Глава 13. Период перед Новым годом Анастасия выделила бы в специальное время года

Период перед Новым годом Анастасия выделила бы в специальное время года. Да, вот так вот… Есть лето, есть осень, есть зима, а также, естественно, весна, и есть время года, которое так и называется – перед Новым годом. Сама Настя относилась к празднику очень спокойно, но навязанный общественности ажиотаж не мог оставить равнодушной и ее. Призывно горящие витрины магазинов, объявления, обещающие бешеные скидки именно до Нового года, появлялись чуть ли не с ноября. Оно и понятно: состояние кошельков большинства российских граждан после стололомящего праздника напоминает спущенный воздушный шарик. Потом хоть скидки, хоть вообще за два рубля товар в магазинах отдавай, все равно никто не придет, ведь и двух рублей ни у кого не будет. Не будет и боевого духа для хождения по магазинам – весь тот дух люди с лихвой отдают в предновогоднее время и в сам Новый год с большим размахом, добровольно подрывая свое здоровье.

Кто‑то растягивает удовольствие покупок подарков на месяц, выискивая для своих знакомых и близких презенты по списку. Кто‑то сметает все за один раз, толкаясь в очередях и злясь, что уже купили то, что он сам ранее хотел приобрести. Заготовка продуктов вообще превращается в какую‑то нескончаемую оргию. Злые красные лица в очередях, мужчины с тележками, нагруженными горками… Покупатели испепеляют друг друга завистливыми и подозрительными взглядами, прорываясь к кассам. Складывается впечатление, что ко всем этим людям должны с минуты на минуту приехать толпы родственников и гостей. Только почему же те гости и родственники не сидят спокойно дома в ожидании своего часа – праздника живота? Нет, они тоже толкаются на ярмарках, базарах и в торговых центрах.

У Анастасии не было детей, ради которых она стала бы метаться в поисках подарков. В силу ее бывшей профессии все праздники у неё, наоборот, были более загруженными днями. И вообще, у неё никогда не возникало, как у многих, ощущения, что после Нового года наступит конец света, поэтому она и относилась к празднику очень спокойно и особо никогда к нему не готовилась. И уж тем более не задумывалась насчет еды. Ей хватало и грозди винограда с двумя бокалами сухого белого вина на всю новогоднюю ночь.

И истеричные заявления соседки тети Маши: «После Нового года все подорожает в три раза!» – не трогали ее душу. Даже если так будет, и что? Закупать яйца на год вперед? Так они испортятся! Нет, Настя не видела смысла в стремлении «надышаться перед смертью».

На дворе было двадцать девятое декабря. Почти полтора месяца прошло с того дня, как ей сделали операцию на колене, и минула неделя, как состоялось первое слушание дела Петра Соколова. Суд перенесли на начало февраля по настоянию адвоката Петра – Виктора Васильевича Суржикова. Со слов этого же адвоката, второе рассмотрение дела будет окончательным.

– Больше дело не перенесут, и я ничего не смогу больше сделать, – сказал он Насте при личной встрече.

Она не ходила к Петру в изолятор временного содержания и не собиралась ездить к нему в тюрьму. Она не хотела видеть его там – она все время видела его рядом с собой. Анастасия собиралась вытащить Петра из заключения и ради этого была готова на многое.

Сейчас они с Виктором Васильевичем сидели в одном из кафе ГУМа и грелись горячим кофе. Вся предновогодняя суета проносилась мимо Анастасии, словно какая‑то другая, параллельная ей жизнь, текла рядом яркая, как мишура из дешевой фольги. Виктор Васильевич, представительный мужчина, был в теплом светлом пальто и довольно неординарном по расцветке шарфе для его солидного возраста. Он явно молодился. И еще у него был маникюр, чего Настя у мужчин не терпела.

– Я очень ценю Петра, но, к сожалению, очень мало могу для него сделать, – произнес адвокат и запустил ладонь в свою шевелюру «соль с перцем». – Все доказательства, все улики – все досконально собрано против него. А еще очень сильно довлеет его прошлое дело, его ошибка, стоившая жизни тому ученому. Вы ведь в курсе? Прокурор от того и «танцует». Мол, если он в тот раз мог совершить ошибку, а следовательно, убить человека, значит, мог и в этот. И всем все равно, что вы живы. Несмотря на то что прежняя условная судимость погашена, все равно прошлое будут учитывать. – Адвокат протер стекла очков, не смотря Насте в глаза.

– Я не просто жива – я здорова, – прошептала сквозь зубы Настя. И поинтересовалась: – Сколько Пете грозит?

– При хорошем для нас раскладе лет пять.

– О нет! – невольно воскликнула она.

– Боюсь, что да, – щелкнул замками портфеля адвокат, тем самым давая понять, что встреча завершена. – Ничем помочь не могу… Извините…

– А я что могу? – как‑то по‑детски спросила Настя, хлопая длинными ресницами.

– В смысле? – кинул на нее быстрый взгляд господин Суржиков.

– Может, я могу что‑то сделать, чего не можете вы? – очень наивно спросила Анастасия.

– Боюсь, тоже ничего, – нервно дернулся адвокат.

– Петр, наверное, думает, что вы – хороший адвокат, – сказала Настя.

– А я хороший адвокат! – на мгновение вскинул глаза Виктор Васильевич и снова опустил их. – Я сделал все, что мог… а в этом деле… первая ошибка Петра при операции…

– Что я могу? – снова прервала его Анастасия, которую переполняло желание действовать во благо любимого.

– Дождаться его. Подумаешь, пять лет! – несколько скованно пожал плечами адвокат. – Извините…

Он неуклюже встал и, поклонившись, удалился.

Настя осталась сидеть одна перед двумя недопитыми чашками кофе за небольшим круглым столиком кафе посреди огромного магазина, горящего огнями. Она почувствовала себя героиней немого кино, да еще и с замедленной съемкой, а вот все окружающие люди неслись вокруг нее, словно участвуя в современном сериале. Такая вот несостыковка двух изображений…

– Забрать кофе? – вывел ее из задумчивости голос официантки.

– Что? А… Да‑да, можете забрать, – рассеянно ответила Настя, зачем‑то «промокая» сухой бумажной салфеткой крошки, оставшиеся от мини‑кекса, и, естественно, ни одну из них не собирая.

– Вы будете что‑то еще? – тактично поинтересовалась официантка.

– Я? Что? А, нет… – Настя словно потеряла связь с действительностью.

Блестящие елочные шары и другие игрушки на елке превратились в какие‑то размазанные звезды и искрящиеся ленты от того, что в ее глазах накопились слезы.

– Девушка, извините, можно мне еще минут пять посидеть? – спросила Настя у официантки.

– Конечно, конечно, сидите, хоть двадцать минут… Вам плохо? Может, все же что‑то вам принести? Вам точно ничего не нужно? – забеспокоилась официантка, так как лицо девушки‑клиентки сильно побледнело, а на ее глаза навернулись слезы, чего нельзя было не заметить.

– Нет, нет… все хорошо… сейчас я соберусь с мыслями и пойду, – прошептала Настя, вцепляясь в руку девушки. – Боже мой, как же мне плохо!

Девушка села на стул, на котором несколькими минутами ранее сидел импозантный адвокат. Вернее, она просто была втащена Настей на свободное место.

– Врача? – забеспокоилась девушка.

– Да, мне нужен врач. Но только один‑единственный специалист, мой врач… – закрыв лицо руками, прошептала Настя.

– Вы поссорились с любимым? – догадалась девушка. – Я видела, здесь сидел мужчина, а потом ушел…

– Нет, не то. Вот вы любили когда‑нибудь? Хотя вы еще так молоды… – подняла на собеседницу лицо Настя.

Девушка даже покраснела.

– Я? Ну почему же… Конечно, любила. И люблю. У меня есть парень, с которым мы учимся в институте. Мы вместе уже два года.

– Вот! А я – такая дура! Только сейчас поняла, что полюбила, только сейчас поняла…

– Так ведь и прекрасно! – подбодрила ее официантка, озираясь на свою помощницу и незаметно делая знак, чтобы та присмотрела и за ее столиками.

– Я задерживаю вас? – спросила Настя. Хотя это был очень глупый вопрос, и так было понятно, что задерживает.

– Нет, нет, что вы, у меня есть пять минут, – дежурно улыбнулась девушка, а глаза ее были по‑настоящему заинтересованными и сочувствующими.

И тут Настю, несмотря на всю несуразность ситуации, прорвало.

– Мне уже хорошо за тридцать, и я знаю, что такие молоденькие девочки, как ты, считают, что в моем возрасте уже пора на пенсию. Мол, великовозрастная тетка, какая у нее может быть любовь…

– Что вы! Вы прекрасно выглядите! – заверила ее девушка. – И вообще, лично я никогда так не думала. Моей маме сорок два года, и она очень красивая и молодая.

– А я еще такие вещи могу творить, что молодежи и не снилось! – улыбнулась Настя. – Только полюбила я именно сейчас, когда потеряла…

– Такое бывает, я знаю, – с видом умудренного жизнью человека кивнула девушка. – У моей подружки Аньки парень был – Рома. Все ходил, ходил за ней, а она над ним издевалась. Ну, то трубку не возьмет, то с другим парнем зафлиртует на его глазах. Мы ее осуждали, а она всерьез Рому не принимала. Куда, мол, он денется? А он взял и делся! Стал встречаться с другой девушкой, которая не обращалась с ним так, как Анька, а заботилась и любила его. Вот тогда‑то Анька и забегала! Сначала, правда, делала вид, что ее это совсем не трогает, мол, все равно ко мне приползет. А он и не приполз… Дальше – больше! Аня занервничала, стала ему звонить, начала скандалить, потом умолять… А Рома – просто кремень. Анька чуть ли не вены себе резала. Кричит: – Люблю его, оказывается, жить без него не могу, только сейчас поняла!

– Интересная история, – улыбнулась Настя. – Давай, я предугадаю конец? Рома вернулся к Аньке, и они вместе.

– Откуда вы знаете? – несколько разочарованно протянула девушка, словно не смогла сохранить интригу своего повествования.

– Все просто. Рома оказался хорошим парнем с характером и гордостью, но он любил Аню, какой бы стервой она ни была, а просто так любовь забыть нельзя, – ответила Настя.

– Все так и было, – вздохнула девушка. И тут же лукаво посмотрела на Настю из‑под прямой челки: – Так что же вы убиваетесь? Если любовь настоящая, она вынудит сердце к прощению, и ваш возлюбленный вернется к вам.

– Он в тюрьме, и ему грозит срок пять лет, – глухо ответила Настя. И ей вдруг стало очень легко оттого, что она просто поделилась горем с человеком, которого видела в первый и последний раз в жизни.

– Ого! Даже не знаю, что вам и сказать…

– Пять лет…

– Если любите… наверное, дождетесь… – неопределенно предположила официантка.

Становилось понятно, что такого опыта в ее жизни еще не было. И слава богу!

– Нет, у меня такая любовь, что не дождусь, – умру от тоски! Так все несправедливо и ужасно! – почти выкрикнула Настя и отвернулась.

Посреди большого торгового холла с мраморным блестящим полом стояла все та же красавица елка, убранная огромными, яркими игрушками и гирляндами, которые сейчас снова приобрели свои очертания, так как слезы в глазах Насти во время душеспасительного разговора высохли. Елка была словно центр праздничного убранства, средоточием праздника. Люди возле нее фотографировались на память, сидели на бортике ограждения и болтали по телефону, дети бегали друг за другом вокруг елки. А один маленький мальчик в ярко‑синей шапочке с белой кисточкой осторожно пробрался за ограждение и своими маленькими ладошками аккуратно перекладывал коробки с броскими рисунками и бантами, которые были свалены под елкой исключительно в декоративных целях и полностью покрывали пенопластовое покрытие под елкой.

Такая вот красивая, пышная, устремленная вверх елка с символичными подарками под ней… Взрослому человеку было понятно, что символизировала декорация, – призыв купить подарки себе под елку именно в этом магазине. Смысл своеобразной рекламы был непонятен только одному любознательному ребенку, не участвующему в играх с другими детьми. И ведь в чем‑то он прав: подарки не имеют права быть бутафорскими, пустыми коробками, пусть и яркими. Они должны быть настоящими подарками, должны быть маленьким чудом.

Мальчик переходил от одной коробки к другой, поднимал их своими маленькими крепкими ладошками и тряс, проверяя на слух содержимое. Зрелище было очень занимательное. Но вот нерадивая мамаша заметила, чем занят ее отпрыск, всплеснула руками и кинулась под елку. Вскоре много людей лицезрело маленькое, кричащее, покрасневшее чудовище, машущее руками и ногами и сопротивляющееся всем своим телом. Мальчик негодовал, и его детская логика была понятна: новогодний магазин, празднично убранная елка, подарки – а его так жестоко отрывают в самый захватывающий момент, когда он уже был так близок к своему чуду.

– Молодец, мальчик! Он обязательно еще найдет свой подарок и свое чудо, – прокомментировала официантка, тоже наблюдавшая за происходящим.

– Да, – согласилась Настя. – Я тоже верю в чудо, и оно уже произошло. Я хожу, и для меня это – чудо. И это чудо сделал он! – Настя встала, оставив на столе чаевые, а затем, попрощавшись с не понявшей ее слов девушкой, гордо вскинула голову, процокала каблуками к выходу.

Настя сейчас была одета в облегающие джинсы, короткую утепленную куртку насыщенного малинового цвета и лаковые черные сапожки, а на плече висела большая черная сумка с эмблемой фирмы «Шанель». Бывшая балерина была стройна, подтянута и шла очень уверенной походкой с профессиональным выворотом стопы. Мужчины обращали на нее внимание, и теперь Настя сама видела это. Она поверила в себя и поверила в то, что и ему, самому главному для нее человеку, Петру, она тоже могла понравиться. Самым знаменательным для Насти было то, что шла она, абсолютно не хромая и не испытывая не то чтобы боли, но даже чувства дискомфорта в пораженном прежде суставе. Она сама до конца не могла поверить в свершившееся чудо, но это было правдой, словно Петр пришил ей другую, совершенно здоровую ногу. Предновогоднее чудо, ее нежданная радость… Петр сделал то, что не удавалось до него никому, он избавил ее от боли и вернул легкость движения. Настя была поражена и счастлива.

Ее не устраивало только одно: что сам чудо‑врач в данный момент находился в неволе. И теперь, когда после интенсивнейших тренировок и кратчайшего срока восстановления Настя твердо стояла на ногах, она хотела изменить ситуацию в свою с Петром пользу.

Месяц она не вылезала из гимнастического зала, делала разные упражнения под чутким руководством своего учителя Константина Львовича Шелестова. Жила она фактически на три дома: у себя, у бывшего педагога, к которому испытывала родственные чувства, и еще иногда у своего друга Мити, с которым вообще составляла что‑то общее, неразделимое. Опасаться за свою честь в жилищах обоих мужчин ей не приходилось в силу возраста и отцовских чувств одного и сексуальной ориентации другого.

В деньгах Анастасия тоже не нуждалась. У нее были и сбережения, и пенсия, необходимые вещи у нее все были, а ела она очень мало. Да и друзья не оставляли ее.

А на все вызовы Петра она не откликалась. Через адвоката Настя знала, что он думает о ней, что влюбился в нее, но не требует ждать его такой большой срок. Однако он хотел, чтобы Настя жила в его доме, чтобы пользовалась его кредитками и так далее. Характер и воспитание Насти не позволили ей принять предложение Петра – ей нужен был только он, а не его дом и деньги, и Настя хотела доказать ему это.

Анастасия скользнула взглядом по одному из маленьких магазинчиков с новогодней атрибутикой и заметила маленького танцующего лося с красным носом и витыми рогами. Его мордочка, а еще больше смешной танец под веселую музыку просто завораживали. Настя купила игрушку и попросила упаковать в нарядную коробку. Затем спустилась по эскалатору и пошла на выход. Уже в дверях она столкнулась с группой детей в сопровождении женщины с устало‑озабоченным лицом. Конечно, ей было не до праздника и не до расслабления, когда под ее ответственность попала группа дошколят.

Настя про себя улыбнулась: «Наверное, привезли из Подмосковья посмотреть на главную елку России. Как же трогательно… Новый год – праздник нашего детства… Ой, что это со мной? Я никогда с такой теплотой не думала о детях. Да что там говорить – я вообще о них не думала! Что же он сделал с моим сердцем? Оно просто кровоточит и истекает любовью. Я стала совсем другим человеком…»

Настя приблизилась к группе детей и заметила знакомую синюю шапочку с понуро висящей белой кисточкой. Мальчик до сих пор не мог успокоиться от первого обмана в своей недолгой жизни и до сих пор плакал, уже без сил растирая глаза кулаками. Сердце Анастасии сжалось еще сильнее. И тут она услышала разговор двух женщин у себя за спиной.

– Смотри, вон эти детишки… Ну, те, приехавшие на спецавтобусе с пропуском в центр.

– Да… бедные… маленькие совсем.

– Все‑таки наш мэр Лужков – молодец. И москвичи – молодцы, что бы про них ни говорили. Пригласить на новогодние праздники детей с Украины из семей погибших шахтеров – это так трогательно! Дети и так уже лишены очень важного в жизни – отцов, семьи потеряли кормильца, а во многих ведь по нескольку ребятишек. Понятно, что достаток такой, что сами бы они никогда не выбрались в Москву. Да и живут наверняка не богато. А тут такое для них чудо! Такой праздник!

Настя после нечаянно подслушанной речи поняла, что ею движет какая‑то сила свыше. И сделала то, чего раньше никогда бы не сделала, осторожно приблизилась к мальчику и присела перед ним на корточки.

– Привет, малыш.

Мальчик убрал кулачки от заплаканных глаз и с чисто детским интересом посмотрел на нее.

– Привет…

– Как тебя зовут?

– Вова. Только мама и Людмила Николаевна не разрешают мне говорить с незнакомыми дядями и… даже тетями.

Малыш выглядел очень расстроенным, для него праздник был испорчен.

– Тебя правильно учили, и поэтому я сейчас уйду. Но сначала я должна выполнить свою миссию… то есть задание.

Глаза мальчика расширились до предела.

– Я – фея, помощница Деда Мороза, – представилась Настя с таким честным видом, словно всю жизнь играла на сцене в ТЮЗе.

У мальчика к круглым глазам добавился еще и открытый рот.

– У Деда Мороза есть Снегурочка…

– Она его внучка, но чтобы справить Новый год, у Деда Мороза есть много помощников… Ты уже большой мальчик и понимаешь это? Одних елок сколько нарядить надо!

– Да… – выдохнул малыш.

– Так вот, я одна из его помощниц, – утвердительно кивнула головой Настя.

– А почему вы так одеты и без волшебной палочки? – явно заинтересовался Вова. Слезы уже давно высохли на пухлых щечках, оставив только еле заметные дорожки на коже.

– Тихо! – приложила палец к губам Анастасия. – Это наш секрет! Я должна быть незаметной, чтобы успеть много всего подготовить к Новому году. Я видела, что ты искал подарочек под елкой…

Мальчик насупился.

– Мне мама сказала, что в Москве будет большая елка с подарками, вот я и… Я больше не буду!

– А ты разве не знаешь, что подарки появляются под елкой только в полночь с тридцать первого декабря на первое января, в новогоднюю ночь? – спросила Настя, сдерживая улыбку.

– Знаю…

– Чего ж тогда плачешь?

– Я не буду больше. Просто мы были на празднике вчера, и Дед Мороз уже дал нам подарки, вот я и думал, что…

«Какой смышленый мальчик», – усмехнулась Настя, а вслух сказала:

– Дед Мороз поручил мне передать тебе, чтобы ты больше не плакал, слушался маму и воспитательницу. А в виде исключения он дарит тебе еще один подарок. Их просто не успели разложить в те пустые коробки.

– Ух, ты! – Мальчик взял яркую упаковку, внутри которой прятался танцующий лось. – Спасибо!

– Ну, будь умницей… – Настя поднялась и пошла дальше, но была остановлена воспитательницей Вовы.

– Спасибо вам. Уж не знаю, как вам удалось успокоить его. Вова – очень сложный ребенок. Но этот подарок… не надо было…

– Ерунда! – махнула рукой Настя.

– Я стараюсь их не баловать, потому что в той жизни, куда они вернутся, не будет дорогих подарков и таких добрых теть.

– В жизни будет много хороших людей. Ну а насчет подарка… Должно быть место и маленькому чуду в нашей жизни, – мягко возразила ей Настя.

– Тетя! Тетя! – закричал счастливый ребенок. – Я понял, что вы – настоящая фея! Вам не нужна волшебная палочка, вас и так видно среди простых людей!

– Почему же? – засмеялась Настя.

– У вас глаза светятся ярче огоньков на елке! – ответил мальчик, и Настя опять чуть не расплакалась от такого комплимента и всепоглощающей любви, поселившейся в ее сердце.

Дата добавления: 2015-10-13