Глава 5. Красные стены просвечивают, как янтарь, я даже успевал видеть застывшие внутри

Красные стены просвечивают, как янтарь, я даже успевал видеть застывшие внутри диковинные существа, вряд ли были такие даже в триасе или мезозое, солнечные лучи одну стену превратили в сверкающий пожар, а другая – сплошные темно багровые угли в ожидании ветерка…

На верхней площадке сразу четверо старинного вида воинов синхронно выступили из ниш и двинулись на меня, размахивая древним оружием.

– Пошли прочь, – прорычал я. – Прошло время, когда я страшился вас, морды немытые…

Они двигались механически, я без труда прорвался, срубив двоих, а когда уцелевшие повернулись за мной, снес им головы без всякой жалости, это же не люди, а что-то неживое.

Все таки запыхался, прямо передо мною выросла громадная дверь. Надо бы отдышаться, но чувство опасности подсказало, что промедление весьма и зело.

Конечно, свинство открывать двери ногой, но после того, как неизящно распахнули ворота, все можно, я влетел вслед за хлопнувшими о стенки створками и моментально огляделся, держа меч перед собой.

Уже не зал, просторная комната, никаких пошлых колб и реторт или тиглей, это не лаборатория заурядной колдуньи, пусть даже могучей, а апартаменты Королевы Темного Мира, как я ее назвал про себя, чтобы добавить себе важности.

Ее мощь ощутима в каждой детали отделки комнаты, от роскошного трона с барельефной спинкой до украшенных темным золотом стен, где прямоугольные накладки перемежаются с затейливыми узорами.

Меня передернуло, вот уж не думал, что простую геометрию можно сделать такой отвратительной и навевающей мерзкое чувство.

На троне, положив руки на широкие подлокотники, сидит в напряженной позе женщина в высокой короне, из под которой на спину падают длинные красные, как закат, волосы. Темно багровое платье с небольшим вырезом, на плечи наброшено нечто вроде плаща.

Корона массивная, с очень длинными и неприятно острыми зубцами, я подумал невольно, что такой короной можно даже драться, цепь рубинов размером с фасолины идет по ободку, корона красно черная, а блеск ее напоминает антрацит на сколах.

Жемчужины на платье Темной Феи посажены так плотно одна к одной, что она кажется одетой в прекрасную дорогую кольчугу, светящуюся, блистающую и непробиваемую. На груди изящная золотая цепочка, но медальон отвратителен: жуткая перекошенная злобой морда рогатого чудовища с длинными оскаленными зубами. При виде таких мутантов у меня сразу возникает протест: ну не может рогатое животное быть плотоядным хищником!

Перед нею в воздухе дрожит, раздираемый звездными силами, прозрачный синий шар. В нем сверкают искры, быстро-быстро возникают странные образы, обретают плоть, моментально стареют и рассыпаются в пыль, по лицу Темной Феи пробегает судорога недовольства, и снова под ее интенсивным взглядом творится высокая магия…

Она чуть наклонила голову и, не оставляя без внимания колдовской шар, посмотрела искоса и исподлобья в мою сторону, не удостоив даже поворотом головы.

Лицо действительно темное, хотя изысканно нордического типа, очень тонкий изящный нос, аристократически запавшие щеки. Крупные глаза я назвал бы прекрасными, если бы не злоба в них и что-то подлое, неприятное, гадкое.

Я сделал шаг вперед и сказал торопливо:

– Ваша Мощь! Простите за вторжение… Дикий край, теряю манеры… Ваш гарнизон сдался на милость победителя, что вообще то разумно, предлагаю и вам… Фу у ух, как же высоко обитаете!..

Ее щека дернулась, словно по ней проползла муха, и Темная Фея сгоняет ее, как конь слепня.

– Смертный, – произнесла она неверяще, – ты это всерьез?

– Я очень серьезный, – ответил я церемонно и с превеликим чувством достоинства. – Вообще то мог бы и не говорить, что я воплощение всех добродетелей и на мою милость вполне можно положиться. Это, думаю, и так издали видно. Особенно такой ослепительно прекрасной женщине… хотя я и не барон Гедвиг, есть у нас один особенный, но все же обещаю быть… не слишком.

Колдовской шар померк, внутри звездное сияние не угасло, но всякие чудеса в нем исчезли. Темная Фея наконец-то повернула голову в мою сторону.

– Несчастный, – проговорила она холодно, – да ты хоть понимаешь, почему ты еще жив?

– Вы в меня влюбились, – предположил я. – Угадал?

Она посмотрела на меня так, что я ощутил себя голым на Северном полюсе.

– Ты жив потому, – произнесла она ледяным голосом, – что ты уже наш.

– Я вообще то больше свой, – уточнил я.

– Кто только свой, – пояснила она, – тот наш.

– Я вообще то не только, – возразил я. – Я сказал «больше». А так вообще то я и сын Отечества. В разумных пределах.

Она не двинула даже бровью, когда произнесла жестко:

– Тебя не уйти от того, что уже в тебе. Ты – наш.

– Даже сейчас? – поинтересовался я. – Когда я побил, там внизу, ваших стражей и вообще челядь?

Она отмахнулась:

– Всего лишь человеки. Их не жаль.

Я вздохнул с облегчением:

– Ну и хорошо. Мне тоже таких не жаль, скажу честно, хотя в таком обычно не признаются. Все до свинячьего писка страшимся упреков в недостаточной гуманности. Ваша Мощь, вы чуточку недовольны из-за своего крестника, но он первый начал! Я только использовал свое конституционное право на защиту. Надеюсь, этот пустячок не помешает нам вести переговоры в сугубо деловой конструктивной обстановке к взаимной пользе. Я предлагаю вам вытянуть руки вперед, мне надо их связать, так принято. Это даже красиво, уверяю вас, и очень женственно. Вас объявим пленницей, а там святая инквизиция милостиво рассмотрит ваше дело. Уверяю, у нас очень справедливый суд! И совсем не горячий огонь…

Она поднялась, прекрасная и величественная, как олицетворение мирового Зла.

– Я никогда не понимал, – пожаловался я, – почему наибольшее зло мы видим не в чудовищах, пусть самых отвратительных, а именно в безупречно прекрасных женщинах? Вы прекрасны, Ваша Темная Мощь! Прекраснее вас нет на свете особи другого пола, вида, рода и, может быть, даже класса…

Настолько прекрасна, добавил про себя, и настолько безупречна, что просто отвратительно и ужасающе.

Не слушая, она рассматривала меня со злым удовлетворением.

– Я даже сейчас все еще хотела бы тебя использовать…

– Ваша Мощь, – поспешно вскликнул я, – хоть сейчас!.. Хоть я и малость вспотел…

– Но ты слишком много причинил вреда, – закончила она. – Очень много. Не здесь, там.

– Разве много? – удивился я. – Обижаете, Ваша Мощь! Я вообще то еще и не начинал как следует…

– И не начнешь, – сказала она. – Ты все еще думаешь, что сам пришел? И что сможешь что-то…

– Не сам, – согласился я, – меня конь привез. Всего один вопрос: сможете ли назвать причину, по которой я бы вас отпустил? Скажу заранее, как уже говорил там внизу только что, я считаю женщин такими же людьми, как и мужчин, со всеми правами и обязанностями. А это значит, никаких скидок на слабый и все такое пол.

Она расхохоталась.

– Какой наглец!.. Такие просто редкость. Но ты не учел одну вещь…

– Какую? – спросил я.

Она выпрямилась, надменная и прекрасная, взглянула с особенным холодным высокомерием.

– Я не колдунья, – произнесла она, – которых ты мог убивать одним щелчком. Не волшебница и не чародейка, это все мелочь…

– А кто вы?

Его губы изогнулись в жестокой усмешке.

– Я – фея. Это значит, я вообще не человек… Ты это не учел.

Она вытянула в мою сторону руки. Воздух вокруг нее заблестел сильнее, а кисти рук, к моему ужасу, стали накаляться, словно железо в горне на раскаленных углях, побагровели, покраснели. Я напрягся и обреченно ощутил, что моя защита в самом деле может оказаться не совсем пригодной.

Все тело мое сковало холодом, я пытался дернуться, но не получилось, и неизвестно, как долго продлится это странное оцепенение…

В спину толкнула волна упругого воздуха. Едва слышно прошелестели крылья. Донесся приближающийся женский крик, в котором столько безнадежной мольбы и отчаяния:

– Нет!.. Сестра, не делай этого!

Иллариана пролетела мимо с такой скоростью, что упала на колени, ударившись о каменный пол. Крылья исчезли, когда она стала их складывать на спине.

Я не успел охнуть, как она вскочила и загородила меня своим хрупким телом. Темная Фея всмотрелась в нее, медленно опустила руки. На искаженном злобой лице проступило нечто вроде удивления.

– Этого, – произнесла она изменившимся голосом, – не может быть… Просто не может…

– Это я! – вскрикнула Иллариана. – Ты не могла меня забыть… совсем.

Темная Фея покачала головой.

– Но ты же… Тебя схватили менгры! Они не могли тебя оставить в живых! Они убивали нас всегда…

Иллариана сделала шаг вперед, протянула руки.

– Они сделали хуже, – сказала она жарко и в то же время умоляюще, – чем убили. Зная, как страшимся воды, привязали к железной глыбе и сбросили в океане в самом глубоком месте. Ты не представляешь, какая там темнота и как там ужасно!.. Меня вытащил оттуда этот благородный рыцарь, которого ты хочешь убить.

Темная Фея сказала резко:

– Не поверю! Ни один человек не может опуститься на океанское дно!

Иллариана сказала быстро:

– Здесь гремели войны, ты знаешь. На месте гор возникали озера, а на месте озер – горы. Самое глубокое перестало быть глубоким и вообще придвинулось к берегу. Астроанна, это я, твоя сестра!

Темная Фея покачала головой:

– Уже нет. Я давно отыскала, как отомстить лунному народу. Они погибли такой страшной смертью, что душа моя ликовала!.. И я ощутила вкус жизни, вкус побед, вкус власти!

Иллариана вскрикнула жалобно:

– Что ты говоришь?

– Ты слышала, – ответила Темная Фея жестоко. – Забирай это… существо. Я переступила через себя и пощадила его, раз уж оно тебе помогло. Но пусть скроется от меня и страшится моего гнева. Попадется на глаза второй раз… умрет. Страшно.

Она улыбалась жестоко, во всем облике такая ненависть, злоба, похоть, что я содрогнулся, будто вишу на одной руке над пропастью.

Иллариана попятилась, взяла меня за руку. Оцепенение начало покидать мое тело.

– Уходим, – сказал я тихо. – Это уже не сестра тебе.

Она вскрикнула жалобно:

– Сестра!

Темная Фея искривила рот в жестокой гримасе.

– Смертный прав. Я ощутила сладость власти, сладость темных сил, я порвала с нашим племенем жалких мечтателей. Меня зовут Темной Феей, потому что я, да – Темная!.. И силы мои темные, настоящие, разрушительные, сладостные… Уходите! Уходите оба. Иначе я уничтожу вас обоих… Уходите, пока я вас щажу.

Я буркнул:

– Ага, расплачусь от счастья.

Ее лицо вздрагивало и кривилось, руки дергались, злая улыбка превратилась в чудовищную гримасу, а в уголке рта показалась пена.

Я ухватил Иллариану за руку, сжал крепко и потащил прочь. Иллариана жалобно плакала, а вдогонку звучал крепнущий хохот Темной Феи.

Когда мы были уже на середине лестницы, далеко наверху взметнулось черное пламя, раздался грохот.

Иллариана пыталась остановиться, упиралась, я безжалостно тащил из башни.

Она вскрикнула потерянно:

– Ей там плохо!

– Она счастлива, – возразил я. – Думаешь, хорошо только хорошим людям?.. Злодеи еще как бывают счастливы!

Граф Гатер, Стерлинг и барон Уроншид ахнули в один голос, когда дверь распахнулась и мы с Илларианой выбежали в солнечный мир. Волосы Илларианы рассыпались и крупнолоконно вьются следом за нею роскошными волнами. Она и мне показалась настолько прекрасной, что когда обалдевший барон, сам не зная, что делает, преклонил колено, я даже не удивился.

Граф Гатер едва-едва выдавил:

– Вы сказали… что скоро вернетесь…

– Но не сказали, – добавил граф Стерлинг, – что не одни…

Гатер сказал с мукой:

– Это же сэр Ричард!.. Почему я послушался и не пошел с ним?.. Я же солиднее и вообще…

Барон спросил с восторгом, глядя на Иллариану снизу вверх, как на Пречистую Деву:

– Это и есть… фея?

– Да, – ответил я, взглянул на Иллариану и поправил себя: – Только не та, а ее сестра. Младшая.

– Младшая всегда красивее, – сказал граф Стерлинг с видом знатока лошадника.

Гатер сказал ему, не отрывая восхищенного взгляда от опечаленной и смутившейся Илларианы:

– Юноша совсем не разбирается в женщинах.

– А кто в них разбирается, – ответил тот.

– Но это же светлая фея!

– Да все они… гм… до поры до времени.

Бобик ринулся навстречу, вместе вернулись к Зайчику. Тот раздувал тревожно ноздри, бил в землю копытом и потряхивал гривой.

Я забросил Иллариану в седло, рыцари завороженно смотрят не на меня, а на женщину.

– Возвращаемся! – прокричал я. – И быстро.

Стерлинг сказал бодро:

– А мы тут только начали по праву победителей…

– Кто не успел, – сказал я, – тот опе… опоздал. Темная Фея может выглянуть в окно! Вдруг не понравится, что увидит?

Рыцари посерьезнели, метнулись к коням. Связанная предводительница охраны осталась посреди двора обнаженная и распятая на земле. Она свирепо сверкала глазами нам вдогонку, но рот умело заткнут кляпом, руки и ноги привязаны к вбитым в землю колышкам.

Граф Стерлинг лихо вскочил на коня и крикнул:

– Не скучай, красавица! Родится мальчик – назови Вестготом.

Граф Гатер, торопясь, уже погнал своих подальше от красного, словно раскаленное в огне железо, замка. Иллариана вздрагивала за моей спиной, прижималась, спросила невпопад, хотя я видел, что ее мысли заняты другим:

– Почему Вестготом?

– Чтоб никому не было обидно, – пояснил я. – Иллариана, как ты решилась?

Она вздрогнула, ее тонкие руки обхватили меня, она прошептала на ухо в полном отчаянии:

– Я просто сошла с ума…

– Я тоже, – признался я. – Тебя не было, я почти свихнулся. Чем бы себя ни занимал – ты всегда перед глазами. А ночами я тебе доказывал, что я все-таки не то чудовище, которое ты во мне видишь.

Зеленая долина неслась навстречу и бросалась под копыта, исчезая сзади, а впереди уже небольшой лес, справа ровная пустая котловина, словно оттиск исполинского котла, слева далекий неровный вал гор, а дорога даже не виляет, в страхе мчится по прямой, только бы поскорее выметнуться из этого заколдованного места…

Я остановился, пропуская мимо наш рыцарский отряд, за которым двигаются тяжеловооруженные всадники. Доспехи у этих попроще, а вместо длинных копий длинные мечи грубой ковки, увесистые топоры, молоты, шестоперы.

На металле пурпурный отблеск жаркого южного заката, лица суровые, глаза смотрят вперед, никто не ропщет, что в такую жару приходится нести на плечах тяжесть стальных доспехов. Едут гордо, с достоинством, по посадке не отличишь от лордов. Это элита любого войска, в которой куется пополнение рыцарству, когда не по родовитости, а за подвиги и воинскую доблесть.

Кстати, надо будет подумать о системе наград, эти люди были уверены, что идут за мной на смерть. Такая верность должна поощряться и материально…

Я подал знак одному, он с готовностью придержал коня и отодвинулся вместе с ним в сторону.

– Тебя как зовут?

– Джон, ваша светлость. Просто Джон.

– Слушай меня, просто Джон. Вы уже заслужили награды. Скажешь всем своим, что в Гандерсгейме вас ждут земли и титулы. Пусть не думают, что все будет поделено только между знатными лордами!

Его глаза вспыхнули, до чего же люблю этих откровенных людей, у которых все на лицах всегда написано крупными и, главное, печатными буквами.

– Ваша светлость!

– Так и скажи, – проговорил я державно. – У нас впереди еще долгая дорога на пути чести и славы.

Он уловил мой милостивый кивок и пустил коня вскачь, догоняя своих. Я сделал вид, что осматриваюсь, хотя что тут осматриваться, но не показывать же всем, что останавливался ради разговора с простым воином, потом галопом пронесся вдоль растянувшейся колонны и догнал едущих впереди графа Гатера и барона Уроншида.

– Мы вроде бы возвращаемся другой дорогой?

– Ничуть, – заверил граф Гатер. – Просто срезали небольшой угол. Там река в это время года почти пересыхает, пройдем пусть не посуху, но стремена не замочим.

– Хорошо, – одобрил я. – Ночевать все равно придется под открытым небом.

Он всмотрелся, вытянул вперед руку.

– Не думаю. Видите?

Дата добавления: 2015-08-18