Судьба Левана

Одним из моих друзей в юности был Леван Багдинов, мой ровесник. Он резко отличал­ся от окружавших меня людей. Главной чертой его характера была сострадательность: чужое горе он принимал как свое и часто мучительно искал сред­ства, чтобы помочь людям. Он пережил тяжелое детство. Отца взяли на фронт, семья голодала. Де­сятилетним ребенком он уже зарабатывал деньги для своей семьи. Мать пекла какие-то пышки, и он продавал их раненым во дворе больницы, превращенной в госпиталь. Среди них были разные люди. Одни жалели ребенка, другие, пользуясь беспомощностью мальчика, обижали его: отни­мали испеченный хлеб, от которого зависело про­питание семьи, при этом некоторые как бы в на­смешку говорили: «Приходи завтра, я заплачу те­бе»,- а другие еще возмущались: «Мы кровь за тебя проливали на фронте, а ты от нас денег хо­чешь!». В таких случаях он приносил домой толь­ко слезы. Несколько раз его ловила, как преступ­ника, милиция. Он вспоминал: «Приведет меня милиционер в участок с таким видом, как будто поймал опасного бандита, затем отберут все, что у меня было, да еще побьют, за что - сами не по­нимают, так, для порядка».

Часто ложился он голодным, ходил в разорван­ной обуви. Но бедность и несправедливость людей не озлобили его. Когда отец вернулся с фронта, он окончив школу, поступил в институт. И здесь он отличался своим характером среди сверстников. Его постоянно мучил вопрос: почему люди дела­ют зло друг другу, кто ожесточил их сердца? В то же время он вовсе не был каким-то «отшельни­ком» в миру или мизантропом: у него было много друзей, он занимался спортом и участвовал в физкультурных парадах. Он отличался большой фи­зической силой, мог подтягиваться на турнике на одной руке. Не раз вмешивался в уличные драки, чтобы защитить слабого. Он был духовным сыном протоиерея, впоследствии митрополита, Романоза (Петриашвили), который очень любил его. Впо­следствии владыка Романоз рассказывал мне, как познакомился с Леваном. Он увидел в Сионском соборе юношу, который стоял в углу и вниматель­но наблюдал за всем, что происходило в храме. Кончилась служба. Затем отец Романоз, который в тот день был дежурным священником, повенчал супружескую пару, покрестил нескольких детей, а тот все стоит, молча смотрит на него. Протоие­рей Романоз сам был отзывчивым человеком, он подумал: может, у этого юноши какое-то горе и он стесняется обратиться к нему. Он спросил об этом юношу. Тот в ответ как-то странно улыбнулся, так, что священник подумал: наверное, у него какая-то психическая болезнь; но после нескольких ми­нут разговора с ним он уже упрекал себя, что до­пустил такую мысль. Леван спрашивал у него: «Как мне помочь людям, вокруг меня столько страданий; вот, маленький ребенок у моего друга смертельно болен, я стоял и молился за него». Отец Романоз сказал: «Приходи ко мне, и мы каждый день будем служить молебен об этом ребенке». Так началось их духовное сближение. Меня уди­вило, что, когда мы с Леваном приходили к прото­иерею Романозу, он говорил с ним, как будто с рав­ным себе, как беседуют между собой старые дру­зья. Надо сказать, что Леван постоянно носил с собой маленький, похожий на медальон образ Спа­сителя, сделанный на эмали. Он часто вынимал этот образ, смотрел на него, как будто о чем-то спраши­вал. Он был очень добр к своим друзьям. В труд­ные минуты своей жизни я чувствовал, что он бли­же ко мне, чем мои родственники. Он был необы­чайно щедр, хотя мало что имел. Однажды нищий мальчишка попросил у него милостыню. А он, уви­дев, что тот босой и дрожит от холода, тут же снял с себя туфли и отдал ребенку.

В то время в школе ввели новый предмет, на­зываемый труд сведением, и Леван решил поступить в школу педагогом. Преподавание предмета - это было для него внешним, главное - он хотел учить детей добру. До этого я знал, что он ищет общения с ворами и наркоманами, как бы вдох­новленный идеей исправить их. Но затем насту­пило то, что было для меня неожиданным, непо­нятным и страшным. Он встретился с человеком, который занимался экстрасенсорикой, и тот уве­рил его, что научит, как исцелять больных. Затем Леван начал изучать учения индийских йогов по совету этого экстрасенса и вскоре соскользнул к тем методам, которые христианство называет ок­культизмом. Он говорил об этом протоиерею Ро­манозу. Тот ответил: «Помнишь, как мы молились об исцелении ребенка, а я вижу, что ты скоро за­хочешь сам исцелять меня».

Я принял священный сан и вскоре посетил сво­его старого друга. Он встретил меня радушно, но я чувствовал, что между нами возникло какое-то напряжение, как невидимая стена. Он показал мне книгу отзывов, где было написано, скольким лю­дям он помог через экстрасенсорику. Он взял мою руку и сказал: «Что ты ощущаешь?». Я действи­тельно почувствовал, будто ток проходит в мое тело, точно небольшие электрические заряды шли от прикосновения его пальца. Я стал объяснять ему, что это опасная и неизвестная нам сила. Он внимательно слушал меня, но ничего не ответил. Он рассказал мне, что наш общий знакомый Лева Саакян, который впоследствии заведовал кафед­рой философии в Ереване, стал верующим после тяжелого духовного кризиса. У него были силь­ные головные боли, подозревали, что это рак моз­га. «Я постарался вылечить его»,- рассказывал Багдинов. Беседуя с ним, я почувствовал и дру­гое. Он работал в школе с детьми. В ту пору друж­ба со священником могла послужить причиной серьезных неприятностей. Он не был трусом, но, видимо, считал, что мое присутствие у него может повредить его делу. Он не говорил мне этого, но иногда невысказанная мысль звучит между сло­вами. Уходя от него, я сказал, что моя жизнь сло­жилась так, что я вряд ли смогу часто видеться с ним. Очевидно, мои слова сняли какой-то камень с его души. Затем я слышал от своих знакомых, что к нему домой ходят наркоманы, пьяницы, уличные дети; он беседует с ними и помогает им как может. Я узнал, что своим лечением биотока­ми он начал зарабатывать значительные средства, но раздавал их людям.

Прошло несколько лет. Однажды я встретил­ся с его сестрой, и она сказала мне: «Леван ищет вас, он лежит больной, он просит, чтобы вы навес­тили его». Я тотчас пришел к своему бывшему яругу и увидел его лежащим в постели: это был живой мертвец; у него выпали волосы, щеки ввалились, шея казалась тонким стебельком, на ко­тором качается голова; только огромные черные глаза по-прежнему горели огнем, как бы свиде­тельствуя, что он еще жив. У него был рак. Болезнь быстро прогрессировала, она буквально выедала его внутренности. Леван знал, что умирает. Он стал просить меня, чтобы я помолился о нем. Я дол­го сидел у него. На мой вопрос: «Причастился ли ты?» - он сказал вместо ответа: «Они приходили ко мне». Я спросил: «Кто - они?». Он ответил: «Йоги». Когда я уходил, его сестра вышла меня проводить и сказала: «Прошу вас, приходите к нему чаще, ему будет легче. При этой болезни чело­век испытывает страшные боли». В то время я слу­жил в Сухуми. Когда я приехал в Тбилиси в сле­дующий раз, моя мать сказала, что Леван умер. Она несколько раз навещала его. Моя мать гово­рила: «Когда я в первый раз увидела его лежаще­го в постели, бледного как смерть, я не могла ска­зать ему ни одного слова, даже поздороваться, а стала плакать. Он увидел это и сам заплакал. Он обнял меня, и мы вместе молча плакали. Потом он поцеловал мою руку и поблагодарил за то, что я пришла навестить его. Я заходила еще несколь­ко раз и всегда уходила от него в слезах. Из объ­явления в газете я узнала, что он умер. Уже не было времени сообщить тебе об этом. Я пошла на погре­бение попрощаться с ним и увидела много народа, особенно молодых людей, которые стояли во дворе и на широкой веранде. Я подумала: это те люди о которых болела его душа, которым он старался по­мочь, наверно, в этой толпе стоят бывшие воры и наркоманы. Как бы ни сложилась их жизнь, они бу­дут вспоминать Левана - человека, который искрен­не желал им добра. Видя, что я одета в траур, неко­торые спрашивали меня: "Вы, наверно, его родствен­ница?". Я отвечала: "Нет, он друг моего сына"».

Для меня судьба Левана Багдинова является страшным примером. Этот человек решил использовать для помощи людям оккультные силы. Он соприкоснулся с демоническим миром, и этот мир сжег его, как свою добычу, в невидимом пламени. Этот мир оторвал его от Церкви и в то же время обольщал образами добра, к которому он всю жизнь стремился. Не знаю, сознавал ли он, что целительство йогов и приемы экстрасенсов - это то, что называется белой магией. В черной магии человек осуществляет свою связь с демоническим миром для греховных целей; здесь он сознает, что служит злу, и идет в ад с открытыми глазами. А бе­лая магия более коварна: демон, скрывая свое лицо, говорит человеку о новых возможностях и способах делать добро людям, о таинственной силе, которой может овладеть человек, о древней мудрости, которая лежит в забвенье, как клад, за­рытый в земле,- нужно знать только место, что­бы добыть сокровище и раздать людям. Леван ото­шел от Церкви и тем самым стал игрушкой в ру­ках тех невидимых существ, которых оккультисты называют архонтами, зонами, духами звезд и пла­нет, повелителями астрала и так далее, а мы, хри­стиане,- демонами.

Во время последнего нашего свидания с ним я чувствовал, что он ищет от меня чего-то, и в то же время я стесняю его, словно мое присутствие да­вит на него, и он сам не понимает, что с ним про­исходит. Я помню, как при прощании со мной он сказал сестре: «Открой шкаф и дай книгу Иоанна Кронштадтского»; это был его последний подарок мне. Но я предпочел бы, чтобы он умер с этой кни­гой на груди. Его смерть еще раз подтвердила, что истина хранится только в Церкви, что вне ее - вечная тьма, подобная космической ночи; что вся­кая иная «духовность» делает душу жертвой тем­ных сил.

Леван не понял, что такое благодать Божия, он надеялся на собственные силы. Сатана может явиться ангелом света. Вне благодати Божией, вне Церкви невозможно разгадать, каков настоящий облик незнакомца, манящего душу к себе. Сатана лишил его Церкви, уверил в силе собственного целительства, а затем, как бы в насмешку, сжег его на медленном огне мучительной болезни.

Дата добавления: 2015-08-13