Комическая ситуация в Русской прозе XX века

§1 «Игра слов и игра мысли»

По З. Фрейду, «техника создания смехового эффекта делится на две группы: игра слов и игра мысли. Первая создает искажение смысла, которое происходит чисто на лингвистическом уровне»[89]. Так, например, Дж. Колоннезе выделяет «странные слова, созданные нелепым смешением двух слов, так называемые portmanteau words»[90]. Ярким примером создания комического эффекта данного типа является отрывок из рассказа Тэффи «Взамен политики»[91]:

«— Скажите: отчего гимн-азия, а не гимн-африка.

— Господи, помилуй! С ума сошел! Где тебя носит! Чего к обеду опаздываешь? Вон и суп холодный.

— Не хочу супу. Отчего не гимн-африка?

— Ну, давай тарелку: я тебе котлету положу.

— Отчего кот-лета, а не кошка-зима? — деловито спросил гимназист и подал тарелку.

— Его, верно, сегодня выпороли, — догадался отец.

— Отчего вы-пороли, а не мы-пороли? — запихивая в рот кусок хлеба, бормотал гимназист.

<…>— Петя, постой, Петя! — крикнула вдруг сестра. — Скажи, отчего говорят д-верь, а не говорят д-сомневайся? А?

Гимназист на минуту задумался и, вскинув на сестру глаза, ответил:

— А отчего пан-талоны, а не хам-купоны!»[92]

Комический эффект действительно создается, но на уровне игры слов, то есть исключительно на лингвистическом уровне (первый тип в классификации Фрейда и «форма комизма, созданная языком» в классификации Дж. Колоннезе). Комический эффект с точки зрения организации комической ситуации здесь отсутствует: герои сидят на кухне и разговаривают, при этом один из героев задает вопросы другим. Очевидна справедливость разграничения двух типов комического при всей его искусственности.

Разумеется, каламбуры — не единственное лингвистическое средство создания комического эффекта. Комический эффект может быть следствием умелого использования сказовых форм и даже явлением синтаксического порядка: например, в творчестве Н.В. Гоголя. «Огромный период, доводящий интонацию к концу до огромного напряжения, разрешается неожиданно-просто: <…> Получается впечатление комического несоответствия между напряженностью синтаксической интонации, глухо и таинственно начинающейся, и ее смысловым разрешением»[93]. В приводимой цитате Б.М. Эйхенбаума нас интересует, прежде всего, тот факт, что ученый видит источником комического некое несоответствие, в данном случае, между напряженностью синтаксической интонации и ее финалом, хотя формально нарушений синтаксических норм нет. Итак, лингвистические средства создания комического эффекта исключаются из дальнейшего рассмотрения.

По В. Раскину, признание того, лингвистическое или экстралингвистическое нарушение является «пусковым механизмом комического эффекта», служит основанием для классификации двух типов создания комического эффекта. Однако «нарушение» — крайне абстрактное понятие: необходимо определить, о каких нарушениях идет речь, какие способы организации комической ситуации мы наблюдаем в литературе XX века.

В. Руднев в «Словаре культуры XX века» доказывает: «<…> В основе любого сюжета лежит анекдот»[94]. Выделяют два типологических вида анекдота: «В первом большую роль играет действие, внешнее положение. Это комическое происшествие, нелепая ситуация, завершающаяся неожиданным действием или поступком»[95]. Такой анекдот принято называть ситуативным. Ко второму виду анекдота «следует отнести микродиалоги, оканчивающиеся остроумной репликой и смешным ответом. Анекдот данного типа называется каламбурным»[96]. Подобную классификацию предлагает также М.И. Веллер в теоретической работе «Человек в системе»[97]: «Вербальный юмор можно разделить на ситуативный — и стилистический. Речь может просто передавать события, вызывающие смех. А может речь содержать такие словосочетания, применять слова в таких значениях, что это забавно и смешно само по себе»[98].

Как пример комической ситуации А.А. Сычев приводит историю о Фалесе. «Фалес упал в яму, наблюдая за звездами»[99]. Очевидно, что в данном случае мы не наблюдаем языковых средств создания комического эффекта (нет ни каламбуров, ни обыгрывания значения слов и т.д.): комический эффект базируется на соотношении героя и обстоятельств.

Комическая ситуация, как уже указывалось, — такое соотношение субъекта, объекта (например, героя или предмета) и обстоятельств (отделенное от языковых средств создания комического), которое обладает потенциальной способностью вызывать смех.

В целом, мы выделяем в рамках комической ситуации два полюса (см. Приложение 1):

· Несоответствие точек зрения

- Расхождение точек зрения героя и читателя (в том числе игра читательским ожиданием)

- Расхождение точек зрения нескольких героев

· Несоответствие героя и обстоятельств (комический эффект создает соотношение данного героя и обстоятельств). Внутри данной группы мы выделяем:

-Парадокс (понимаемый не на лингвистическом уровне, а как несоответствие героя и его жизненной ситуации)

-Комическое испытание

-Комическое фиаско (в том числе одурачивание)

-Ситуация недоразумения (комической ошибки)

§ 2.1 Несоответствие точек зрения как источник комизма

В понимании проблемы «точки зрения» в произведении мы опираемся на исследование Б.А Успенского «Поэтика композиции»[100]. Мы рассматриваем, говоря о точках зрения в произведении, прежде всего, «самый общий уровень, на котором может проявляться различие авторских позиций (точек зрения), — уровень, который условно можно обозначить как идеологический или оценочный, понимая под «оценкой» общую систему идейного мировосприятия»[101].

Итак, точка зрения в литературном произведении — положение «наблюдателя» (повествователя, рассказчика, персонажа) в изображенном мире (во времени, в пространстве, в социально-идеологической и языковой среде), которое, с одной стороны, определяет его кругозор — как в отношении «объема» (поле зрения, степень осведомленности, уровень понимания), так и в плане оценки воспринимаемого; с другой — выражает авторскую оценку этого субъекта и его кругозора[102].

В аспекте процесса коммуникации Б.А. Успенский трактует «произведение как сообщение, автора как отправителя сообщения и читателя как адресата сообщения. Соответственно, в этом плане мы можем различать точку зрения автора (отправителя), точку зрения читателя (адресата) и, наконец, точку зрения того лица, о котором идет речь в произведении (то есть того или иного персонажа произведения)»[103].

Б.А. Успенский пишет: «Возможны и такие случаи, когда имеет место несовпадение позиции автора и позиции читателя (зрителя), причем это несовпадение сознательно предусмотрено автором. Такое несовпадение, в частности, может иметь место при разного рода комических эффектах. <…> Говоря об авторской точке зрения, <…> мы имеем в виду не систему авторского мировосприятия вообще (вне зависимости от данного произведения), но ту точку зрения, которую он принимает при организации повествования в некотором конкретном произведении»[104].

Говоря о приемах создания комического, исследователи, как правило, выделяют юмор, иронию, гротеск и т.д. Как убедительно показывает Б.А. Успенский, природа иронии и гротеска сходна: наблюдается «динамика позиции читателя относительно позиции автора»[105], игра точками зрения, логикой мира, существующей в сознании читателя, — и логикой произведения (рассказчика или персонажа). Так, и кумулятивный эффект, как мы убедимся, базируется на сходных механизмах. Именно поэтому традиционная классификация видов комического (остроумие, юмор, ирония, гротеск, насмешка)[106] неприменима по отношению к структуре комической ситуации.

«Аналогичный сдвиг точки зрения воспринимающего (читателя) очень часто имеет место в анекдоте — когда все происходящее воспринимается сначала с одной точки зрения, а потом неожиданно оказывается, что воспринимать надо было с совершенно другой (то есть что рассказчик стоит на другой позиции). Та или иная композиция, сводящаяся к определенной динамике позиции воспринимающего (относительно авторской позиции), по-видимому, вообще характерна для комического», — пишет Б.А. Успенский[107].

Продуктивным средством создания комического эффекта является авторская «игра» с разницей оценки какого–либо события А) героем и читателем Б) разными героями.

В новеллах А.Т. Аверченко комическая ситуация нередко организуется посредством непонимания героем ситуации, при этом читателю она раскрыта во всей полноте. В рассказе «Мопассан» герой, Василий Зверюгин, боится того, что его дама будет ревновать к молоденькой горничной, и отсылает последнюю по надуманным делам ко всем своим знакомым, чтобы горничная отсутствовала в моменты встреч с ревнивой дамой: «Только послушай, Вася... Как тебе не стыдно гонять бедную девушку по всему Петербургу от одного края до другого? Неужели ты не мог бы запирать ее на это время в кухне?! — Да, попробуй-ка, — жалобно захныкал Василиск Зверюгин. — Это такая бешеная ревнивица, что сразу поймет, в чем дело, и разнесет кухню в куски»[108].

Друзья героя решают помочь: выдавая том Мопассана за важную «корректуру», Зверюгин посылал горничную к рассказчику, а тот, имитируя работу над рукописью, занимался час своими делами, пока девушка ждала, и отдавал ее обратно. Таким образом, на несколько часов Зверюгин с возлюбленной могли оставаться наедине.

В данном случае, s1 (Зверюгин) втягивает в комическую ситуацию s2 (горничная), при этом горничная втягивает в ситуацию рассказчика (s3), но комизм ситуации усилен тем (более того, он строится на этом), что читатель с определенного момента узнает тайну и понимает происходящее, а горничная – нет, хотя автор мог бы объяснить читателю ситуацию в самом конце, и фабула бы от этого не претерпела изменений. Именно так, как уже говорилось, объясняет сущность комического эффекта Жан-Поль: смех вызывает сочетание «объективного контраста» (остроумная выходка Зверюгина) и «субъективного» контраста» (ситуация предельно ясна читателю, но не ясна герою).

На основании сходного механизма незнания героя при осведомленности читателя строит произведение Н.А. Тэффи: в рассказе «Блины»[109] русский пытается объяснить иностранцу, что такое «блин»:

«—Блин, это очень вкусно, — объяснила я. Но они не поняли.

— С маслом, — сказала я еще точнее.

—Со сметаной, — вставил русский из нашей компании.

Но вышло еще хуже. Они и блина себе не уяснили, да еще вдобавок и

сметану не поняли.

— Блины, это — когда масленица! — толково сказала одна из наших дам.

— Блины... в них главное икра, — объяснила другая.

— Это рыба! — догадался, наконец, один из итальянцев.

— Какая же рыба, когда их пекут! — рассмеялась дама.

—А разве рыбу не пекут?

—Пекут-то пекут, да у рыбы совсем другое тело. Рыбное тело. А у блина— мучное.

—Со сметаной, — опять вставил русский.

— Блинов очень много едят, — продолжала дама. — Съедят штук двадцать. Потом хворают.

—Ядовитые? — спросили итальянцы и сделали круглые глаза. — Из растительного царства?

— Нет, из муки. Мука ведь не растет? Мука в лавке.

Мы замолчали и чувствовали, как между нами и милыми итальянцами, полчаса назад восторгавшимися нашей родиной, легла глубокая, темная пропасть взаимного недоверия и непонимания» [110].

Комический эффект возникает не за счет «взаимного недоверия и непонимания», как сказано рассказчиком в тексте, а за счет того, что читатель хорошо знает, что именно представляет собой блин. Если бы читатель в силу каких-либо причин не знал, что такое блины, то рассказ не показался бы ему смешным.

Однако потом механизм создания комического меняется: математик пытается объяснить итальянцам специфику русского блина следующим образом: «Для получения этого последнего берется окружность в три вершка в диаметре. Пи-эр квадрат заполняется массой из муки с молоком и дрожжами. Затем все это сооружение подвергается медленному действию огня, отделенного от него железной средой. Чтобы сделать влияние огня на пи-эр квадрат менее интенсивным, железная среда покрывается олеиновыми и стеариновыми кислотами, т. е. так называемым маслом. Полученная путем нагревания компактная тягуче-упругая смесь вводится затем через пищевод в организм человека, что в большом количестве вредно.

Учитель замолчал и окинул всех торжествующим взглядом.

Итальянцы пошептались и спросили робко:

—А с какою целью вы все это делаете?

Учитель вскинул брови, удивляясь вопросу, и ответил строго:

— Чтобы весело было!» [111]

Такое объяснение оказалось исчерпывающим, и иностранцы, в целом, поняли суть русского блина. Иными словами, и сам читатель, и герои — итальянцы и русские — понимают о чем идет речь, но комический эффект все же возникает: в данном случае, по В.Б. Шкловскому, возникает следующий феномен: вещь преподносится как «видение, а не как узнавание»[112]. Для читателя такой способ объяснения понятия «блин» кажется непривычным и странным: в обыденной жизни мы таким способом объяснения не пользуемся и не можем представить себе блин как «массу, которая подвергается медленному действию огня, отделенного от него железной средой, а потом вводится в организм». Действительно, описание достоверно, но за счет страной подачи этого объяснения («остранения») мы как бы снова знакомимся с предметом, тогда как в обычной жизни мы просто его автоматически узнаем. Таким образом, обыденное представление о предмете, существующее в сознании читателя, сталкивается с представлением героев об этом предмете.

Рассказ М. Зощенко «Честный гражданин» построен в форме заявления героя в милицию с жалобой на соседку, которая не дает самогон в долг: «А еще окромя этих подозрительных квартир сообщаю, что трактир "Веселая Долина" тоже, без сомнения, подозрителен. Там меня ударили по морде и запятили в угол — Плати, говорят, собачье жало, за разбитую стопку. <…> А еще, как честный гражданин, сообщаю, что девица Варька Петрова есть подозрительная и гулящая. А когда я к Варьке подошедши, так она мной гнушается»[113]. Комический эффект создается благодаря тому, что читатель и герой оценивают ситуацию по-разному. Читатель осознает комичность обращения в милицию с жалобой на девушку, которая не желает с ним встречаться. Сам персонаж оценивает сложившееся положение не как комическое, а как крайне серьезное.

Нетрудно убедиться, что анекдот как жанр и любая комическая ситуация (не только в анекдоте, но и в любом другом жанре) — структура, тяготеющая к монологизму. Мы оказываемся перед необходимостью выбрать лишь одну точку зрения на ситуацию (и на мир!), чтобы понять суть этой ситуации. В этом смысле комическая ситуация характеризуется однозначностью и не допускает полифонизма и множественности толкований. По-разному оценивать комическую ситуацию могут герои, но не читатель. Н.Т. Рымарь в статье «Смех и поэтика экстатического» пишет: «Условием возникновения ситуации, порождающей смех, должно быть наличие устойчивого представления об определенном порядке, системе упорядоченностей, в которой возможны события только определенного характера — и соответствующей меры их реализации»[114].

В. Я.Пропп в работе «Проблемы комизма и смеха» пишет: «В наиболее общем виде комическое предстает как отклонение от социальной и моральной нормы. У смеющегося a priori присутствуют представления о должном, с которым сравнивается реальное положение вещей со всеми его недостатками. Эти недостатки «…всегда сводятся или сводимы к недостаткам духовного или морального порядка: эмоций, морального состояния, чувства, воли и умственных операций» [115].

Дата добавления: 2015-08-09