Глава 2. Восток – запад

Когда все покажется потерянным, все будет спасено

(Рене Генон)

Генон – последний шанс Запада

(Жан Робэн)

Выбор Востока [9; 13]. Как подчеркивал Генон, случай Индии никоим образом не является исключительным; он как раз в точности есть случай всех цивилизаций, обладающих тем, что можно было бы назвать «традиционным основанием». А вот что является исключительным и анормальным, так это как раз цивилизации, лишенные такого основания: нам известна лишь одна такая – это современная западная цивилизация.

Если обратить внимание лишь на главные цивилизации Востока, то в Китае можно обнаружить эквивалент индуистской метафизики в даосизме; одновременно, подобные представления о мире встречаются также в некоторых эзотерических школах ислама. Единственное различие состоит в том, что повсюду, за исключением Индии, эти доктрины являются достоянием весьма узкой и закрытой элиты; и это как раз то, что имело место также и на средневековом Западе в отношении эзотеризма, во многих отношениях весьма сходного с исламским, и столь же чистого метафизически, что и последний. Но большинство современных людей Запада даже не подозревает о его существовании.

По Генону, в Индии нельзя говорить об эзотеризме в собственном смысле этого слова, потому что здесь нет доктрины с двумя ликами, экзотерическим и эзотерическим; речь может идти лишь о естественном эзотеризме – в том смысле, что каждый может больше или меньше углублять доктрину и идти более или менее далеко, в соответствии со своими собственными интеллектуальными способностями. Ибо для некоторых людей существуют пределы, задаваемые самой их природой, за которые они не могут выйти.

История со всей очевидностью установила, что греческая наука и философия дошли до европейцев через мусульманских посредников. Иначе говоря, духовное наследие эллинов было воспринято Европой лишь после того, как его серьезнейшим образом изучили и усвоили на Ближнем Востоке; не будь исламских ученых и философов, европейцы еще долго пребывали бы в полном незнании этого наследия, а может быть так никогда и не познакомились бы с ним.

Данные, относящиеся к этой обширной области знания, полученные на Западе от арабской цивилизации, происходили не только из древнегреческих, но и из индийских источников. Так, существует раздел математики, родственный арифметике, который, в противоположность остальным ее разделам, неизвестен в европейских языках под греческим названием по той причине, что сами древние греки не имели о нем понятия. Раздел этот именуется алгеброй и берет свое начало в Индии, а его арабское название ясно показывает, каким образом он попал на Запад. Одновременно употребляемые европейцами цифры повсюду известны под именем арабских, на самом же деле они индийского происхождения, поскольку знаки нумерации, использовавшиеся арабами, были не чем иным, как буквами их алфавита.

В области философии исламское влияние было в Средние века столь значительным, что ни один из ярых противников Востока не смог бы отрицать его силу. В ту пору в Европе не существовало иных путей знакомства с греческой философией: бывшие тогда в ходу латинские переводы Платона и Аристотеля делались не непосредственно с греческих оригиналов, а с арабских переводов, к которым прилагались комментарии тогдашних мусульманских философов, таких как Аверроэс, Авиценна и т.д.

Средневековая философия, известная под именем схоластики, делилась на мусульманскую, иудейскую и христианскую. Но именно мусульманская ее отрасль являлась истоком двух остальных, и в особенности иудейской, которая процветала тогда в Европе на основе арабского языка.

В тех условиях, в которых обретается западный мир, метафизика есть нечто забытое и почти целиком утраченное, тогда как на Востоке она по-прежнему является предметом действительного познания. И если необходимо постичь, что такое метафизика, надо обратиться к Востоку.

Даже в том случае, по мысли Генона, если человечество желает вновь обрести нечто из былых метафизических традиций, которые могли существовать на Западе (на том Западе, который во многих отношениях был некогда гораздо ближе к Востоку, нежели он есть сегодня), то это именно с помощью восточных доктрин. Потому восточные доктрины сегодня являются единственными, которые, в области метафизики, сохранившей основания Традиции, еще могут быть изучаемы непосредственно.

На Востоке (в древней Индии) в обмен на поручительство, данное их силе духовным владычеством (брахманами), кшатрии при помощи силы, которой они обладали, были обязаны предоставить брахманам возможность исполнять в мире, защищенном от любых волнений и беспорядков, их собственную функцию сохранения знания и обучения. Именно такое соотношение общественных задач индийский символизм представляет в образе Сканды, властелина войны, который защищает покой медитации Ганеши, властелина Знания.

Деградация Запада [6; 8; 9]. Как полагал Генон,феодальная форма правления, примером которой могут служить средневековые государства, была наиболее подходящей для структуры всех традиционных цивилизаций.

Современная эпоха, которую можно без сомнения назвать эпохой полного разрыва с Традицией, с политической точки зрения характеризуется заменой феодальной системы на систему национальную. Именно процесс «централизации» власти в XIV в. стал началом образования «национальностей».

Образование, в частности, «французской нации» было результатом деятельности королевской власти, которая, сама того не сознавая, готовила тем самым собственное падение; следовательно, основная причина того, что Франция стала первой европейской державой, в которой была свергнута королевская власть, заключается в том, что именно во Франции начался процесс складывания нации.

Эта борьба, в ходе которой королевская власть, как казалось, реализовывала свои амбиции, стала для нее фатальной и привела к полному поражению.

Как известно, в средние века Папа Римский имел право освобождать от принесенной клятвы верности подчиненных ему монархов. В католической традиции святой Петр изображался держащим в руках не только золотой ключ духовной власти, но и серебряный ключ царской власти. У древних римлян эти два ключа были одним из атрибутов Януса и, кроме того, ключами «великих тайн» и «малых тайн», которые соответствовали «духовной инициации» и «инициации царской». Янус олицетворяет собой общий источник двух властей, тогда как святой Петр это собственно воплощение духовной власти, у которой находятся оба ключа, поскольку она является посредником в передаче царской власти, тогда как свою духовная власть получает напрямую из источника.

С точки зрения Генона, обращает на себя внимание тот факт, что средневековые социальные организации на Западе практически копировали разделение на касты, некогда существовавшее на Востоке: духовенство соответствовало брахманам, дворянство – кшатриям, третье сословие – вайшьям, крестьяне – шудрам.

Фома Аквинский недвусмысленно заявлял, что все человеческие функции настолько подчинены созерцанию высшей цели, «что если их рассматривать должным образом, все они окажутся на службе у тех, кто созерцает истину», он также говорил, что основной целью существования в гражданской жизни любого правительства по сути является обеспечение необходимого спокойствия для этого созерцания.

Как отмечал Генон, представители традиционного Запада, в частности, Запада античного (к примеру, Аристотель) утверждали, что должен существовать «недвижимый двигатель» всех вещей. «Недвижимым двигателем» всякого действия является знание. Действие полностью принадлежит к миру изменения и «становления». Только знание позволяет выйти за рамки ограниченности этого мира, и когда оно достигает сферы неизменного, то есть становится знанием чисто метафизическим, знанием самого Принципа, то есть Знанием в самой глубине своей сущности, оно само становится неизменным, так как всякое подлинное знание состоит в отождествлении с объектом этого знания, и в данном случае с самим Принципом.

Именно это упускают из виду современные люди: они не признают ничего кроме чисто рассудочного, дискурсивного знания, которое, будучи лишь «отраженным знанием», с необходимостью является косвенным и несовершенным. Но и это низшее знание они ценят все меньше и меньше и лишь в той степени, в какой оно способно служить осуществлению какой-то непосредственной практической цели. Полностью захваченные действием, вплоть до заведомого отрицания всего, что выходит за его пределы, современные люди не замечают, как вырождается само это действие, превращаясь, за недостатком принципа, в тщетную и пустую суету.

По версии Генона, Данте впервые в Европе сформулировал проблему верной (истинно «традиционной») иерархии духовной и светской властей (с безусловным приоритетом для духовной). Но уже тогда (на рубеже XIII – XIV вв.) события в Европе развивались таким образом, что ее реализация становилась абсолютно невозможной.

По мысли Генона, «Божественная комедия» Данте – это в некотором роде завещание уходящего средневековья; она показывает, каким мог быть западный мир, если бы не порвал связь с традицией. Тем не менее, тот факт, что трагический разрыв все же свершился, указывает на то, что у этого мира не было никакой иной возможности выбора. Или же знание этой возможности было достоянием весьма ограниченной элиты, которая, вероятно, реализовывала ее в своих собственных целях, без какого бы то ни было внешнего выхода и влияния на социальные структуры.

Именно с того момента начался наиболее темный период «темного века», характерной чертой которого стало развитие (на всех уровнях) низших возможностей, направленное в большей степени на изменение и множественность, которое неизбежно должно было привести к тому, что Старый Свет имеет сегодня. С социальной точки зрения (как, впрочем, и со всех остальных точек зрения) современная эпоха характеризуется нестабильностью, которая дошла практически до максимального предела, повсеместным беспорядком и раздором; никогда еще человечество не было столь далеко от «Земного Рая» и первоначальной духовности.

Означает ли это, что отклонение приняло необратимый характер, что никогда больше законная и стабильная светская власть уже не восстановится на земле, что истинная духовная власть навсегда исчезла из этого мира и сумерки, идущие с Запада на Восток, покроют навсегда свет истины? Генон отвечает так: если придерживаться подобной точки зрения, то бессмысленно и бесполезно писать подобные строки. Следовательно, остается лишь объяснить, почему можно быть уверенным в обратном.

Необходимо довольно реальное осознание того, что избежать социального хаоса, в который погружается западный мир, возможно, прежде всего, посредством отказа от тщетных иллюзий «демократии» и «равноправия», необходимо добиваться восстановления истинной иерархии, основанной на различиях, свойственных человеческой природе, и уровне достигнутых разными людьми знаний.

Как полагал Генон, в средние века Запад представлял собой истинное единство, основанное на собственно традиционном принципе, а именно, на христианстве. Появление вторичных единств, основанных уже не на духовном, а чисто политическом уровне, которыми являлись нации, немедленно привело к разрушению великого единства Запада, а также стало концом действенного существования христианства. Нации, которые, по сути, явились лишь рассеянными фрагментами бывшего «христианского мира», ложными единствами, заменившими истинное единство из-за стремления светской власти к абсолютному владычеству, могли, уже в силу условий своего появления, существовать лишь в постоянном противопоставлении друг другу, в бесконечной междоусобной борьбе на всех территориях.

Образование «национальностей» сделало реальными попытки подчинения духовного светскому, полностью опрокинув иерархические связи двух властей. Наиболее четкое выражение этому подчинению можно найти, по мысли Генона, в идее «национальной» Церкви, то есть Церкви, подчиненной государству и ограниченной его пределами. Более того, сам термин «государственная религия» означает, в сущности, лишь одно: это религия, которую светское правительство использует как средство утверждения своего господства, религия, низведенная до уровня явления социального порядка.

Идея «национальной» Церкви впервые появилась в протестантских странах или, точнее, протестантизм был создан именно с целью воплощения идеи доминирования светской власти над властью духовной.

В действительности, во всем западном мире буржуазия добилась разделения власти, которая была до этого незаконно узурпирована монархией; теперь уже не важно, свергла ли буржуазия в дальнейшем монархию, как это произошло во Франции, или же допустила ее номинальное существование, как в Англии. Результат одинаков в обоих случаях – триумф «экономики» и открытое провозглашение ее превосходства. Однако погружение в материальный мир характеризуется все возрастающей нестабильностью, и возникает вопрос, не будет ли власть буржуазии столь же кратковременна, как и режим, ей предшествовавший, не придут ли (узурпация есть узурпация) следом за вайшья зловещие шудры, возжелавшие власти?

Не в этом ли, – вопрошает Генон, – находятся истоки большевизма? Вряд ли стоит выступать в роли пророка, однако в данном случае нетрудно сделать вполне определенные выводы: приход к власти тем или иным способом низших слоев общества (а их владычество будет, несомненно, самым коротким из всех) является (поскольку ниже опуститься уже невозможно) указанием на последнюю фазу определенного космического цикла. Даже если этот процесс не будет повсеместным, для Запада, по крайней мере, он станет концом современного периода.

Материальное превосходство современного Запада неоспоримо; никто этого у него не оспаривает, никто ему и не завидует по этому поводу. Более того: рано или поздно Запад рискует погибнуть по причине такого избыточного материального развития, если он вовремя не опомнится и если, как следствие, он не задумается всерьез о «возвращении к истокам». Запад сегодня особенно нуждается в защите от себя самого, это от его собственных нынешних тенденций исходят главные и самые серьезные опасности, реально угрожающие ему.

Восток – Запад [4; 8; 9]. Существующую антитезу Востока и Запада Генон сводил в целом к следующему: в то время как на Востоке поддерживается превосходство знания над действием, Запад, напротив, утверждает превосходство действия над знанием, хотя и не доходит до полного отрицания последнего.

При этом речь здесь идет лишь о современном западном мире, поскольку во времена античности и средневековья дело обстояло совершенно иначе. Все традиционные учения, будь то западные или восточные, едины в своем утверждении превосходства и даже трансцендентности знания над действием, в отношении которого оно играло роль «неподвижного двигателя» (определение Аристотеля). Это, тем не менее, не лишало действие его законного места и его важности на своем уровне, однако, это был лишь уровень временного человеческого. Изменение было бы невозможно без принципа, от которого оно происходит, и который, уже в силу того, что является его принципом, не может быть подчинен изменению, поскольку, будучи центром «пути вещей», он неизбежно «неподвижен»; равным образом действие, принадлежащее миру изменения, не может нести в себе принцип; любую реальность, на которую оно способно, действие извлекает из принципа, лежащего вне его сферы, и найти этот принцип может лишь в знании.

Только знание позволяет выйти за рамки мира изменений или «будущего» и пересечь границы, ему присущие, и едва только знание достигает неизменного, как в случае с основополагающим или метафизическим знанием, являющимся собственно знанием, оно само становится незыблемым, поскольку любое истинное знание отождествляется с его объектом.

Духовное владычество в силу своей вовлеченности в знание, обладает незыблемостью в самом себе. Светская же власть, напротив, подчинена всем превратностям временного и преходящего, по крайней мере, до тех пор, пока высший принцип не придаст ей в той мере, которая будет соответствовать ее природе и характеру, стабильность, которую она не может обрести своими собственными средствами. Именно этот принцип, олицетворяет духовное владычество; таким образом, чтобы существовать, светской власти необходимо признание духовного владычества; только это признание делает ее законной, то есть соответствующей тому же порядку вещей.

Характеризуя «круговорот» каст у власти, Генон обращал внимание на ситуации, когда элементам, соответствующим социальным функциям низшего уровня, удается добиться господства. Тогда любое традиционное учение, даже искаженное или измененное, исчезает полностью; нет больше ни единого следа «сакральной науки», кругом царит «профаническое знание», то есть невежество, выдающее себя за науку и наслаждающееся собственным ничтожеством.

Как мыслил Генон, до тех пор, пока на Западе существовали традиционные цивилизации, для противостояния Востока и Запада не было оснований. Противостояние имеет место лишь в случае современного Запада, поскольку речь идет, скорее, о противоположности двух типов сознания, нежели двух более или менее определенных географических реальностей. В определенные периоды истории, наиболее близким из которых является Средневековье, западное сознание в своих наиболее существенных чертах стояло гораздо ближе к восточному сознанию, нежели к тому, что оно представляет собой в современную эпоху. Тогда западная цивилизация была настолько же близка цивилизациям Востока, насколько сами эти цивилизации близки друг другу сегодня. В течение последних столетий западная цивилизация претерпела фундаментальные изменения, гораздо более серьезные, чем все извращения, имевшие место в предшествующие периоды упадка, так как на этот раз вся человеческая деятельность полностью и радикальным образом изменила свою ориентацию и свой сущностный характер. Эти изменения произошли только на Западе.

Как подчеркивал Генон, центр Примордиальной Традиции уже в течение очень длительного времени и вплоть до настоящего момента располагается на Востоке, и именно там мы сталкиваемся с доктринами, самым непосредственным образом проистекающими из этой Примордиальной Традиции; одновременно, в настоящее время истинный дух Традиции, со всем тем, что он в себе заключает, представлен только и исключительно людьми Востока, и никем иным.

Согласно Генону, склонность к умозрению более распространена и более развита на Востоке, и быть может, сильнее всего это сказывается в Индии, вплоть до того, что свойственный ей тип мышления, можно считать прообразом восточного мышления как такового. При этом не подлежит сомнению, что склонность к действию, или точнее, тенденция, проистекающая из этой склонности, преобладает среди народов Запада, по меньшей мере, если говорить о подавляющем большинстве его населения. Даже в том случае, если бы эта тенденция и не являлась столь гипертрофированной и извращенной, как в настоящий момент, все равно такое положение сохранилось бы, и умозрение на Западе всегда оставалось бы уделом весьма незначительной в количественном смысле элиты.

Поэтому сегодня в Индии бытует мнение, что, если Запад и вернется к нормальному состоянию и восстановит законную и естественную социальную организацию, несомненно, среди людей Запада окажется очень много кшатриев и очень мало брахманов. Однако, если интеллектуальная элита на Западе действительно будет создана и ее превосходство будет признано всеми остальными, этого окажется достаточно для того, чтобы восстановить порядок во всех остальных областях, так как истинно духовное могущество основывается отнюдь не на количественном превосходстве, имеющем значение лишь в материальной сфере. Кроме того (и это чрезвычайно важно) в древние эпохи, и даже в Средневековье, естественная склонность западных людей к действию отнюдь не мешала им признавать превосходство умозрения, то есть чистого интеллекта. Почему же в современном мире это совсем не так? Не потому ли, что люди Запада утратили свой интеллект, чрезмерно развивая склонность к действию, вплоть до того, что изобрели особые теории, ставящие действие превыше всего остального? Или изначальное признание приоритета точки зрения о превосходстве действия над умозрением само собой привело Запад к той атрофии интеллектуальных способностей, которую мы наблюдаем сегодня?

Так, по Генону, когда западные народы противятся иностранному вторжению, это называется «патриотизмом» и всячески приветствуется. Но когда то же самое делают народы Востока, это становится «фанатизмом» или «ксенофобией» и вызывает к себе только ненависть и презрение. Так разве не во имя «права», «свободы», «справедливости» и «цивилизации» европейцы стремятся навязать свое господство всем остальным, запрещая жить и думать иначе, нежели они сами?

Нельзя отрицать, что морализаторство – это удивительная вещь, свободная от какой бы то ни было логики, или, по меньшей мере, следует допустить (и мы охотно разделяем эту точку зрения), что на всем Западе существует только два типа людей, ценность каждого из которых вызывает большие сомнения.

К первому типу относятся закоренелые идиоты, которые всерьез принимают громкие лозунги и верят в свою «цивилизаторскую миссию», вообще не замечая того, до какой степени материалистического варварства они сами докатились.

Ко второму же типу принадлежат коварные мерзавцы, пользующиеся общим умственным вырождением большинства, чтобы потворствовать своим грязным инстинктам насилия и своекорыстия.

Совершенно очевидно, что люди Востока не представляют собой угрозы для кого бы то ни было и не имеют никаких планов по завоеванию Запада в той или иной области. В настоящий момент им хватает своих проблем, связанных с необходимостью противостоять западному давлению, которое грозит сегодня разрушить их духовные формы и извратить их мышление.

Рецепты и сценарии выхода из кризиса [8]. По убеждению Генона, самой реалистической и единственно осуществимой сегодня попыткой преодолеть «кризис современного мира» было бы восстановление сущностно средневекового христианского строя, естественно, с учетом необходимой специфики сугубо современных условий. При этом все те элементы, которые были утрачены Западом безвозвратно, можно было бы заимствовать из других традиций, сохранивших их в целостности, и затем применить их к конкретным условиям Запада. Безусловно, такая реставрация может стать делом лишь качественно новой, могущественной и прекрасно организованной интеллектуальной элиты.

Именно Запад в водовороте своей собственной хаотической активности угрожает увлечь в бездну все человечество. Это тем более странно и неправомочно, что защитники Запада хотят защищать Запад от Востока, тогда как истинный Восток не помышляет ни о нападении, ни о покорении кого бы то ни было. Восток стремится лишь к тому, чтобы его оставили в покое, дав независимость и предоставив самому себе, что является, безусловно, вполне разумным и обоснованным требованием.

Действительно, Запад испытывает необходимость в защите, но лишь в защите от самого себя и от своих собственных тенденций, которые, будучи доведенными до их логического завершения, с неизбежностью приведут его к разрушению и гибели. Вот почему следует настаивать на необходимости реформы Запада, и если такая реформа будет тем, чем она должна быть, то есть истинной реставрацией Традиции, в качестве своего естественного следствия она повлечет за собой установление взаимопонимания с Востоком.

Единственный вопрос, который Генон в этом контексте считал уместным поставить, состоял в следующем: переживет ли Восток под влиянием Запада лишь временный и довольно поверхностный кризис, или Запад вовлечет в свое падение все человечество?

По Генону, обе эти противоположные возможности рассматриваются сегодня на Востоке, но может статься, что все же духовная сила, присутствующая в Традиции (о наличии которой ее враги даже и не подозревают) одержит верх над материальной силой, когда та отыграет свою роль. Но вероятно и то, что прежде, чем это произойдет, наступит период полнейшего мрака.

Традиционный дух не может погибнуть, будучи по ту сторону изменения и смерти. Но он может полностью покинуть этот мир, и в этом случае свершится настоящий «Конец Света», «Конец Мира».

Подобное событие, по убеждению Генона, скорее всего произойдет в самом ближайшем будущем. Смешение, захлестнувшее сегодня Запад и все больше распространяющееся на Востоке, может быть понято как «начало конца», как предупредительный знак о скором наступлении того момента, когда, согласно индуистской традиции, вся сакральная доктрина замкнется, как в раковине, из которой она снова появится во всей своей полноте лишь на заре нового мира.
Как полагал Генон, на Западе не существует ни одного автора, аутентично излагающего идеи Востока. И необходимо поступать в этом случае точно так же, как поступил бы на этом месте любой человек Востока, без малейшего намека на популяризацию или пропаганду обращаясь лишь к тем, кто способен понять эти доктрины такими, какие они есть, безо всяких искажений и упрощений, сделавших бы их по видимости более доступными. И надо добавить, что, несмотря на вырождение западной интеллектуальности, люди, способные их понять, хотя и представляют собой ничтожное меньшинство, все же не так уж и редки, как этого можно было бы ожидать в подобных условиях.

Генон считал, что Европа страдает как раз от того, чем она больше всего гордится. Называя европейскую цивилизацию «делом Разума», на самом деле пытаются скрыть интеллектуальную нищету и убогость европейца, у которого, наоборот, сентиментальность развита настолько, насколько это вообще возможно, а о подлинной интеллектуальной культуре в Европе давно уже никто не имеет даже самого отдаленного представления.

Генон считал себя «всего лишь» человеком, цель которого – донести до сознания европейца некоторые извечные истины, на Западе давно уже позабытые, но сохранившиеся на Востоке. Сам он свою задачу определял так: «Насколько нам известно, никто, кроме нас, не излагал на Западе подлинных восточных учений; мы же делаем это так, как сделал бы это на нашем месте любой житель Востока, приведи его к этому те или иные обстоятельства, то есть не в целях какой бы то ни было пропаганды или популяризации и единственно ради тех, кто способен понять эти учения такими, каковы они есть, не пытаясь исказить в угоду общедоступности».
Первое, согласно Генону, что должен сделать европеец, – осознать настолько ясно, насколько это возможно, что между Востоком и Западом простирается пропасть. И если при знакомстве с традиционными учениями некоторые элементы последних будут напоминать об идеях, известных на Западе, то необходимо понимать, что такое сходство является чисто внешним и поверхностным. Пропасть между Востоком и Западом не просто указывает на определенные различия между ними. Она разделяет совершенно противоположные цивилизации: то, что является ценностью на Востоке, скорее всего, будет воспринято негативно на Западе, и наоборот.

С точки зрения Востока Запад является миром «наоборот», миром, вывернутым наизнанку. Запад ориентируется на будущее, и именно с будущим в той или иной форме связывают все свои надежды европейцы. Восток обращен в прошлое. Более того, если смотреть на Запад с Востока, то становится очевидным, что все то, что европейцы ждут от будущего, на самом деле осталось уже позади, в их собственном прошлом.

На Западе изменения считаются благом, на Востоке же важнее неизменность. Именно поэтому Восток называется «традиционным обществом», то есть обществом, в структуре которого главное место отводится Традиции.

Дата добавления: 2015-08-09