Обманные уверения Гитлера

В. Быков говорил: «Для Сталина, свято поверившего в силу «договоренностей» и особенно «секретных соглашений», внезапное нападение Германии явилось полнейшей неожиданностью, что свидетельствует о роковом политическом невежестве, стоившем советскому народу 50 миллионов человеческих жизней». Слова о «политическом невежестве» Сталина оставим суду читателей. Зная, что для большой войны СССР не готов, он полагал, что для нас лучше всего — тянуть время, укреплять обороноспособность государства. Но он никогда не переоценивал силу договора с Германией. Это подтверждает ряд фактов. Так, Риббентроп сообщал в письме Гитлеру, что во время обсуждения условий этого пакта Сталин, отвечая на его вопрос, заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР». Затем уточнил: «Мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас».

По словам А.М. Коллонтай, в ноябре 1939 года в беседе в узком кругу в Кремле Сталин говорил: «Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером». На расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в конце мая 1941 года Сталин заявил: «Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии… От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать…»

Г. Жуков констатировал: «ЦК ВКП(б) и Советское правительство исходили из того, что пакт не избавлял СССР от угрозы фашистской агрессии, но давал возможность использовать время в интересах укрепления нашей обороны, препятствовал созданию единого антисоветского фронта».

20 июня 2008 года «Российская газета» опубликовала последнее письмо Гитлера Сталину от 14 мая 1941 года, в котором он пытался «объяснить», почему сосредоточились германские войска вблизи советской границы: «При формировании войск вторжения вдали от глаз авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между нами. Уверяю Вас честью главы государства, что это не так. Со своей стороны, я тоже с пониманием отношусь к тому, что Вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск. Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками».

Интересны утверждения Гитлера, которые вроде бы объясняют поведение Сталина перед самой войной и в первый день войны: «Для массы германского народа ни одна война не является популярной, а особенно война против Англии, потому что германский народ считает англичан братским народом, а войну между нами — трагическим событием. Не скрою от Вас, что я думал подобным же образом и несколько раз предлагал Англии условия мира. Однако оскорбительные ответы на мои предложения и расширяющаяся экспансия англичан в области военных операций — с явным желанием втянуть весь мир в войну, убедили меня в том, что нет пути выхода из этой ситуации, кроме вторжения на Британские острова.

Английская разведка самым хитрым образом начала использовать концепцию «братоубийственной войны» для своих целей, используя её в своей пропаганде — и не без успеха. Оппозиция моему решению стала расти во многих элементах германского общества, включая представителей высокопоставленных кругов. Вы наверняка знаете, что один из моих заместителей, герр Гесс, в припадке безумия вылетел в Лондон, чтобы пробудить в англичанах чувство единства. По моей информации, подобные настроения разделяют несколько генералов моей армии, особенно те, у которых в Англии имеются родственники.

…В этой ситуации невозможно исключить случайные эпизоды военных столкновений. Ввиду значительной концентрации войск эти эпизоды могут достичь значительных размеров, делая трудным определение, кто начал первым. Я хочу быть с Вами абсолютно честным. Я боюсь, что некоторые из моих генералов могут сознательно начать конфликт, чтобы спасти Англию от её грядущей судьбы и разрушить мои планы. Речь идет о времени более месяца. Начиная, примерно, с 15—20 июня я планирую начать массовый перевод войск от Ваших границ на запад. В соответствии с этим я убедительно прошу Вас, насколько возможно, не поддаваться провокациям, которые могут стать делом рук тех из моих генералов, которые забыли о своем долге. И, само собой, не придавать им особого значения. Стало почти невозможно избежать провокации моих генералов. Я прошу о сдержанности, не отвечать на провокации и связываться со мной немедленно по известным Вам каналам».

Из содержания и тональности этого вероломного письма следует: Гитлер хотел внушить Сталину, что концентрация германских войск у наших границ случилась «в силу сложившихся обстоятельств», что он ни в коем случае не хочет воевать с Советским Союзом, а вот его своенравные генералы могут совершать провокации, создавать опасную ситуацию на границе, и этому не стоит придавать «особого значения».

Ю. Мухин назвал это письмо ложью: «Если бы такое письмо Гитлера действительно было, то о нем бы знали, как минимум, все тогдашние члены Политбюро. …Молотов и понятия не имел ни о каком письме Гитлера, хотя обязан был знать». Но как быть с тем, что В. Молотов в разговоре с Ф. Чуевым обмолвился, что такое письмо, кажется, было, но он не знал о его содержании. К этому добавим: Г. Жуков вспомнил, что Сталин, по его словам, «получил от Гитлера личное письмо». Он рассказал профессору Л. Безыменскому, что сам читал его.

Солженицын утверждал, что Сталин никому не доверял, а поверил якобы только одному человеку — Гитлеру. Терёхин повторил эту мысль: «Как загипнотизированный, Сталин до последнего дня верил в миролюбие Гитлера». На самом деле Сталин знал о циничном отношении Гитлера к договорам и его агрессивных намерениях, а главные выводы делал на основе своих оценок крайне противоречивой обстановки того времени.

«Война не зависела от нашего желания»

Можно безошибочно утверждать, что Сталин сильно переоценил меру занятости Германии в войне с Англией и военно-политическую дальновидность Гитлера. Сталину представлялось, что фюрер должен осознавать опасную для самой Германии несвоевременность, авантюристичность плана нападения на СССР, ведь «для ведения большой войны с нами немцам… необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англию или заключить с ней мир».

Наличие двух фронтов, рассуждал он, Гитлер еще в «Майн кампф» считал главной причиной поражения Германии в Первой мировой войне, и потому он не решится напасть на СССР, не победив Англию. Однако Гитлер посчитал, что она, хотя и была в состоянии войны с Германией, не сможет и по-настоящему не захочет серьезно помочь СССР, а после его быстрого разгрома потеряет всякую надежду добиться победы над Германией. И тогда возможны два варианта: первый — немецкие войска переправятся через Ла-Манш и разобьют англичан. Но более вероятным и очень желательным германское руководство считало иной разворот событий: Англия после разгрома СССР заключит мир на выгодных для Берлина условиях.

И. Стаднюк опубликовал в «Правде» 22 июня 1993 года письмо доктора технических наук А. Хрулёва, опровергавшего тезис, согласно которому «Сталин старался оттянуть начало войны, принимал меры к пресечению действий, провоцирующих конфликт»: «Сталин сделал всё возможное (может, больше, чем допустимо), чтобы Гитлер мог напасть на СССР в момент, наиболее благоприятный для Германии, то есть тогда, когда Красная Армия и советская экономика не были достаточно подготовлены к войне. Сталин прекрасно понимал ситуацию: если в 1941 году Гитлер пойдет на Англию, он её, без всяких сомнений, покорит. Затем Германия захватит Ближний Восток… К Германии и её европейским сателлитам присоединятся Турция, Иран, Египет… Сомкнется Германия и с Японией… Итог мог быть тяжелейшим: в 1942 году СССР оказался бы один на один со всем капиталистическим миром, что означало его безусловную гибель. Взвесив всё, Сталин… пришел к выводу: война СССР с Германией должна начаться в 1941 году, до разгрома Англии, пусть и в невыгодных для нас условиях. Они, эти условия, должны будут улучшаться в ходе войны с учетом многих факторов, что, в общем-то, оправдалось».

Молотов, ознакомившись с письмом, сказал: «Война с Германией уже не зависела от нашего желания или нежелания. А мы к ней не были готовы. А стремиться к тому, чтобы она вспыхнула скорее… Зачем?! Хотя действительно понимали: если Англия будет разгромлена, нас ждут тяжкие испытания: военные нападения уже в сорок втором-третьем годах с запада, юга, Дальнего Востока. …Гитлер не хотел упустить для начала агрессии против нас момент нашей неподготовленности к серьезному сопротивлению. Но война на два фронта всё-таки остерегала его. Он тоже понимал, что с Советским Союзом можно будет разделаться и позже, однако не ведал, как поведет себя Красная Армия, когда его войска начнут вторжение в Англию».

Несмотря на договор с Германией о ненападении, Советское правительство не делало никаких заверений о своем желании соблюдать нейтралитет, если она начнет наступательные операции против Англии. Только неуемной жаждой во что бы то ни стало очернить внешнюю политику СССР можно объяснить придумку академика В. Белоконя о том, что в 1941 году Сталин хотел «рука об руку с Гитлером сокрушить Британскую империю и поделить с ним её колониальные владения. Вот почему известие о нападении Германии повергло его в такое смятение».

А. Осокин в книге «Великая тайна Великой Отечественной. Новая гипотeза начала войны» (2010) пошел по этому — кощунственному — пути: «Внезапное нападение Германии на СССР 22 июня 1941 года — превентивный удар Германии не по противнику, готовившемуся напасть, а по союзнику, вместе с которым, координируя свои действия, готовились к удару по третьей стране — Англии. Причем по союзнику, практически безоружному — не имеющему в частях боеприпасов и горючего, разоружившему (наверняка тоже в соответствии с договоренностью) укрепрайоны на старой границе». Как оценить такое недомыслие?

Прочитав роман И. Стаднюка «Война», В. Молотов заявил ему, что он ошибочно приписал Сталину мысль о том, что немцы не нападут на нас ранее 1942 года, и сказал: «Я же со Сталиным общался, но я такого не помню, и никто из людей, кто близко, повседневно общался со Сталиным, не говорит об этом». К. Мерецков в книге «На службе народу» сообщил, как в ходе одной из бесед «И.В. Сталин заметил, что пребывать вне войны до 1943 года мы, конечно, не сумеем. Нас втянут поневоле. Но не исключено, что до 1942 года мы останемся вне войны».

По сообщению профессора Г. Куманева, А. Микоян рассказал: «Когда незадолго до войны в Москву из Берлина на несколько дней приехал наш посол Деканозов, германский посол Шуленбург пригласил его на обед в посольство. На обеде, кроме них, присутствовали лично преданный Шуленбургу советник посольства Хильгер и переводчик МИД Павлов. Во время обеда, обращаясь к Деканозову, Шуленбург сказал: «Господин посол, может, этого еще не было в истории дипломатии, поскольку я собираюсь вам сообщить государственную тайну номер 1: передайте господину Молотову, а он, надеюсь, проинформирует господина Сталина, что Гитлер принял решение 22 июня начать войну против СССР. Вы спросите, почему это я делаю? Я воспитан в духе Бисмарка, а он всегда был противником войны с Россией…» Обед на этом был свернут, Деканозов поспешил к Молотову. В тот же день Сталин собрал членов Политбюро и, рассказав нам о сообщении Шуленбурга, заявил: «Будем считать, что дезинформация пошла уже на уровне послов».

По словам Василевского, германский посол Шуленбург в ноябре 1940 года сопровождал советскую делегацию в Берлин и обратно и «нашел возможным, несмотря на всю рискованность этого его положения, на обратном пути говорить о пакте, в то же время настойчиво намекая на то, что взаимоотношения между нашими странами оставляют желать много лучшего. Короче говоря, он старался дать нам понять, что считает возможным возникновение войны».

Шуленбург в 1944 году участвовал в заговоре против Гитлера и был расстрелян. Куманев в книге «Рядом со Сталиным» писал, что он, разговаривая с Молотовым, спросил его, было ли это сообщение Шуленбурга на самом деле, тот «задумался, потом ответил: «Что-то не помню. Вряд ли…» Во время другой встречи Молотов сказал: «Кажется, что-то было. Но это не имеет особого значения. Как можно было верить Шуленбургу». (В печати сообщалось, что Шуленбург узнал о предстоящем германском нападении на СССР только 21 июня, что похоже на правду.)

Если всё же так было на самом деле, как поведал Микоян, то Сталин не поверил немецкому послу, видимо, потому, что он мог подумать: Шуленбург сообщил о предстоящем нападении Германии — не по своей инициативе — для провоцирования советского руководства на необдуманные шаги. Возможно, начальство посла поставило своей целью заставить наше командование подтянуть к границе больше войск, что облегчило бы вермахту успешно выполнить план «Барбаросса».

Дата добавления: 2015-10-13