Псково-Печерский монастырь — дом Пречистой Богородицы

Что стоишь ты, вся в высь устремленная,
Из оврага что ль выскочить хочешь?
Ты глазами глядишь позлащенными,
Что у Бога, родимая, просишь?
Слышит Он твои вопли старинные,
Внемлет музыке, вечно святой...
И идут к тебе, Дому Пречистыя,
Вереницей иль просто толпой...
Люди милые, люди русские,
Очень простые, словно дитя,
Песнь народная, песнь соловьиная
Заливается, к Богу летя...
И сердца размягчаются каменные,

От молитвы народной, простой...
Души грубые, люди грешные
С благодатью уходят домой...

Архимандрит Алипий (Воронов)

Теперь, когда все слова отца Алипия сбылись, я тронут до глубины души его прозорливостью. Мне остается только усердно помолиться за бывшего настоятеля обители.

Да не прогневается на меня благочестивый читатель и да не поропщет на то, что я желаю припомнить еще одну деталь моей жизни при отце Алипий. Ведь если не вспомним — пропадет, а помянем — в назидание послужит...

Случилось так, что одна блаженная старица по имени Евдокия, жившая в селе Токарево Рязанской области, прислала письмо моей духовной дочери монахине Варваре, в котором просила меня приехать и пособоровать ее. С этим письмом я пошел к отцу Алипию.

— Отец Наместник, — говорю, — вот блаженная Евдокия просит меня приехать пособоровать ее. Как вы благословите?

А он ответил:

— Бери требник и кати. Бог благословит!

По благословению все получилось удачно, и в один из ближайших вечеров мы уже предстали пред блаженной матушкой Евдокией.

— Ну что ж, хорошо, что приехали, — сказала та, — я сегодня приготовлюсь, а завтра, часикам к девяти, милости просим, уж соизвольте придти и исполнить Таинство Елеосвящения. Но к случаю, батюшка, осведомляю тебя, что собороваться-то буду не одна, а будет еще много людей, потому что случай-то хороший, и все этому рады.

— Да ведь мне-то, — объяснил я, — все равно читать чинопоследование, положенное по требнику, а уж сколько будет помазываться, думаю проблем не будет.

В назначенное время мы были на месте. Народу собралось человек двадцать. Удивительным было то, что несмотря на осеннюю пору, когда много полевых работ, народ все же собрался. Ну, и слава Богу, думаю, вот и сделаю доброе дело. Все же люди молятся, как бы безбожники не старались уничтожить веру, искореняя ее из сердец людских, все же вера жива. Слава Тебе, Господи!

Приготовясь к молитвословию, я, как обычно, начал читать и петь чинопоследование. В доме было жарко, а я-то в облачении, поэтому пот лился градом, а впереди, ой, как много еще было и пения, и чтения. Упорно стараюсь, молюсь, прошу Господа, чтобы помог мне, грешному. Глаза боятся, а руки делают — это у страха глаза велики. Тем более Всевышний, как наш самый верный помощник, делает такую работу необременительной. Но если у меня хватало терпения, то мирским это было непривычно. У одной женщины появился внутренний ропот на меня и на затянувшееся, по ее мнению, свершение Таинства. Я бы, конечно, никогда и не узнал бы об этом, если бы матушка Евдокия всенародно не обнаружила сего.

Лишь только нетерпеливая женщина окончила свой внутренний монолог, полный негодования в мой адрес, как блаженная во всеуслышание раскрыла ее тайные мысли. Слова были следующие: «Да откуда же такой поп несносный прикатил? Где же матушка-то нашла его, такого зануду? Боже мой! Какую-то книжку приволок на полтора пуда, вот и читает, читает ее, а конца и не видать, и не предвидится. Там муж один картошку копает, да притом день-то золотой, мне бы, край, надо отлучиться. Одно горе, этого попа не дождаться, подумать только, какую пряжку времени отбирает он? Мы-то чего, лишь стоим и глазеем, а он все читает и читает, просто удивительно, что так можно долго читать? Вот наказание-то мне грешной, таких у нас и попов то нет, все служат как-то быстро, да покороче, а тут развел костер и самому-то не затушить. Развел такую симфонию, что конца, наверное, не будет?!»

Когда матушка огласила вслух весь ее внутренний ропот, все насторожились. Недоумевали, почему блаженная произнесла такие слова, да притом в адрес батюшки? Но недаром русская пословица говорит: на воре шапка горит. Заговорила совесть и у этой женщины. Покраснев лицом и, видно, испытывая жуткий стыд, она попросила:

— Да молчи ты, дорогая матушка, пусть батюшка читает, я уже согласилась до конца стоять!

По окончании соборования, когда все разошлись, матушка пригласила за стол покушать и, между прочим, сказала: — Батюшка, никогда ничего не пропускай из требника, ведь для кого же написано, как не для священнослужителя, чтобы этими словами молиться Жизнодавцу? И для чего написаны эти молитвы, именно Духом Святым, чтобы совершить любое Таинство для пользы и во спасение? Не пропускай из чинопоследования ничего, ибо молимся святыми молитвами духоносных отцов Живому, Вечному Богу и Творцу нашему. Если будем искажать и пропускать, не услышит Господь. Еще раз говорю, не человеку молимся, но Богу, слышишь, батюшка?

— Дорогая матушка, я стараюсь и впредь буду делать, как вы сказали, ибо другого намерения у меня нет, ведь я монах. Отдав себя Богу, как живую жертву, как же можно иначе? Спаси вас Господи за святые советы.

— Что бы ты хотел от Бога, я могу помолиться, и Он даст тебе! — сказала матушка. — Ибо я, как видишь, калека, на руках у меня нет по два пальчика, но когда молюсь я, грешная, Он слышит меня, убогую! И всегда верую по слову Самого Господа: «Просите и дастся вам!» И так бывает.

Такая радостная встреча с человеком горячей и дерзновенной веры меня умилила до слез.

— Ничего не хочу в этом мире: ни славы, ни почестей, — сказал я, — если можно, попроси у Господа о моем вечном спасении, чего я, дорогая матушка, всеусердно желаю!

— Ну, этого я буду просить у Господа! Вот за то святое желание я помолюсь!

Какие есть у Господа на земле люди! Они, поистине, дерзновенны в своих молитвах! Действенность молитв обнаруживает внутреннюю красоту сих богомольцев. Вот что рассказал мне брат Николай, впоследствии бывший иеродиаконом Псково-Печерской обители, брат монахини Варвары. Они жили почти рядом с матушкой и часто приходили к ней оказать необходимую по хозяйству помощь: поколоть дров, принести воды, сходить в магазин или что-то другое. «Как-то прибежал я к матушке, — рассказывает Николай, — рано утром, и. чтобы не нарушить ее покоя, осторожно открыл дверь. Она сидела на стуле посреди своей комнатки перед образами, плача и приговаривая: «Господи, вот какая я калека, не могу Тебе затеплить лампаду, а ведь так охота, чтобы она горела пред образом Твоим!» Я же, застыв как мертвый, продолжал стоять на пороге. И что же вы думаете? Лампада сама по себе зажглась. Я от радости заплакал и ушел назад домой, чтобы не смущать молитвенницу. Сам же с изумлением думал о том, какое же дерзновение имеют люди пред Богом? Какая сила молитвы этой матушки? Господи, слава Тебе, что есть у Тебя на земле такие сокровенные люди, ради которых мы грешные живем, часто без страха и рассуждения!» На этом Николай закончил свой рассказ!

Кроме ключаря, у меня, как я уже говорил, было послушание помощника ризничего. А начальником моим, т. е. старшим ризничим, был о. Серафим Розенберг — человек очень собранный, молчаливый, строгий, прекрасный хозяйственник. Он был сподвижником великого старца о. Симеона и жил рядом с его келией. Отец Серафим имел дар прозорливости, но хранил его в сокровенности, как зеницу ока, чтобы избежать тем самым славы человеческой. Бывало, если последует какое-нибудь малейшее нарушение с моей стороны, батюшка посмотрит на меня испытующим взглядом и этим самым даст почувствовать ошибку. До сих пор я безконечно признателен ему за такие уроки педагогики без слов. Как-то однажды он поручил мне что-то освятить (что именно за давностью времени запамятовал). Я пересмотрел весь требник, но той молитвы, которая требовалась, не нашел. Говорю батюшке, что нет такой молитвы в требнике, как быть? Он же, слегка улыбаясь, отвечает: «А ты сам напиши!»

Мне было как-то не по себе, ведь я никогда не составлял молитв, но, по его благословению, все же написал и освятил предполагаемое. Отец Серафим, по своей прозорливости, знал мои возможности, поэтому и предложил мне приступить к тому, к чему прежде я никогда бы не дерзнул приступить.

Еще об одном событии рассказал мне монах Евлогий. Он приобрел себе хороший синодик и вписал в него всю братию, в том числе и о. Серафима. При первой же встрече о. Серафим, ласково улыбаясь, произнес: «Благодарю тя, брате, что для молитвы записал и мое имя в свой синодик. Спаси тя Господи!»

В нашу обитель любил приезжать на молитву юродивый старчик Игнатий, который благоговел пред настоятелем о. Алипием. В свою очередь и о. Алипий очень любил старчика. Сам он жил то в Новгороде, то в Петрограде у благодетелей, но уж Печеры он надолго не забывал. Я никогда не забуду одного случая, произошедшего со мной. Я был уже мантийный монах, а послушание еще было прежнее — на конюшне. В моем ведении были две лошади. Бывало приду запрягать, а они по очереди подходят, смотрят на руки: не принес ли какого угощения? А если руки пустые, тогда они начинают или головной убор снимать, или карманы проверять, авось там чего припрятано от них. Мне часто некогда было заниматься с ними такими проверками, замахнусь чем-нибудь, да прикрикну: «Ах, вы, сейчас чем-нибудь пришлепну!» Они же тогда пускали в ход свое последнее средство — кусались. По возможности, если что-то было им не по душе, они ухитрялись еще и лягаться. И уж очень они всего боялись. Бывало эконом о. Ириней скажет: «Получил, заявку из города похоронить безродного покойника. Завтра поедешь по такому-то адресу и исполнишь заказ». Только выеду из монастыря, навстречу, как на грех, катит какая-нибудь повозка или автофургон. А наши лошади этого совершенно не могли терпеть, боялись. И как только начинал одолевать их страх, я заранее собирал все свои силы и решал как лучше себя вести в данной ситуации: или продолжать сидеть в телеге, или бежать сбоку, но так, чтобы не придавило колесом и не прихлопнуло. Лошади же шарахаются из стороны в сторону, того и гляди угодят в яму или под обрыв. Особенно нелегко приходилось, когда я ехал с гробом. Тут уж всех святых соберешь, то и дело молишься: помогите хоть покойника-то благополучно доставить до места погребения. Ну, уж я тогда и натерпелся страхов! А теперь вспоминаешь все это как во сне. Вот, думаешь, какая школа в монастыре, словно в кузнице выковывается там терпение и приобретается смирение. Так и вспоминается народная поговорка, гласящая: «Долго и тяжело болела, но все же... хорошо умерла!» Вот так и проходило время, так и трудился, без конца надоедая Господу своей просьбой: «Упаси от беды и сохрани от внезапной смерти!»

Приблизился какой-то большой праздник. Сейчас уже не помню какой, не двунадесятый ли?.. Я закончил обихаживать коней и, одевшись в парадные одежды для молитвы в храме, поспешил туда. Слышу, ударяют в колокол. Я догадался, что это сзывают звонарей на колокольню для торжественного звона. Как умеющий немного звонить, я поспешил помочь, но у выхода из трапезного корпуса, там где находится дежурный, вышла заминка: большое скопление людей мешало проходу. В чем дело, думаю, что за причина? Но понять не могу. А в груди у меня неспокойно: волнуюсь, боюсь опоздать. Оказалось, какой-то человек стоит прямо у выхода. Ну, думаю, испытывает мое смирение, которого еще не приобрел, буду ждать. А человека сопровождала какая-то женщина — благодетельница. Обратясь ко мне, она сказала: «А ты подойди к старчику-то, возьми благословение». Я с радостию сложил руки и, приблизившись к нему, попросил: «Отче, благослови!» А он, оборатясь ко мне, отвечает: «Паки и паки, иди колоколь!» Я не совсем понял смысл этих слов, но женщина охотно разъяснила сказанные в мой адрес слова старчика. «Скоро будешь диакон!» Меня просто всколыхнуло такое неожиданное пророчество всеми уважаемого старчика, которого, как оказалось, звали Игнатием. Вдобавок, своим прозорливым оком он увидел, что я иду звонить и сказал: «Иди колоколь». Непостижимы дела Твои, Господи, слава Тебе! А ведь сам он был совершенно слепой, только нуждался ли в поводыре? На нем явно совершились евангельские слова, что слепые будут зрячими, а зрячие — слепыми. Да, если мы не живем по Евангелию и не исполняем Заповедей Божиих, игнорируя и требованиями Святаго Крещения, то после всего этого, зрячие ли мы? В этом же году, вскоре после старческого предсказания, я действительно был рукоположен Архиепископом Псковским и Порховским Иоанном (Разумовым) во иеродиакона — первую степень священства.

Через год, в это же время и на том же месте, наша встреча со старцем Игнатием повторилась. Я опять стоял и ждал, пока освободится дверь для прохода. И та же женщина, которую я уже и забыл давным-давно, опять говорит мне: «Подойди-ка, да благословись-ка у старчика-то». Я опять с радостию сложил руки, испрашивая благословения. «Отче, благослови меня, грешного», — говорю. А он же, оборотясь ко мне, сам сложил руки для благословения и произнес: «Нет, ты меня благослови!» Я с перепугу, от неожиданности услышанного, чуть не упал в обморок и, растерявшись, стоял, не зная, как поступить, что предпринять. «Добрый и дорогой старчик, — только и смог наконец я произнести, — ведь я же не священник, а только диакон и не могу благословлять». А старец все руки держит и продолжает ждать благословения. «Вот, — думаю, — куда я попал?» Но женщина, видя меня в недоумении, все же вывела меня из затруднительного положения: «Да благослови же ты старца, ведь зря он ничего не делает и не требует. А если же заупрямишься, хуже будет, и при том не забывай, что скоро сам священником будешь!» Она словно кипятком меня облила, да такого страха нагнала, что под напором ее слов пришлось благословить сего великого мужа, да притом еще и прозорливца. Но после всего я подумал, какой же я нехороший, тупой, как валенок, и как же я дерзнул благословить великого старца. Не прихлопнул бы меня Всевышний за такую дерзость. О, прости же, прости меня, Боже, грешного и ветреного.

Хочу вспомнить еще об одной юродивой, которая являлась украшением города Печер. Ее звали Феодосия. Это была великая молитвенница и славная подвижница, умело скрывавшая свои духовные дарования от мира. Ее необычное поведение, одежда, одухотворенное лицо все это вместе взятое напоминало о ее подвиге юродства, а советы и заблаговременные предупреждения, всегда приносящие огромную пользу, говорили о ее прозорливости. В трудные минуты жизни святой Псково-Печерской обители матушка Феодосия спасала ее от неожиданностей, бед и треволнений. Она появлялась в обители именно тогда, когда нужда в ней чувствовалась особенно остро. Одевалась матушка совсем необычно. На ее ногах можно было видеть разную обувь: на одной, например, теплый валенок в летнюю пору, на второй — калошу с портянкой, перетянутой веревочкой. На голове — теплый пуховый платок, а в руках — длинную суковатую палку. Своим внешним видом она прикрывалась от взоров людских и в это же время она безпощадно обличала любителей мод, которые, не имея добродетелей, привыкли прикрывать свои духовные гнойные струпья и душевные болячки драгоценными покрывалами из разноцветных тканей.

А ведь время проходит, да так быстро, что не замечаются не только дни и недели, даже годы. Вечность приближается, надо бы готовиться к ней, а у нас на уме удовольствия и роскошь. Ах, люди, люди, как бы говорила она своим внешним видом и поведением, ведь душа дороже всего на свете, в том числе и тела, а удовольствия ничего не дают, только убивают душу и казнят веру. Как стрекоза, пропляшем красное лето жизни земной, а умрем — ничего не найдем доброго и полезного для вечной жизни. Ведь земная жизнь дана Богом для приготовления к вечности. От нашей личной свободы зависит все: и будущее наслаждение и адские муки.

Однажды у Святых врат обители я исполнял послушание привратника, в обязанности которого входит смотреть за порядком. Вижу, идет матушка Феодосия. Обрадованный ее появлением, я решил подойти к ней за советом и спросить о волновавшем меня вопросе, касающемся моего рукоположения.

— Матушка Феодосия, — спросил я, — меня хотят посвятить во диакона, может мне и не надо думать о возвышении по иерархической лестнице? Как вы скажете, ведь с простого монаха и спросу-то поменьше, а я ко всему еще слабый и немощный?

Она выслушала меня и сразу устремила ум и лицо свое горе, к небу, и долго, по-видимому, молилась Богу. Затем, обратясь ко мне, уверенно произнесла:

— Нет, ты не бойся, принимай сан и приближайся к Богу!

Она словно бальзам влила в мое наболевшее сердце, мне стало очень отрадно, мир и покой пришли ко мне. «Слава Тебе, Господи!» — это все, что я мог только сказать. Рукоположение во диакона состоялось в Михайловском соборе на праздник святаго Архистратига Михаила. Только кончилось одно мое переживание, как уже надвигалось другое, более серьезное. Стали распространяться слухи, что скоро предполагается рукоположение меня, грешного и недостойного, во священника. Сердце мое опять преисполнилось недоумения и печали. Однажды, уже будучи диаконом, я стоял во время всенощного воскресного Богослужения у аналоя посреди храма, протирая Евангелие полотенцем, и вдруг вижу, что входит блаженная Феодосия. Подойдя к аналою, она посмотрела на меня, затем взяла святое Евангелие своими руками, прижала его к груди и пристально посмотрела на меня. Потом, положив на место Великую Святыню, снова взглянула на меня, как бы вопрошая без слов: мол, понял ли ты что-нибудь? После чего, пошла к помазанию святым елеем. Да, я понял, дорогая матушка, твое сердобольное ко мне внимание. Ты в малое время в глубине своего сердца сказала многое: «Бери, Евангелие, сердечно служи Богу, проповедуй Евангельские истины и живи, как учит оно! Пусть твоя жизнь будет жизнью во Христе, и твое служение будет непредосудительным».

Однажды раба Божия Палаша, часто ночевавшая у ней и за ней присматривавшая, спросила ее:

— Матушка, в каком платье положить тебя, когда умрешь, во гроб?

— Приготовь только простыню, в нее и завернешь мое грешное тело, а больше ничего не потребуется. Придешь домой да брось на потолок простынь-то, да и пусть лежит, а простынку-то возьми белую.

Этот разговор состоялся за два года до ее смерти. И это ее пророчество исполнилось. Блаженная часто обличала за аборты врагов Православия, говоря: «Что же вы делаете, убивая собственных детей во своей утробе, ведь от Бога никуда не уйдете, здесь на земле поживете в свое удовольствие, а там, за гробом, вас ждет гнев Божий. Кому же заповедь-то Божия дана — не убий? А вы сами творите и других учите, поощряете. Не забывайте же, вас ждет гнев Господень!» И вот в одну из ночей к ней приехали на мотоцикле, сорвали с петель дверь, отрубили блаженной старице голову, тело изрубили на части, а затем вместе с домом зажгли. Накануне этой ночи Феодосия прогнала Палашку, сказав ей: «Одна, одна нынче буду ночевать, а тебя не хочу, чтоб была со мной. Вон, вон пошла до своего дома».

Пришла Палашка на следующий день навестить матушку Феодосию, но не нашла не только юродивую, но и ее дома — лишь дымящееся пожарище.

С большим трудом средь пепелища отыскали кости блаженной. Их завернули в белую простыню и благочестиво положили в новый гроб. Совершили отпевание, но голова была обретена много позже.

Бог не стесняет нашей свободы и дает нам право на выбор: либо добровольно веровать в Него и творить добро во имя Его, либо не делать этого. Поэтому и награда тем, кто верует и творит добро, будет вполне заслуженна. Широкий путь ведет в погибель и многие идут им, а узкий путь, путь утеснения себя, путь прискорбный ведет в Райские обители, но очень немногие, как говорит Христос, идут им и обретают его. Вот так, прикрывалась юродством, следовала узким путем богатая добродетелями великая подвижница Феодосия.

На могилке всеми любимой матушки стоит огромный крест, а у подножия его начертана эпитафия со словами нравоучения: «прохожий, ты идешь, но ляжешь как и я, присядь и отдохни на камне у меня, сорви былиночку — вспомни о судьбе, я дома — ты в гостях, подумай о себе!»

Вечная память тебе, мудрая учительница наша, блаженная Феодосия, терпеливая страдалица и мужественная обличительница безчестия. Вечный тебе покой!

Верующие как-то напомнили мне о прозорливой блаженной старице Анастасии, проживавшей в Палкино. Посетителей к ней было очень много. Пришло и мне желание ее посетить. Сколько же я удивлялся ее невозмутимости, духовной собранности, силе духа, молитвенности и неоспоримой прозорливости. Не взглянув на меня, она стала молиться обо мне Богу: «Господи, помяни священство его...», потом пропела тропарь Рождества Христова и др., а также много пропела из Божественной литургии. Утешившись посещением дорогой матушки, я довольный возвратился домой.

Не могу удержаться от того, чтобы рассказать о еще одной удивительной рабе Божией по имени Евдокия, живущей не на Псковщине, а в Тамбовщине, на моей Родине. Ведь прекрасная жизнь таковых угодников Божиих может послужить назиданием для многих. Хотя и коротко, но поведаю читателю об этой всеми любимой подвижнице; о ее доброте, любви к людям, а самое главное — о ее прозорливости. Жаль, что осталась для меня неизвестной ее фамилия, но, впрочем, блаженных нам свойственно и более привычно называть только по имени. Так вот, к матушке Евдокии, или просто к Дунюшке, как к духовному лекарю, шли люди со своими бедами и скорбями, шли, чтобы узнать волю Божию и получить добрый совет. Она всем безвозмездно помогала и утешала.

Я в детстве жил в деревне Крутое Ракшинского района Тамбовской области, а блаженная старица жила где-то километрах в восемнадцати от нас в поселке Хлыстово. У нас на родине в то время топились торфом, который добывали в земляных карьерах. Находили залежи торфа, расчищали площадку метров восемь длиной и два шириной, затем намечали рогаткой поперечные полосы в длину кирпича и нарезали такие кирпичики резаком. Затем на тачках вывозили их на возвышенные места для просушки. Вот мы с братом Виктором заготовляли себе торф: он резал, а я вывозил. После такой тяжелой работы у меня совершенно отказали руки, так что ничего уж не могли удержать. Я не знал куда и к кому обратиться за помощью. Да и куда поедешь из деревни? Но тут как раз и вспомнил про Дунюшку. Получив у матери благословение на поездку, я стал собираться. Старшая сестра Нина, видя мои дорожные хлопоты, спрашивает у меня:

— Куда же ты, братец, собираешься-то?

— К Дунюшке! - говорю я.

— Да зачем же ты тратишь время на поездку к ней? Что же ты у бабки необразованной можешь найти? Да у ней ведь одни тряпочки да ниточки, вот и все. А надо к врачам обращаться, у них уколы, таблетки, различные процедуры да массажи, а у нее?

— Это твоя точка зрения, — возразил я, — а у меня другая. Я верую в силу молитвы матушки. А тряпочками да ниточками она прикрывает свой дар. Тем более, сами факты говорят о плодах молитвы Дунюшки.

Сама сестричка страдала болями в спине. Она осталась без отца в раннем возрасте и все труды по хозяйству ложились на нее. Вышла замуж. И здесь неудачи — супруг был инвалидом войны, поэтому скорбей и трудностей только прибавилось. Все это подорвало ее здоровье. Она ужасно мучилась и страдала.

— Ну, коль все же собираешься к Дунюшке, — попросила сестра, — то на всякий случай вспомни перед ней и обо мне.

— Хорошо, — пообещал я, — обязательно скажу, обязательно!

Наутро с бардовозами я прибыл в поселок Хлыстово. Мне указали дом, где проживала блаженная. С трепетом открыл я дверь и, войдя, произнес:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — ответила бабушка. В переднем углу висели образа, пред которыми теплилась лампада. Сама блаженная была старенькая и чрезмерно высохшая. Сидела она за столиком, и перед ней лежали, как мы уже упоминали, тряпочки и ниточки. Я уже догадался, что таким вот образом она прикрывала свой благодатный дар, данный ей от Бога — врачевания всяких болезней. Помолится матушка о пришедшем, благословит тряпочку и даст ее просителю. После этого всякую болезнь и боль как рукой снимает. Я рад был, что застал ее дома, потому что ее часто увозили на машинах в свои дома большие начальники к больным детям.

— Зачем ты пришел? — спросила она меня.

— Ищу блаженную Евдокию.

— А зачем она тебе?

— Я верю, что она помогает и поэтому приехал.

— Ну, это я и буду, подойди ко мне. Я подошел, а она еще раз спросила:

— Ну, что у тебя?

— Матушка, руки болят и ничего держать не могут. Потрудился, поусердствовал, наверное, не по разуму, вот они и отказали мне.

— Пройдет, на тебе тряпочку, да на ночь-то привяжи на кисти рук, и, Бог даст, все пройдет.

А я еще ей говорю:

— Матушка, меня сестра просила сказать вам о ней. У нее очень болит спина.

— Кто-о-о-о?

— Сестра, — говорю, — Нина.

— А ей-то зачем ко мне обращаться? Я — необразованная бабка, только всего и имею, тряпочки да ниточки, как ты теперь сам видишь. Пусть она идет к врачам, все же у них есть и уколы, и таблетки, да всевозможные профилактики. Там гарантии-то больше, чем у меня.

— Да уж прости нас, матушка!

— Ну, ладно, ради тебя и ей дам.

И вот сколько времени прошло с той поры, и мои руки, и спина сестры более не болят. Я от нее вышел окрыленный, а ее прозорливость просто поразила меня...

Теперь хочу пригласить читателя побывать еще в одном уголке Псковщины, на острове Залит, где продолжает свой молитвенный подвиг о. Николай Гурьянов. Однажды утром рано катер доставил меня вместе с большой группой паломников на остров Залит. До этого мы долго плыли по устью реки Великой и псковскому озеру. Оказавшись на берегу, я сразу направился к сторожке, что находится напротив храма свт. Николая, где жила тогда алтарница Анастасия, ныне уже покойная. За мной поспешил кто-то из паломников.

Мы вошли в домик, поздоровались и спросили:

— Мать Анастасия, как лучше, идти ли нам к батюшке или подождать здесь?

Она же на украинском наречии ответила:

— Посидите трошки, чай сам придет.

И только промолвила она эти слова, как открылась дверь в сторожку, и словно легкокрылый Ангел вошел отец Николай.

— Да хранит вас милосердие Божие, — сказал он, весело улыбаясь и благословляя нас. Он усадил нас по правую и левую стороны от себя и начал мирно с нами беседовать. Во время этой трогательной и задушевной беседы разрешались многие наши вопросы. Нам показалось, что уже все вопросы исчерпаны и что пора бы нам отпустить трудолюбца-старца для других встреч с приезжими, ибо многие хотели лицезреть старца и получить желаемые советы и благословение. Вдруг о. Николай обращается к моему соседу и говорит:

— Вот ты сейчас пойдешь, сядешь в ракету, опустишь руку в карман и найдешь там записку с вопросами, которые ты написал своей рукой у себя дома. И все вопросы останутся неразрешимыми.

Тронутый до глубины души заботой и прозорливостью батюшки, этот паломник со слезами на глазах стал благодарить старца и просил, по силе возможностей, разрешить все вопросы.

Да, это бывает с каждым, кто стремится побеседовать с дорогим батюшкой. Он по отечески ласково встретит тебя. Невидимое, окутывающее его благодатное облако, покроет и тебя, так что вдруг разом покажутся незначительными или даже забудутся все вопросы и проблемы, с которыми ты сюда ехал. Пребывание у батюшки проходит на одном дыхании любви. Невольно вспоминаешь слова апостола Петра, сказанные им в момент Преображения Господа на горе Фавор: «Господи, как нам с Тобой хорошо!»

* * *

Вспомнили о батюшке, вспомним и о его благословении на то, чтобы описать житие блаженного монаха Михаила Псковского. Господи, благослови!

Место рождения будущего подвижника — Псковская земля. В нескольких десятках километров от областного центра — г. Пскова — расположен Островский район, орошаемый водами реки Великой. В одном из удаленных его уголков расположена деревня под дивным названием Сказино. Кроется в этом названии нечто необыкновенное, располагающее думать, что рождаются и живут там особые люди, с особыми талантами и достойные какой-то особой славы. Возможно, со временем о них будут написаны повести, рассказы, а может, и целые трактаты. Поистине, название сей деревни как бы символически связано со всем нашим повествованием.

Итак, именно здесь, в деревне Сказино, в 1897 году у благочестивых родителей Василия и Натальи Васильевых родился герой нашего благочестивого исследования. Святитель Филарет, Митрополит Московский, говорит, что у человека есть три дня рождения. Первый, когда, по промыслу Божию, естественным образом рождается он от родителей в эту земную жизнь. Второй — когда омывается от первородного греха в купели Крещения, рождаясь в духовную жизнь, получая печать дара Духа Святаго и вступая в ряды воинов Христовых Православной Кафалической воинствующей Церкви. Третий — когда умирает, рождаясь в жизнь вечную и вступая в ряды Церкви торжествующей. Для последнего — необходимы земные подвиги, благочестие, вера и упование. При их отсутствии человек идет на вечное мучение, потому что земную жизнь прожил в одних удовольствиях, беря все от жизни, ничего не давая Богу и не думая о своей безсмертной душе. Вскоре мальчика крестили и нарекли ему имя Михаил, что означаете переводе на русский язык «Кто яко Бог». Детские и отроческие годы мальчика протекли под родительским присмотром. Для усвоения методических знаний начальной и средней школ, мальчик посещал школьные занятия и отлично учился. Родители имели хозяйство, земельные угодья, а по праздникам и воскресеньям посещали храм Божий в честь Святителя и Чудотворца Николая, что на кладбище.

Придя в зрелый возраст, Михаил отдает долг Родине—отбывает воинскую повинность в рядах русской армии. Служит он в граде на Неве — Санкт-Петербурге. Быстро протекло время службы и вот уже демобилизация. Затем опять "началась жизнь во граде Острове. Зрелые года требовали своего: следовало обзавестись семьей. Скоро будущая супруга уже была найдена. Звали ее Пелагия Никитична Никитина. Прежде всего побезпокоились о венчании в храме, чтобы вступать в супружеские обязанности без зазрения совести. Венчание состоялось в храме свт. Николая в 1918 году. После женитьбы, радуясь и безмерно благодаря Бога за то, что нашли друг друга, молодые супруги подыскали себе дом в городе Острове, и вскоре туда переселились. Обзавелись хозяйством, купили корову, кур. Но, самое главное, вместе с домом отошло им земельное угодье. Быстрый, ловкий, смекалистый хозяин то и дело подбадривал свою любимую супружницу: «Не унывай, роднушечка, ведь Господь с нами, все будет хорошо». Любил Михаил часто говаривать: «Радуйся Обрадованная, во Успении Твоем нас не оставляющая! Пресвятая Богородица, спаси нас». Он как-то особо был расположен к Богу. А затем началась настоящая крестьянская жизнь: уход за коровой, курами, огородом, косьба сена — это были повседневные занятия Михаила. Он любил своих родителей, уважал их, потому недоразумений, свойственных обычным семьям у них не наблюдалось. Михаил многому научился от своего доброго, мастерового и рачительного отца. От природы он был физически крепкий телом и расположен к строительству. Любил чинить обувь, подшивать валенки, класть печи и овладел секретом в работе по железу. Он трудился не только дома, но еще на ответственных работах в колхозе: на сенокосе, уборке картофеля, свеклы и пр.. Вскоре у них в семье родилась дочка, которую назвали Катей, затем — два сына Павел и Олег. Знание Михаилом кузнечного, столярного и печного дел не оставались в сокровенности. Горожане часто безпокоили его со своими нуждами, он же не отказывал им, но выкраивал время для исполнения их просьб, делая это с большим старанием и добросовестностью. Местный настоятель стал приглашать его для устранения недостатков в храме. То крышу починить, то забор поправить, то печь переложить. Многое из жизни Михаила к великому сожалению до нас не дошло, но, с другой стороны, нам и нет необходимости вдаваться в мелкие бытовые подробности их семейной жизни. Достаточно сказать о том, что Михаил с юности имел великую любовь к Богу и Православной Церкви, его сердце любило и жалело всякого человека. Для него невозможным было кого-то обидеть, или сказать что-то грубое. Его необъяснимая любовь к Богу выражалась в его поведении. В субботу вечером и в воскресенье утром он всегда шел в храм Божий на молитву, никогда во время Богослужения не разгуливал по храму, стоял на службе на одном месте как свеча, источая из глаз своих слезы. Вобщем, он был во всех отношениях образцовым христианином. Он чувствовал в храме присутствие Божие. К нему обращались нуждающиеся, для которых он всегда находил время и с великою любовью исполнял их нужды. Такое обращение Михаила с поселянами роднило их. С душевной теплотой и лаской встречал он всякого. Он не разделял людей на хороших и плохих, но всех любил, так как все люди почтены образом Божиим. Как образ Божий носящего, он любил всякого, но ненавидел живущий в человеке грех, потому что творить грех учит диавол.

Михаил всегда был готов на услужение. Безропотное послушание и плодотворные труды обезпечивали ему почет и уважение окружающих, но он не добивался славы человеческой, он всегда и во всем искал славы Божией. Всякие добрые дела делал во имя Божие, и это всегда давало ему невозмутимый мир и душевный покой. Какая-то сладость наполняла его внутреннее естество, располагая его к блаженному плачу. В нем, как ни в ком другом, невыразимо сочетались вера, доброта с простотой и общедоступность. Говорил он мало, но любил творить Иисусову молитву, сопровождая ее постоянными глубокими воздыханиями и слезами. Многие замечали, что губы его непрестанно произносили сладчайшее имя Господа Иисуса: «Господе, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Известно, что Господь, постоянно призываемый в молитве, побеждает зло, умиротворяет дух человека, восстанавливает внутреннюю тишину и располагает ум к дальнейшему пребыванию в молитве. Михаил знал эту тайну и всячески стремился пребывать в сем делании. И эта его чудная молитва услаждала каждого, умиротворяя душу. Всякую минуту, свободную от занятий, он посвящал любимому досугу — помолиться Господу. Что могут дать человеку утехи даже всего мира, по сравнению с тем утешением, какое дает Спаситель Своим подвижникам в минуты блаженного состояния? Этого не описать! Только тот может удостовериться в этом, кто сам потрудится и переживет блаженное состояние.

Как небо отстоит от земли в недоступных человеческому уму измерениях, так высоки и утешения нисходящие от Бога на любителя благочестия, в молитве пребывающего. День ото дня Михаил все больше и больше укреплялся в вере, распалялся в любви к возлюбившему нас Богу, совершенствовался в добродетелях. Он уже дышал ими, жил ими, смирялся, чая спасение. Воистину, на нем исполнились слова пророка Давида о человеке боящемся Господа: «И будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое и лист которого не вянет; и во всем, что он ни делает, успеет» (Пел. 1,3). Трудясь в дневных занятиях, он не забывал о Создавшем его, он искусно умел возносить ум и сердце горе, к Вечному Богу, источая при сем обильные слезы.

По большим праздникам, а также на вечерние всенощные бдения и воскресные Богослужения он аккуратно приходил до начала службы, чтобы заблаговременно приложиться к иконам, как бы поприветствовать их и получить благословение их, а уж во время службы помолиться сосредоточенно и не помешать молитвам других верующих. Особенно же он любил Божественную литургию, никем и ничем незаменимую, называя ее пиром веры. «Да, это праздник души, — говорил он. — Здесь и Святая Троица, и Богоматерь, и все святые, здесь все в храме в благодатном огне. И почему люди так скупо и с прохладцей смотрят на угождение Богу? Кому же через пророка Моисея, на горе Синае, дал Господь Бог Свои чудотворные заповеди: шесть дней делай все дела твои, а седьмой день, воскресенье, посвяти Господу Богу твоему? Сказано в Священном Писании: «От Иоанна Крестителя Царство Небесное нудится, и нуждницы восхищают его». И видя пассивное отношение молодого поколения к Закону Божию, а к плотской чувствительности — азартное стремление, Михаил плакал и просил Господа о вразумлении и спасении заблудших, потому что считал это вопросом жизни и смерти. Любил Михаил читать Святое Евангелие, как благую весть о Христе и о нашем спасении, а также духоносную книгу Псалтирь и святоотеческие книги святых отцев. В уютном небольшом кладбищенском храме города Острова, в честь святителя и чудотворца Николая, Михаил простаивал целые службы, и в этом находил единое утешение в этом многобедственном и быстроисчезающем мире. «Проходит мир и образ его», — говорит апостол Павел.

Город Остров небольшой по своей обширности и численности населения, но все жители знали своего любвеобильного благодетеля и шли к нему за помощью. Он особо дорожил временем. Если не было дел в доме, он шел исполнять очередные заказы. Первоочередным его делом была реставрация храмов. Местный настоятель то и дело обращался к Михаилу по работе на храме или возле храма или другим храмовым нуждам. Если дел не было и в храме, он шел исполнять очередные заказы. То чинил летнюю обувь, то подшивал валенки на зиму, то кому-то носил воду, рубил дрова. И все это делал с великою охотою и Бога ради. Народ всегда был признателен своему безмездному благодетелю, любил его и молился о нем. У народа есть поговорка: «Слава на месте стоит, а безславие впереди бежит». У Михаила получалось наоборот: безславие хромало на оба колена, а слава бежала впереди! Видя его, все прославляли Отца Небесного! Слава о нем стала уходить за пределы г. Острова. Михаил очень любил посещать в двунадесятые праздники Собор Святой Троицы в Пскове, а также престольные по окрестностям Пскова. Любил посещать Псково-Печерскую обитель, куда привлекала его теплая братская молитва, а пение, словно какая-то музыка муссикийского согласия, услаждало его дух и уносило горе, в горние селения вечности. Любил он посещать остров Залит — место пребывания печальника за Русь и молитвенника теплого и усердного о народе, старца отца Николая. Любил преподобного Никандра Псковского и его дивную пустынь, с ее вечно холодными и глубокими родниками. А также посещал село Вихно, местечко Чудово Новгородской области. Привлекало его местечко Уситово и Юшково, где подвизался удивительный старец отец Паисий, его духовный отец.

Глядя на такого Боголюбивого раба Божия, невольно поражаешься его стойкости в вере, мужеству и адамантовой крепости. Это нельзя объяснить ни чем другим, как только тем, что Сам Бог его хранил и укреплял. Ведь стоит только подумать, что это было за время, в какое он жил: свержение Царя батюшки жидами и масонами, ритуальное убийство всей Августейшей семьи этими извергами и палачами, которые и поныне не оставляют в покое Россию и русский народ и продолжают политику полного уничтожения православия; это революция, искусственно вызванный голод в Поволжье, тотальное изъятие церковных ценностей.

Мировая закулиса всеми силами хочет осуществить эти грязные идеи и тем самым приблизить время пришествия антихриста. Истина сегодня ненавидима и попираема, но тем не менее мы должны и обязаны ее не только искать, но и жить по ней! Ищите истину, и она сделает вас свободными...

Шли годы, но испытания и скорби только нарастали. В 1941 году началась война. Последовала эвакуация жены Пелагии с маленьким Павлушей в местечко Кинешма Ивановской области. Все эти неимоверные страдания не надорвали организма Михаила, но наоборот, закалили его волю в терпении и мужестве. В страданиях укрепилась в нем любовь к Господу, они помогли ему найти единственное утешение в Вечном Боге, Которым он жил все дни жизни своей. Он вместе с составителями осмигласника взывал во вся дни жизни своей: «Ты моя крепость, Господи, Ты моя и сила, Ты мой Бог, Ты мое радование».

Да, страдание — это пробный камень, через который Господь видит нашу верность к Нему в любви и вере. Страдание — верный друг всякого, кто любит Бога и стремится наследовать жизнь вечную. Во время войны рядом с Михаилом появилось безродное дитя. Мальчика звали Юра, и промыслом Божиим они породнились. Долго жил Юра в семье Михаила, но когда нашлись его родители, мальчика забрали. Михаилу, как и Ною многострадальному, горе шло одно за другим. Возвращение жены после военных лет из ссылки с малюткой дало некоторое утешение, но его уже ожидало новое испытание. 1948 год оказался роковым — годом смерти его супруги. Тяжелая болезнь посетила Пелагию. Местный врач посоветовал обратиться к научным светилам в Ленинград, ибо непонятная опухоль, обнаруженная у Пелагии, могла оказаться злокачественной. Обследование наконец-то состоялось и, согласно его результатам, была назначена неотложная операция. Но прежде ее положили в больницу подкрепить организм витаминами и другими лекарствами. Вскоре ей якобы полегчало, но это было лишь временное облегчение: не дожив одной недели до операции, Пелагия отошла в вечность.

Все необходимое было сделано и трудностей ради тело не стали забирать домой, но совершив отпевание, похоронили в Петербурге на Охтинском кладбище.

Дочь Екатерина, окончившая медицинский институт, стала работать медсестрой. Тогда же она вышла замуж. Как-то она узнала о продаваемом в городе Пскове доме, по улице Германа, 8. Произведя куплю-продажу, она переехала во Псков. Пожив немного времени, Екатерина прочитала объявление, что по улице Островского, 5 — продается дом. Она сообщила об этом отцу. Осуществить эту идею после всех переживаний последнего времени было нелегко, но где-то глубоко в душе Михаил был согласен жить во Пскове.

Приближался престольный праздник в Пскове в честь Живоначальной Троицы, а так как Михаил любил встречать престольные праздники, то и решил осуществить свое желание. Ко всенощной службе, которую возглавлял Владыка Иоанн, Михаил не успел. Утром, помолившись за архиерейским Богослужением в Псковском Кафедральном Троицком Соборе, Михаил встретил после службы самого Владыку Иоанна (Разумова), тогда имевшего титул Псковского и Порховского. Владыка, благословляя Михаила, с улыбкой заговорил с ним:

— Не хочешь ли переехать во Псков на постоянное место жительства? Ведь ты большой специалист по реставрации храмов?

— Конечно, желание есть, ваше Высокопреосвященство, но есть одно препятствие, которое не дает мне такой возможности: во Пскове у меня нет жилья, а ведь у меня после смерти жены осталось трое детей.

— Продается дом по улице Островского, номер 5, недалеко от аэропорта, осмотри, понравится, да и милости просим, приезжай к нам, все разузнай толком. Как, чего, за сколько, да и оформляй куплю-продажу.

После этих слов Владыка подал Михаилу записку с адресом. Все это время округу оглашал малиновый перезвон на фоне бархатистого звона Большого колокола. На прощанье Владыка, крестясь на храм, еще сказал Михаилу:

— Да не раздумывай, потрудиться на наших храмах спасительно, тем более такие специалисты, как ты, нам очень нужны.

От души понравилось Михаилу предложение Владыки, и хотя сердце его почему-то тревожилось, слезы радости, как блестки росы, появились на глазах. «Значит я не одинок, — прошептал он, — хотя моя супруга и оставила меня с детками, но Господь нашел меня. Боже мой! Благодарю Тебя, попечителя моего! Своим дивным промыслом Ты вспомнил обо мне, слава Тебе!» Постояв немного подле Собора и подумав обо всем том, что так неожиданно с ним произошло, Михаил поблагодарил в душе дорогого Архипастыря и решил сразу поехать познакомиться с местом, где продавался дом. Звон колоколов давно утих, и автобус вез в своем уютном салоне Михаила по направлению к Крестам. Вот уже и дом 5 по улице Островского. Осмотрев дом снаружи, Михаил остался доволен. Понравилось ему то, что улица здесь тихая, не в пример главной, наполненной шумом и суетой. И огородик в шесть соток с роскошными яблонями показался в самый раз. С фасада дом украшал аккуратный палисадник с фигурным заборчиком из штакетника, за которым прятались распустившиеся душистые розы, гвоздики и жасминовый куст. Михаил постучался в дверь. Приветливая хозяйка радушно предложила осмотреть весь дом, широко распахивая двери во все комнаты. Все пришлось здесь по сердцу неприхотливому и скромному покупателю. Главное — тишина, вот что особенно пленяло его душу. Он быстро осведомил своих деток, и как же рады они были переехать во Псков. Вскоре вопросы о купле и продаже были решены, оформление и прописка произведены, и Михаил стал считаться постоянным псковским жителем.

Теперь осталась главная забота: увидеть храм, в котором придется постоянно молиться. Наступала суббота, и Михаил заблаговременно отправился пешком в храм Божий. Он любил ходить пешком, считая, что молитва должна быть трудовой. Вот наконец перед ним открылся любятовский храм. Благоговейно перекрестясь на храм Божий, Михаил осмотрел его кругом и вполголоса произнес: «Реставрировать его тоже надо!» Хозяйственный человек, привыкший всегда к порядку, он и здесь сразу увидел неполадки и острую нужду в необходимости применения своего труда.

Как мы уже говорили, Михаил любил приходить во храм Божий всегда до начала службы, что давало ему особое удовлетворение. Опоздание к богослужению он считал недоношенным плодом. Ко всему он старался относиться добросовестно, а к Богослужению тем более, что укрепляло его волю и закаляло характер. Он более всего боялся потерять страх Божий, ибо начало премудрости — страх Божий, о чем говорит неложное слово Божие. А история жизни наших прародителей убеждает, что пока они берегли страх Божий и благоговение к создавшему их, то жили в раю; а как только потеряли страх Божий — были изгнаны из рая. Придя во храм, как замечали за ним особо любопытные, он без нужды не ходил по нему. Возьмет свечки, поклонится образу. Особенно он чтил Любятовскую Владимирскую Божию Матерь, перед Ней он молился со слезами. Итак, почтив образа Божий, становился он на свое место, которое избрал, и никуда не оглядывался, усердно внимая пению и чтению, а сердце и ум устремляя к Богу. Поглядев на такого примерного молитвенника, невольно вспомнишь слова Христа: Дом Мой, дом молитвы наречется (Мф. 21,13). Михаил молился по-настоящему, собранно, сосредоточенно, не рассеянно, и плоды молитвы сами говорили о себе. Лицо его сияло неземною красотою, он всегда был весел и приветлив.

Даже врачи психиатры утверждают, что грязные мысли способны ослабить силы души, и наоборот, мысли, возносящие ум и сердце в молитвах к Богу, духовно обогащают душу. Господь Бог, дающий молитву молящемуся, щедро умеет награждать старательного труженика Своими милостями и щедротами. Михаил с юности любил Божественную литургию, и, живя во Пскове, он продолжал также благоговеть перед ней, считая ее основой жизни души. «Как воздух необходим для дыхания, — говорил он, — как вода для рыб, так для души необходима святая литургия. И заменить ее нечем — она безценна». Михаил даже представить себе не мог, как можно жить без Бога, без Церкви, без духовности и без Божественной литургии. Ведь только это и составляет сердцевину жизни человека, а когда этого нет, то вся жизнь идет насмарку, не набирается багаж добрых дел для вечной жизни, а жизнь как безценный дар от Бога — безвозвратно проходит. О, христианин, успевай, дерзай и действуй! Михаил во всем себя принуждал ко благому, поэтому и жизнь его текла в соответствующем этому благодатном русле. Везде и всегда он старался принуждать себя ко осмысленным поступкам, помня поучение Спасителя: «От Иоанна Крестителя, Царство Небесное нудится и нуждницы восхищают его». Вот это и есть главная добродетель — понуждение себя к деланию добра. Это главная деталь нашей жизни — прогонять лень и принуждать к доброделанию. Этим-то мы и начинаем стяжать Духа Святаго.

Живи так, христианине, принуждай себя к Богоугождению, старайся во всем делать все без ропота, а с любовию, и Царство Небесное будет твоим, и радость, которую ты будешь вкушать — никто не возьмет от тебя!

И наоборот, ленивых, нерадивых, сребролюбивых, грехолюбивых и суетливых слово Божие строго предупреждает, говоря: «Проклят человек, творящий дело Божие с небрежением!» Потому так сказано, что нет у таких людей добрых дел и доброй жизни. Вот почему и утомляет садовник господина своего, чтобы не посекал он смоковницу, не приносящую плода, как мы читаем во святом Евангелии, но говорит: «обложу навозом, обработаю, потерпи еще год, коль не принесет, тогда посечешь ее». Так говаривал в беседах и Михаил. Много посетителей стали приходить к нему, и он с любовию принимал их. «Они ведь как овечки заблудившиеся, не имущие пастора, — говорил Михаил. — Как же их, роднушечек, не принять? Они ведь горем убитые, духовности у них мало. Со всех сторон у них колкости, неурядицы, в домах неустроенность — сплошное горе. О, Боже, помоги всем!»

Тем временем у Екатерины уже подросли детки. Как-то Михаил, возвращаясь из храма, решил их навестить. Обычно они привыкли видеть Михаила жизнерадостным, одухотворенным, а на этот раз увидели его плачущим.

— Тятя(так звали его дети и внуки), почему ты плачешь?

— Я плачу от радости, мои роднушечки, ведь сегодня мне дали читать Апостола!

Встретила Михаила одна прихожанка храма и говорит ему:

— У меня есть акафист святому великомученику Георгию Победоносцу. Хочешь, дам почитать?

— Не только хочу почитать, но и переписать, только очень прошу, душечка, потерпи недельку, а потом верну его!

С этим акафистом блаженный не расставался, носил его, положив за пазуху, и при каждом удобном случае почитывал.

Приближался праздник великомученика Димитрия Солунского чудотворца. Михаил очень любил бывать в храмах на престольных праздниках. Помолвившись, он возвращался с Божественной литургии. Стоял на автобусной остановке, ожидая автобус, и вдруг услышал стук конских копыт. «Господи, спаси меня, заробел Михаил и истово оградил себя крестным знамением. — Кто же это может быть?» А стук копыт звучал все ближе и ближе, и вдруг рядом с Михаилом появился всадник — красивый юноша с копьем в руке.

— Не бойся меня, раб Божий, — сказал он Михаилу, — я Георгий Победоносец! У тебя акафист за пазухой, перепиши его и читай по одному разу каждый день, а я буду тебе помогать во всем!

После этих слов чудесный небожитель стал невидим. Перекрестившись и вздохнув, Михаил сердечно поблагодарил Бога за великую милость и со слезами произнес:

— Неизреченное чудо! Небожители приходят к человекам и входят в беседу с ними! Какое диво! Небо сливается с землей. И люди делаются друзьями с небожителями! Спаситель Своим рождением, страданием и смертию разрушил средостение, херувим отступает от дерева жизни, и мы райские пищи сподобляемся. Господи, слава Тебе!

А люди чего-то ищут, изощряются в модах, хотят кого-то удивить, а практически — это чистой воды извращение Богом данного порядка людьми злонамеренными, которые ищут утешение в наслаждениях, искусственно развивая в себе глупые, животные и ненужные потребности. Зачем насиловать свою природу? Отец Иоанн Кронштадтский говорил, что семя — это бальзам жизни, и разбрасываться им направо и налево неполезно самому человеку, ибо он теряет здоровье и безвременно будет болеть. Зачем все это? Человеку, при разумном воздержании, требуется очень немного. Какие в людях разногласия в поступках? Одни чего-то ищут, едут куда-то, другие не верят, иные в секты вступают, оставляя свою драгоценную, а лучше сказать безценную, ничем не заменимую, чудотворную веру. Веру, данную Богом, и утвердившую всю вселенную. Одним словом, человек, губя свою душу, уклоняется от доброго и спасительного, и прикрепляется к непостоянному и в сию минуту исчезающему, теряя золотое время, которое уже не вернется. А ведь все рядом. Разве только какая-то пелена разделяет нас с небом и вечностью. Жизнь земная — это подготовка к безконечной жизни. А люди устраивают по евро-стандартам шоу-тризну, беря от жизни все. Ах, народ, народ, как ты невнимателен к своему личному спасению. Перестал ты молиться Богу, погнался за чувственными удовольствиями, которыми никогда не насытишься. «Боже мой, — с плачем молился Михаил, — как же Ты благ, долготерпив. Слава Тебе, Творцу и Попечителю нашему!»

Весть о явлении Михаилу святого великомученика Георгия быстро облетела не только близких и знакомых, но стала известна далеко за пределами г. Пскова. С тех пор люди стали называть Михаила старчиком. После видения великомученика, блаженный Михаил стал еще внимательнее к себе, к молитве и ко всему. Он ценил каждую минуту своей жизни, чтобы не пропустить зря Богом данное время, но только об одном и помышлял — как бы и чем бы почтить Бога и сотворить что-то доброе во славу Божию. Кроме молитвы общественной и частной, а также помощи людям, у него было еще одно любимое занятие — огород. Там Михаил все делал сам: и копал, и сажал, и поливал. Но больше всего он любил наблюдать за растениями, цветами и яблонями. Какое диво — человек только бросит в землю семечко или клубень, и все растет без нашего ведома — лишь по милости Божией, Который и поливает, и греет, и выращивает. Как же благодарить Тебя, Господи, за милости Твои и Отеческое попечение? Рачительная забота Михаила о растениях была видна во всем и везде. Так в палисаднике с фасадной стороны дома, на удивление и радость соседей, цвели необычной красоты многолетние душистые розы и флоксы...

Вот эта чудная весна, вот эти цветущие яблони, вот эта летающая пчелка, заботливо собирающая медок из Божиих травок и цветочков — все это напоминает нам о необходимом труде. Даже первая заповедь в Раю была дана Богом нашим прародителям — возделывать Рай. То есть это заповедь о труде. А труд всегда нужен, ибо он облагораживает человека и избавляет от лени и множества грехов. А чтобы понять необходимость труда, примем во внимание поучение святаго апостола Павла, сказавшего: «Кто не работает, тот да и не ест».

Так во всем и всегда воспитывал себя старательный подвижник, чтобы не приткнуться о камень небрежения. Как-то за работой в саду Михаил задумался о том, куда девается народ, который умирает? Ведь Церковь учит, что смерти нет, а прошло столько веков. Столько людей перешло в иной мир, что им, наверное, и счету нет. Вот тайна? «Куда же народ тот помещается, Боже мой, — вопрошал Михаил, — вот недоумение для меня, да такое назойливое, словно червь точит под сердцем?» Михаил взял лопату, чтоб окопать яблони, но навязчивая мысль все одолевала его: «Куда же народ-то вмещается? От Адама до сего дня сколько народа — куда все вмещаются?» Не пришли ему тогда на ум слова Спасителя, сказавшего, что в доме Отца Моего обителей много суть. Так некогда блаженный Августин возжелал постичь Тайну Божественного разума и несколько лет молился, чтобы открыл ему это Бог. И вот однажды, на закате солнца, шел блаженный по берегу моря, не переставая думать о вожделенной тайне, как вдруг увидел сидящего отрока, выкопавшего себе ямку из песка и ложкой из моря переливавшего туда воду. Удивившись таковому его занятию, Блаженный спросил:

— Что ты делаешь?

— Хочу перелить в эту ямку всю морскую воду, — ответил отрок.

— Но ведь это невозможно сделать! — возразил Августин.

— А тебе, ограниченному человеку, возможно ли постичь неограниченное? — вопросил отрок и тут же стал невидим.

Но старчику открыл Бог иначе. Размышляя над волнующим его вопросом, вдруг он почувствовал неизъяснимую слабость. Лопата из рук выпала, а тело, вот-вот готовое упасть, удержала яблоня. Словно в объятия приняла она своего труженика и попечителя. Душа, между тем, оставила тело блаженного. Пред нею открылись неведомые просторы другого, не поддающегося никакому описанию, мира. «Что со мной, не пойму — удивлялся старчик? — Ведь я только что был подле яблони и вот уже стою здесь, в другом мире? Боже мой, опять Ты открываешь мне что-то новое? Где я?» — «Смотри налево», — слышит он голос. Перед ним расстилается огромное, безбрежное огненное море, издающее ужасное зловоние. А высокие волны то вздымаются, то падают, испуская из своей среды золотистые искры...

— Вот где я набрался страху, — рассказывал после Михаил, — как увидел я в этих ужасных огненных волнах множество народу. Сколько же там люду, и какого сословия там нет! «Ах, мать моя и отец мой! — вскричал я. — Где же вы, мои слезы, чтобы мне плакать, видя такое горе!» Присмотревшись, я там увидел монахов, священников и игуменов, епископов и митрополитов. А рядом с ними их митры, как некие легкие ладьи качались на волнах огненного моря. Слезы застилали мои глаза. Неужели, думаю, пошли эти люди в монашество и священство, чтобы наследовать такое место? И взмолился я Богу об этих людях, ведь жаль было до смерти их! И пришли мне на память изречения святых подвижников благочестия: «Рассуждение — мать спасения!» и другое: «Предпочтение дается не труду, ни добродетели, а рождающемуся от них смирению!» Ах, как вы правы, блаженные и богоносные отцы наши! По-видимому, спасает человека не положение, а богоугождение, украшенное смирением. Вот почему Спаситель наш и призывает всех, говоря: «Приидите ко Мне все труждающие и обремененные, и Я успокою вас, приидите и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим, иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть!» (Мф.11, 28-30). И преподобный отец Серафим Саровский говорил: «Стяжите мирный дух, и вокруг вас тысячи спасутся». А мирный дух значит мир со всеми, погашение в себе страстей и очищение своего сердца, ибо только чистые сердцем узрят Бога. А святой Иоанн Богослов поучает в своем послании: «Если сердце не зазрит, дерзновение имеете к Богу». Прочитать Евангелие — это еще не все, а надо что-то еще. Что? Надо исполнять его! Ведь блаженны не слушающие слово Божие, а исполняющие его!..

Ах, как же мне было всех их жаль! Смотрю, одна душа, увидев меня, направилась прямо ко мне. Она, по-видимому, хотела, чтобы я помог ей. Я, догадавшись, стал искать хоть какую-нибудь палочку, чтобы помочь. Но вдруг услышал голос: «Нельзя! Здесь уже поздно помогать. О спасении надо думать и трудиться на земле. Для этого и дана земная жизнь человеку, чтобы научиться спасению. Там на земле все дается Всевышним: и время, и силы, и здоровье, только возымей произволение, усердие и прилагай труд, творя добро, и умножай таланты. Ведь на земле не все живут одинаково. Одни усердствуют в любви к Богу и трудятся для спасения души своей, а многие ухищряются брать свое от жизни. Этим самым они убивают свою душу страстями и отлучают себя от наследия жизни вечной! Вот скорбь! А здесь уже воздаяние и ответ за прожитую жизнь!» Боже мой, как мне стало страшно! Все вокруг наполнено было каким-то ядовитым дымом. Мне хотелось неутешно плакать. «Научи меня, — говорю, — Боже мой, не только веровать в Тебя, и не только любить, но и бояться Тебя, Создателя моего! А ко всему этому, Господи мой, Господи, даруй мне неослабную решимость и произволение служить Тебе верой и правдой. Аминь».

Но вот опять внятно слышу слова: «Смотри направо!» Я увидел золотое облако, а затем оранжевое, да такое прекрасное, что не описать. А вокруг море разнообразных цветов, да таких, что не выразить и не сказать. Смотрю, идет Спаситель, да в таких одеждах, что слов нет. Ах, какой же Он красивый! От Него исходило неизреченное благоухание, такие ароматы, каких я на земле никогда не обонял, даже и сравнить не знаю с чем земным, ибо ничего подобного нет для сравнения. А какая в Его лице благодать, милость... а любовь! Увидев Господа моего и Спасителя, я не выдержал и упал. А про себя я молился такими словами: «Господи, Создатель Ты мой, как же мне отблагодарить Тебя? Что же воздам Тебе, Жизнодавче мой, Твое творение, Господи мой и Спасе!» Чувствую, что кто-то касается меня, а это ангел. «Встань, раб Божий, — сказал он, — ведь Бог — это Источник и Начальник нашей жизни, Господь Иисус Христос. Ты не бойся, смотри на Него и наслаждайся лицезрением Его!» У Христа в руках было золотое кадило, которое издавало чрезвычайно тонкое и неизреченное благоухание, и Он кадил на обе стороны. Меня объяла такая радость, что нет возможности передать, и весь я трепетал от радости. И можно ли в жизни испытать такое, что я испытал при виде своего Спасителя? В сердце и мыслях я без конца благодарил сладчайшего моего Господа за то, что Он даровал нам такую безценную веру. Ах, думаю, какие же мы, православные христиане, счастливые, имея такого заботливого, живого, крепкого и вечного Бога, роднее родного отца. Счастье то наше не крадомое, вечное и непреходящее! Мне на мысль пришли слова из Пасхального богослужения, и я про себя пел слова Пасхи: «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!.. Величит душа моя, Воскресшего тридневно от гроба, Христа Жизнодавца!.. Христос новая Пасха, Жертва живая, Агнец Божий, вземляй грехи мира!.. Днесь всяка тварь веселится и радуется: яко Христос воскресе и ад пленися!.. Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития, вечного начало, и играюще поем виновного, Отцев Бога и препрославленного... Плотию уснув, яко мертв, Царю и Господи тредневе и воскресл еси, Адама воздвигл еси и упразднив смерть. Пасха нетления, мира спасение!..»

Спаситель, продолжая кадить по обе стороны, прошел мимо, а за Ним шел апостол любви Иоанн Богослов. А за ним — четыре Евангелиста, а после них — все апостолы. Не верил я глазам своим, что вижу Того, Кому молился, в Кого веровал, на Кого надеялся, Чье имя произносил с благоговением и страхом, о Ком читал в Священном Писании, Мое упование и ответ на все мои чаяния — вижу Бога моего и единственное мое утешение и надежду! Куда не погляжу — везде море цветов, аромат и животрепещущая радость. А вокруг на разные мотивы чудно пели какие-то необъяснимые, прекрасные птицы: было слышно и стрекотание, и свист, и щебетание, и мелодичные разноголосья. Для объяснений не хватит никаких слов. На уме у меня были одни слова, кои я в умилении повторял: «О, как счастливы те, кто оставив все — и страсти, и мир, и пристрастие ко всему — взыщет единое на потребу: Бога и Богоугождение и последует за Ним. Какая их ждет награда и невозмутимый покой будущего наслаждения в нескончаемой жизни. Как верны слова апостола Павла, видевшего рай в его невыразимости, и сказавшего о нем: «И око (т. е. глаз) не виде, и ухо не слыша, и на сердце человека не приходило, что готовит Бог любящим Его!»

Когда величественная процессия прошла мимо, я вдруг увидел идущую светлее светлостей солнечных, Владычицу мира, Матерь Света, Царицу Небесную! Она была красоты неизреченной, а за Ней шли множество дев. Увидев Матерь жизни, я не мог стоять, тут же упал, как сноп, и испытал такое блаженство, какое не поддается ни описанию, ни изглаголанию. Только сердцу доступны эти сладость и блаженство.

Ангел снова подошел ко мне и сказал: «Встань, старчик, и не удивляйся, это Владычица ангелов и человеков, высшая Херувим и Серафим, а вокруг Нее девы. Все они прошли свой жизненный путь с честию, претерпели все тяготы и трудности жизни. Они усердно молились, временем дорожили и проводили его в трудах и славословии Богу, и тем самым восхитили для себя Царство Небесное. И, как видишь, все они увенчаны небесными венцами и блаженствуют на небеси. Вот так и ты трудись, и ты будешь увенчан венцом жизни. А теперь не бойся, подойди к каждой из дев, спроси, как их зовут и за что они получили венцы славы».

А волны небесного аромата новыми потоками все вливались в воздух и наполняли его таким благоуханием, что словами не передать. Все мое существо испытывало такую сладость, словно таяло и несказанно блаженствовало. И что тут можно сказать о всем мной увиденном? Да ничего не скажешь и не добавишь, потому что это не поддается описанию словами человеческими. Диво чудное и невыразимое!

Дата добавления: 2015-10-13