Это был Михей Андреевич Тарантьев, земляк Обломова.

Тарантьев «смотрел на все угрюмо, с полупрезрением, с явным недоброжелательством ко всему окружающему, готовый бранить все и всех на свете, как будто обиженный несправедливостью...» Движения его были смелы и уверены, говорил он всегда громко, никогда никого не стеснялся и почти со всеми, не исключая друзей, был груб. Это был умный и хитрый человек, способный рассудить любую запутанную проблему. С молодости и до настоящего времени он служил писцом в канцелярии и никогда не стремился выше. «Дело в том, что Тарантьев был мастер только говорить»: на словах он мог легко решить любой вопрос, но когда доходило до практической стороны дела, всегда находилось что-то такое, что мешало ему довести это дело до конца.

Отец его, мелкий провинциальный чиновник, помог сыну овладеть «наукой хождения по чужим делам», но хотел, чтобы он научился чему-то более серьезному. Три года он посылал сына к священнику учиться латинскому языку, и когда тот овладел основами латыни, посчитал, что этого достаточно, и дальнейшие занятия могут только повредить службе. Шестнадцатилетний Михей скоро стал забывать латынь, и его ум продолжал развиваться на пирушках отца. Михей хорошо усвоил теорию отцовских бесед, но на деле применить ее не успел: отец умер, и мальчик был увезен в Петербург и устроен писцом в департаменте.

Его теория и латынь на службе не пригодились, а чувство внутренней силы, которой не суждено было проявиться, отразилось на его характере – по отношению к окружающим он стал грубым, недоброжелательным и сердитым, с презрением смотрел на свои служебные обязанности, которые сводились к переписыванию бумаг. Все то, чему его научил отец, он применял лишь среди приятелей. С них он брал взятки, заставлял угощать себя, требовал уважения и никогда не стыдился своих поступков. «От этого он в кругу своих знакомых играл роль большой сторожевой собаки, которая лает на всех, не дает никому пошевелиться, но которая в то же время непременно схватит на лету кусок мяса, откуда бы он ни летел».

Тарантьев и Алексеев были самыми «усердными посетителями» Обломова. Они приходили к нему попить, поесть, покурить хорошие сигары и всегда находили здесь радушный прием.

Тарантьев делал много шума, выводил Обломова из неподвижности и скуки. Он кричал, спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать. В комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне. Обломов мог слушать, смотреть, не шевеля пальцем, на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-то путное.

Алексеев никак не нарушал спокойного течения жизни Обломова. Когда хозяину было нужно помолчать или подремать, Алексеев тоже молчал, дремал или рассматривал картинки и вещи. Если же Обломову требовалось говорить и рассуждать, покорный слушатель был всегда рядом и всегда разделял его мысли. Другие гости заходили к Обломову не часто, связи с ними с каждым днем становились все слабее. Обломов все реже интересовался новостями и все чаще молчал, а им нужны были живые, заинтересованные собеседники. «Они купались в людской толпе; всякий понимал жизнь по-своему, как не хотел понимать ее Обломов, а они путали в нее и его: все это не нравилось ему, отталкивало его, было ему не по душе».

Был ему по сердцу один человек: тот тоже не давал ему покоя; он любил и новости, и свет, и науку, и всю жизнь, но как-то глубже, искреннее – и Обломов хотя был ласков со всеми, но любил искренно его одного, верил ему одному, может быть потому, что рос, учился и жил с ним вместе. Это Андрей Иванович Штольц.

Дата добавления: 2015-08-21