Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Тени в Вордвуде 12 страница

Читайте также:
  1. Annotation 1 страница
  2. Annotation 10 страница
  3. Annotation 11 страница
  4. Annotation 12 страница
  5. Annotation 13 страница
  6. Annotation 14 страница
  7. Annotation 15 страница

Вот и ответ на мой вопрос. Если Левиафан умрет, то есть если у меня все-таки хватит смелости пустить в ход свой нож, он останется собой. А если я не убью его, тогда его, как и Либрариуса, разорвет в клочья, как только Вордвуд развалится.

Я не могу этого допустить. Левиафан этого не заслужил. Насколько мне известно, это именно он снабдил Ворона всем необходимым, чтобы тот сотворил мир, всего лишь ничтожной частью которого является этот уголок Других Миров. Какая ирония судьбы!

Прежде чем решиться, я делаю глубокий вдох, потом вонзаю нож в артерию и перерезаю ее. Нож входит так легко, как будто я режу пудинг. Никакого сопротивления. А потом отверстие, проделанное мной, начинает расширяться. Из него вырывается фонтан крови, целый красный гейзер. Огромное тело подо мной вздрагивает, и я падаю, съезжая по скользкой от крови коже.

Как странно и жутко! Мое восприятие замедляется, как у человека, попавшего в автокатастрофу. К тому же я чувствую огромные перемены… в воздухе, у себя внутри. Что-то во мне сдвинулось. Где-то очень глубоко. В костном мозге.

На меня льется кровь. Я вся в его крови.

Я иду по плечу Левиафана. Стараюсь ухватиться за что-нибудь, хоть за что-нибудь, но его кожа очень скользкая от крови.

Потом я оказываюсь в воздухе.

Падаю.

Все вокруг становится белым.

Кристи

Мы едва не теряем Боджо в очередной трещине. Пропасть открывается прямо у наших ног, отделяя Аарона и Сюзи от остальных. Аарон прыгает, потом они с Боджо протягивают руки Сюзи. Пропасть расширяется, из-под ног в нее сыплются камни. Книжные шкафы тоже сползают вниз. Сюзи прыгает, Боджо и Аарон ловят ее и оттаскивают от края. Но не успевают они оказаться на твердой земле, как у них под ногами образовывается новая трещина.

Боджо толкает Аарона и Сюзи туда, где их подхватываем мы с Раулем, но сам срывается. Его спасает только то, что он успевает схватиться за книжный шкаф. Сыплются книги. Пролетев мимо Боджо, они исчезают в бездне. Боджо пытается выбраться, цепляясь за нависший над пропастью угол шкафа, но и вторая ножка шкафа ползет вниз.

— Держись! — кричит Рауль.

Он распластывается по земле и свешивает свой рюкзак Боджо. Мы с Аароном и Сюзи держим Рауля за ноги. Боджо дотягивается до одной из лямок рюкзака. Рауль держит другую обеими руками. Еще один дождь из книг — хорошо, что это тонкие брошюры. Просто чудо, что никто из нас еще не получил сотрясения мозга от какого-нибудь толстого тома.

Боджо хватается за лямку, и мы начинаем тянуть Рауля назад, таким образом поднимая и Боджо повыше. Нам удается поднять его на пару ярдов, потом он сам находит опору для ног и взбирается на твердую почву. Не знаю, как у остальных, а у меня сердце колотится в два раза быстрее обычного.

Но передохнуть не получается. Опять треск.

— Берегитесь! — кричит Сюзи.

Новая трещина прямо перед нами. Мы отползаем в боковой коридор, чтобы уйти от нее. Эта щель расширяется быстрее, чем остальные, книги сыплются и пропадают в бездне.

— Сюда! — командует Боджо.

Он ведет нас по боковому коридору. Один, другой перекресток. На третьем он сворачивает туда, куда мы следовали раньше, туда, куда ушла моя тень. Вокруг нас — скрежет, грохот падающих книжных шкафов.

— Я всегда именно так и представлял себе конец, — говорит Рауль, пока мы бежим за Боджо. — Если имеешь дело с чем-то настолько мощным, ты можешь быть каким угодно храбрым, очень стараться, но все твои усилия ни к чему не приведут.

— Я в это не верю, — возражает Сюзи сзади. — Важно делать усилия. Ты можешь не решить основной проблемы, но что-то все-таки улучшишь.

— Это особенно утешит тебя после смерти, — вставляет Аарон и тут же вскрикивает: — Ай!

Вероятно, Сюзи дает ему пинка.

Только я собираюсь тоже принять участие в дискуссии, как Боджо, бегущий впереди, окликает нас:

— Эй! По-моему, это выход!

Мы все смотрим вперед. Вдалеке, между книжными шкафами, я различаю нечто совершенно невозможное. Озеро посреди библиотеки! И гигант, из горла которого хлещет кровь.

Потом — белая вспышка. Ослепленные, мы наталкиваемся друг на друга и падаем.

Пытаясь подняться, я вдруг осознаю, что глаза у меня по-прежнему открыты, но я ничего не вижу.

А потом мир исчезает.

Холли

Холли очень медленно поднялась из грязи. Она далеко не сразу вспомнила, где находится и что с ней случилось. В ней все еще дрожало эхо взрыва. Рот был полон пыли, перед глазами плыли круги. В ушах звенело, ей казалось, что ее избили, но только синяки и ссадины — внутри, под кожей. Но после легкого приступа дурноты в глазах перестало мелькать, и ей удалось найти свои очки. Она надела их и осмотрелась.

Неподалеку стоял Легба и рукой в перчатке отряхивал пыль со своего костюма. Потом он наклонился, чтобы отряхнуть пыль и с брюк, рукав пиджака задрался, и у Холли расширились глаза от того, что она увидела. Вместо руки там были одни кости, соединенные между собой бог знает чем.

«Я не видела этого», — подумала Холли и отвернулась. Но она все же вспомнила, что он ведь недавно брал ее за руку. И это совершенно точно была совершенно настоящая рука.

Джорди помогал матушке Крон подняться. Маленькая Хэзл сидела на тропинке, вытянув ноги. У нее был несфокусированный взгляд и крайнее замешательство на крошечном личике. Еще чуть подальше Роберт рукавом вытирал гитару. Их взгляды встретились.

— Достается ей, бедной, — сказал он, кивнув на гитару. — После ножа ищейки и такого падения ей понадобится серьезный ремонт.

Холли кивнула, не зная, что сказать. Она чувствовала себя виноватой перед ним за гитару, хотя гитара, пожалуй, была не самой серьезной из их бед. Кроме Легбы, все остальные находились здесь из-за нее. Не говоря уже о Кристи и остальных, запертых в Вордвуде.

Наконец она снова обратила взгляд на стену тумана, которая загораживала им Вордвудский лес.

Теперь стена стала другой. Совершенно мутной и непроницаемой. Холли понятия не имела, что это значит, но была уверена, что ничего хорошего.

— Что… что случилось? — спросила она, поднявшись наконец на ноги.

Матушка Крон покачала головой.

— Все изменилось, — сказала она. — Но каким образом и почему — понятия не имею.

Она занялась Хэзл: гладила ее локоны, напоминающие виноградные лозы, пока девочка не вздрогнула и не пришла в себя.

— Я могу сказать вам, что изменилось, — подал голос Легба. — Левиафан покинул свою физическую оболочку и заполнил собой все пространство за стеной. Он теперь — этот мир, а этот мир — он. Там больше нет места для духа-привратника, потому что больше туда никто не войдет и никто оттуда не выйдет.

— Следовательно, тебе этот мир больше неинтересен, — подытожил Роберт.

Легба ответил ему быстрой и отнюдь не добродушной улыбкой, в последний раз провел рукой в перчатке по своему рукаву…

«Только не думай о том, что под тканью, — сказала себе Холли. — Или, точнее, о том, чего там нет».

…и поднял свою трость.

— Вряд ли я еще когда увижу кого-нибудь из вас, — сказал он. Потом посмотрел на Роберта. — Кроме тебя, разумеется. С тобой-то мы точно еще увидимся. Хотя бы однажды.

Он дотронулся рукой до шляпы, поковырял грязь тросточкой, шагнул в сторону и… исчез. Холли удивленно заморгала.

— Что он хотел этим сказать? — спросил Джорди.

Роберт пожал плечами:

— Знаете, эти старые духи… Они любят порисоваться.

Холли не стала долго раздумывать над этим. Сейчас ее интересовало только одно.

— Вы можете узнать, что случилось с нашими друзьями там, внутри? — спросила она матушку Крон.

Пророчица боялась встретиться с ней взглядом.

— Мне очень жаль, — сказала наконец она. — Я чувствую только Левиафана, и никого больше.

— То есть они… их нет?

Когда до Холли дошел смысл сказанного, все ее существо наполнила боль. Все эти люди, которые пропали. Кристи и остальные…

Как будто у нее внутри открылась могила и она теперь не знает, сможет ли удержаться и не упасть в нее. Она раньше и не подозревала, что в состоянии вынести столько горя сразу.

— Не знаю, — сочувственно ответила матушка Крон. — Все обстоит именно так, как сказал Легба. Невозможно проникнуть внутрь и что-либо разглядеть. Левиафана нельзя не почувствовать — его присутствие слишком огромно, — но больше ничего наверняка сказать нельзя.

— Но… — Джорди с усилием прочистил горло, прежде чем продолжать. На его несчастном лице Холли увидела отражение своих собственных эмоций и поспешила отвести взгляд. — Но та опасность, о которой вы раньше говорили?..

— Этого, по крайней мере, больше нет.

Пророчица взяла Хэзл за руку. Похоже, она собиралась добавить еще что-то, но тут ее внимание привлек Роберт. Холли тоже повернулась к нему и увидела, что он наклонил голову и прислушивается. «Что еще?» — хотелось ей спросить. Ей казалось, что больше она не вынесет ничего. И к тому же больше ничто не важно. Но тут она сама услышала это. То же, что и в подвале магазина, — вой. Она с удивлением обнаружила, что все еще способна бояться за себя после всего, что она уже потеряла.

— Честное слово, я думал, он проявит хоть какое-то благородство, — заметил Роберт.

— Легба редко бывает так щедр, — ответила матушка Крон.

— Кому-кому, а мне это известно.

— Это ведь ищейки? — спросил Джорди.

Роберт кивнул.

— Но я думал, вы с ними покончили.

— Я покончил с одной сворой, но в Других Мирах полно духов с перекрестков, которые спят и видят, как бы заключить сделку с лоа. Всегда найдутся охотники.

Он повесил гитару на плечо и передвинул ее на спину.

— Они меня выследят, — сказал он. — Но это не значит, что, когда они явятся, вы должны быть здесь.

Холли посмотрела на тропинку.

— Что вы будете делать? — спросила она.

— Не беспокойтесь за меня, — ответил Роберт. — Со мной все будет в порядке. Я не новичок в таких играх.

Потом, совершенно как Легба, он шагнул в сторону и исчез. Только что был здесь — и вот его уже и след простыл.

— Он прав, — сказала матушка Крон, — нам лучше уйти.

— Но наши друзья… — начала было Холли.

— Мы и прежде ничего не могли для них сделать, — сказала пророчица, — а сейчас — тем более. Либо они спаслись, либо… либо нет.

Холли еще раз посмотрела на стену тумана. Ничего не изменилось. Сквозь нее по-прежнему ничего не было видно.

— Пошли, — сказала матушка Крон.

Одной рукой она взяла за руку Хэзл, другой — Холли.

— Держитесь поближе к нам, — велела она Джорди.

— Вы можете отвести нас обратно в мой магазин? — спросила Холли.

Матушка Крон кивнула:

— Мысленно представьте себе его.

— Постараюсь.

Холли еще раз бросила взгляд на стену тумана, стараясь не думать о своих друзьях, мертвых или живых, запертых там, но она не могла думать ни о чем другом.

Вой теперь уже был совсем близко.

— Лучше бы нам не встречаться с ищейками, — заметила матушка Крон.

Холли хотела ответить «да» или «конечно», но почувствовала, что ей тяжело вымолвить даже слово, поэтому просто кивнула.

Матушка Крон повторила все то, что она делала в торговом центре, — подняла руки над головой, потом широким движением, через стороны, опустила их вдоль тела. Когда ее руки сошлись, воздух засветился, и скоро перед ними уже мерцал портал. Они видели книжный магазин, освещенный уличным светом через витрину.

— Это он? — спросила матушка Крон, снова взяв Хэзл и Холли за руки.

— Да, он, — ответил Джорди, потому что Холли по-прежнему не могла говорить — так огромно было ее горе.

Она послушно перешла вслед за матушкой Крон из одного мира в другой. Джорди последовал за ними. Портал закрылся так же неслышно, как и открылся, и вместе с ним исчезла всякая надежда когда-нибудь увидеть друзей.

Кристиана

Я была почти уверена, что умерла, когда, сползая по плечу Левиафана, ослепла от белой вспышки. Помню, я подумала, что это, вероятно, тот самый свет, о котором обычно говорят люди, испытавшие клиническую смерть, — свет в конце туннеля. Сначала ты видишь светящуюся точку, она горит на довольно большом расстоянии от тебя. Потом начинаешь подниматься и одновременно опускаться, двигаясь по направлению к этой точке. И наконец она поглощает тебя целиком и все становится белым.

Не знаю. Я никакого туннеля не видела. Но я точно падала, соскользнув с гладкого плеча Левиафана, и все действительно в конце концов сделалось белым.

Прихожу в себя.

Сначала я совершенно дезориентирована, а потом все выстраивается у меня в голове, правда как-то странно — не в порядке убывания или возрастания значимости фактов.

Я понимаю, что больше нет крови. Я была вся в крови, а теперь — ни единой капельки.

У меня очень сильно болит плечо, — похоже, я именно на него упала с Левиафана.

Озера больше нет.

И Левиафана нет!

Библиотека… библиотека изменилась. Я сажусь и осматриваюсь. Ряды книг нескончаемо тянутся вдаль, но теперь я могу видеть высокий сводчатый потолок со светильниками, висящими через равные промежутки. Коридоры, некоторые из которых идут вниз, некоторые — вверх, устланы ковровыми дорожками с восточным орнаментом. Ряды шкафов прерываются иногда маленькими островками — три кожаных кресла, диванчик, столик, настольная лампа.

Я смотрю туда, где раньше было озеро. Медленно встаю и иду к одному из книжных шкафов, который находится как раз в том месте, где был берег. Я дотрагиваюсь до книжного шкафа и обнаруживаю, что он очень устойчивый и тяжелый. Достаю книгу с полки, перелистываю ее. Потом другую. Книги настоящие.

Значит, Левиафан…

Умом я постигаю его огромность, но моя память сохраняет нечто высотой всего лишь футов двадцати. И даже такие размеры неправдоподобны. Неужели я взобралась на эту махину и ударила ножом?..

Тут я вижу нож ищейки. Он лежит на ковре.

Потом я вспоминаю о своих спутниках.

Осматриваюсь. Никого нет. Ни Саскии, ни Джексона. И Либрариуса нет, но я вижу груду одежды там, где, как я помню, он лежал, прежде чем весь мир стал белым.

Я подхожу и дотрагиваюсь до ткани ногой. Да, это его одежда. И веревки, которыми я его связала.

Думаю, он все-таки распался на части.

Не то чтобы я сильно сожалела об этом, но что тогда стало с Саскией и Джексоном? И если они тоже распались, то где же их одежда? И почему я все еще здесь?

Здесь так тихо, что любой звук, который я издаю, кажется очень громким — шарканье моих ног по ковру, мое дыхание. Не знаю, почему меня это заботит. Непохоже, что сейчас кто-нибудь придет и цыкнет на меня. Потом я слышу голоса. Кто-то — и не один — приближается. Через секунду я соображаю, откуда они идут.

Я прикидываю, надо ли мне прятаться, но потом соображаю, что уже поздно об этом раздумывать и к тому же нет необходимости, — я их узнаю. Это Кристи, жестянщик и еще трое людей, которых я уже видела, когда жестянщик передавал мне нож. Они, похоже, не меньше меня ошарашены и застывают как вкопанные.

Должно быть, вид у меня еще тот, думаю я, но тут же вспоминаю, что больше не измазана в крови.

Неужели все это действительно случилось? Было ли вообще это озеро и был ли Левиафан? И правда ли, что я его убила?

Я вспоминаю, как кровь фонтаном била из его горла, и судорога сводит мой желудок.

Потом я еще кое-что вспоминаю — это странное ощущение, которое разлилось у меня внутри, когда Левиафан умирал. Что-то во мне сдвинулось тогда. Что-то изменилось. Но я точно не знаю что. Просто я чувствую себя другой. Теперь я ощущаю каждую клеточку своего тела, кожи, крови, костного мозга.

Кристи и другие приближаются ко мне. Они останавливаются снова футах в шести от меня.

— Кристиана… — говорит Кристи и на некоторое время замолкает. — Можно тебя так называть?

Я не могу удержаться от улыбки. Даже среди всего происходящего ему необходимо закрепить свое право собственности на меня. Он всегда хотел дать мне имя, но я не позволяла ему положить меня в нужную коробочку и приклеить этикетку. Наверное, ему жестянщик сказал. Впрочем, это больше не имеет значения.

Может быть, я и родилась его тенью, но по восприятию мира, по опыту я — самостоятельная личность с тех пор, как семилетней девочкой-сорванцом попала под опеку шарика с руками и ногами. Он не в силах положить меня в коробочку, разве что в собственную черепную коробку. Но это не изменит моей внутренней сущности. Он не может знать меня лучше, чем я знаю его. Если, конечно, не принимать во внимание того, что мы сказали друг другу, и того доверия, которое обязаны испытывать друг к другу, чтобы общаться.

Так что я сама сейчас вольна выбрать коробочку, в которую он меня поместит.

— Конечно, — отвечаю я, — можешь так меня называть.

— Ты в порядке?

Я киваю:

— А вы, ребята?

Теперь его очередь кивать.

— Вы еще кого-нибудь видели? — спрашиваю я.

Они качают головой. Мы достигли больших успехов в невербальном общении. Но их можно понять. Мы все переживаем нечто столь удивительное, что сознание с этим едва справляется. Даже не знаю, может ли справиться вообще.

— Кто еще тут был? — спрашивает жестянщик.

Услышав его голос, я припоминаю и имя. Боджо — уменьшительное от Боррибл Джонс. Он еще рассказывал забавную историю о том, почему отец его так назвал.

— Со мной была Саския, — говорю я. — И еще один парень, по имени Джексон.

Кристи и еще один из них, незнакомый мне, одновременно восклицают: «Саския? Джексон? Джексон Харт?»

Я киваю обоим, и мы тут же быстро выясняем, как и почему здесь оказались Джексон и мы с Саскией.

Я сурово смотрю на Аарона, пытаясь разглядеть в нем то чудовище, которое представляла себе по рассказам Саскии, но на нем маска вполне приличного человека, и она никак не хочет сползать с него.

Кристи закуривает, руки у него слегка дрожат. Как ему, должно быть, трудно — быть так близко от нее и снова ее потерять. Он, похоже, очень расстроен, но я не знаю, как его утешить. Мне нечего ему сказать.

Рауль спрашивает о каком-то своем друге, но единственное, что я могу ответить, — что никогда его не видела. Он мог быть, например, среди призраков, которых я встретила с самого начала, — среди тех, с голосами, похожими на радиопомехи.

Эта Сюзи — замечательная. У нее та же энергетика, что у Саскии, но только… Не знаю, как сказать. Она более… рисковая. Помню, Саския рассказывала мне, как трудно ей было поначалу приспособиться к этому миру со всеми его сложностями. Вот чем отличается от нее Сюзи. Она еще не вписалась в человеческую жизнь так, как Саския.

Боджо — человек опытный, как и я, но ему еще не доводилось видеть всего, что видела я. И делать то, что делала я.

— Итак, этот библиотекарь, — говорит Боджо, — называл себя Либрариусом?

Я киваю.

— Это он виноват во всех бедах?

— Во всех, кроме вируса. Хотя, честно говоря, он вряд ли хотел, чтобы дело зашло так далеко.

— Ты веришь, что все произошло так, как он сказал?

Я киваю. Я предпочитаю не рассказывать о том, как собиралась выбивать из него информацию. Тут гордиться нечем. Я имею в виду не мои угрозы, а то, что я была вполне готова сделать ему больно.

— А дух Вордвуда? — продолжает Боджо. — Это правда был Левиафан?

— И есть, — отвечаю я.

Слова вырываются у меня помимо воли, я даже не успеваю понять, что, собственно, говорю. Но, сказав, понимаю, что все правильно. Я не знаю, откуда я это знаю. Просто знаю, и все.

— Когда твои друзья… — я смотрю на Кристи и теперь уже взвешиваю каждое слово, — когда они создавали сайт «Вордвуд», то либо что-то привлекло туда Левиафана, либо в самом сайте потом образовалось нечто, что воззвало к нему. И он пришел. Оттуда, где существуют левиафаны.

— Подобно божествам Изабель, — говорит он. Когда я киваю, он объясняет остальным: — Одна наша подруга… у нее есть такой дар — персонажи ее картин оживают.

— Вы имеете в виду Изабель Коплей? — спрашивает Аарон.

Кристи кивает.

— Значит, эти ее абстракции?..

— Нет, это было до них, — отвечает Кристи. — Тогда она рисовала всякую всячину вроде того, что делает Джилли. Фантастические существа, портреты.

— Так что же, они ожили и сошли с полотен? — спрашивает Аарон. Он заранее поднимает руку, защищаясь, прежде чем Кристи успевает ответить. — Да нет, я не спорю. После того, что я увидел в последнее время, меня уже ничто не удивило бы.

— Они не сошли с полотен, — говорит Кристи. — Просто в окончательных вариантах ее картин поселялись духи.

Они были как бы отдельны от картин Изабель и тем не менее каким-то образом с ними связаны.

— Каким же образом? — спрашивает Аарон.

— Помнишь тот большой пожар на острове, когда сгорела и ее мастерская? Когда она потеряла свою студию и все свои картины?

— Да.

— Духи тоже погибли, когда сгорели рисунки, — говорит Кристи. — Все погибли, кроме тех, чьих изображений в мастерской не было.

Выражение лица, которое появляется у Аарона, заставляет меня еще раз усомниться в оценках Саскии. Такая готовность к пониманию, такое сочувствие — вовсе не то, чего мы ожидаем от законченного подлеца.

— Господи! — восклицает он. — Значит, она перешла на абстрактную живопись…

— Чтобы больше не чувствовать себя ответственной за жизнь и смерть духов, — договаривает Кристи.

— Понимаю, — говорю я. — Значит, если Холли и ее друзья действительно привлекли на сайт Левиафана, то все, что произошло в Сети, повлияло и на него.

— Но вы говорили, что Левиафан не может принимать никакого физического обличья, — замечает Рауль.

— Я тоже полагала, что не может, — говорю я. — И возможно, так и есть. Посмотрите, что с ним произошло, когда Либрариус втиснул его в это тело.

— Но если он и является Вордвудом…

— Но ведь это же не физически, правда? Мы-то тоже находимся тут, но представляем собой всего лишь информацию в цифровой форме.

— Наверное, — отвечает Рауль, хотя, похоже, его не убедили.

А может быть, он просто не знает, что и думать. Я, честно говоря, не знаю.

— Кто знает, — говорю я спустя несколько секунд. — Вообще-то, в Мире Духов я нагляделась всякого и знаю, что существует нечто… или нет — так вопрос не стоит. Если это перед тобой — ты в это веришь. И начинаешь об этом думать. Мы столького не знаем даже о нашем Условном Мире, о том, из которого пришли сюда. А уж когда речь заходит о Мире Духов — тут количество того, что мы не знаем, сразу надо умножать на тысячу.

Все замолкают, чтобы переварить это. Я думаю о Мамбо и о том, как быстро перестает казаться странным, что твой друг — шарик с руками и ногами. И мне до сих пор это не кажется странным. Она не какой-нибудь уродец. Она просто Мамбо.

— Значит, он… он все еще здесь? — спрашивает Боджо, возвращая нас к Левиафану.

— Я его чувствую, — отвечаю я. — А вы разве нет?

Все, кроме Сюзи, качают головой.

— Я что-то чувствую, — говорит она. — Но это не то, что было раньше.

— Возможно, это потому, что Либрариус был среди тех, кто дал тебе внешнюю оболочку и послал тебя в мир.

— Наверное, — говорит она.

Но в ее голосе слышна неуверенность. Возможно, потому, что ей не хочется, чтобы все обстояло именно так. Я ее понимаю. Будь у меня выбор, я бы, разумеется, предпочла считать своим «папой» Левиафана, а не какого-то урода — духа по имени Либрариус.

— Мы можем поговорить с ним? — спрашивает Кристи. — С духом Вордвуда? Можем спросить его, что стало с теми людьми, которые пропали?

В действительности он хочет спросить: как нам найти Саскию? И я хочу задать тот же самый вопрос. Только вот…

— Не знаю, — отвечаю я ему.

— Может, надо связаться через модем? — спрашивает Рауль. — Ведь раньше это делалось так, — объясняет он, когда все недоуменно на него смотрят.

— Ну, кто захватил с собой случайно ноутбук? — спрашивает Сюзи.

Она, разумеется, шутит. Как ты здесь подключишься к серверу? Куда воткнешь вилку? Без спутниковой связи в Сеть не выйти, а я что-то сомневаюсь, что какие-нибудь спутники летают в небесах над этой библиотекой.

— Может быть, есть какой-нибудь ритуал, который сработает не хуже модема? — спрашивает Боджо.

Он смотрит на меня, как будто я это знаю, но я только пожимаю плечами.

— Возможно, — говорю я. — А может быть, мы просто должны открыть ему свои мысли.

Я вижу, как Аарон качает головой.

— Что? — спрашиваю я его.

Ничего, говорит он. Только если вы собираетесь играть во всю эту ерунду, то я — пас. Не обижайтесь.

Я улыбаюсь:

— Я понимаю, о чем вы.

— Вы ведь, кажется…

— Тень, — заканчиваю я за него. — Но ведь это не я, а Кристи возводит всю эту «ерунду», как вы выражаетесь, на пьедестал. А я просто живу с этим изо дня в день.

Я уже собираюсь распространить сказанное, но отвлекаюсь. Поднимаю голову. Кажется, я что-то услышала, но не поняла толком что. Потом соображаю, что все еще слышу, — просто это не только и не столько звук — скорее, ощущение. Какое-то давление внутри. Чем больше я на этом сосредоточиваюсь, тем меньше понимаю. Это что-то во мне самой и хочет выбраться наружу или, наоборот, хочет пробраться внутрь меня.

Я смотрю на остальных. Время, похоже, остановилось. Все застыли на месте — Кристи с поднятой рукой: он хотел убрать прядь волос со лба. Аарон, повернувшись к Сюзи, собирался что-то сказать ей. Глаза Сюзи прикрыты, она только что моргнула. Боджо и Рауля мне не видно. И тут я понимаю, что и сама потеряла способность двигаться. Мне видно только то, что прямо передо мной. А слышен только этот давящий звук, который, собственно говоря, и не является звуком.

Очень странно.

Почему-то паники я не чувствую. Я почти уверена, что все это — проделки Левиафана, духа Вордвуда. Либрариус сказал, что до того, как Левиафан вселился в тело, которое я недавно убила, он был везде, он заполнял собой все это место. Может быть, сейчас он пытается вступить со мной в контакт.

«Привет, — говорю я мысленно, как общалась с Саскией, когда та жила во мне. — Кто тут?»

Никакого ответа.

Но давление нарастает.

Говорят, самый большой по размерам орган нашего организма — это кожа. Мне это всегда казалось слишком смелой концепцией, потому что все-таки кожу мы не воспринимаем как отдельный орган, как, например, сердце или печень. Но теперь я этому верю. Я чувствую каждую клеточку и пору своей кожи и всю ее вместе как мембрану, дрожащую в унисон с каким-то звуком, которого я, собственно, даже не слышу.

Довольно жуткое ощущение. Как будто пришел в знакомое место, а там все изменилось — не так, как это бывает в Пограничных Мирах, где действуют другие, нежели в Условном Мире, законы, где каждая вещь существует как результат соглашения сотен тысяч индивидуальностей.

Мне кажется, я подключаюсь к чему-то, пробившись сквозь помехи.

Или, наоборот, это что-то настраивается на мою волну.

Я вспоминаю о сдвиге, который произошел во мне перед тем, как Левиафан умер и меня ослепило белое сияние. Что-то тогда во мне изменилось, но я до сих пор не знаю что. Я смогла лишь почувствовать, что перемена произошла, и, возможно, то, что происходит со мной сейчас, — результат той очень тонкой трансформации, такой тонкой, что я могу ощутить лишь результаты.

Но я вовсе не хочу изменяться. Я не хочу быть никем другим. Меня пугает сама мысль об этом. Помню, я неоднократно слышала от людей, что они хотели бы быть кем-то другим, и сейчас иногда слышу, но мне всегда хотелось быть только собой. Собой, со всеми моими несовершенствами, проступками, ободранными коленками, огорчениями и тому подобным. Я знаю, что совершила несколько нехороших поступков и навлекла на себя больше неприятностей, чем могла бы, но все эти ошибки и приключения в конце концов и сформировали меня.

И я себе нравлюсь такая, какая я есть. Или была. А то я уже и не знаю, какая я сейчас, потому что во мне появился кто-то еще. Не так, как в случае с Саскией — явное чужое присутствие. Во мне поселилось что-то, что не является мной и в то же время является, как ни странно это звучит. Да, очень странно, но тем не менее это так.

В какой-то момент…

Через секунду? Минуту? Час?

Я обнаруживаю, как…

…мое внимание? мой взгляд?

…обращается внутрь меня.

Я больше ничего не вижу. Я чувствую, что плыву, но не на поверхности. Я погружена… нет, не знаю.

Может быть, это такой густой воздух? Или нечто вроде геля?

Единственное, что я понимаю, — там спокойно. Мирно и спокойно. Я могла бы вечно вот так плыть, не заботясь больше о том, кто я такая, и о том, изменилась я или нет.

Но потом во мне вновь проявляет себя этот звук не звук — скорее, давление, некая пульсация, ощущаемая обеими сторонами моей кожи, и на этот раз я чувствую обратную связь. Нет, не так, как мы разговариваем друг с другом, — не словами и не фразами. Я просто получаю информацию, которой у меня раньше не было, всю сразу: «сброс данных», как вероятно, сказал бы Джексон, — и я понимаю, что…

Левиафан тоже изменился.

Он был травмирован вирусом, или что там еще такое сделал с ним Либрариус. В общем, не важно, как именно это случилось. Важно, что Левиафан… Не знаю, как это выразить. Он расширяется. Вот почему я чувствую это давление. Дух Левиафана растет и давит на все, что есть в Вордвуде. Он нуждается в нас, по крайней мере в одном из нас, чтобы обеспечить себе пребывание здесь и выход за пределы Вордвуда, чтобы распространиться, рассеяться, а не быть стиснутым.

Иначе он просто взорвется, как Черная Дыра, и весь Мир Духов засосет в воронку, которая образуется в результате взрыва. И когда туда засосет весь Мир Духов, наш мир, Условный Мир, тоже потихоньку начнет затягивать в эту воронку.


Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 86 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Тени в Вордвуде 1 страница | Тени в Вордвуде 2 страница | Тени в Вордвуде 3 страница | Тени в Вордвуде 4 страница | Тени в Вордвуде 5 страница | Тени в Вордвуде 6 страница | Тени в Вордвуде 7 страница | Тени в Вордвуде 8 страница | Тени в Вордвуде 9 страница | Тени в Вордвуде 10 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Тени в Вордвуде 11 страница| Тени в Вордвуде 13 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.037 сек.)