Глава 1. Памятные Геммы

Некоторые из очень основательных моментов обучения Гештальту остались во мне в форме образов или историй - конкретных целостных воспоминаний о событиях, небольших, но живых. Они могут быть проанализированы и разложены на составляющие, но истории сами по себе - обучение и остаются живыми после всех анализов и точных формулировок, которые из них время от времени извлекаются.

Фриц.

Впервые я увидел, как Фриц работает со снами в Лос-Анджелесе в 1963 году. Пожилой, сероватый мужчина с выражением покорности рассказывал, что он видел во сне каких-то друзей, уезжавших на поезде. Пока он махал им на прощание рукой, потом отождествлялся с ними, ничего, казалось, не происходило. Когда он отождествился с поездом, отъезжавшим от станции, появилось больше энергии, но все же новый метод не производил на меня впечатление. Человек заколебался, когда Фриц предложил ему стать "самим вокзалом", и поначалу это казалось таким же непродуктивным, как все остальное. Потом он сказал: "Я старомоден и несколько устарел - об уходе за мной не слишком заботятся, не вытирают пыль и не убирают мусор - и люди приходят и уходят, используют меня, как им нужно, но меня как такового не замечают", - он заплакал, и в течение следующих нескольких минут все нынешние и минувшие удары его жизни стали очевидны - что происходило, что делал он и что не получалось и даже некоторые новые возможности. Я был глубоко тронут (несмотря на то, что в те времена я не сознавал значение возраста, передо мной были только начала) и, по существу, подход Гештальта к снам стал мне понятен в одном этом занятии - столь мощной, точной и эффективной была работа Фрица.

Однажды во время моей первой группы с Фрицем мы работали над снами, и один человек сказал, что со времен детства он ни разу не видел сна, который смог бы запомнить. Фриц только фыркнул, и некоторое время мы работали с материалом снов других людей. Близко к концу занятий этот человек повернулся к кому-то, кто говорил в этот момент, и начал говорить: "Я вижу, вы действительно делали это в этой ситуации, это было…" Фриц перебил его, сказав: "Вот теперь вы видите сон". Я подумал тогда, что схватил суть понятия "майи" - иллюзии (или может быть, более честно - и более вероятно - сейчас я вижу сон).

В Исалене однажды человек прорабатывал сон, который казался неправдоподобно скучным. Это было так скверно, что в какой-то момент я подумал, как он мог не заснуть от этого. Фриц, по-видимому, тоже так думал, он соскальзывал все ниже и ниже в своем кресле, и послышалось тихое похрапывание. Человек был озадачен, остановился на мгновение, и когда стало ясно, что Фриц действительно заснул, а не притворяется, имея в виду сказать нечто, человек выразил свое неудовольствие, оправдывая это тем, что, как он сказал, он заплатил уйму денег за это занятие и требует внимания Фрица. Фриц повернулся, вынул свой бумажник, выписал ему чек на 10 долларов и снова закрыл глаза, засыпая.

Одно время в Исалене у меня было сильное желание поработать в "горячем кресле" с Фрицем, но я не мог найти ничего особенного, на чем бы сфокусироваться. Ночью у меня был сон, но я мог лишь смутно вспомнить один образ из него - золотого ньюфаундленда. Я не мог вспомнить, делала ли собака что-то, просто она была во сне. Хотя я забыл детали, помню, что вся моя текущая жизнь и значительные куски прошлого обрели большую ясность из проработки этого неполного образа.

Хотя я много говорил в лекциях о проекциях, писал о них и пр., в действительности я понял, что это такое, во время одной группы в Лос-Анджелесе. Возник момент молчания, как часто бывает. Я поглядел через комнату напротив и сказал человеку, сидящему напротив меня: "Знаешь, Норберт, ты выглядишь так, будто ты смотришь на нас, как смотрел бы на груду насекомых в микроскопе". Норберт набрал воздух, чтобы ответить, но Фриц остановил его и повернулся ко мне: "Прими ответственность за свое восприятие", - предложил он. "Но Фриц, - сказал я, - посмотри на него, видно ли, что он чувствует, разве нет?" "Прими ответственность за свое восприятие", - еще раз сказал он. Я снова возражал, но он все повторял свое предложение, добавляя, что я не должен ни во что верить, а просто проделать это как эксперимент. Наконец я неохотно согласился, подняв руку и глядя сквозь пальцы. К моему изумлению, я начал чувствовать смутное шевеление отрицания-превосходства по отношению к другим членам группы. Когда я признал эти чувства, они усилились и соединились с некоторым страхом. Я сообразил, что был единственным чужаком в группе - остальные работали в той больнице, где происходила встреча, а я приехал со стороны. В действительности я боялся неприятия и спешил быть первым. Мы проследили эту тему в других сферах моей жизни, это было очень плодотворное занятие. Загадка появилась на следующей неделе, когда Норберт в начале занятия сказал: "Знаешь, Джон, ты был совершенно прав в прошлый раз: это было как раз то, что я чувствовал".

Половина Фрицевского таланта была в том, какую он работу проделал со мной, другая половина - в том, что он вовремя остановил Норберта. Если бы Норберт сказал мне прямо тогда то, что он сказал через неделю, я никогда не признал бы своей проекции: "Но Фриц, ты же слышишь, что он признает, что именно это он чувствует. Я тут не причем". В своих тонких проявлениях проекции - более дело избирательной чувствительности, мы не столько помещаем свое чувство в мир, сколько всматриваемся и вслушиваемся в то, что "там уже есть" и усиливаем это в восприятии.

Однажды в Исалене Фриц сидел и курил под табличкой "Не курить". Студенты из его группы подошли к нему и спросили: "Что дает вам право курить там, где нам нельзя?" Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: "Я ни имею права курить, ни не имею права курить. Я просто курю".

В другой раз я работал очень эффективно с Фрицем на какую-то тему и чувствовал, что все хорошо. Но, по-видимому, выказал какую-то сдержанность, покидая "горячий стул", и Фриц спросил, что это. Я сказал что-то вроде того, что все хорошо, сомнения заползают. "О, - сказал Фриц, - заползают, действительно?", и при этом его рука на пальцах задвигалась по столу в мою сторону. Теперь я не могу произнести или услышать эту фразу (прим. перев. - Весьма распространенный фразеологизм, потерявший обратно нагрузку), не увидев эту слегка волосатув, в крапинках руку, приближающуюся ко мне по столу. Спасибо, Фриц!

Когда Фриц умер в 1973 году, я мало что почувствовал. Я пришел на похороны и печальным тоном говорил все, что полагается говорить, но внутри себя я поражался, что я за бесчувственное чудовище: проработав столько с Фрицем, я теперь ничего не чувствую. Годом позже я проводил гештальтистский уик-эндный семинар в Исалене, с Ральстон Уайт и Милл Валли. Многие из группы впервые приобщались к гештальту, так что в пятницу вечером я рассказывал и показывал кое-что из того, чем мы будем заниматься. Когда я рассказывал о "незаконченных делах" и технике пустого стула, кое-кто попросил меня объяснить конкретнее. На стене висела фотография Фрица, я показал на нее и сказал: "Предположим, у меня есть какие-то незаконченные дела по отношению к Фрицу. Я сажаю его на пустой стул и говорю что-то вроде: "Фриц…", - и тут я зарыдал, и несколько минут ничего не мог сказать. Я, наконец, почувствовал все благоговение, а с ним - чувство потери от его смерти. Я никогда не был особенно близок к нему, но он затронул меня со многих сторон, и я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не знал.

Дата добавления: 2015-08-13