Глава VI. И кто бы мог подумать, что в архивах можно найти хоть что-то

И кто бы мог подумать, что в архивах можно найти хоть что-то, кроме пожелтевших и никому не нужных бумажек. Что можно найти деньги! Причем немаленькие — целый миллиард!

Или не целый?..

Кто в сказал...

— Ну что вы, сударь, о чем вы говорите — какой миллиард! — покачал головой антиквар, столь же древний, как скопленные им бронзовые статуэтки. — Куда там миллиард?.. Это тогда был миллиард, а ныне это, коли вам интересно знать...

Еще бы не интересно, когда Мишель-Герхард фон Штольц ради того только к нему и заявился!

— Так сколько?..

— Ныне это... ежели учесть две войны, две революции, индустриализацию с коллективизацией и мировую инфляцию за сто лет, то ныне это будет...

И антиквар погрузился в какие-то сложные вычисления.

— Это буде-е-ет...

— А что, разве инфляция и прежде была? — не вытерпел, поинтересовался Мишель-Герхард фон Штольц.

— А как же!.. — поразился антиквар. — Инфляция была всегда — и у них, и у нас. У нас ее запрещали, но она все равно была. У них ее не запрещали и она тем более была. Тот доллар и этот доллар — это суть разные доллары. И фунты тоже. А уж рубли!.. На те доллары, фунты и рубли можно было купить куда больше, чем ныне! Деньги — они как люди: чем больше им лет, тем меньше их возможности. Вы молоды, вы можете больше, чем я, но когда вы доживете до моих лет, вы сможете меньше, чем будут мочь ваши дети, и много меньше, чем ваши внуки!..

Все это здорово, но Мишеля менее всего интересовали его дети и внуки и более всего — цена сокровищ.

— Сколько же стоит теперь доллар начала прошлого века? Ну или рубль?

Антиквар снова, закатив глаза к бронзовой люстре, погрузился в вычисления.

Мишеля-Герхарда фон Штольца так и подмывало пихнуть его в бок, чтобы цифры в его голове складывались побыстрее.

— Коли учитывать покупательскую способность... То... Думаю... Думаю, что можно умножить искомую сумму примерно на тридцать.

Насколько?! На тридцать?!

— Да-с, сударь! На тридцать! Или даже на сорок... И согласитесь, что инфляция в четыре тысячи процентов за сто лет — это не так уж много. Наш рубль за десять лет потерял куда как больше.

Но это если говорить о просто деньгах... А если не о просто?..

— А если это не деньги? — осторожно спросил Мишель-Герхард фон Штольц.

— Тут сказать затруднительно, — развел руками антиквар, и глаза его хищно заблестели. — Если бы я мог взглянуть, я бы сказал поточнее...

— На что взглянуть? — не понял Мишель.

— На вашу вещицу. Или я ошибаюсь, или ваш интерес праздный? Если нет — я дам хорошую цену...

И скрюченные пальцы антиквара зашевелились, как лапы паука.

— Ну что вы — я просто так спросил, — поспешил заверить его Мишель-Герхард фон Штольц.

— Да?.. — разочарованно вздохнул антиквар. — Так у вас ничего нет?.. Совсем?.. Тогда я скажу так — произведения искусства всегда были и всегда будут самым надежным вложением капиталов. Они идут в рост лучше денег и лучше любых акций. Дураки покупают машины и недвижимость, умные люди — предметы старины. Коли у вас есть интерес в сохранении ваших капиталов, то я имею к вам хорошее, от которого вы не сможете отказаться, предложение...

— Ладно, допустим, — сдался Мишель-Герхард фон Штольц. — Допустим, я у вас что-нибудь куплю. Но тогда я тем более хотел бы знать, на какие проценты могу рассчитывать.

— Не только вы, но и ваши дети и ваши внуки и правнуки! — поддакнул антиквар. — Могу вам доложить, что, к примеру, полотна старых живописцев выросли в цене с начала прошлого века в... несколько сот раз.

У меня как раз имеются наброски фламандских мастеров...

— Какие наброски? — не понял Мишель-Герхард фон Штольц.

— Дерьма-с, — скромно потупив взор, ответил антиквар. — Конского... Но есть ослиное и даже павлинье!

Мишель-Герхард фон Штольц поморщился. Какое дерьмо?.. Он и так в нем по самую маковку!

— У меня очень хорошее дерьмо, — нахваливал свой товар антиквар, — фламандское и португальское семнадцатого века в карандаше, но есть и в цвете!..

Ладно хоть не в запахе...

— Смею вас уверить — это не какое-нибудь там дерьмо, а принадлежащее перу великих живописцев, которые, в бытность учениками, делали эти наброски для картин своих не менее прославленных учителей.

— А если я скажу, что меня не интересует никакое ваше дерьмо? — поинтересовался Мишель, не вполне понимая, как бы им можно было распорядиться.

— Тогда возьмите рыбью требуху с натюрмортов. Или детали с батальных полотен — шпоры, перья на шляпах, ломаные клинки, трупы павших воинов... Но они пойдут дороже.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Мишель. — Меня более интересуют ювелирные украшения. Они что, тоже выросли также, как предложенное вами фламандское дерьмо?

— Ну что вы! — азартно воскликнул антиквар. — Они выросли больше!..

Что и требовалось узнать!

Выходит, что тот, тысяча девятьсот пятнадцатого года, миллиард превратился минимум в теперешних сорок? А если вспомнить, что это не бумажные деньги, а уникальные бриллианты и сапфиры, да не сами по себе, а вправленные в золотые и платиновые оправы, которые, кроме всего прочего, — произведения ювелирного искусства, и что ранее они принадлежали российским царям, то можно накинуть еще нолик?..

Или два?..

Или три?..

Мишель-Герхард фон Штольц опешил!

Так вот, значит, какова цена вопроса?!

Цена была иной, чем представлялась ему вначале. И чем представлялась многим другим!

Много большей!..

И уж коли такие деньги поставлены на кон — то чему тогда удивляться?!

Дата добавления: 2015-08-21