Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Женщины так утомляют».

Читайте также:
  1. L'Eau Par Kenzo Pour Femme Цвета (Kenzo) женщины 100 мл
  2. XII. ЖЕНЩИНЫ И ДЕВКИ
  3. Болезни женщины, влияющие на зачатие и ребенка.
  4. Будут ли райские женщины рожать детей?
  5. Будь мужчиной одной женщины! Никогда не флиртуй»!
  6. В которой старые друзья рассуждают о молодости, а молодые женщины не считают нужным скрывать свои взгляды на жизнь
  7. В чем нуждаются женщины

А. Сутурин

Псевдофранцузская комедия в двух действиях

Действующие лица:

Жан-Пьер — художник (шевалье Габриэль Сигизмунд Фердинанд Мануэль Чернышеску)

Матильда — жена

Хризантема — дочь

Розамунда — экс-жена

Антуан — друг-сосед

Синдерелла — любовница

Мерседес — корреспондентка

Жозефина — горничная

Жюльен — камердинер

Гастон — телемастер

Премьер-министр с супругой

 

Где-то Франция, где-то семидесятые

Красочная гостиная, по совместительству являющаяся пересечением всех помещений и пространств этого дома

Горничная наводит порядок, камердинер ей ассистирует

Жозефина: Ведь это же уже не первый раз.

Жюльен: Пожалуй.

Жозефина: У него ведь уже их сколько уже?

Жюльен: Возможно.

Жозефина: Нет, невозможно! Куда ему столько?

Жюльен: Кто знает...

Жозефина: Ведь в каждой стране...

Жюльен: Скорее всего.

Жозефина: Да не по одной!

Жюльен: Ещё бы!

Жозефина: И все такие красивые!

Жюльен: А ты откуда знаешь?

Жозефина: Мне ли не знать — я их постоянно в порядок привожу и вижу чаще, он уже и забыл как они выглядят все. Если какая исчезнет — он и не заметит.

Жюльен: Да нуууу...

Жозефина: Уж я-то знаю. Ой, а какие изящные — ну просто загляденье! Вот прямо съела бы — блестящие, как в фантиках. Или на ёлку повесила бы... (показывает коробку) Однажды он так и сделает. А потом и сам повесится на этой самой ёлке.

Уж поверь мне, женщины до добра не доводят. Они только переводят всё это самое добро. Он зарабатывает, а они спускают. Уж не знаю на что.

Да на что они ему? Добро бы путние бабы были — ато одна психованная, другая дёрганная, обе истерички какие-то... то им не так, так им не эдак.

Жена не любит вообще а дочь не походит вовсе, это я тебе как знающая жизнь женщина говорю. Бывают различия, но чтобы такие, даже в характере... Доведут они его...

Жюльен: Твой язык тебя доведёт. Кстати на нём тебя и повесят, на той же самой ёлке.

Жозефина: Мне там места не хватит от этих фетишей. Настоящему мужчине всякие там награди и побрякушки не нужны. Командор! Сэр!!! Тьфу... Этот «сэр» сроду в руках шпагу не держал.

Жюльен: У него кисть есть. Кисть и перо.

Жозефина: А я о чём? Для художника истинная награда — это признание!

Жюльен: После смерти.

Жозефина: А как же? Вот именно! А я о чём... Тьфу на тебя, насмешник! Признание его труда, и чем больше — тем лучше, и пораньше бы.

Жюльен: Вот они его и признают.

Жозефина: Кто?

Жюльен: Президенты там всякие, короли, шейхи, премьер-министры...

Жозефина: В гроб они его вгоняют этими игрушками. Лишь бы статус свой поднять его персоной и принадлежностью к ней. Бездельники!

Жюльен: Революционерка!

Жозефина: Мы, между прочим, находимся на родине демократии, в сердце самой Европы. Так что не кощунствуй. Любая уважающая себя женщина должна ценить свободу.

Жюльен: Француженка?

Жозефина: А француженка — тем более! Особенно когда речь идёт о свободе её мужчины, чьими успехами и предстоит распоряжаться ей как носительнице рода и продолжательнице традиций по наследству!

Жюльен: Браво, Жозефина! Ты не Жозефина, ты — неистовая Жанна!

Жозефина: Не произноси при мне это дрянное имя! Уничтожить столько мужиков во имя Бога! Пусть это были англичане, пусть. Во имя какого Бога, скажите мне на милость? Лесбийского? А потом говорят — тёмное средневековье! А кто его сделал таким, скажите пожалуйста? Мы, европейцы! До сих пор дерьмо разгребаем.

И выясняем кто кому кем приходится, вручаем награды, празднуем торжества, а потом со скупой слезой читаем проникновенные речи, причём не ими написанные на похоронах исписавшихся художников, писателей и музыкантов, оставивших после себя кучу титулов, наград, долгов, жён, то сеть вдов и детей, даже на них непохожих!!!

Пойду на кухню проверю.

Жюльен (один): Потрясающая атмосфера дома. Всех заряжает самоотверженным национализмом, пропитанным тягой к свободе, гордостью за предков, страну и идею. Какую идею — спрошу я вас? А я вам отвечу: идею всеобщего братства, любви и созидания. Это интересный вопрос между прочим! Не согласны? Давайте поспорим. Давайте давайте! Вот пойдём польём цветы и поспорим. Ах, батенька, вам бы только воду лить. Шутить изволите, сударь... Что ж, расскажу я вам один пресвеженький анекдот (уходит)

Появляется мужчина в комбинезоне и кепке (телемастер Гастон). Робкая поступь, искренне восхищённый взгляд на убранство с лёгкой завистью.

Гастон: Мещааане. Аристокраааты. Дворяяяяне. Антиквариаааты. Буржуууи. Душегуууубы. Самодууууры. Лизоблююююды. Бездельники! Разгильдяи! Прохиндеи. Проходимцы...

Жозефина: Ну и чего вы тут ходите?

Гастон: Да я...

Жозефина: Это риторический вопрос!

Гастон: Какой?

Жозефина: Какой... такой профессией вы занимаетесь, мсье, что вас...

Гастон: Какой такой?

Жозефина: Вот я и говорю, сударь — что же это нужно делать, чтобы вас заставляли носить такую одежду?

Гастон: Мадам, я бы попросил...

Жозефина: Это бессмысленно, до обеда я не подаю!

Гастон: Не понял?

Жозефина: Отвечайте на вопрос!

Гастон: Какой?

Жозефина: Ачто, был какой-то другой?

Гастон: Ну какой-то был...

Жозефина: Вот именно! Мы — мещане и душегубы — слов на ветер не бросаем, и спрашиваем только один раз: кто вы такой и что вам здесь нужно?!?

Гастон: Я...

Жозефина: Отвечайте, пока вас по хорошему спрашивают!

Гастон: Я...

Жозефина: У самодуров и прохиндеев ужасно мало терпенья, ведь антиквары такие разгильдяи и проходимцы!

Гастон: Простите меня Бога ради!

Жозефина: Аристократы и лизоблюды не признают Бога!

Гастон: Я больше не буду.

Жозефина: Кто такой?

Гастон: Телемастер...

Жозефина: Чего надо?

Гастон: Проводку...

Жозефина: Там!

Гастон: Спасибо (убегает, Жозефина ржёт)

голос Матильды: Жозефина!

Жозефина: Иду, мадам! Люблю эту работу! (уходит)

Из-за кулис выглядывает милое личико Мерседес, одетой в изящный брючный костюм, с портативным магнитофоном на ремне и папкой в руке (видимо с вопросами), нерешительно топчется на месте, заскакивает наглая пигалица.

Хризантема: Здрастье!

Мерседес: Здравствуйте.

Хризантема: (нагло жуя персик и рассматривая её) А вы кто?

Мерседес: Я Корреспондентка Париж-Гардиан.

Простите, я не представилась — Мерседес.

Хризантема: Аааа, журналистка...

Мерседес: (не теряя лица, вежливо): А вы, простите?..

Хризантема: Хризантема.

Мерседес: Так вы — дочь? Надо же, ни за что бы не подумала.

Хризантема: Что?

Мерседес: Что вы — дочь.

Хризантема: А что, я такая старая?

Мерседес: Нет, ну зачем вы так, просто вы, простите, совсем не похожи, простите...

Хризантема: Это всем известно, никакой тайны вы не открыли, милочка.

Мерседес: Ну вы хорошенькая, правда, уж я то в этом разбираюсь.

Хризантема: Чего это?

Мерседес: Ой, сколько людей приходится видеть, у меня глаз намётан. Вам родители сделали огромный подарок — едите и не полнеете, я правильно угадала?

Хризантема: А как можно толстеть с таким именем?

Мерседес: Да, действительно: шевалье Жан-Пьер Чернышеску — это обязывает!

Хризантема: Хризантема!

Мерседес: (растерянно): Что?..

Хризантема: Хризантема Чернышеску!

Мерседес: Ааа, вы об этом... Ну вы не расстраивайтесь.

Хризантема: А чего мне расстраиваться — это мне-то, Хризантеме Чернышеску! Из древнейшего рода! Чернышеску!

Мерседес: Может ещё всё обойдётся?

Хризантема: Как?

Мерседес: Переименуетесь.

Хризантема: И разобью сердце отца?

Мерседес: Вы его действительно любите? Ну тогда хоть после замужества.

Хризантема: И табуны жеребцов стоят у конюшни Чернышеску, бьют копытом, жуют сено и мечтают отведать этот дивный цветок с экзотическим заморским названием «Хризантема».

Мерседес: Бедьненькая вы...

Хризантема: Нет, может быть и мечтают, и даже намереваются, но отнюдь не для того, чтобы дать свою фамилию, а чтобы получить нашу, открывающую двери во всяческие клубы, дома, общества, дворцы и организации, почётным членом которых является наверное единственный носитель столь куртуазной фамилии.

Мерседес: (восхищённо): Единственный?

Хризантема: Ну в Париже — точно. С вами, я вижу, предки обошлись тоже не очень.

Мерседес: Ну почему?

Хризантема: МерседЕс!

Мерседес: Могло быть и хуже.

Хризантема: Как? Пежо? Даже боюсь про фамилию спрашивать.

Мерседес: Крюшон.

Хризантема: МерседЕс Крюшон. Ну я говорю — они все точно изверги. Наверно это игра такая — кто сильнее выпендрится. И поэкстремальнее — сначала на машинах, потом на лошадях, затем титулы ну и дети. А потом удивляются — где внуки?

Мерседес: Не рождаются из-за проклятия?..

Хризантема: Не появляются из-за стыда! А может из-за нежелания прибить пращура. Ну ладно, он ещё не появлялся?

Мерседес: Кто?

Хризантема: Великий художник, чьё полное имя хранится в глубочайшей тайне дабы поберечь нервы обывателей.

Мерседес: Нет, вот жду...

Хризантема: Ну ждите, я позже заскочу, приятно было познакомиться, МересЕдес!

Мерседес: Ой, Хриз... Мадемуазель...

Хризантема: Ой, ты так чудесно это сказала...

Мерседес: А чего чудесного — мадемуазель...

Хризантема: Ну так... Классно...

Мерседес: ну как же классно? Вы ведь такая...

Хризантема: Какая?

Мерседес: Ну как принцесса — лёгкая, воздушная, изящная...

Х (ржёт): Харэ балдеть, подруга, чего хотела?

Мерседес: А он... какой?

Хризантема: Оооо... Мамма мия! Ты всё увидишь и поймёшь (убегает)

Мерседе, вздыхая, сидит в ожидании чуда, за спиной появляется Жозефина с дьявольским лицом. Выдержав паузу, внезапно:

Жозефина: Это кто ещё тут такая сидит, а? Ишь, вырядилась, размалевалась, расфуфырилась, напудрилась, разодетая вертихвостка (гоняет дедушку метлой по дивану).

Мерседес: (зажмурившись на краешке дивана): Я студентка, практикантка, журналистка, третьекурсница, стажировщица, издание Париж-Гардиан, в отделе культуры, получила задание от рубрики «Великие люди нашего времени». Это моя курсовая, первое задание, взять интервью у выдающегося художника Жан-Пьера...

Жозефина: Не называй это имя! Значит ты не по собственной воле?

Мерседес: Нет, попросили.

Жозефина: Ну если попросили...

Мерседес: то сеть поручили.

Жозефина: Ну если поручили...

Мерседес: Назначили

Жозефина: Обрекли в общем.

Мерседес: ну почему? Я и сама хотела.

Жозефина: Вот как?

Мерседес: Естественно! Кто не знает его картин? Ещё в школе учили: Фантасмагория заката, Влечение зяблика, Воздушный поцелуй, Преображение черёмухи, Угрюмая селянка, Серебристый андеграунд!

Жозефина: Бедные дети!

Мерседес: Вот именно! Никогда его не увидят!

Жозефина: Кто?

Мерседес: Мои одноклассники. Мы с самого детства ходили на его выставки, а мне выпала такая возможность. Всем же известна его нелюдимость и вместе с тем — любвеобильность!

Жозефина: Дааа!!!Я про него такое рассказать могу. Стендаль отдыхает!

Мерседес: Расскажите, прошу вас! Мадемуазель... Простите, как вас?

Жозефина: Жозефина. И давай без мамзелей.

Мерседес: Хорошо. А я — Мерседес.

Жозефина: Бедная. Ну пойдём, я тебя накормлю.

Выходит взъерошенный Гастон. Натыкаясь на магнитофон на диване начинает его профессионально рассматривать. Входит Антуан, в плаще и шляпе, будучи незамеченным наблюдает за визитёром, который с удовольствием школьника возится с новой игрушкой.

Антуан: Кх-кх!

Гастон: Ой, мсье...

Антуан: Да!

Гастон: Я, простите...

Антуан: Ну да! (дефилируя перед ним)

Гастон: Я собственно...

Антуан: Это у вас?..

Гастон: Магнитофон.

Антуан: Ну да. А вы — журналист.

Гастон: Телемастер.

Антуан: Ну да! Садитесь, пишите!

Г послушно вытягивает микрофон на длинном шнуре.

Антуан: Ваше имя?

Гастон: Гастон.

Антуан: Ну да. (достаёт пару листов) Основное влияние на моё творчество оказало видение предмета Моне и Мане. Не остался без моего внимания и Сезанн, которого не смог затмить ни Рембрандт ни Ренуар с их бесперспективной попыткой тягаться с Рубенсом, даже и не помышлявшим перенесть изыски Микеланджело подобно Да Винчи на полотна. Чем, безусловно, уступил Пикассо, посмеявшегося над геометрией пространства и осмеянного Дали!

Гастон: (восхищённо аплодируя): Браво, мсье!

Антуан: Благодарю, Гастон, продолжим. (переворчивая лист) Обращая свои взоры на кинематограф, столь смачно и неразборчиво использующий завоевания живописи, скульптуры, поэзии и философии в лице Феллини, Пазолини, Росселини, Антониони, и наших современнико — Трюффо, Годара, Лелюша и Зиди, нельзя не заметить полезность великих классических видов искусств, пришедших на помощь пусть и зарождаюмуся зелёному и молодому способу самовыражения всех творческих людей, даже невнятно и походя использующих все ресурсы на потребу зрителя, имя которому, равно как и дорогу, а значит и жизнь, дали братья Люмьер!

Гастон: Потрясающе!

Антуан: Ага, я сам в восторге.

Гастон: Как вас зовут?

Жан-Пьер: Антуан! Друг мой. У тебя получается всё лучше и лучше. Пребывание в этом доме на удивление в отличие от большинства (к сожалению, но что делать) идёт тебе на пользу. Только не забывай — от чрезмерной витиеватости не только загораются сердца, но и вянут уши. Я думал, ты сегодня не придёшь.

Антуан: Ну как я мог пропустить такой день?

Жан-Пьер: Тоже мне, день.

Антуан: День вручения ордена Почётного Легиона моему другу!

Жан-Пьер: истинная награда — это дружба такого человека, как ты.

Антуан: Не скромничай.

Гастон: Простите, а?..

Жан-Пьер: Вы кто?

Гастон: Телемастер.

Жан-Пьер: На кухню.

Гастон уходит

Антуан: Не каждому человеку в нашей стране хоть раз удаётся даже встретиться с кавалером этой награды. Совсем немногим — общаться с ними лично, единицам — дружить, ну а уж получить сей орден из рук Его Превосходительства у себя дома! Кстати, почему дома?

Жан-Пьер: Так проще, если вручают одному. И к тому же, они таким образом как-то дистанцируют особо отличившихся. Ты-то как? Деньги нужны?

Антуан: Нет, я ещё не истратил.

Жан-Пьер: Ну если вдруг — не стесняйся.

Антуан: Я уже не смею.

Жан-Пьер: Ну а если не смеешь — просто сядь играть со мной в карты и всё.

Антуан: Ну, в такой день...

Жан-Пьер: А что, день как день.

Антуан: Ты думаешь?

Жан-Пьер: Естественно.

Антуан: Разве что партеечку.

Жан-Пьер: Жюльен!

Появляется Жозефина

Жозефина: К вам пришли, мсье.

Жан-Пьер: Как ты изменился, Жюльен. Кто пришёл и зачем?

Жозефина: Зачем — не знаю, спросите у неё сами, она в холле, а Жюльен вешает гардину в бельведере. (Уходит)

Жан-Пьер: (вдогонку) Как она выглядит?

Жозефина: Гардина как гардина, мсье.

Жан-Пьер: Дурдом. Раскладывай, я мигом.

Антуан раскладывает карты, курит сигару, попивая коньяк и получая удовольствие. Входит Мерседес с магнитофоном, сматывая шнур.

Антуан: (оценивая ситуацию): Ваше имя?

Мерседес: Мерседес.

Антуан: Прекрасно. Пишите. Вспоминая Годара столь бурно и рьяно вместе с Трюффо отрицавших Клода Лелюша, привезшего два Оскара за «Мужчину и женщину» в 1962 году, мне кажется...

Мерседес: Простите, о кино я бы поговорила чуть позже, сразу после встречи с мсье Жан-Полем...

Жан-Пьер: (входя): Бельмондо живёт кварталом выше, но если хотите, чуть погодя мы сможем к нему съездить. Тем более, что он давно звал. А сейчас, Антуан, вспомни, что ты мой друг и займи даму в холле, своди её в оранжерею.

Антуан: Зачем?

Жан-Пьер: Полейте цветы.

Антуан: Понял. Имя?

Жан-Пьер: Розамунда.

Антуан: Пошёл.

Мерседес: (восхищённо): Нет, что вы, мсье, простите, Жан-Пьер, простите, мсье, сударь, шевалье...

Ж-П (взяв за плечи) Слова, слова, слова, слова... Но сколь выразительны глаза и губы...

Мерседес: Мсье...

Жан-Пьер: Плечи и руки...

Мерседес: Шевалье.

Жан-Пьер: Бёдра и ноги...

Мерседес: Сударь!

Жан-Пьер: Простите, мадемуазель, но я художник и привык называть вещи своими именами, а эти части тела называются именно так, и в вашем случае они очаровательны, восхитительны, притягательны и умопомрачительны.

Гастон: Кгхм...

Жан-Пьер: Ваше имя!

Гастон: Гастон.

Жан-Пьер: Род занятий, происходжение?

Гастон: Телемастер! Дворянин! Ой... Простолюдин... Кх-кх, пролетарии мы.

Жан-Пьер: Прекрасно. (рисуя эскиз) Чем обязан?

Гастон: (из-за плеча рассматривая рисунок): Да я, собственно, хотел сказать, что всё проверил, всё закончил, всё в порядке, только вот проводка требует замены пока не поздно, лишь бы чего не случилось, как говорится — готовь сани летом...

Жан-Пьер: Я вас понял, голубчик, займитесь.

Гастон: (испуганно) Чем?

Жан-Пьер: Проводкой.

Гастон: Сам?

Жан-Пьер: Сам.

Гастон: Щас?

Жан-Пьер: Щас.

Гастон: Но у меня ничего нет, так сказать, чтобы так серьёзно, так сказать...

Жан-Пьер: Так позвоните — пусть привезут.

Гастон: Щас?

Жан-Пьер: Немедленно!

Гастон: Ну да, позвоню... (уходит)

Жан-Пьер: Когда-нибудь позировали?

Мерседес: До этого момента — никогда.

Жан-Пьер: Какого — этого?

Мерседес: Ну... Вот этого, теперешнего.

Жан-Пьер: Лапушка, разве это сеанс? Вот в студии, при естественном освещении, в мансарде, в присутствии лишь голубей и абсента...

Мерседес: А если вечер?

Жан-Пьер: Если засидимся? Что ж, в присутствии ночных бабочек, шардонэ и свечей...

Мерседес: Вы так рассказываете, у меня прямо сердце колотится...

Матильда: Это он умеет - сначала сердце колотится, потом в висках стучит, затем в припадке бьёшься, а после тихо так лежишь и думаешь: а почему так тикают часы — так жалобно и безысходно? Но потом понимаешь, что они отсчитывают дни оставшейся жизни, столь безвозвратно (а иногда и развратно) легших мазками на полотне давно пылящегося средь иной мазни планетарного масштаба в тёмных закромах пыльного сознания стареющего живописца, обкладывающего своё дряхлое тело голыми девственницами с торчащими сосками в направлении девичьих грёз о принце на коне или художнике на Пегасе!

Жан-Пьер: Здравствуй, родная.

Матильда: Здравствуй, любимый. (чмокаются) Всё трудишься?

Жан-Пьер: Да вот, работаю.

Матильда: Ага, вижу. Рисуешь на магнитофон. Новая технология, да? Думаю, это твой новое изобретение и сейчас идёт обкатка. Судя по глазам испытуемой — удачная. То сеть, опыт в самом начали, но то ли ещё будет, подождите. Основной ведь опыт будет у нас в лаборатории, да, любимый? В мансарде? В принципе там уже убрано после прошлого опыта. Помнишь? Столько грязи и мусора: краски, посуда, фрукты, бутылки, абсент повсюду разлит, и свечи. Удивляюсь — как всё не вспыхнуло? Ты себя не бережёшь, любимый. Ты слишком ценен для искусства, чтобы отдавать себя науке.

Жан-Пьер: Ты что-то хотела?

Матильда: Нет, любимый. Готовлю дом к твоему сегодняшнему преображению. Занимайтесь. (уходит)

Мерседес: Чего это она? Я что-то не так сделала?

Жан-Пьер: Ну что вы, ей просто скучно. И одиноко скоро станет!

Мерседес: Я, собственно, интервью...

Жан-Пьер: Я уже закончил. (показывает).

Мерседес (искренне восхищаясь): Мсье, это чудесно! Я получилась лучше, чем сама!

Жан-Пьер: Я намеренно не преувеличиваю действительность, потому что того требует мой стиль. И к тому же иногда, как вот теперь, сие недопустимо, потому как лучше уже просто некуда. А вот хуже — можно. Видите, здесь локон — ну это из-за света, в …

Мерседес: В мансарде будет лучше?

Жан-Пьер: Пожалуй... И намного. (шепотом) У меня есть ещё одна — о ней никто не знает.

Мерседес: В наше время все знают всё, но мы запрёмся.

Жан-Пьер: О, муза моя, ты наделяешь меня крыльями...

Розамунда: А некоторые наделяют рогами!

Жан-Пьер: Жюльен!

Жюльен: Да, мсье.

Жан-Пьер: Как твоя гардина, что в бельведере?

Жюльен: Вы имеете в виду полку в кладовке? Приколотил. Чего изволите?

Жан-Пьер: Проводите мадемуазель...

Мерседес: Мерседес.

Жан-Пьер: В оранжерею.

Розамунда: Мы уже там всё полили.

Жан-Пьер: Тогда в кабинет. Покажи картины, угости вином.

Мерседес: Меня уже накормили.

Розамунда: Это только начало, милочка.

Жан-Пьер: Ступай.

Уходят

Жан-Пьер: Полили, говоришь...

Розамунда: У тебя забавный слуга.

Жан-Пьер: Жюльен — камердинер.

Розамунда: Да нет, я про садовника. Антуан, кажется?

Жан-Пьер: Это мой друг.

Розамунда: Ну естественно, как иначе? Друзьям платит не надо, они денег не берут.

Жан-Пьер: Да, мужская дружба — такая.

Розамунда: Не то, что женская.

Жан-Пьер: Да, мы по дружески не трахаемся.

Розамунда: Фи, Жан-Пьер! Какое странное наречие! Перебрался в буржуазные дебри и заговорил как босяк.

Жан-Пьер: Поправь, если сможешь.

Розамунда: Заниматься любовью.

Жан-Пьер: С друзьями.

Розамунда: С друзьями мужа.

Жан-Пьер: Какие это друзья?

Розамунда: Какой муж — такие и друзья.

Жан-Пьер: Это была месть?

Розамунда: За двух моих сестёр.

Жан-Пьер: Сводных.

Розамунда: Ах, прости крестьянку, опростоволосилась.

Жан-Пьер: Между прочим, инициатива исходила от них.

Розамунда: Как я тебя понимаю!

Жан-Пьер: ну я же тебя отпустил, чего ты ещё хочешь?

Розамунда: Не я, наша дочь.

Жан-Пьер: Что с Генриеттой?

Розамунда: Помимо её дурацкого имени? Она беременна.

Жан-Пьер: Ну она девушка, в этом нет ничего удивительного.

Розамунда: На девятом месяце.

Жан-Пьер: А вот это странно!

Признавайся, чем ты её кормила? Ты подсыпала ей что-то? Девять месяцев! Кошка уже три раза могла родить!

Розамунда: Она — не кошка! Она — твоя дочь!

Жан-Пьер: Позволь уточнить: она — твоя дочь!

Розамунда: А ты, видимо, не участвовал?

Жан-Пьер: Ну почему? Только не в первых рядах.

Розамунда: Ах, это твоя месть? Ты не можешь простить девушке её гордость и стремление отомстить за себя?

Жан-Пьер: Ты сейчас какую имеешь в виду девушку?

Розамунда: Я имею в виду себя! В бытность когда я была одинокой неопытной девушкой, доверившейся матёрому опытному прожжёному и ненасытному волку...

Жан-Пьер: встретившему Красную Шапочку в лесу и заставившему её раздеться и позировать сидя голышом на муравейнике изнемогая от укусов комаров до самого раннего утра! И ты знаешь где эта картина, которая написана кровью Красной Шапочки? Я продал её на Сотбис за кошмарные деньги одному умирающему вампиру, который питает свои жилы облизывая её...

Розамунда: Короче, ты дашь деньги?

Жан-Пьер: На что?

Розамунда: На внука!

Жан-Пьер: Чьего?

Розамунда: Ах, ты отрекаешься от своей крови?

Жан-Пьер: От своей — нет!

Розамунда: И ты унизишь свою дочь экспертизой ДНК внука?

Жан-Пьер: Нет, достаточно будет проверить её.

Розамунда: А меня?

Жан-Пьер: Тебя я пощажу. Ведь если медики узнают что у тебя вместо крови — они перестанут разводить змей, а тебя запрут на опыты.

Розамунда: Я слышу это от без пяти минут кавалера ордена Почётного Легиона?

Жан-Пьер: У нас жёсткий отбор.

Розамунда: Сноб!

Жан-Пьер: Шлюха!

Матильда: А я чувствую знакомый аромат духов...

Розамунда: Ну что ты, просто запах чистого тела.

Матильда: Живущего на природе.

Розамунда: Там лучше всего рисуется.

Матильда: только художников не осталось.

Розамунда: Все в легионеры ушли.

Матильда: Скорее сбежали от пастушек и их детей.

Розамунда: Да, ведь аристократам тоже нужно от кого-то рожать.

Матильда: Ой, дорогая. Сословие зависит лишь от того, где рожать — на сеновале в соломе или в спальне на простынях.

Розамунда: тем более, что змею на шёлке заметить легче.

Матильда: Заметить-то легче, убить сложней, ведь вилы остались на сеновале.

Антуан (влетая) Жан-Пьер! Она! Ты представляешь?!! (заметив женщин) Вертится. И это не досужие домыслы Галилея. Нет. Я это понял сам! Ведь как иначе можно объяснить принцип закона сохранения энергии? Если ты совершаешь зло, оно непременно вернётся к тебе. Многократно! Причём в неожиданный момент. Но ежели вершить благие дела — зло не дойдёт до тебя вовсе. А если всё-таки дойдёт — не заметит и уйдёт.

Женщины уходят

Жан-Пьер: Что она сделала?

Антуан: Она меня связала, прикинь? Я вообще ничего не понял. Мы сначала говорили о фиалках, потом как-то незаметно перешли на звёзды, а через викингов она завела разговор об ориентировании по звёздам и про морские узлы! Это ты её научил? Признавайся!

Жан-Пьер: Узлам — да.

Антуан: Не узлам, а вешать лапшу на уши. Она по моему языком кого угодно связать, запутать сможет.

Жан-Пьер: языком она и не такое вытворяла. А какая была девушка! Лёгкая, независимая, взбалмошная, но искренняя. Куда всё уходит?

Антуан: Мне кажется, я знаю ответ.

Жан-Пьер: Ну-ка?..

Антуан: Мы их сами портим. Да. Своей любовью. Пониманием, восхищением, дифирамбами...

Жан-Пьер: Ну ведь это же искусство!

Антуан: ты не понял. Вот ты её превозносишь, потом бросаешь, она идёт ко мне в полной уверенности, что тот бред, который ты ей нёс — правда. Нет, подожди, может оно и правда, но с тобой, для тебя, во время близости с тобой. От меня же она требует этого не вступив ни в какие отношения, а только заявив их. Даже если это случится, кто сказал, что мне понравится? А? Может у меня другое мерило.

Жюльен (входя): Мсье, мадам в холле.

Жан-Пьер: Она представилась?

Жюльен: Мадам назвалась Синдерелла!

Жан-Пьер: Антуан, вспомни, что ты мой друг!

Антуан: Я слишком часто это вспоминаю, и порой мне хочется сие забыть!

Жан-Пьер: Антуан, тогда вспомни, что ты мой должник, а карточный долг (хором) дело чести!

Антуан: А разве я сегодня уже проиграл?

Жан-Пьер: Нет, но это случится, как только сядем — если ты сейчас не пойдёшь!

Антуан: Как витиевато ты изъясняешься! И ты знаешь, на такие уговоры невольно хочется согласиться. В сад! Уходит.

Хризантема (влетая) Папочка! Папочка! Вот ты где!

Жан-Пьер: Хрусталик мой! Где пропадаешь? Я уже соскучился и изволновался. Мать ничего не говорит, ты хоть её ставь в известность.

Хризантема: самостоятельно сажать себя на поводок? Тут уж извини, папуля.

Жан-Пьер: на привязи иногда безопасней.

Хризантема: только не с ней. Всех моих парней разогнала. Пугает их ответственностью перед семьёй, фамилией, классом, родом. Пап, ну я что, инфузория-туфелька что-ли в каком-то там классе сидеть? Или тип представлять... А?

Жан-Пьер: Нет, родная, ты просто туфелька, хрустальная, которую Золушка обронила, убегая от принца и скоро он её найдёт.

Хризантема: А когда он её найдёт, что будет?

Жан-Пьер: Пойдёт искать свою принцессу — кем бы она ни была и куда бы ни скрылась.

Хризантема: А если я — туфелька, то Золушка кто?

Жан-Пьер: Твоя судьба.

Хризантема: Счастливая?

Жан-Пьер: Зависит от принца. Будем надеяться, что самая счастливая.

Хризантема: Пап, я тебя так люблю!
Жан-Пьер: Сколько?

Хризантема: До швейцарских Альп и обратно.

Жан-Пьер: Точнее.

Хризантема: Как в прошлый раз, ну и ещё чуть-чуть.

Жан-Пьер: Так, тихо. Спокойно. Аккуратно идёшь в мой кабинет.

Хризантема: Шифр?

Жан-Пьер: Прежний.

Хризантема: Поняла (убегает)

Синдерелла: Если бы я не видела её на фотографии, мы были бы уже мертвы, причём все втроём.

Жан-Пьер: То есть, себя бы ты не пощадила?

Синдерелла: Жизни без тебя нет.

Жан-Пьер: Поэтому я не мог тебя найти три дня?

Синдерелла: Я была у матери.

Жан-Пьер: Там я тоже тебя искал.

Синдерелла: Я специально попросила...

Жан-Пьер: Не стоит. Такими вещами не шутят. Самых родных и близких не нужно втягивать ни во что. Их нужно беречь. Неприятности они найдут себе сами.

Синдерелла: Как твоя дочь?

Жан-Пьер: А что дочь? Именно, да!

Синдерелла: А почему она на тебя так не похожа?

Жан-Пьер: Её тоже в своё время бросили, причём до рождения.

Синдерелла: А ты подобрал.

Жан-Пьер: Я любил её мать.

Синдерелла: Любил?

Жан-Пьер: А Сейчас я люблю тебя, а ты изводишь меня и мучаешь.

Синдерелла: я мучаю себя гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Жан-Пьер: Чем?

Синдерелла: Статусом любовницы. Ты не представляешь, как это унизительно! Я даже не бывшая жена, я — никто!

Жан-Пьер: Ну зачем вам этот статус, когда вы так рьяно стремитесь от него избавиться, ревностно защищая свою свободу, самолично потеряв её? Или точнее променяв на комфорт, достаток, положение!

Синдерелла: Ах вот ты как заговорил!

Жан-Пьер: Я заговорил?

Синдерелла: Именно, накануне очередного взлёта!

Жан-Пьер: Да какого взлёта? Вы все с ума посходили с этими регалиями. Вот у меня их сколько — и что?

Синдерелла: Я сейчас заплачу. Оттого и не ценишь, что есть.

Жан-Пьер: Я ценю тебя, дура!

Синдерелла: Сам идиот!

Жан-Пьер: Где ты была?

Синдерелла: Не твое дело! Я свободная женщина!

Жан-Пьер: С кем ты была?

Синдерелла: Да как ты смеешь?

В дверях появляются Матильда и Розамунда

Матильда: Дорогой, ну чего ты пристал к девушке? Или это твоя новая лаборантка, которая моет колбочки и смешивает препараты для твоих опытов над людьми вообще и особями женского пола в частности?

Розамунда: Скорее просто особями. Экспертиза ДНК! Ты подумай!

Матильда: В принципе экземпляр неплохой, свеженькая.

Синдерелла: Хороший водитель время от времени обновляет автопарк.

Розамунда: Это она на кого намекает?

Матильда: Ооо, какая прыткая, хвалю! Но милый, тогда что за прелесть тебя дожидается в кабинете? Она вроде и помоложе, правда поглупее, но с возрастом это перестаёшь замечать.

Синдерелла: В Кабинете? Что вы говорите?

Матильда: А пойдёмте я вам дом покажу, вы ведь впервые у нас?

Синдерелла: У вас — да. Но вот оранжерею уже видела.

Вбегает Антуан, женщины уходят.

Антуан: (Падая в кресло): Нет, вкус у тебя на баб конечно класс! Ничего не скажешь. Одна узлы вяжет, другая усыпляет одним ударом. Точнее не ударом, а нажатием, вот сюда — прикинь? (показывает на шею) Раз — и готово, минут десять дрых. Молодец! Интересно, кто её научил? Не ты, точно, там мужик покруче. Я конечно отдаю тебе должное — охмуряешь ты их всенепременно... Но в драки ты особо никогда не влазил. Помнишь Жозефа? Погиб на ринге. В Алжире. А Себастиан? В Индокитае. Всех разбросало. (поднимая бокал) Будем!

Жан-Пьер: Антуан, скажи, дружище, чего им не хватает? А? Я уже все варианты перебрал: агрессивный, демоничный, экспрессивный, романтичный, деликатный, лаконичный, криминальный, истеричный...

Антуан: Не грусти, давай лучше как в старое доброе время!

Жан-Пьер: Жюльен!

Жюльен: Да, Мсье!

Жан-Пьер: Шампанского, и самого лучшего!

Гастон (появляясь навеселе): У вас шикарный дом, мсье! Я всё сделал, как себе!

Жан-Пьер: Вот и оставайся!

Жюльен разливает шампанское, Антуан берёт гитару...

Занавес

Действие второе

Те же, но слегка подшофе

Жан-Пьер: Господа! У меня предложение! Следующий год объявить годом свободы! Свободы от непонимания. Чрезмерного контроля. Давления и презрения. Лицемерия и приспособления. Господа! Я объявляю следующий год — Годом Мужчин!!!

Все: Да, да, конечно, великолепно, изумительно, хорошо сказано, браво, мсье!

Жан-Пьер: И что бы ни случилось, через год в этот самый день обязательно встретиться!

Все: возгласы одобрения.

Гастон (внезапно, стоя в камзоле со шпагой в руке): А почему через год? Через месяц!

Все: точно, ну молодец, и тому подобные возгласы одобрения

Жан-Пьер: Ты абсолютно прав, Гастон!

Гастон: Соберёмся в том же составе, обсудим произошедшее, подведём итоги, наметим новые контуры перспектив!

Антуан: Ты потрясающий оратор!

Жан-Пьер: Софист! Софист! Быть может, господа, мы стоим на пороге открывающихся горизонтов в предзнаменовании новой жизни. И этот человек, и этот человек! Найдёт путь к сердцам наших последователей, преемников и наследников! (Целует Гастона). Гастон!

Гастон: Да, мсье?

Жан-Пьер: Я, да и мы все...

Жюльен и Антуан: Да, все!

Жан-Пьер: Влагаем свои судьбы и мысли...

Антуан: Чувства...

Жюльен: И жизни!

Жан-Пьер: Точно! Ты хорошо сказал, Жюльен!

Жюльен: Спасибо, мсье!

Антуан: Перспективный молодой человек.

Жан-Пьер: Несомненно! И мы это учтём. Я продолжу.

Антуан: Продолжай.

Жюльен: Продолжайте, мсье!

Гастон: Продолжайте, шевалье!!!

Жан-Пьер: И нарекаем тебя... председателем нашего клуба!

Антуан: Общества!

Жюльен: Секты!

Все: (после паузы) ну почему секты, а может быть и не секты, но я бы так не сказал, а как бы ты сказал, не так явно, это же тайное общество, значит всё по секрету, никто ничего не должен узнать, ни при каких...

Гастон: (вставая на табурет) Господа! Друзья. Братья...

Жюльен: Точно! Братство!

Антуан: Братство четырёх...

Жан-Пьер: Братство четырёх.

Все: Ну как это «просто четырёх», такое уже было у Конан-Дойла - «Знак четырёх», а «сердца трёх», у нас — братство — это совсем другое, тогда четырёх — кого? Ведь кого-то же...

Гастон: Соратники! Сородичи! Сотоварищи.

Антуан: (отходя в сторону, держась за голову) Он разрывает мой мозг! Потрясающий оратор! Просто прирождённый идеолог.

Все бегут к нему и окружают его заботой и лаской.

Жан-Пьер: Ты просто переутомился, друг.

Жюльен: Это бывает от перевозбуждения, мсье.

Гастон: (подкравшись с табуретом): Синьоры! Командоры! Патриции и кавалергарды!

Антуан: (в полной тишине) Ну я же говорил... (откидывась на спинку)

Гастон: как сказал достопочтенный и высокочтимый хозяин этого дома и основатель нашей... О! Организации! Ей требуется устав и распорядок. (аплодисменты) Засим предлагаю как председатель принять на рассмотрение первый пункт (а у нас всё будет так: либо единогласно, либо никак — я так решил!) наречь сие общество «Орденом четырёх концов»...

Жюльен: «Четырёхконечным орденом»!

Жан-Пьер: «Орденом четырёхконечной звезды»!

Антуан: Четвёртый орден с конца!

Гастон: Да в конце-то концов, орден или нет?

Жюльен: Орден, но не в конце.

Антуан: Основополагающий орден.

Жюльен: Кладущий конец...

Общая пауза, все искренне думаютю

Жан-Пьер: Мужскому бесправию (аплодисменты, Гастону) Иди сюда. Давай шпагу, вставай на колено. Шевалье Гастон!

Гастон: Да, мессир!

Жан-Пьер: Шевалье! Нарекаю тебя председателем, старостой, стержнем и вообще...

Антуан: (плача в плечо Жюльену) Душой компании...

Жан-Пьер: Да! Ответственным за наши идеи и начинания. В добрый путь, дружище! (целует его, все склоняются над ним в трогательном объятии)

Гастон (выползая снизу и оставляя всех на коленях перед собой): Друзья! Собратья! Нужно рассказать об этом звёздам!

Антуан: Из оранжереи изумительный вид!

Жюльен: А с мансарды видно ещё лучше!

Жан-Пьер: Жюльен! Ящик шампанского, коробку сигар!

Антуан: Бутылку Клико и сухарики...

Жюльен: Изумительный выбор, мсье!

Гастон (Убегая вперёд со шпагой) За мной!

Все с криками «Ура» убегают

Под композицию Криса Ри «Жозефин» появляется горничная явно навеселе с цветами в волосах, в праздничном фартуке и тд, шутя и танцуя легко и непринуждённо преображает всеобщий беспорядок в изумительный уют, следом в подобном состоянии вваливаются остальные героини.

Розамунда: И всё-таки я продолжаю утверждать, девочки, что именно дети являются основной задачей присутствия женского рода на земле.

Матильда: Основной, но не единственной.

Синдерелла: Я бы сказала одной из основных.

Розамунда: Поясни — ик, подруга.

Синдерелла: С радостью. Ведь что такое в сущности дети? Это — будущие взрослые, которым свойственно вырастать. А когда это происходит, что остаётся матерям? Смиренно ждать внуков? Которые ещё неизвестно когда появятся?

Розамунда: Известно. Что-что, а это известно!

Синдерелла: Вот и выходит, что прятаться за детей — это удел трусливых, испуганных и безынициативных женщин, намеренно заточённых в данное состояние кем?

Розамунда: Сволочи!

Синдерелла: Так выпьем за эмансипацию!

Жозефина разносит бокалы

Матильда: Удивительно, что мы раньше с тобой не познакомились. Он никогда не отличался конспираторскими способностями.

Розамунда: Никогда! Только юбку увидит — и сразу слюни у-у-у и рисовать. Нормальные мужики за что? А он за кисточку хватается! На меня уже соседи коситься стали — почему это он не гуляет? Может он не француз, или она с ним что сделала стерва, а? Пришлось доказывать обратное. (все заинтересованно оборачиваются) Чего вы на меня так смотрите? Ну доказывать. Вы хотите знать как? Пришлось толкнуть в объятия одной молодой пигалицы, точнее, попросту закрыть на это глаза.

Синдерелла: Ты мужественная женщина.

Матильда: И нестандартно мыслящая.

Розамунда: И что бы вы думали? Как результат новый всплеск интереса, но не к нему, а ко мне. Разумеется, у мужчин! Что это за баба такая золотая? Естественно в сочетании с женской ненавситью.

Синдерелла: ну это скорее реакция на непонимание.

Матильда: (Синдерелле) Ты святая.

Розамунда: А я грешная! Грешная что полюбила этого разгильдяя.

Матильда: Со мной он педантичен до неприличия — всё по графику. Всё! Вы погнимаете?

Розамунда: Это теперь! А в своё время - готовить не умеет, всё разбрасывает, ничего найти не может, беспомощен как дитя, вот и ходи за ним — как будто у меня своих дел нету. А когда Генриетта появилась, у меня их стало два. От одного пришлось избавиться.

Матильда: очень странным способом.

Синдерелла: И жестоким.

Розамунда: Должна же я была отомстить за свою поруганную честь.

Матильда: И как, удалось?

Розамунда: Щас же, ещё хуже стало. Вся деревня ополчилась: «она разрушила семью», и ведь одни бабы! Девки, почему мы такие Дуры?

Синдерелла: Потому что любим, а любить в рациональном состоянии попросту нельзя.

Матильда: Ну какая ты классная! Почему ты такая классная? И почему он тебя не ценит?

Синдерелла: А почему он тебя не ценит?

Розамунда: Дурак потому что. Все они балбесы. Давайте выпьем за нас, потому что мы...

Жозефина: Являем собой неотъемлемую часть симбиоза под названием «человечество», целиком и полностью зависящего от вибрации, вызываемой трением интересов и несоответствием двух составных, одной из которых попросту необходимо проявлять терпение и снисхождение по отношению к визави - дабы людской род не пресёкся!

Розамунда: Герцогиня!

Матильда: Королева!

Синдерелла: Богиня!

Все: Умница!

Матильда: Давайте за это выпьем!

Мерседес: Простите мне мою глупость и быть может неуместную дерзость, но могу я заметить?

Розамунда: Классно излагаешь, продолжай.

Мерседес: Мне... Спасибо. Мне, как человеку со стороны весьма и весьма явственно представляется, что мужчины (в лице разбираемого индивида) целиком и полностью отражают нас, женщин. Ведь посмотрите на себя, я сейчас попытаюсь объяснить: вы (Розамунде) властная и энергичная женщина, такая, что полком командовать, и он почувствовал себя маленьким защищённым человечком, вы (Матильде) элегантная грациозная, превращающая дом во дворец, а ужин в торжество — и он стал чопорным снобом, вы (Синдерелле) изящная филигранная нимфа из сказочного леса, и он заблудился в дебрях романтической страсти, забыв про всё. И заметьте: каждый раз, подчёркиваю — каждый — эта метаморфоза обретала абсурдные очертания до неприличия искажающие вашу истинную преподнесённую в жертву суть.

Все: Сорбонна, Сорбонн, да, ля Сорбонн!

Мерседес: Да нет, ну я же права, или вы не согласны? Только я не пойму почему.

Хризантема: Потому что ты ещё молодая, подруга.

Мерседес: Но ведь не намного младше тебя.

Хризантема: Это как посмотреть. Пересмотрев такое количество выдающихся людей, что бывали в этом доме, и наблюдая их взаимоотношения супругов, я не женюсь лет пятьсот!

Розамунда: Молодец, девочка!

Синдерелла: Замуж, а не «женюсь».

Матильда: Нет нет нет, это - «не женюсь»!

Мерседес: тогда может ты знаешь ответ?

Хризантема: У меня есть одна версия...

полная тишина

Вторя Жозефине, упомянувшей о симбиозе мироздания, ответ напрашивается сам собой — мужчины дадены нам, дабы отражать как наши достоинства, так и недостатки и словно зеркало провоцировать нас на то, чтобы становиться лучше, хотя бы и ради собственного счастья иногда жертвуя им. Следовательно, будьте такими, какими хотите видеть их...

Всеобщее оживление и ликование с поднятыми бокалами

Жан-Пьер: (с криком вбегая) Дорогая, я открыл новую звезду! (опешив от столпотворения) Ей-богу, раньше её не было. (на паузе влетают озорные Гастон, Антуан и Жюльен, не сразу заметив женщин)

Гастон: Надо придумать ей название!

Антуан: Точно, это же звезда!

Жюльен: Значит, женского рода! (все замечают женщин)

Гастон (первый придя в себя) Ну, вариантов несколько...

Все вразнобой обсуждают варианты названия

Жозефина (громко) Тихо! Мадам и мсье! Его превосходительство премьер-министр с супругой!

Звучит Марсельеза, входи элегантная (особенно на фоне всех) пара. Разрезая пространство невзначай на две половинки — мужчины справа, дамы слева, как и чета визитёров, и только Жозефина возвышается вдали по центру на табурете, откуда и возвестила факт!

Премьер-Министр: Добрый вечер, дамы и господа! Я рад появиться сегодня в этом доме в окружении столь ярких грациозных хозяев и не менее импозантных и умопомрачительных гостей (критично оглядываясь). Тем более приятно ощутить себя частью истинной богемы, не имеющей ничего общего с Елисейским дворцом, но являющейся не только гордостью, но и сутью нашей республики! (меняясь до противоположного)

Все: Ваше превосходительство, как мы рады вас видеть! Мадам, вы так элегантны, какое изящное колье, а что это за знак, вы видели последний матч? это потрясающе! И диета вовсе не нужна! Но двигатель просто зверский! А новая коллекция - это же просто чудо! Меня не удивляет его банкротство — так бегать за женщинами. А маленькому имя ещё не придумали. И сам построил дом, как настоящий мужик. В конце концов она хозяйка и ей решать. (Хором) Будем! Оооо!!!

Премьер-Министр: Хорошо!

Супруга Премьер-Министра: Доргой, ты ничего не забыл?

Премьер-Министр: (с глупым видом вынимая бутылёк) Точно! Нужно же по пилюле каждые полчаса.

Все расстроенно поникли.

Премьер-Министр: (С озорным оживлением) Ну конечно же помню, вы что думаете, это старый пень забыл зачем пришёл? Мсье Жан-Пьер! Попрошу выйти ко мне! Дорогой, глубокоуважаемый и высокочтимый шевалье Габриэль Сигизмунд Фердинанд Мануэль Чернышеску! В это поистине знаменательный день я хочу, я должен, я просто обязан заострить всеобщее внимание на том, что вручая этот скромный знак отличия ваших заслуг перед обществом, я истинно понимаю, что человек таких достоинств и достижений сам, именно сам, одним своим только присутствием в наших рядах преображает наше существование и наполняет его смыслом, сутью которого (прицепляя орден Почётного легиона) является лишь одно, самое главное... (Незаметно исчезнувший до этого Жюльен вбегает с телеграммой в руке)

Жюльен: Родила! Родила!!! Мсье, Генриетта родила вам внучку! Три семьсот, пятьдесят два сантиметра! Пишет, что имя дадите вы...

пауза

все активно обсуждают возможные варианты

Жозефина (громко) Мсье! Я хочу ей подарить своё!

Премьер-Министр: Какой чудесный день (обнимает деда)

все танцуют, обнимаются и пьют под «Жозефин» Криса Ри

 

Занавес


Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 59 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Женщина-работница в современном обществе| Женщины 1 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.128 сек.)