не до подметных писем), то и это мы уже проходили. По одному гуляке нам предлагали судить обо всем классе предпринимательства. Делал служитель культа шажок не туда – на читателя обрушивался ворох фельетонов с обобщением: вот оно, истинное лицо церкви. Сейчас грозный ультиматум: если не поделитесь нажитым со всеми поровну – вымажем в грязи! Опорочим! Натравим на вас пролетариев всех населенных пунктов!

ГОЛОДРАНЦЫ, ГОЛОДРАНЦЫ

Мы это слышим – и вспоминаем, как юмористы перевели призыв из «Коммунистического Манифеста» на украинский язык: «Голодранцы всих краив, гоп в едну кучу!»

Единение голодранцев один раз привело к октябрю семнадцатого. Голодранцами в народе называли тех, кто по собственной лени попадал в люди последнего сорта. Лекарство истории знает одно: не отнимать и не делить продукт чужого труда, сколь бы лакомым он ни был, а самому засучить рукава и – за работу.

Обезьяны умели только делить. Но и им надоела вечная нехватка – взялись за труд. Даже они поняли, что природа скупа к бездельникам. Приходите на пасеку, присмотритесь, с каким же презрением пчелы относятся к трутням!

ИЛЛЮЗИОН ИЛЛЮЗИЙ

«– Да, если богатство утешает, я должен быть утешен: я богат.

– Так богаты, дорогой барон, что ваше богатство подобно пирамидам; если бы хотели их разрушить, то не посмели бы; а если бы посмели, не смогли бы».

Такими репликами обменялись герои романа А. Дюма миллионер барон Данглар и граф Монте-Кристо. Бедный барон и не подозревал, сколько яду сокрыто в реплике графа, который из всех видов мести за перенесенные по вине Данглара страдания выбрал самый убийственный для банкира – показать иллюзорность миллионов. Стараньями графа Монте-Кристо барон попал к разбойникам, имея при себе чеки на пять миллионов франков. Сумму, особенно по тем временам, внушительную. В заточении он, что вполне естественно, проголодался и потребовал обед. Ему принесли цыпленка.

«Данглар взял в одну руку нож, в другую – вилку и приготовился резать птицу.

– Прошу прощения, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, кладя руку на плечо банкиру. – Здесь принято платить вперед, может быть, гость останется недовольным.

Данглар дал луидор. С него потребовали еще:

– Так что, ваше сиятельство, должны мне теперь только четыре тысячи девятьсот девяносто девять луидоров.

«..Жак, сто тысяч франков за этого цыпленка?!» Бедному миллионеру пришлось раскошеливаться, с него брали по 25 тысяч франков даже за бутылку вина. Он объявил голодовку, но «его решимости хватило только на два дня, после чего он потребовал пищи и предложил за нее миллион. Ему додали великолепный ужин и взяли предложенный миллион».

МИЛЛИОН – ПОНЯТИЕ ОТНОСИТЕЛЬНОЕ

С этого времени жизнь несчастного пленника стала беспрерывным отступлением. Он так исстрадался, что не в силах был больше терпеть, и исполнял все, чего от него требовали. Прошло двенадцать дней. И вот, пообедав не хуже, чем во времена своего преуспевания, он подсчитал, сколько выдал чеков. Оказалось, что у него остается всего лишь пятьдесят тысяч. «Тогда в нем произошла странная перемена. Он, который отдал пять миллионов, решил спасти последние пятьдесят тысяч франков. Он решил вести жизнь, полную лишений, лишь бы не отдавать этих пятидесяти тысяч. В его мозгу мелькали проблески надежды, близкие к безумию. Он, который уже так давно забыл Бога, стал думать о нем... и со слезами молил Бога оставить ему эти пятьдесят тысяч франков... На четвертый день Данглар был уже не человек, но живой труп. Он подобрал все до последней крошки от своих прежних обедов и начал грызть циновку, покрывавшую каменный пол».

Граф Монте-Кристо доказал своему злейшему врагу, что миллион – понятие относительное...

ПЯТАК ЗА КОПЕЙКУ?

Завораживает сама цифра – кругленькая, с шестью нулями. Миллион – это может быть и очень много, может быть и ничтожно мало. Все зависит от обстоятельств. В парижском «бистро» Данглар мог насытиться – в жилах барона текла кровь простолюдина – за один франк. В неволе стоимость обеда увеличилась ровно в миллион раз. Об относительности сущего человечество знало задолго до гениальной формулы Эйнштейна, в наши дни подтверждений тому более чем достаточно. Рубль как денежная единица придумывался и как мера труда, овеществленная мера. Мера эта эластична до резиновости, в одно и то же время она то суживается до неприметности, то вырастает до необъятности. Устарела поговорка насчет копейки, которая рубль бережет.

Эти строки пишутся в апреле 1992 года. Монетному двору уже в убыток штамповать копейки: их себестоимость вот-вот превысит стоимость. Умельцы запасаются медными монетами, пускают их в дело: на украшения, детали, да и вообще цветной металл в дефиците. Себестоимость рублевой бумажки станет, если еще не стала, меньше себестоимости металлической болванки, именуемой копейкой. Так что еще вопрос, кто кого бережет. И до копейки дотянулись щупальца гиперинфляции.

О ПОДКУПАХ И СОБСТВЕННОМ МНЕНИИ

В средствах массовой информации стало уделяться очень много внимания теме независимости депутатского корпуса.

Когда на покойном союзном парламенте обсуждался Закон о кооперации, стоило кому-то из депутатов выступить в защиту прав и интересов кооператоров, в определенных газетах начинался изыск: а с чего бы это депутат С., или депутат Т., так расстилается перед новоявленными нуворишами? Делался незамаскированный вывод: знать, рыльце в пушку, вот вам и хваленая депутатская независимость! Депутатам отказывали в праве на собственное мнение. Отстаивающий право каждого гражданина на богатство, на частную собственность мгновенно причислялся к сонму подкупленных магнатами теневой экономики.

Ярлыки эти щедро раздавались взращенными на партийном уставе, который насаждал единомнение, идущее сверху. Еще на XIX, последнем сталинском съезде был принят партустав, заложивший фундамент для единогласного принятия нужных партбонзам решений.

Член партии обязывался «соблюдать партийную и государственную дисциплину, одинаково обязательную для всех членов партии... Нарушение партийной и государственной дисциплины является большим злом, наносящим ущерб партии, и потому несовместимо с пребыванием в ее рядах». Руководящим принципом организованного строения партии провозглашался и утверждался демократический централизм, означающий «...строгую партийную дисциплину и подчинение меньшинства большинству... безусловную обязательность решений высших органов для низших». А если еще учесть, что членом партии мог быть не эксплуатирующий чужого труда гражданин Советского Союза, то понятно, почему торпедировались многие законы, открывающие путь к рынку.

ПОРОЗНЬ – «ПРОТИВ», ВМЕСТЕ – «ЗА»

Предпринимательство невозможно без наемного труда, а это по действующему законодательству квалифицировалось как уголовное преступление. В Уголовном кодексе на сей счет имелась соответствующая статья, так же, как и за частнопредпринимательскую деятельность. Государство попирало свою же заповедь – от каждого по способности, каждому по труду – и не давало тому же предпринимателю воплотить ее в жизнь: собака разлеглась на социалистическом сене, не подпуская к нему предпринимательскую корову.

Самой многочисленной в парламентах российском и союзном была группа депутатов-коммунистов. Хохотали они над анекдотцем (армянское радио спросили, что такое принцип демократического централизма? Оно ответило: «Мы точно не знаем, что это такое, но это какая-то очень хитрая штука, когда каждый порознь «против», но все вместе «за»), но действовали точно по нему.

Разумные люди понимали, что Система доказала свою бесперспективность, что ошибку истории надо исправить. Что лучше сделать это как можно раньше. Но существовала партийная дисциплина, враги эксплуатации не могли допустить эксплуатации. Народу предлагалось быть в нищих, но зато в свободных от частника-нанимателя. Не принималось во внимание, что закабаление привело бы к увеличению доходов эксплуатируемого в 10-20 раз.

ЛИЦЕМЕРИЕ ПО-ЦЕКОВСКИ

Партия только притворялась женой Цезаря, что была вне подозрений – не раз и не два бывало: через Инюрколлегию отыскивался у нас наследник заокеанского дядюшки, вступал в право владения отелями, заводами – попадал в ряды эксплуататоров, оставаясь с партбилетом. Его приглашали в инстанцию и говорили: «Вы нам – валюту, мы вам – квартиру с телефоном». Или же просто выдавали вместо долларов рубли. Бывало и иначе.

В конце семидесятых в парткоме угрожали одному молодому внешторговцу: мало того, что разводится, так влюбился в иностранку, намерен сочетаться с ней законным браком. Будь эта иностранка тоже нищей, стало бы у нас одним беспартийным больше, но – оказалась она дочерью греческого миллиардера, одного из самых богатых в мире.

Столь перспективным браком заинтересовался кто-то из Политбюро, спустили в партком указание – никакого персонального дела! Провели разъяснительную работу с брошенной женой, чтобы не поднимала никакого шума. Зять самого крупного эксплуататора мира исправно платил членские взносы. Образцово-показательный урок лицемерия – по-цековски!

Едва появились первые кооперативы, народ стал покидать предприятия госсектора, стремясь получать по труду. В теории социализм по всем параметрам был на несколько голов выше капитализма, но почему-то в жизни соотношение менялось в обратную сторону.

Считалось, что в парламенте есть одна фракция, полностью свободная – фракция апологетов социалистического выбора, хотя, как мы убедились, именно ее позиции – самые уязвимые. Рассуждения о независимости из породы россказней. Любой депутат зависим прежде всего от своих избирателей, чьи законные интересы должен отстаивать. Депутат зависим и от тех, кто субсидировал его избирательную кампанию, но больше всего – все-таки от избирателей, которым надоело жить в нищете, которые медленно, но верно идут к осознанию простой истины: достойная человека жизнь грядет лишь с раскрепощением делового человека. Можно спорить о путях реализации идеи предпринимательства, но не о самой идее. Время сделало свой выбор – и не только на ближайшую перспективу.

БЕЗ КУЛЬТА НИКУДА

Культ бедности поднимался на недосягаемую высоту, хотя народ в то же время убеждали, что он сказочно богат. Народ действительно был богат – вместе взятый. А каждый в отдельности, живший от получки до получки, бедствовал.

Шла подмена понятий. Суммировалась стоимость всех заводов, фабрик, зданий, атомных и водородных бомб, танков, бомбардировщиков, крейсеров, атомных подводных лодок, систем ПВО – стоимость всего произведенного и построенного делилась на цифру населения и выводилась сумма общественного богатства, приходящегося на одну живую душу. Цифра получалась сверхвнушительная, даже грудные младенцы попадали в клан миллионеров.

ТВОЕ – ЭТО НАШЕ, А НАШЕ – НЕ ТВОЕ

Богатство, действительно, было, но его как бы и не было!

Только за попытку хотя бы сотую часть НАШЕГО сделать СВОИМ, ЛИЧНЫМ следовало суровое наказание. Твое – это наше, а наше – не твое! При создании колхозов обобществляли личный крупный рогатый скот, лошадей, плуги, бороны и прочий инвентарь, все фиксировалось в амбарных книгах. По закону при выходе из кооперативного хозяйства, каким и был колхоз, полагалось вернуть свою часть пая, хотя бы ту же буренку. Возвращали путевкой на Соловки или другой такой же «дом отдыха» на 10-15 лет или на тот свет. Колхозная улица имела только одностороннее движение без обратного хода. Капкан захлопывался навсегда.

Как известно, десятая заповедь Божья гласит: «Не желай дома ближнего твоего... ничего, что у ближнего твоего». То есть не стремись делить, не завидуй. Сторонники всеобщей уравниловки и в этом шли против Бога.

БЕСХОЗНЫЙ ХОЗЯИН

Бедняк оставался при своей нищете, несмотря на то, что и проходил в официозной статистике по клану миллионеров.

Богатство, которым хозяин не имел права распорядиться, пригибало еще сильнее.

Капитализм, обеспечивший миллионам жителей Швеции, Дании, Бельгии, Голландии и многих других стран жизненный уровень, который и не грезился спецам по теории научного коммунизма, преподносился как праотец всех мыслимых и немыслимых пороков.

Была найдена гениальная формулировка оправдания «некоторых существующих у нас проявлений негативных явлений» – так витиевато маскировались убийства, грабежи и т. п.: в них виновны пережитки капитализма в сознании людей.

Сексуальный маньяк, современный Джек-потрошитель – порождение капитализма, для социализма – явление, занесенное, якобы, извне. Крупный партбосс, обложивший свой регион данью, жажду центнеров банковских упаковок объяснял пережитком проклятого прошлого. Где-то он был прав: он хотел жить богато, так, как живут при капитализме, неосознанно стремился в прошлое. Но уголовным преступником его делал именно социализм.

ПРОЩЕНИЕ САНОВНОГО КАРТЕЖНИКА

Ни в одном штате, мэрии, ни в одном графстве, пэрии или департаменте было невозможно то, что произошло лет тридцать назад в одной из областей Казахстана. Первый секретарь обкома любил играть в карты на деньги с первыми секретарями райкомов и всегда почему-то выигрывал. Первые секретари райкомов почему-то всегда выигрывали у председателей колхозов, председатели – у бригадиров, те – у рядовых колхозников. Картежника под первым номером вывели из состава членов Центральной ревизионной комиссии КПСС, освободили от кресла, приписав байские, даже феодально-байские пережитки. Осудили форму получения взяток, но не само взяточничество. Чтоб первый секретарь обкома пошел под суд? Хрущев, пекшийся о чистоте партрядов, пойти на это не мог. Закон правильно истолковал желание вождя: картежника не тронули.

МАТЬ ВСЕХ ПОРОКОВ

Капиталистическое богатство объявили матерью всех пороков, поскольку оно-де приводит к нищете духа, бездуховности.

Мы настолько привыкли навязывать миру свое представление обо всем, что нам и в голову не приходило, а мир – нуждается ли в советчиках такого рода? Мы не интересовались: а может, американцев, французов устраивает именно бездуховность?

Из Кремля насаждали нашу духовность, наши лозунги, наше передовое марксистско-ленинское миропонимание. И недоумевали: как же так, мы их вперед, к одухотворенной бедности, к романтике жизни в палатках в пятидесятиградусный мороз, к политучебе, производственным собраниям, трудовым десантам, марш-броскам, пионерским кострам, к быту, который тем и хорош, что труден, к сверхплановым плавкам, к встречно-поперечным планам, к счастью, что у нас по одной паре штанов, – мы их к светлой мечте, а они никак от богатства не откажутся!

Да не долларом единым жив человек, – призывали из Кремля, – встряхнитесь от Золотого Тельца, освободитесь от золотых цепей рабства зажиточности, шагайте налегке, как мы, мир – баракам, война – дворцам!

ВЕНЧАНИЕ С БЕДНОСТЬЮ

Прагматик-американец был не в состоянии понять, почему для полного счастья ему нужно ломать дворец и переселяться в барак? Могут провиниться люди, но чем же виноваты дворцовые стены и камни? И из пункта А в пункт В быстрее добраться на «Кадиллаке», чем пешком, производительно ли так транжирить время? Если вас так устраивает ваша бедность – венчайтесь с ней!

Дата добавления: 2015-09-06