Спасение пленного

Виталий жил в родном Холме до 5 ноября 1941 г. - трагического, страшного, незабываемого дня ареста. Разве можно забыть дорогой сердцу отчий дом на Спартаковской, 21 с крытой дранкой крышей, обшитый тесом (сейчас на его фундаменте стоит детский сад). В первые дни оккупации Талька Заветный с братьями Шамаевыми и одноклассником Шурой Волковым встретили на старорусской дороге затравленного, боязливо озиравшегося по сторонам военнопленного чуваша. Он говорил по-русски с акцентом. Доверившись ребятам, он рассказал, что пробирается к линии фронта.

Если бы знал тогда Талька Заветный, что эта встреча перевернет всю его жизнь, что из последующих за ней событий он пройдет 6 кругов ада в 6 фашистских лагерях смерти, что потеряет родной дом, семью, друзей, что никогда больше не увидит маму, а с родным городом встретится лишь в 48-м году.

Мальчики, хорошо знавшие каждую тропинку, овраг, лесную дорожку, решили помочь бедному пленному чувашу добраться до линии фронта. Выбранный ими путь был таким удачным, что и сами не ожидали: пересекли лес, тонкое болото - и наткнулись на патруль. Повезло: старшина был из той самой части, где служил пленный чуваш, и узнал его. Ребята стали просить военных оставить их в части. Им посоветовали добраться до Поддорья, где находилась контрразведка. Дошли благополучно. Их обещали оставить в части. В эту ночь не могли уснуть от радости: «Будем сыновьями полка!» Но утром Поддорье заняли немцы. Наши части спешно отступали. И мальчишкам пришлось вернуться домой. Голос Виталия Максимовича становится глухим.

Арест

«Я не раз думал... Может, лучше б не возвращался? Немцы наняли полицаев из местных. Один из них, Покровский, узнал, что я переходил линию фронта. Если б стало известно про пленного, то расстреляли не только меня, но и всю семью».[10]

Утром Виталия забрали в немецкую комендатуру (она была в двухэтажном доме напротив гостиницы). На этот раз его спасли мамины слезы. Теперь каждый день он должен был отмечаться в немецкой комендатуре. Из книги В. Антонова «Холм» я узнала:

«К концу октября части 27-й армии отступили до Осташкова. А в начале ноября наши части гнали немцев до Тухомич». [11]

Поползли слухи о том, что уже к 7 ноября 1941 г. наши войска освободят Холм. И начались аресты.

Виталия арестовали 5 ноября 1941 г. Его и земляка Петра Павловича Орехова (прозвище Барбаш) привезли в Локню - в лагерь для военнопленных (он находился там, где до войны располагалась мирная МТС). В Сопках Метляевских[12] подсадили девушку - в полушубке, ватных брюках военного образца, сапогах и ушанке. Ни по дороге, ни на допросах, ни в камере от нее никто не услышал ни слова. Видимо, радистка. Фашисты расстреляли ее на третий день. Двое суток арестованным не давали ни воды, ни крошки хлеба. Допросы - через несколько часов. Виталий понял, что его подозревают в связи с партизанами. П.П. Орехова жестоко избивали в комендатуре (его брат был командиром партизанского отряда). Однажды, во время допроса, когда он снова не проронил ни единого слова, взбешенный фашист перетянул ему горло телефонным кабелем и, потерявшего сознание, выбросил умирать на крыльцо.

Произошло чудо - милость Божия: когда Петра Орехова, уже без признаков жизни, волокли по полу на крыльцо, петля разошлась и он, вдохнув морозного воздуха, ожил. Дух этого мужественного человека был так силен, что для 15-летнего Виталия именно он стал первым настоящим героем, истинным образцом мужества и стойкости. Виталий Максимович с волнением говорит, вспоминая жестокие испытания, выпавшие ему в 16 лет: «Я очень благодарен судьбе, пославшей мне этого несгибаемого человека. Не представляю, как я выжил бы без его примера и поддержки, добрых, мудрых советов. Знакомый пушкинский афоризм «Береги платье снову, а честь смолоду» стал и моим жизненнымдевизом».[13]

Первый круг ада: «Шталаг-340»

Через несколько дней арестованных повели под конвоем на железнодорожную станцию Локня, загнали в телячьи вагоны и повезли через Новосокольники неизвестно куда.

Оказалось, что в Резекне. Здесь, на территории Латвии, уже успели построить настоящий концлагерь «Шталаг-340». Неизгладимо из памяти Виталия Максимовича самое первое, что он увидел на станции: у рельсов - горы трупов выше поезда, окровавленные и окоченевшие. Что мог испытать мальчишка? И через 68 лет Виталий Максимович уверен: «Никакой фильм, ни одна книга не в силах передать то потрясение, которое испытываешь при виде смерти».

- Полиция внутри лагеря - латыши из организации «Айсерги» (как «СС», «СД»), в 90-е годы она вновь возродилась в Латвии, - продолжает Виталий Максимович. Во время досмотра охранник снял мой любимый кавказский ремешок с бляшками. Приглянулись ему мои кожаные легенькие сапожки, сшитые на заказ холмским сапожником. Приказал снять. Стою в снегу босиком. Охранник сапоги мои пытается натянуть. Маловаты оказались. Со злостью швырнул он их мне - голенищами по лицу:

- У вас, русских, даже сапог нормальных нет!..

Как я обрадовался: если б не сапоги, пропал бы точно. Морозы в ноябре стояли под -30°.[14]

Тот жуткий первый лагерный барак забыть нельзя. Стены изнутри покрыты ледяной коркой от земли до потолка. На нижних нарах - те, кто уже не мог подняться, умирающие. Разве вычеркнешь из памяти тот первый лагерный обед... Колонна -очередь нескончаема. Уже потом, через много лет, я узнал, что в ноябре 1941 г. в «Шталаг-340» находилось более 45 тысяч пленных. А суп - холодная, мутная жидкость с кусками гнилой картошки и свекольной и картофельной ботвы. Наливали черпак этой жижи не в котелок, а … прямо в шапку узника, чтобы еще больше унизить беззащитных людей. У них не было выбора: прильнешь губами к шапке - проглотишь несколько глотков похлебки, не успеешь - вытечет[15].

С содроганием слушала я скупой рассказ о каннибализме - обычном деле в лагере: некоторые узники срезали мясо с трупов. В прямом смысле люди пухли от голода. А хлеб с опилками был желанным деликатесом. Через лагерь проходила канава - коричнево-зеленая, с жутким запахом. И некоторые обезумевшие от голода узники искали в ее зловонной воде еду - ботву и очистки. Через день-два они в муках умирали от дизентерии, тифа.

Заключенных никто не лечил, потому что в лагере смерть была привычной и естественной, закономерной. Умирали каждый день. И никто не считал - сколько их: 100-200 человек.

Комендант лагеря - латыш, господин барон - обычно прогуливался по утрам. О его любимом развлечении знали все: достанет пистолет и навскидку, не глядя, несколько раз выстрелит в сторону узников. Охранники могли человека забить палками до смерти. Для них это были не люди, а жалкие узники, у которых не было ни имени, ни фамилии, которые находились здесь не для того, чтобы жить.

Этот ад продолжался до весны 1942 г. К счастью, Виталий не только выжил, но сумел сберечь, сохранить в себе человека.

Рельсы латышской железнодорожной станции Резекне стали для юного холмича, восьмиклассника Тальки Заветного долгой, страшной, жестокой дорогой в новые фашистские лагеря. Слушаю Виталия Максимовича, не скрывая слез. Сердце сжимается, замирает от боли, жалости, безысходности, тоски. Вместе рассматриваем фотографии, которые он привез по моей просьбе из Риги. На одном снимке - Талька-семиклассник со своими одноклассниками в 1940 г., в конце учебного года, на другом - 8-классник. Невысокий, щупленький, с взъерошенной челкой. Таким, совсем юным, он был арестован и отправлен в свой первый лагерь для военнопленных[16]. А какой он военнопленный? Мальчишка. И не нашлось на всей земле человека, который мог бы спасти, уберечь этого худенького мальчонку - будущего беззащитного узника, - от жестоких побоев, голода, холода, унижений.

Дата добавления: 2015-08-21