Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Dust in the wind, all we are is dust in the wind.

Quot;Пыль на ветру, мы все - лишь только пыль на ветру..." И разглагольствования Мастера Чу о бессмертии казались мне чем-то таким же далеким, призрачным и лишенным смысла, как воспоминания о прошлых жизнях - менее реальные, чем даже видения, приходящие в самых глубоких из снов.

Возвратившись в бухту, я сказал о своей находке летчикам. Не говоря ни слова, Петр сел в машину и укатил в город. Через несколько часов он вернулся в сопровождении милицейского УАЗика, в котором прибыли следователь районной прокуратуры и эксперт-криминалист. Я отвел их к тому месту, где в волнах прибоя покачивался раздувшийся труп. Они молча осмотрели то, что оставалось от тела, забрали с собой валявшийся на мелководье рядом с трупом пустой акваланг и уехали.

На следующий день в бухте появилась моторка, из нее вышел следователь и попросил меня пройти по берегу и постоять наверху над тем местом, где лежал труп, поскольку с моря его видно не было.

Стоя на кромке обрыва, я видел, как парни из лодки обвязали серый расползающийся труп длинной веревкой, пропустив ее у него подмышками, сдернули его с мелководья и на буксире поволокли на юг - в сторону ближайшего пляжа. После того, как лодка скрылась за выступом береговой линии, я неторопливо двинулся в сторону своей бухты, все более явственно ощущая, что больше мне в этих местах делать нечего.

Часть четвертая

ДОРОГА ДОМОЙ

Возвратившись домой слушаю в тишине: листья шуршат за окном и мои шаги по пыльному полу...

СИНДРОМ КУНДАЛИНИ

Мне больше нечего было делать на побережье, поэтому я не пошел, как обычно, вдоль длинной причудливо изогнутой береговой линии, изъеденной многочисленными бухтами, а направился прямо в степь, чтобы пересечь полуостров по самому прямому пути. Я решил, что, двигаясь на восток, непременно выйду прямо к центру звезды - в то место, где сходятся цепи холмов, а оттуда по юго-западному ее лучу очень быстро доберусь до последних скал.

Я отправился в путь сразу же после полудня и на закате пришел на вымощенную плитами площадку, в центре которой возвышался каменный трон. Взобравшись на место для сидения, я сложил ноги в полный лотос, прислонился спиной к теплому камню и принялся молча созерцать заходящее солнце. Но ничего не происходило. Стул напрочь отказывался запускать мою крышу в полет по большому кольцу.

Примерно через полчаса бесплодного ожидания я сполз с трона, забросил на плечи рюкзак и по юго-западному лучу образованной цепями холмов звезды двинулся к последним скалам, полагая, что проведу там день-другой. Последние скалы нравились мне не меньше, чем моя - теперь уже не моя - бухта. Там был грот, куда рыбаки прятали в шторм свои баркасы, были хаотические нагромождения камней, уступами спускавшиеся к воде, были пещеры и круглые озера, соединенные с морем подводными туннелями. Каждый год я останавливался у последних скал как минимум на неделю, чтобы вдоволь понырять в прохладных сумерках подводных лабиринтов. Длительные задержки дыхания заряжали энергией, а холодная вода не давала голове взорваться от внутреннего напряжения феерическими каскадами непостижимых видений, причудливо сплетающихся в мыслительный белый шум многоканальных раздумий и непобедимых в своей неконтролируемости сексуальных фантазий - неизменных спутников повышения концентрации энергии в теле и ее услужливых пожирателей.

Обыкновенно я добирался до последних скал на рассвете - после ночного перехода по безмолвной темной степи, озаряемой лишь ритмичными вспышками далекого маяка на самом западном мысу полуострова. Но в этот раз я пришел раньше. Было еще совсем темно, когда я понял, что и здесь мне тоже делать больше нечего. Не останавливаясь, я продолжил свой путь и к рассвету оказался в полукруглой долине за последними скалами, в нескольких километрах от которой начиналась вторая дорога.

Эта долина была странным местом. Степь в ней полого спускалась к морю и плавно переходила в длинные плоские каменные языки, уходившие далеко в море хаотически разбросанными почти идеально ровными плитами. Попадая туда, я неизменно ощущал, как все, что лежит за пределами долины, включая даже остальные части полуострова, перестает существовать. Пространство этой долины было своего рода квинтэссенцией пространства полуострова - изоляция от внешнего мира в нем достигала совершенно абсурдной степени. На южном краю долины - там, где степь понемногу поднималась, вновь переходя в гряду пологих холмов, стоял полуразвалившийся давным-давно заброшенный небольшой маячок. Он как бы замыкал собой береговую линию полуострова, за ним начиналось совсем другое пространство, принадлежавшее дороге, которая находилась километрах в семи за маяком.

Дорога приходила откуда-то из глубины степи, поворачивала к морю и вдоль него тянулась к поселку, где недалеко от порта находилась автобусная остановка. Впрочем, "порт" - громко сказано. Кучка замызганных лачуг, развалины мечети возле базара - пять-шесть бабок да один мужик с арбузами - столовая нефтяников на выезде в степь и широкий залив с огромным белым - длиной километров в пятнадцать - полумесяцем песчаного пляжа и двумя ржавыми ракетными катерами у полузатонувшего плавучего пирса. Один раз в сутки там можно было сесть в автобус, который отправлялся рано утром и после многих часов монотонного жужжания по пустынному степному шоссе останавливался в областном центре у замершего на ночь рынка рядом с крохотным тупиковым вокзалом.

Целый день я неподвижно пролежал на камне, изредка лениво сползая с нагретой солнцем плоской поверхности в почти горячую воду неглубокой - по колено - крохотной бухточки, сплошь заросшей длинными космами мягкой изумрудно-зеленой подводной травы. К вечеру мое солнечное сплетение буквально разрывалось от переполнявшей его энергии. Заснуть в ту ночь мне, разумеется, не удалось. Да я особо и не старался. Я бродил по долине, вслушиваясь в неподвижность тишины. Стояло полное безветрие, и звезды, обильно отраженные зеркальной поверхностью моря, совсем не дрожали. Мне было видно, как на далеком мысу вспыхивает и гаснет огонь маяка. Отражение его вспышек вертикальным клинком на несколько мгновений рассекало темноту, которая затем вновь смыкалась, ненадолго делаясь антрацитово-черной - совсем как Великая Пустота.

Я поднялся к заброшенному маячку. Вокруг него правильным шаром роились искры. Сначала я думал, что они мне мерещатся, но потом подошел поближе и, разглядев их получше, понял, что это - те самые искры, которые я видел, когда был за гранью этого мира. Будь рядом Мастер Чу, я непременно спросил бы у него, как получается, что искры, принадлежащие совсем другому миру, вдруг проникли сюда. Но его не было, и мне пришлось самому сообразить, что все миры всегда находятся сейчас и здесь, а то, какие аспекты каких из них существуют в реальности, целиком и полностью определяется зависящими от нашего энергетического состояния характеристиками восприятия и теми задачами, которые мы перед ним ставим. Или не ставим... Я подумал, что Мастер Чу, должно быть, был бы доволен моей сообразительностью, впрочем, какое мне теперь до него дело?..

Я вернулся на каменную плиту, где провел день, расстелил спальник и лег, чтобы посмотреть на звезды. Я втайне надеялся на то, что опять придет Сила, но ничего не произошло. Наступил рассвет, я встал, отошел немного в степь, чтобы справить нужду, вернулся на берег, морской водой прополоскал рот и промыл носоглотку, выполнил упражнения, которые Мастер Чу советовал мне делать сразу же после пробуждения, и отправился в дальнюю часть долины - на белый меловой холм, с которого открывался вид на долину, побережье и далекий маяк на самом краю земли. Было по-прежнему тихо. Зеркальная гладь моря терялась вдали, совсем незаметно превращаясь в белесую стену слегка тронутого охрой восхода голубого неба.

Я возвратился на берег, разделся и в неподвижном море проплыл несколько сот метров, дыша так, как учил меня Мастер Чу, и пропуская сквозь тело тугие потоки прохладно-зеленоватой с темной просинью Силы воды. Затем долго накручивал асаны на плоской каменной плите, со всех сторон окруженной водой. Было хорошо и очень спокойно, я чувствовал, как что-то начинает заканчиваться раз и навсегда, и от этого безмолвие в моем уме преобразовалось в абсолютный покой.


Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: А как же? | Впереди по дороге шел Мастер Чу. Почему-то босиком. Я видел его бритый затылок, фланелевую клетчатую рубаху с расстегнутыми рукавами и джинсы, как всегда, протертые до дыр. | Вряд ли он что-либо заподозрит, скорее всего решит, что я смирился и направляюсь к нисходящему правому каналу, чтобы по нему скатиться в точку начала малого небесного круга. | Ты - Шива, - сказал я. | Но я не хочу быть разрушителем... - привычно покривил я душой. | И у Мастера Чу? | А если я захочу собрать себя в теле где-нибудь? Он говорил, что истинное бессмертие дает нам свободу собирать тело в любом из миров... | Что, это все - плохо? | И не наказывать? | Но как можно победить, утратив всякую надежду? |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
В наших снах? Ты сказал: "Наших..." Но разве Ты когда-нибудь спишь? И видишь сны?| Когда я выполнял последние упражнения, солнце поднялось уже достаточно высоко. Начиналась жара. Я оделся, забросил на плечи рюкзак и отправился к дороге...

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)