Глава семьдесят вторая

- Мы говорим здесь, Грегуар, о тебе, - начала губернаторша. - ГосподинВатажков находит, что твое место лучшее из всех, на какое ты мог бырассчитывать. Я поспешил поправить редакцию этой фразы и восстановил свои слова в ихточном смысле. - Помилуйте, мало ли дела теперь способному человеку, - отвечал мне,махнув рукою, губернатор и сейчас же добавил: - но я ничего не имею и противэтого места; и здесь способный человек мог бы, и очень бы мог кое-чтоделать, если бы только не эта вечная путаница всех слов, инструкций,требований и... потом эти наши суды-с!.. - Губернатор зажмурил глаза и пожалплечами. - Вы здесь уже несколько дней, так вы должны были слышать оразбирательстве купца, избившего мещанина по его якобы собственной просьбе? Я отвечал, что мне это известно. - Это верх совершенства! - воскликнул губернатор и, захохотав, добавил:- А еще хотим всех ру-с-си-фи-ци-ро-ва-ть... А кстати, - обернулся он кжене, - ты знаешь, наш фортепианный настройщик совсем руссифицировался -принял православие, а потому просит об определении. Губернатор в последней фразе очень хорошо передразнил виденного мноюполячка, а губернаторша в это время вскинула в глаз стеклышко, и передо мноюопять явился самый грозный геральдический лев. - И ты, Грегуар, дашь ему какое-нибудь место? - спросила она строгомужа. - Ну, не знаю, друг мой... пока еще ничего не знаю, - отвечал несколькопотерянно губернатор. - Я надеюсь, что не дашь. - Это почему? - Изменнику! я этого не позволяю. - Ну, вот видишь, как ты скора: не позволяешь поляку переменить веры,не разобравши, для чего он это делает? Почему же ты не допускаешь, что унего могло случиться и довольно искренне? - Полно, бога ради! Он не так глуп, чтобы придавать значение поповскойстрижке: все веры вздор, - творец всего кислород. - Ну, хорошо, это так, я допускаю, что единственный бог есть бог -кислород, но твой полячок беден... "жена и дзеци", а им нужно дрова исвечи... Ах, как все вы, господа, даже самые гуманнейшие, в сущности злы инетерпимы! Ну, ну, сделал бедный человек что-нибудь для того, чтоб усвоитьвозможность воспользоваться положением дел... ну, ну, что вам от этого, treschaud (Очень жарко (франц.).) или froid(Холодно (франц.)). Ничуть не бывало:вокруг вас все обстоит благополучно, и ничто не волнуется, кроме собственнойвашей нетерпимости. Удивительно, как это у нас повсюду развился этот талантподуськивать, - проговорил он, оборачивая ко мне довольное, благодушнымматом розового либерализма подернутое лицо. - Я часто, слушая похвалынынешнему веку, говорю себе: нет, я старовер! Помилуйте, что такое запрогресс в этом воинственном настроении? Я тебя рву за руки, а ты менятянешь за ноги... Гони, догоняй, бей!.. уле-ле,ату его, и все за что? За то,что ты как-нибудь не так крестишься или не так думаешь... Помилуйте!помилуйте! что это такое? Ты поляк, ты немец, ты москаль... Да что это за вздор, я вас спрашиваю?Не все ли равно люди? Бог, говорят, даже и жидов Манной кормил, а теперь ядолжен всех их из города выгнать... Я больше бога, что ли? И это прогресс! Иэто девятнадцатый век! Нет, я старовер - и неисправимый старовер. И гдездесь, не понимаю, дипломатические соображения? Я решительно не знаю, чегосмотрят у нас? Помилуйте: нам ли считаться, например, с Англией? Где у насДерби? Дайте мне Дерби! Он у них из плохеньких, но а нам еще ничего-с; намеще был бы хорош-с! Дайте его мне, и я его приспособлю, но нет-с его-с, вотв чем дело! Нам ли ссориться с кем-нибудь в Европе, когда у нас на своисамые пустые домашние дела способных людей нет. Где он у нас - человек? Ячасто слышу о способных людях, но на чем же испытываются их способности?Нет, дайте ему задачу... Да этого мало-с; у нас еще ни в чем настоящегодвижения нет; у нас никакой, ровно никакой жизни нет: все... фикции, однификции! Пожалуйста, загляните только в газеты... что это такое? Все ведьстоит! Разве это печать, которая всегда вертится вокруг да около? А тутобрусение, армия, споры, Бокк, Фадеев, Ширрен, Самарин, Скарятин, Катков...Что это, спрашиваю вас, за особы?.. А о них спор, раздор, из-за нихдробление на партии, а дела делать некогда и некому. Нет-с, я старовер, и ясознательно старовер, потому что я знал лучшее время, когда все это толькоразворачивалось и распочиналось; то было благородное время, когда вПетербурге школа устраивалась возле школы, и молодежь, и наши дамы, и я, имоя жена, и ее сестра... я был начальником отделения, а она была дочьдиректора... но мы все, все были вместе: ни чинов, ни споров, ни попрековрусским или польским происхождением и симпатиями, а все заодно, и... вдругиз Москвы пускают интригу, развивают ее, находят в Петербурге пособников, ивот в позапрошлом году, когда меня послали сюда, на эту должность, я уженичего не мог сгруппировать в Петербурге. Я хотел там хорошенькообстановиться и приехать сюда с своими готовыми людьми, но, понимаете, этогоуже нельзя, этого уже невозможно было сделать, потому что все на себя печатипоналожили: тот абсолютист, тот конституционалист, этот радикал... и каждыйхочет, чтобы я держал его сторону... Да что это за вздор такой, господа? Кчему, позвольте мне узнать, я стану держать чью-нибудь сторону?.. Я вовсе невижу на то причины! Кто я и что я, это дело моей совести и должно оставатьсямоею тайной... И, наконец, все это глупость; я понимаю абсолютизм, конечно,не по-кошелевски; я имею определенные чувства к республикам известногостроя, к республикам с строгим и умным правлением, но... (губернатор развелруками), но... конституционное правительство... извините меня, это чертзнает что!.. Но, впрочем, я и в этом случае способен не противоречить:учредите закрытую баллотировку, и тогда, я не утаюсь, тогда я выскажусь, иясно выскажусь; я буду знать тогда, куда положить мой шар, но... иначевысказываться и притом еще высказываться теперь именно, когда начала всех,так сказать, направлений бродят и имеют более или менее сильных адептов всамых влиятельных сферах, и кто восторжествует - неизвестно, - нет-с, jevous fais mon compliment(Благодарю вас (франц.).), * я даром и себе и семьесвоей головы свернуть не хочу, и... и, наконец, - губернатор вздохнул идоговорил: - и, наконец, я в настоящую минуту убежден, что в наше времявозможно одно направление - христианское, но не поповско-христианское сзапахом конопляного масла и ладана, а высокохристианское, как я егопонимаю... Он сложил котелочкой два пальца левой руки и, швыряя во все сторонытихие щелчки, от которых будто должно было летать что-то вроде благодати,шептал: - Мир, мир и мир, и на все стороны мир. - вот что должно быть нашейзадачей в данную минуту, потому что concordia parva res crescunt - малыевещи становятся великим согласием, - вот что читается на червонце, а мы этозабываем, и зато у нас нет ни согласия, ни червонцев. Вот вам и тема;садитесь и пишите! Я молчал, а губернатор хлебнул воды и перевел дух. - Вам навязывают труд о сельских больницах, - заговорил он после этойпоправки. - Это всегда так у нас; свежий, способный человек - его сейчас изавалят хламом; нет, а вы дайте человеку идти самому; пусть он сам беретсебе вопрос и работает... Я разработать ничего не могу - некогда; я могубросить мысль - вот мое дело, - и он опять начал пускать на воздух щелчки...- Но я должен иметь людей, способных поднять, подхватить мою мысль на лету иразвить ее... тоже на лету, а таких людей нет, положительно нет. И, незабудьте, их у нас нигде теперь нет! Их у самого Горчакова нет... я покрайней мере их там не вижу. То же самое, что везде-с... Возятся сославянским вопросом, и ни взад, ни вперед! Разве так надо? Если б это вестикак должно, то есть если бы не скрывать, что, с одной стороны,панславистский вопрос - это вопрос революционный; что вообще национальности- дело аристократическое, ибо мужику-с все равно, русский с него податиберет или нерусский, а насильственно обрусить никого нельзя, потому что...был-с век созидания искусственных монархий, а теперь... Губернатор бросил свои руки по разным направлениям и проговорил: - Теперь-с вот что: теперь век разъединения всяких насильственныхполитических сцеплений, и против этого бороться глупо-с... Извините, бросаямысли, я увлекаюсь, но вы это оформите мягче. Я только поглядел на этого мечтателя... Нет, думаю, сам, брат,оформливай, что набросал. Он, вероятно, заметил мое недоумение и спросил, намерен ли я служить. - Нет, - отвечаю, - отнюдь не намерен. - А почему? Я хотел было сказать, что неспособен; но, думаю, попадусь; скажет: "данеспособным-то и служить", и ответил, что мое здоровье плохо. - Полноте, бога ради! Нынешняя служба никого не изнуряет. ВасилийИванович говорил мне, что вы нуждаетесь в некоторых материалах для своейработы о больницах. Чудак этот Василий Иванович! - вставил губернатор сдобродушной улыбкой. - Труженик вечный, а мастер - никогда! Я как увидел его- сказал это, и не ошибся. - А я его очень люблю, - сухо заметила губернаторша, выбрасываястеклышко из глаза и делаясь опять из страшного льва просто неприятнойженщиной. - И я, мой друг, его люблю, - отозвался губернатор, - но не могу же яего способностям давать больше цены, чем они стоят. Не могу я ему ставитьпять баллов, когда ему следует два... только два! Он прекрасный человек,mais il est borne... он ограничен, - перевел мне его превосходительство идобавил, что он велел Фортунатову пустить меня в канцелярию, где мне "всеоткроют", и просил меня быть с ним без чинов и за чем только нужно - идтипрямо к нему, в чем даже взял с меня и слово. Для первого визита мнепоказалось довольно.

Дата добавления: 2015-08-21