Материалы для практической работы. Стилистическая оценка новых слов

(см. ПРИЛОЖЕНИЕ)

Тема №26

Стилистическая оценка новых слов

Цель: -дать определение неологизмов, их видов; выявить причины их появления в русском языке

и особенности стилистического использования.

Астронавт, космонавт, луноход, атомоход…

- А «вгостилет» есть?

Первые четыре слова, приведенные в эпиграфе, конечно, известны всем. Мы к ним настолько привыкли, что и новыми-то их не считаем. А вот словечко «вгостилет» пока не используется, да и вряд ли ему удастся пополнить наш словарь. Такие слова мы изобретаем каждый день и сразу же забываем. Они не нужны языку.

Появление новых слов всегда диктуется самой жизнью. Кто теперь не знает таких неологизмов, как астронавт, луноход? Даже у маленьких детей нашего времени они не вызывают удивления. Чем же интересны эти названия? Что их объединяет? Догадаться нетрудно: это новые слова, они родились сравнительно недавно.

Мы знаем, что слова «по возрасту» бывают разные: одним уже тысячи лет, другие совсем молоды. Но есть и «новорожденные» слова, и слова «детского возраста», которые не достигли еще «совершеннолетия», и неизвестно, как сложится их судьба: или они окрепнут и утвердятся в жизни, или зачахнут и тихо умрут, не вызвав ни у кого особой жалости, потому что о них просто забудут… Новые слова, которые только еще завоевывают свои позиции в языке, называются неологизмами.

Слова, перечисленные нами в эпиграфе, хотя и молоды, но уже заявили о себе. Мы с вами видим, как они набирают силу – врастают в язык, стараются «обжиться»: «завязывают дружбу» с другими словами, окружают себя «родственниками». У существительного космонавт сразу появилась надежная опора и поддержка: его «двойник» - астронавт (так американцы назвали своих космонавтов), потом – «названные братья» - слова, созданные по его образу и подобию: акванавт, гидронавт, океанавт (исследователи-первооткрыватели морских глубин), селенавт (человек, высадившийся на Луне).

Что же роднит все эти существительные? Все они преемники древнего таинственного слова аргонавт, означающего «плавающий на корабле «Арго». Так называли в греческой мифологии легендарных героев, совершивших поход в неведомую Колхиду за шерстью (золотым руном) волшебного барана. Со временем в русском языке слово аргонавт стало означать «мореплаватель, идущий неизведанными путями». Вот почему эта словообразовательная модель так подошла к новому слову – космонавт. Среди слов, родственных новому существительному, вызванных к жизни освоением космоса, назовем космодром, космовидение, космошлем. Несомненно, их семья в нашем языке будет пополняться, потому что знания наши о космосе все расширяются.

В семье «космических» слов самой сложной биографией выделяется луноход. У него были предшественники: фантастический стопоход (созданный великим русским математиком и механиком П.Л.Чебышевым удивительный механизм, который мог ходить); шагоход (самодельный инопланетный аппарат, над которым работали ученые); ногоход (изобретенный юными победителями конкурса «Космос»). И вот с появлением первого советского автоматического самоходного лунного разведчика в русский язык начался приток неологизмов, предлагаемых для его названия. На страницах нашей печати промелькнули наименования: лунный робот, лунный вездеход, автоматический скиталец, лунник, лунокоп и, наконец, луноход. Последний оказался самым жизнестойким и оттеснил все другие.

У новых слов, которые быстро завоевывают признание и закрепляются в языке, появляется одно любопытное свойство: они очень быстро «взрослеют» и выходят из состава неологизмов. Не удивляйтесь: новые слова и неологизмы – это не одно и то же. Чтобы слово осознавалось как неологизм, оно должно сохранять оттенок свежести, необычности, а к некоторым новым словам мы так быстро привыкаем, что забываем о их особой судьбе. Поэтому в языке можно наблюдать странные явления: синонимы, в разное время пришедшие в язык, ведут себя по-разному: один «не стареет» и порой даже никак «не выйдет из пеленок», а другой быстро взрослел и пополнил ряды ветеранов. Сравним слова телевидение и дальновидение. Какое из них вы отнесете к неологизмам? Наверное, второе, потому что оно кажется необычным, как будто бы его нарочно кто-то придумал неизвестно зачем. Однако оно появилось еще в 30-е годы XX века в речи специалистов, которые работали в этой области. Но потребности в его частом употреблении тогда не было, и это слово знали лишь немногие. Когда же телевизоры прочно вошли в нашу жизнь, в языке закрепилось новое наименование передачи изображения на расстоянии – телевидение. Оно вызвало к жизни множество других, похожих на него слов (телевизионный, телеателье, телепередача, телезритель и т.п.) и так быстро «повзрослело», что никто теперь не станет относить его к неологизмам. А вот его старший брат – дальновидение – и до сих пор остается «младенцем».

Какие же слова милее нашему сердцу – юные или быстро состарившиеся? Конечно, популярность новых слов и связанное с этим закрепление в языке свидетельствуют о том, что они нам необходимы, и это прекрасно; честь и хвала им за это! Однако наше внимание в большой мере привлекают те новые слова, которые не утратили оттенка свежести, новизны и с полным правом могут называться неологизмами. Вот о них мы и будем говорить.

Состав русских неологизмов неоднороден. В зависимости от способов образования выделяют неологизмы лексические, которые создаются по продуктивным моделям или заимствуются из других языков, и семантические, которые возникают в результате присвоения новых значений уже известным словам. К лексическим неологизмам относятся слова, образованные с помощью суффиксов (лунит, земляне), приставок (прозападный), суффиксально-префиксальные новообразования (расстыковка, прилунение); наименования, созданные путем словосложения (гидроневесомость); сокращенные слова (зам., пом.), сложносокращенные (универсам). Примером семантических неологизмов может быть слово спутник, означающее «космический аппарат, с помощью ракетных устройств запускаемый на орбиту в космическое пространство». Ведь наши бабушки употребляли это слово лишь в значении «человек, который совершает путь вместе с кем-либо», и никогда не предполагали, что спутники будут летать в безвоздушном пространстве.

В зависимости от условий создания неологизмы делятся на две группы. Возникновение одних не связывается с именем их создателя, другие же вводятся в употребление известными писателями, общественными деятелями, учеными. Большинство новых слов относится к первой группе. И хотя у каждого вновь созданного слова есть творец, обычно он остается неизвестным. Никто не может сказать, например, кем был придуман в свое время колхоз, комсомол, пятилетка.

Иногда новое слово создается по такой продуктивной модели, что его начинают употреблять одновременно многие. Ко второй группе неологизмов относится, например, созданное В.В.Маяковским слово прозаседавшиеся и подобные. Перешагнув границы индивидуально-авторского употребления, став достоянием языка, такие новые слова присоединяются иногда и к активной лексике. Так, давно освоены языком впервые употребленные М.В.Ломоносовым термины созвездие, полнолуние, притяжение; введенные Н.М.Карамзиным слова общественность, общедоступный, человечный и другие. А.Д.Кантемир, известный русский сатирик, подарил нам слово понятие, Ф.М.Достоевский – стушеваться, М.Е.Салтыков-Щедрин – головотяп, А.Н.Радищев впервые употребил слово гражданин в новом значении – «человек, подчиняющий личные интересы общественным, интересам Родины».

Новые слова, которые создают писатели, нередко становятся сильным выразительным средством в художественной речи. Индивидуально-стилистические неологизмы, как их называют языковеды, долго не теряют своей свежести, в чем убеждают на многочисленные примеры образных – то романтически приподнятых, то иронически сниженных, но всегда забавных и остроумных новообразований. Практически у каждого писателя можно найти интересные слова, использованные впервые: сочножелтые (плоды), огнезвездный (океан) (Г.Р.Державин), широкошумные (дубравы), тяжелозвонкое (скаканье) (А.С.Пушкин), омедведила (тебя захолустная жизнь), небокоптитель (Н.В.Гоголь), романомания (В.Г.Белинский), нечего тут подробничать, некогда опомниться за невременьем (Ф.М.Достоевский), брюхопоклонники, пенкосниматели, борзописцы (М.Е.Салтыков-Щедрин). Особенно ценят индивидуально-стилистические неологизмы поэты. Вот некоторые удачные их находки: утреет, безраздумный, надвьюжный, непогодная (полночь) – в поэзии А.Блока; листолет, копытит (конь) – у С.Есенина. Много интересных слов придумал В.Маяковский: радугоглазый, скалоликий (Крым), легкомыслая (головенка), громадьё (планов), разулыбьте, взорлим, испавлинятся.

Охотно создают неологизмы и современные поэты: геологиня, роботизация, чарльстонит (палуба) – Е.Евтушенко; послегрозовые (сады), переплеск (крыльев), колоколили (звезды) – А.Вознесенский.

Индивидуально-авторские новообразования вызывают большой интерес у исследователей, которые предлагают для них различные термины, спорят о них. Их даже называют «словами-метеорами», «беззаконниками» и просто окказионализмами (от латинского слова казус – «случай»). Последнее наименование более точное, ведь они действительно создаются «на случай». Но и мы с вами можем придумать «для случая» какие-нибудь словечки, однако они не могут соперничать с теми, что создают поэты, так что поэтические неологизмы имеют право на особое название.

Индивидуально-стилистические неологизмы отличаются от прочих своей стилистической принадлежностью к книжной речи: одни создаются писателями сознательно, в процессе творчества, а другие окказионализмы возникают случайно, самопроизвольно.

Какие же стилистические цели преследуют писатели, создавая новые слова? Первая и главная цель, к которой, очевидно, стремятся все художники слова, - создать яркий образ. Ведь новые слова отличаются от обычных наименований первозданной свежестью: в них образная основа не только легко просматривается, но и усиливается необычным соединением корней, суффиксов, приставок. Например, яркие зрительные образы создают неологизмы В.Маяковского: штыкастый ёж (колючий), кафейный гомон (в кафе). Или вот у поэта С.Кирсанова: кинжалозубые, молоткорукие (роботы).

Индивидуально-авторские неологизмы в сравнении с обычными словами нередко более емкие по смыслу. Так, в выражении В.Маяковского город прижаблен заключено значение «город распластан, как жаба». Или определение декабрый (Вот и вечер в ночную жуть ушел от окон хмурый, декабрый). Ведь это не то же самое, что прилагательное декабрьский. Декабрый – это поэтическое определение настроения лирического героя, проявившегося в восприятии природы, не случайно в связи с этими строчками мы вспоминаем поговорку смотрит декабрем.

Однако не все такие неологизмы удачны. В истории русской литературы, и особенно поэзии начала XX века, было немало примеров неудачного словотворчества: неологизмы нередко становились непреодолимым препятствием к пониманию текста. В увлечении писателей неологизмами кроется и опасность пустой игры словами. Необычность некоторых новообразований привлекает к ним внимание как к внешним элементам художественной формы, уводя от восприятия скрытого за ними содержания. Поэтому при всей выразительности индивидуально-стилистических неологизмов их использование в художественных произведениях должно быть умеренным и эстетически целесообразным.

Иное дело – общеязыковые неологизмы. Их судьбу определяет сама жизнь: если новое словонеобходимо как наименование нужного предмета, оно закрепляется, если же потребность в нем отпадает, слово забывается. Например, вместо слова учитель в 20-е годы стали употреблять шкраб (сокращенно школьный работник). Но такое неблагозвучное слово, конечно, не могло долго удерживаться в языке.

А вот другая группа новых слов. Они напоминают ранее известные, отличаясь от них лишь новыми значениями. Например, слово пионер в советское время приобрело значение «член детской организации», а прежде оно употреблялось как «первооткрыватель», да и сейчас ему иногда придают такой смысл, например: Пионеры освоения космоса Ю.Гагарин, Г.Титов, В.Терешкова известны всему миру. Такое переосмысление коснулось немногих слов, превратив их в лексико-семантические неологизмы. Однако история некоторых из них небезынтересна. Например, слово бригадир. Современное толкование этого слова таково: «Руководитель производственной группы, выполняющей коллективную работу». А у А.С.Пушкина читаем: Смиренный грешник, Дмитрий Ларин, господний раб и бригадир … Конечно же, это слово употреблено в старом значении, как «военный чин в России, средний между полковником и генерал-майором», со временем ставшее историзмом.

Пополнение словаря лексико-семантическими неологизмами порождает омонимию, но мы обычно не испытываем от этого затруднений. Когда-то в нашей речи активно использовались «с новым паспортом» такие слова, как партия, ячейка, звено, вождь, кулак и другие. Вокруг них потом группировались и молодые их родственники, несущие на себе печать новой эпохи.

Созидательные силы русского языка неисчерпаемы. Нет такого предмета, явления, понятия, которое мы не могли бы назвать словом. И чтобы понять эту могучую неиссякаемую энергию языка, рассмотрим еще один тип новых слов, которые постоянно появляются в нашей речи. Однако это не совсем обычные слова… Некоторые лингвисты не хотят даже считать их словами, потому что их еще нет в языке: ни в одном словаре вы их не найдете. И в то же время они присутствуют в нашем сознании, ожидая, когда в них появится потребность. Как вы назовете маму маленького паучка? – Паучиха. А его самого? – Паучонок. Нетрудно назвать и мам других малышей – муравьиха, скорпиониха, крокодилиха, дельфиниха и т.д. В.Маяковский в стихотворении «Атлантический океан» по этой словообразовательной модели сконструировал слово китиха, а вслед за ним придумал и слово китенок (Чтоб легче жилось трудовой китихе с рабочим китом и дошкольным китенком). Известный лингвист Г.О.Винокур назвал эти словечки В.Маяковского потенциальными словами.

Потенциальные слова напоминают индивидуально-авторские неологизмы, но в отличие от них выполняют не художественно-эстетическую роль, а выступают как простое средство названия. Такие слова мы часто придумываем в повседневной речи: держалка для сковороды, открывалка для банки.

Тема №27

Стилистическое использование

заимствованных слов

Цель: -дать определение заимствованных слов, выявить стилистические особенности использования

их в художественной речи;

- сформировать умение правильно использовать иностранные слова в повседневной речи.

Автобан, хайвэй, шоссе, бетонка…

Авось дороги нам исправят!..

А.С.Пушкин

В «Кратком словаре иностранных слов», изданном в 1955 году, разъясняется значение новых иноязычных заимствований, используемых некоторыми автомобилистами. Те, кто побывал в Германии, говорят «автобан», что означает: «широкая магистраль для скоростного движения автомобилей». А люди, приехавшие из Америки, употребляют слово «хайвэй», имея в виду «скоростную автостраду с двусторонним движением, соединяющую города». Нетрудно догадаться, что русский водитель, не бывавший за границей, скажет просто: шоссе, бетонка, не задумываясь о том, что первое слово иноязычное, а второе – свое, родное. Впрочем, в упомянутом словаре вы не найдете шоссе, это существительное как бы уравнялось в правах с русским синонимом и употребляется без каких бы то ни было ограничений, хотя его иностранный облик очевиден, ведь оно не склоняется.

Нерусское слово шоссе прижилось у нас, потому что его значение точнее, чем у слова дорога. Мы называем шоссе дорогу с твердым покрытием. А.С.Пушкин, сетовавший на бездорожье, мечтал о времени, когда в России появятся шоссе:

…(по расчисленью

Философических таблиц,

Лет чрез пятьсот) дороги верно

У нас изменятся безмерно:

Шоссе Россию здесь и тут,

Соединив, пересекут.

Для поэта существительное это было новым, но Пушкин не боялся использовать иностранные слова, если они были нужны для точной передачи мысли. А это как раз тот случай: дороги и шоссе в пушкинскую эпоху были очень неравноценны.

Иная картина сейчас: мы можем назвать дорогой любую транспортную магистраль, но некоторым почему-то больше нравятся заимствованные слова. Среди них немало синонимов. Но можно поспорить о том, насколько оправдано употребление слов автобан, хайвэй, если у нас уже закрепилось привычное и знакомое всем шоссе.

Как оценить речь людей, пересыпающих иностранными словами? Давайте решим, что «такое хорошо и что такое плохо», когда речь идет об использовании заимствованных слов в русском языке. Ведь засорение нашего языка иностранными словами не может не тревожить здравомыслящего человека. А.Н.Толстой подчеркивал: «Там, где можно найти коренное русское слово, - нужно его находить».

Современные литературные деятели, критики тоже протестуют против бездумного употребления «модных» иностранных словечек. В одной дискуссии о языке была опубликована статья под названием «Закончил ленч из картошки, спешу на брифинг». Автор ее услышал эту фразу от молодого человека, который, наскоро перекусив, бежал на совещание. Конечно, мы не можем согласиться с тем, что такое словоупотребление иностранных слов ничего хорошего не сулит.

Преклонение перед всем иностранным, желание щегольнуть знанием «модных» нерусских словечек свидетельствует обычно о дурном вкусе или недалеком уме человека. Не случайно в русской классической литературе речь многих отрицательных персонажей отличает пристрастие к иностранным словам. Помните, как дамы города N «украшали» свою болтовню французскими словами? Скандальёзу наделал ужасного, вся деревня сбежалась, ребенки плачут; все кричат, никто ничего не понимает, ну просто оррёр, оррёр, оррёр! («ужас»). Ведь это «смесь французского с нижегородским», которую осмеивал еще Чацкий.

В наше время главное зло – это неоправданная замена понятных русских слов заимствованными, слишком наукообразными и порой не совсем ясными. Представьте себе, что вам предстоит ответить на некоторые вопросы об успеваемости в классе:

– Какие оценки доминируют в классном журнале?

– Функционирует ли система дополнительных занятий с отстающими?

– Удается ли двоечникам реабилитировать себя в процессе фронтального опроса?

– Как эволюционирует борьба за успеваемость в классе?

Вряд ли такой вопросник вдохновит вас, скорей всего вас испугают книжные иностранные слова.

И все же, осуждая неуместное и неправильное употребление заимствованных слов, попробуем определить и «что такое хорошо». Ведь не случайно в языке закрепились эти слова-иностранцы. Если бы они были нам совсем не нужны, язык сам бы отверг их, как сотни других случайных заимствований, которые мелькали на нашем горизонте и быстро исчезали. Кто теперь знает, например, слова, которыми щеголяли герои комедий Д.И.Фонвизина? Я капабельна взбеситься ( способна ); Вам время себя этабелировать ( устроить ). Во времена Петра I, когда приток иностранных слов в наш язык достиг предела, говорили не победа, а виктория, не удовольствие, а плезир, не путешествие, а вояж, не вежливость, а политес … Такие слова не выдержали испытания временем.

Многие книжные заимствования усвоены нашим языком потому, что они стали достоянием научного стиля, в котором вовсе не кажутся неуместными такие, например, глаголы, как имитировать, функционировать, реабилитировать, или существительные флора, фауна, эволюция и подобные. Иные же заимствования употребляются как термины, например алиби – очень нужное слово в языке юриста. В любой науке можно найти иноязычные термины, без которых обойтись просто невозможно; у нас с вами это – суффикс, абзац, синоним, каламбур. Используя эти термины, мы не нарушаем стилистических норм речи.

В то же время в русском языке есть и множество таких заимствованных слов, которые используются в быту и без которых мы тоже не можем прожить. Как по-другому назвать кино, такси, одеколон, люстру; наконец, бифштекс, майонез, апельсин? Еще А.С.Пушкин когда-то, предвидя упреки в увлечении иностранными словами, писал: Но панталоны, фрак, жилет, всех этих слов на русском нет… Впрочем, такие заимствования очень быстро врастают в язык, и мы настолько привыкаем к ним, что забываем о их нерусском происхождении. Кто теперь поверит, что когда-то были иностранцами такие слова, как вишня, огурец, свекла, кукла, лента, или суп, котлета, чай, или фартук, галстук, каблук, сапог? Но мы должны определить свое отношение к действительно иностранным словам, которые сохраняют в языке черты своего нерусского происхождения.

В пушкинскую эпоху много спорили о возможности использовать заимствованные слова, и поэт не был в стороне от этой полемики. Его не могло не волновать то, что некоторые иностранные слова были запрещены цензурой, и он понимал, что гонения на них вызваны не их происхождением, а заложенным в них крамольным содержанием: ведь под запретом были слова прогресс, революция, с ними в Россию проникали идеи французского просвещения, подрывавшие устои царского самодержавия.

Поэтому не удивительно, что против притока иностранных слов тогда выступали консерваторы. Первым среди них был адмирал А.С.Шишков, маститый литератор, член Российской императорской Академии, одно время он был даже министром просвещения. Это его упомянул А.С.Пушкин в «Евгении Онегине»: Шишков, прости… не знаю, как перевести…

Посылая издателю рукопись своей поэмы «Бахчисарайский фонтан», поэт шутя высказал опасение, не захочет ли Шишков заменить слово фонтан придуманным им неуклюжим синонимом – водомёт. Действительно, адмирал упражнялся в словотворчестве, изобретая замены для заимствованных слов. Так, он предлагал говорить вместо аллея – просад, вместо бильярд – шарокат, кий заменял шаротыком, а библиотеку называл книжницей. Для замены не понравившегося ему слова калоши он придумал другое – мокроступы. Его эксперименты были осмеяны тогда в популярной эпиграмме: Хорошилище грядет по гульбищу в мокроступах на позорище, что следовало понимать так: «Франт идет по тротуару в галошах на спектакль» (или в театр).

Стремление оградить язык от всяческих заимствований и новых веяний называется пуризмом, а сторонники его – пуристами. В России пуристы, как правило, были люди консервативные, как и вдохновитель их Шишков (правда, он не признавал и слова пурист, предлагал вместо него свое – чистяк).

Передовая русская интеллигенция, и в первую очередь литературная молодежь, боролась с пуризмом. В.Г.Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» выступил в защиту слова прогресс, подчеркивая, что «люди, которые чувствуют к этому слову ненависть», отлично понимают его смысл, поэтому «тут уже ненависть собственно не к слову, а к идее, которую оно выражает». По мнению критика, предлагать вместо инстинкт слово побудка, вместо эгоизм – ячество, говорить не факты, а быти – пустая затея. Из этого следует: «Неудачно придуманное русское слово для выражения чуждого понятия не только не лучше, но решительно хуже иностранного слова».

Конечно, и А.С.Пушкин не разделял пуристических взглядов поборников царской цензуры и отстаивал право поэта употреблять те заимствованные слова, которые необходимы для точного выражения мысли. Поэт искусно вводил новые слова в текст «Евгения Онегина». Они понадобились для описания привычек и внешности героя: в своей одежде был педант и то, что мы назвали франт; надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар … А как было обойтись без французских заимствований, описывая жизнь матушки Лариной? Корсет, альбом, княжну Алину она забыла… И обновила наконец на вате шлафор и чепец… А.С.Пушкин отдал дань употреблению заимствованной лексики, отразившей культурную жизнь тогдашней России и сферу духовных запросов передовой части общества. Его герой был глубокий эконом; Он знал довольно по-латыни, чтоб эпиграфы разбирать. Или: садился он за клавикорды и брал на них одни аккорды; театр уж полон, ложи блещут, партер и кресла – все кипит…

В использовании заимствованной лексики, как и в других случаях, А.С.Пушкин исходил из убеждения, что «истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности». И он никогда не злоупотреблял чужими, тем более непонятными словами. Однако поэт живо откликается на все новое, у него мы находим совсем свежие тогда заимствования – идеал, трогать в значении «волновать». И та, с которой нарисован Татьяны милый идеал; Онегин тронут в первый раз. Теперь эти слова заняли свое место в нашем языке, а во времена А.С.Пушкина о них еще спорили.

Некоторые заимствования в пушкинскую эпоху только стучались в русский язык, и для поэта они были еще настолько иностранными, что он не рисковал писать их по-русски. Но он уже не хотел от них отказываться при описании Онегина, который был как dandy лондонский одет, и при характеристике Татьяны, ставшей великосветской дамой:

Никто б не мог ее прекрасной

Назвать; но с головы до ног

Никто бы в ней найти не мог

Того, что модой самовластной

В высоком лондонском кругу

Зовется vulgar.

И, вставив это английское слово (теперь прилагательное вульгарный мы зовем своим), поэт спешит объяснить читателю эту дерзость: Люблю я очень это слово, но не могу перевести; оно у нас покамест ново… Чутье не подводило великого поэта: он выбирал именно те заимствования, за которыми в нашем языке было будущее.

А.С.Пушкин был истинным патриотом, мысли о развитии, обогащении русского языка вдохновляли его в литературном труде. Он хотел повлиять на лингвистические вкусы соотечественников своим творчеством. С иронией отмечая привычку светских дам изливать чувства по-французски (Доныне дамская любовь не изъяснялася по-русски, доныне гордый наш язык к почтовой прозе не привык), поэт переводит письмо Татьяны, показывая современникам, как можно писать на чистом русском языке. И действительно, стиль Пушкина стал образцом для русского литературного языка.

Дата добавления: 2015-08-09