Советы тем, кто пришел в Церковь из оккультизма

У тех, кто пришел к православию от восточных религий Индостана и оккультных учений, а особенно у тех, кто практиковал эти учения и занимался психофизическими упражнениями по этим системам, остается в душе долго не заживающая рана, которая особенно болезненно про­являет себя в области мистики и молитвы.

Оккультизм - демонообщение, в котором происхо­дит не фиксируемый самим человеком процесс демоноуподобления. Впрочем, в черной магии это демоноуподобление уже не скрывает себя; оно является содер­жанием и целью всех ритуалов: мантр, заклятий и при­зывов темных духов. Если рассмотреть историю падения сатаны как клиническую картину, то увидим, что сатана - это первый душевнобольной, одержимый манией величия, первый визионер и параноик, который предста­вил в своем больном воображении себя вторым божест­вом. Гордость повлекла за собой потерю любви. Демон - дух, неспособный вместить в себя луч любви, хотя бы тонкий, как луч, идущий от звезды, или каплю смире­ния, хотя бы малую, как утренняя росинка на листке цветка. Характерно, что душевнобольной находится в состоянии аутизма (погружения в себя), он не может лю­бить других людей, он в постоянной тревоге, в постоян­ных фобиях, но даже когда он дрожит от страха, то не способен смирить себя. Душевнобольной теряет свою собственную личность, он надевает на себя выдуманную личину, с которой он отождествляет себя. Чаще всего эта личина какого-то великого человека. Душевнобольной создает мир своих иллюзий, мир своей болезни, бежит в этот мир и живет в нем. Подобное чувство испытывает оккультист. Он становится жесток и холоден к своим ближним; его душа в постоянной тревоге, он думает с себе, как о ком-то великом, он живет в ирреальном мире, созданном собственным воображением. Уподобление демону проявляется как паралич сердца. Центр жизни оккультиста переходит из сердца в область страстей - в периферию сердца. Апостол Павел пишет о демонах как о духах поднебесных. Они находятся не на небе, а в не­кой области под небом. Так и наши страсти находятся не в нашем сердце, а в области около сердца и действу­ют на него как бы извне. Со страстями соединен рассудок, наполненный мечтами, грезами и картинами собст­венного воображения. Впрочем, кроме самого человека здесь действует невидимый «живописец» - диавол. От­сутствие любви и смирения - это признак душевной болезни.

Переход из оккультизма в православие требует сле­дующего: реанимации человеческого сердца, возрожде­ния двух движущих сил души - любви и смирения, осознания собственной личности. В глубине сердца оби­тает благодать, но через грехи эта глубина чаще всего оказывается для человека закрытой. Поэтому христиан­ский аскетизм, в значительной мере, - это борьба за соб­ственное сердце. В оккультизме Бог как личность отсут­ствует. Это - пустая абстракция, а в некоторых случа­ях - символ космической энергии. Оккультизм имеет дело с духами, а не с Богом. У оккультистов пропадает чувство живой личности, для них человек - предмет пользования, а демон - инструмент для осуществления своих страстей. Практическую мораль оккультистов можноохарактеризовать термином «инструментализм». Переход из оккультизма в православие в этой плоскости должен знаменовать собой переход от инструментализма к личностному общению - к персонализму - общению с конкретными личностями. Разорвать порочный круг страстей, опустить ум из области рассудка в сердце, оживотворить и согреть лед своего сердца любовью - должно стать задачей такого человека. Заклятие - это императив, повеление. Медитация - это беседа с собой, это созерцание определенной идеи или предмета. Для ок­культиста молитва - это вид словесной энергии или трансформация энергии собственной души в слова мо­литвы или действие через энергию, заключенную в са­мих словах и именах. Поэтому оккультист по инерции отождествляет действие молитвы с самой молитвой, а себя - с энергетическим генератором. Он ожидает отве­та не от Бога, а от самой молитвы как ее следствия, т. е. реализацию заключенных в молитве потенциальных сил. Слово «молитва» имеет один корень - «мольба, умоление», т.е. благоговейная просьба, а оккультист никого не просит. Он забывает о самом главном, что обращает его к Богу как живой Личности; для него молитва не диалог, а монолог.

Оккультизм в какой-то степени связан с пантеисти­ческим мировоззрением - одушевлением сил природы и обожествлением космоса. Мистика пантеизма - это мистика слияния с духом космоса - состояние, называемое самадхи, или погружение в нирвану - пустоту, как с стояния истинного бытия; это мистика упрощения, т. е. освобождение души от слов, представлений, чувств, эмоций и т.д. Здесь нужно условие для погружения бесформенную пустоту. А так как бывший оккультист, смешивая молитву с медитацией, стремится к этим усло­виям для освобождения души от ее содержания, то он питает какую-то скрытую неприязнь к общественному богослужению, старается не приходить в храм, когда там праздничная служба и много народа, а предпочитает молиться один в своем доме; там ему легче погружаться в подобное состояние. Вообще оккультист чувствует себя во время литургической службы плохо. Он объясняет это шумом в церкви, давкой народа, неумением людей вести себя в храме. Но на самом деле здесь более глубо­кая причина - стремление темных сил оторвать челове­ка от мистического единения с Церковью, от места, где небо соединено с землей. Оккультист привык рассчиты­вать на себя и надеяться на свои силы, поэтому он оди­нок в храме. В церкви он ищет не благодати Божией, а какой-то космической энергии. Это не общение с Богом, а как бы включение себя вроде прибора в электриче­скую сеть. Оккультист редко приходит в церковь до службы, а чаще всего он опаздывает на литургию и уходит раньше, не дождавшись ее конца. Надо сказать, что мистика католиков включает в себя образные представ­ления. Поэтому некоторые исследователи находили сходство между католической мистикой и йогой. Харак­терно, что скамьи, находящиеся в костелах, предназна­чены больше не для молитвы, а для размышления. Оккультист должен научиться тому, что делает каждый ребенок: просить; научиться просить у Бога - вечного и временного для себя и для других; чувствовать Бога, как ребенок чувствует своего отца, доверять Ему, а не собст­венным силам.

Обычно, когда определяют различие религии и кон­фессии, то останавливаются на их вероучении - догма­тике, затем - на обрядах и ритуалах. Но есть еще одна область, которая трудно поддается определению, но в то же время является самой сердцевиной религии, - это мистика. В настоящее время немало людей увлекаются восточными религиями, в том числе оккультизмом. Для некоторых из них это является как бы переходным пе­риодом из атеизма в христианство. Но, вступая в Цер­ковь, они несут в себе инерцию пантеистической и де­монической мистики. Особенно разрушительно это ска­зывается на молитве. Поэтому несколько остановимся на этом вопросе. Мы не задались целью разбирать бесчис­ленное количество школ и систем неоязычества, а толь­ко хотим указать на несколько фактов, чтобы помочь людям осознать, какую скрытую болезнь они могут но­сить в себе. Индуисты, вернее, индуистские мистики стремятся к состоянию, называемому самадхи. Оно име­ет сходство с экстазом неоплатоников. Гималайский пан­теон богов - это персонификация свойств «единого»; многобожие - религия толпы; картинки, нарисованные для детей, которые не познали божественное начало обитающее в них самих. Но посвященный знает, что су­ществует только единый, а множественность - иллюзор­на. Он отвлекает свой ум от множественности форм мыслей, картин и представлений. Это интеллектуально упрощение относится как к внешнему, так и внутреннему психическому миру самого человека. Он как индивидуум кажется себе иллюзией: «Нет ни меня, ни тебя; существует только он», другими словами: «Я есть ты, ты есть он». Человек пытается путем медитаций отождествлять себя с этой бесформенной и безликой единицей, как единственным бытием, вне которого на­чинается мир иллюзий. Он, посредством медитативных упражнений, хочет слить себя с абсолютом и остается с единственной верой в то, что он и божество едины, а точнее, он сам себе божество. Психическая жизнь по­давлена, как бы уничтожена; вере в свою божественность ничего не противостоит. Эта идея охватывает всего че­ловека и приводит его в состояние транса. Разумеется, молитва здесь отсутствует: кому молиться, если он тож­дествен абсолюту. Притязание на богоравенство или самообожение является основой первородного греха и ве­дет начало свое от падения сатаны, который посчитал себя богом. Прошедший путь индуистской мистики нередко под видом молитвы обращается не к Богу, а к самому себе и заменяет молитву медитацией. Самое страшное искушение для такого человека, что он в хрис­тианстве с трудом приобретает чувство общения с Бо­гом как с Личностью; для него Божество неопределен­ный универсум. Поэтому у людей, пришедших из панте­истических религий и оккультных учений, если они были практически включены в них, остается какая-то отчужденность и холодность ко Христу как Бого­человеку. Оккультист Владимир Соловьев подменяет Богочеловека Богочеловечеством. Ранние философские работы Соловьева, а также произведение «Смысл люб­ви» носят пантеистический характер. В ранних произве­дениях он хочет обобщить христианский и восточно-пантеистический опыт, только не мистики, а мышления. А произведение «Смысл любви» проводит идеи оргиастического шиваизма и шактизма³⁷⁷. Характерно, что Вла­димир Соловьев долгое время занимался спиритизмом. Что касается Флоренского, пришедшего в христианство от платонизма и гностицизма, то он пишет о Христе ка­ким-то ледяным тоном, как можно писать о мертвеце; по сути дела, у него Христос заменен Софией - «матерью мира».

Для прошедшего путь буддизма следует помнить, что буддизм в своих отрицаниях и негациях еще более ра­дикален, чем индуизм (нам кажется, точнее будет назва­ние шиваизм). Если шиваизм учит о сведении психиче­ской составляющей человека к некой универсальной единице, то мистика опустошения в буддизме стремит­ся свести всю психическую жизнь к нулю, объявив всякое бытие злом. Шиваизм ищет единого бытия под мно­гообразием форм. Буддизм отрицает бытие универсума. Его мистика - не уничтожение форм, а уничтожение самого бытия как иллюзии, влекущей за собой реальные страдания. Здесь не только уничтожаются мысленные объекты, но подвергается беспощадной ампутации вся эмоциональная сфера человека.

Продолжением буддизма, который чуждался философско-метафизических проблем, является его вариант в виде ламаизма, хотя это продолжение нам представляли как шаг назад к индуизму. По этому учению, су­ществует пустота, которая рождает сама из себя элемен­ты бытия настолько кратковременные, что их можно на­звать вневременными. Эта пустота является первоосно­вой вещей. Этот вакуум, в котором должна раствориться без остатка душа человека, представляет собой вожде­ленную цель ламаистов. Ламаизм хочет философски осмыслить буддизм, который порождал из себя и про­должает порождать элементарные частицы как основу и материал для мироздания. Буддизм не пытался осмыс­лить и определить нирвану, для него определение нир­ваны в словесной формулировке было бы уничтожени­ем самой нирваны. Буддизм остановился на уровне эмпирики, поставив саму психику человека в неестест­венные условия искусственного торможения душевных процессов. Буддизму нет дела ни до божества, ни до ду­ши, ни до метафизического мира, ни до начала, ни до конца мироздания. Для него само бытие отождествлено с понятием зла - это диссонанс, постоянно терзающий человека. Уничтожить страдания человека можно толь­ко уничтожив само бытие, а точнее, остановив его про­явления. Пришедшие в Церковь из буддизма отличаются наклонностью к субъективизму и индивидуализму; их религиозная жизнь как бы застывает в их рассудке. Буддисты и ламаисты, так же как и шиваисты, теряют чувство личностного бога. Для них Божество - это энергетическое начало. Они ищут Его не в молитвах, а в медитациях, и само понятие молитвы у них искажено: это не мольба, а рассуждение, обращенное не столько к Богу, сколько к собственной душе; они ищут не обще­ния с Богом как с Абсолютной Личностью, а субъектив­ные состояния. Для них остается чуждой первая запо­ведь Евангельских Блаженств: «Блаженны нищие ду­хом»³⁷⁸. Они чувствуют себя в молитве не нищими, а теургами, и часто приписывают словам молитвы само­стоятельную силу. Поэтому пришедшие к православию от этих учений должны помнить, что молитва - это диалог через слово между двумя личностями: ограниченной человеческой и безграничной божественной. Это синер­гизм двух воль. Результат молитвы - от Бога, наша - только просьба. Оккультизм не отрицает ценности зем­ного бытия, но отрицает цель бытия, как общение с Божеством; для него нет Бога как объекта молитвы, он имеет дело с космическими духами, а на самом деле с демонами; он хочет влиять на этот мир через слово и ма­гические ритуалы.

Демон имеет индивидуальность, но личность в нем стерта. Молитва оккультиста носит характер императи­ва - повеления; это - агрессия в мир агрессоров с целью заставить их служить себе посредством магических зна­ков и таинственных имен как паролей и талисманов. Это - общение с демоном через уподобление ему, поэто­му у оккультистов до чудовищных размеров развивает­ся гордыня.

После перехода в православие им трудно почувство­вать Бога как живую Личность. Сатана - холоден; серд­це у оккультиста также холодно, там нет любви, хотя его душа постоянно обуреваема страстями (страсть - это пламя, которое жжет, но не согревает). Его молитва так­же обращена по инерции к некой безликой силе, поэто­му ему нужен особый контроль над собой. Он ищет спо­собы и методы к молитве, но забывает о главном, что мо­литва есть плод смирения и любви.

Всем этим людям необходим духовный руководитель, как тяжелобольному нужен врач. Смирение с покаяни­ем рождает любовь; только любовь может согреть и оживотворить их сердце. Смирение начинается с послу­шания, а послушание с осознания того, что человек своими собственными ограниченными, изъеденными страстями, как дерево червями, силами не может бороть­ся с грехом, живущим в нем. Чувство духовного тупика, в котором оказался человек, подобно перекрестку двух дорог, где решается дальнейшее направление его жизни: 1) он думает, что у него достаточно внутренних возмож­ностей, чтобы самому преодолеть этот тупик, что его состояние - это результат допущенных ошибок и внеш­них ситуаций. Он решается сам исправить свою жизнь, сам выйти из лабиринта демонического мира, в котором оказалась его душа, и в результате он делает новый круг и приходит к тому же тупику. 2) Человек понимает, что грех - это динамическая сила, которая живет в его Душе, и требуется беспрерывная борьба с ним, со всеми его многообразными проявлениями, что он находится в окружении демонических существ - врагов беспо­щадных и коварных, более опытных, чем он; что в его душе существуют страсти, которые он любит и с кото­рыми в тайне сердца не хочет расстаться. Тогда человек начинает искать помощи, а именно помощи Божией че­рез послушание духовному отцу, через отсечение своей непокорной воли, которая стоит, как стена, между чело­веком и Богом. Человек может изучить духовную лите­ратуру, в том числе аскетику, знать лучше отцов о вну­тренней жизни и даже рассказывать об этом другим, но без духовного отца он будет подобен хирургу, который знает анатомию человека, но не может сделать операцию на своем собственном теле. Только послушание как выс­шая жертва может сделать ветхого богоборца новым боголюбцем.

Людям, перешедшим из оккультизма в христианство, не следует увлекаться богословием, потому что тайная гордость ума может получить свою пищу. Им надо на­чать с исполнения заповедей, если можно так сказать, с практического христианства, чтобы реанимировать свое сердце; другими словами, им надо перенести цент религиозной жизни из головы в сердце. Они должны научиться уважать человека как богоподобную лич­ность, отказавшись от интеллектуального элитаризма и от прежнего противопоставления себя окружающим людям как просвещенного в духовной жизни (пневма­тика) профанам (невеждам). Они должны научиться не просто читать молитвы, а просить милость у Бога, - то, что трудно их гордому уму. Переход в православие из пантеизма - это переход от космофилии к теофилии, о безликой космической силы и духов-посредников - этих артистов в масках - к личностному общению с Личным Богом, Который есть Жизнь, Истина и Любовь.

Примечания:

³⁷⁷ В 1-й половине I тысячелетия по Р. X. в индуизме выделились два основных течения - шиваизм и вишнуизм. Индуизм существует в основном в форме этих двух течений, хотя внутри них или помимо них в индуизме остается и постоянно возникает множество сект, например тантризм, сохраняющий сильную связь с древней магией, шактизм внутри шиваизма и др.

Тантризм воспринял методы йоги и разработал систему разнообразных психопрактик, часто - эротического содержа­ния. В основе учения тантристов лежит идея человека-микро­космоса. С тантризмом тесно связан шактизм, который отво­дит особую роль в мировых и священных событиях некоему половому энергетическому началу, представляемому в виде богини Шакти.

-

³⁷⁸ Мф.5:3.

О лжи

Если бы меня спросили, кого считаю самым страшным врагом Православия, то я, прожив долгую жизнь, мог бы сказать: самым страшным врагом является дух иезуитизма, который, подобно невидимой с первого взгляда болезни, подтачивает тело Церкви. Конечно, я говорю о людях, которые принадлежат Церкви и выступают от ее имени. Сама Церковь, как носительница благодати и чистая идея, Церковь, как та духовная стихия, где созидается вечная жизнь, - вечна, свята и неизменна. Но мы говорим о видимой Церкви, о христианах.

Дух иезуитизма - это гуманизм, осуществляемый на практике, где истина заменена мнимой полезностью, где цель, какой бы она ни была: небесное царство или земное благополучие, достигается любыми средствами. Вернее, цель не достигается, но ею оправдываются средства. Иезуитизм - это скрытое неверие. Неверие в то, что Бог всесилен и не нуждается в помощи лжеца; неверие, что Бог - истина, и всякая ложь отчуждает от Него человека. Теряя истину, человек теряет благодать Духа Святого, адаптируется к лжи, привыкает к ней и считает, что жить и действовать по-другому невозможно. Ложь - это потеря любви. Кого искренне любят, тому не лгут. Ложью не могут быть соединены два сердца. Ложь предполагает, что другая сторона - какой-то чужой враждебный стан. Тот, кто лжет, в это время уничтожил в сердце любовь к человеку. Во всякой лжи есть насилие. Лжец хочет выполнить свой план и повелевать другими через обман.

Одно из самых тяжелых искушений для человека в нашей Церкви - это видеть, как через щели дух иезуитизма все больше проникает вовнутрь. Человек ищет в Церкви правду. Ради правды он готов пожертвовать многим; ему опротивела ложь, господствующая в миру, он задыхается в ней. Он хочет в Церкви как бы вздохнуть чистым воздухом, не отравленным миазмами лжи. И если он встречает там ту же дипломатию в отношениях, ту же беспринципность в средствах, ту же лесть и несправедливость, то он, не окрепший духовно, говорит себе: здесь нет того, что я искал; здесь нет любви и правды. Конечно, это поспешный вывод. Церковь учит любви и правде и дает силу человеку претворять их в жизнь. Но человек, только что пришедший в церковь, подобен ребенку, поступившему в школу; ему необходимы картины и наглядные пособия, иначе он не сможет понять, о чем речь. Если спросить сектантов что их оттолкнуло от Церкви, почему они ушли от нее, то значительная часть ответит: потому что в Церкви мы не нашли любви, не нашли правды, мы чувствовали себя ненужными. Они покидают Церковь на волне протеста, но и в сектах их встречает «госпожа ложь».

Каждый человек грешен. «Всяк человек - ложь» - сказал псалмопевец³⁷⁹. Но здесь дело идет не о лжи, как нравственной слабости, которая должна казаться человеку каждый раз его падением, но здесь речь идет о самодовольной лжи, когда несчастный человек думает, что через ложь он сделает добро и даже угодит Богу; о той лжи, с которой примирилась его совесть, другими словами, о бессовестной лжи, которая уже не мучает его душу.

Христианские мученики - это те, кто предпочел истину самой жизни, кто пошел на смерть потому, что не захотел лгать. Им предлагали купить жизнь ценой притворства и даже внешне небольшого обмана, например, молчать, когда от их имени другие лица будут участвовать в языческих ритуалах, но они и молчанием не хотели предать Бога. Наша Церковь - мученическая Церковь. Девять евангельских блаженств - это призыв к мученичеству. Современные христиане тоже шли и идут на мученичество, но дух иезуитства все больше дает себя знать даже в обыденной жизни. Через ложь слабый хочет сделаться сильным. Через ложь революционеры хотели осуществить свои утопии. Через ложь некоторые христиане думают принести успокоение и мир, как теперь часто говорят, «утешить человека».

Особенно тяжело, когда духовные отцы лгут своим духовным чадам. Непонятно, считают ли эти хитрецы, что можно надолго утаить ложь, или пользуясь своим положением, знают, что вряд ли их в лицо назовут обманщиками и лжецами. Но духовное чадо почувствует в лживых словах запах гноя. Здесь могут быть самые трагические последствия: человек теряет доверие и замыкается сам в себе, у него разбита душа, и ложь приводит его в состояние какого-то тупика, похожего на психическую болезнь. Второе, он сам начинает лгать своему духовному отцу. И третье, что самое худшее, он начинает считать, что ложь - это хорошее дело, и берет ее себе на вооружение, делает «стратегией жизни». Так посредством «доброй» лжи создаются иезуиты и законченные негодяи, которые при этом будут употреблять самые святые слова и, обманывая человека, смотреть в его глаза ясным взглядом. Ложь - это болото, которое постепенно засасывает человека. Она начинается с малого. «Немного покривлю душой и этим достигну доброй цели», - говорит себе человек, а затем все глубже и глубже проваливается в эту топь. Поэтому духовные отцы должны знать, что от них требуется не утешение, а истина. Сама истина лучше утешит человека, чем ласковые слова, которые окончатся разочарованием.

Человек, который говорит правду, будет преследуем и гоним. Но наша Церковь - Церковь мученичества, которая требует жертвы. Господь дал великое обетование: «Жаждущие правды - насытятся»³⁸⁰, чем? - Благодатью Божией. «Блажены чистые сердцем, ибо они Бога узрят»³⁸¹. Лжец не увидит Бога, образ Христа не просветится в его сердце. Всякая ложь - это расширение царства сатаны как на земле, так и в человеческом сердце. Церковь будет настолько сильна, насколько ее служители будут привержены к правде. Мы говорим о ереси, как догматическом заблуждении, но иезуитизм сам по себе это нравственная ересь, которая отчуждает человека от Духа Святаго, Духа истины, и эта ересь обнаружится на Страшном Суде.

Много есть причин лжи: трусость, выгода, желание не обидеть и т.д. Но какие бы ни были причины, здесь происходит забвение Бога, Который сказал: «Я есть истина, путь и жизнь» ³⁸². Сама Голгофская Жертва Христа есть соединение любви и истины. Христос мог победить сатану одним Своим божественным могуществом. Но Он пошел на Крест не только ради истины, а потому что Он Сам - Истина. Господь сказал про сатану: «Он лжец и человекоубийца от начала» ³⁸³. Сатана посредством лжи убивает человека, и те, кто хочет сделать добро через ложь, должны помнить, что они берут себе в союзники сатану - древнюю ложь, которая никогда не станет новым добром, что все, основанное на лжи, погибнет.

Примечания:

³⁷⁹ Пс.115:2

³⁸⁰ Cp.: Мф.5:6

³⁸¹ Мф.5:8

³⁸² Ср.: Ин.14:6

³⁸³ Ср.: Ин.8:44

V.

Дата добавления: 2015-10-13