С мечтой о Volare

Тем не менее я был счастлив, когда приехал в Милан. У меня было ощущение, что я уже чего-то добился. Еще большую радость я испытал, когда меня вызвали в Рим, в Общество защиты прав авторов (SIAE), чтобы утвердить мои композиторские права. Поезд пересекал Апеннины, и тогда я в первый раз увидел горы, а затем, наконец, и столицу. Я никогда не видел ее прежде, кроме как на экране или в школьных книгах, поэтому был на седьмом небе от счастья и буквально, пожирал город глазами. Вот же он, только прикоснуться рукой! В ночь перед отъездом я не смыкал глаз от волнения.

В Сан-Пьетро-Вернотико, всего в двух километрах от моего дома, родился Доменико Модуньо. Его голос был новым, особым: он отличался от классических схем того времени. Он ворвался на эстрадный небосклон с Volare (Летать), а потом утвердился там с Ciao ciao bambina (Пока, пока, девочка) (На самом деле обе песни называются по-другому: первая – Nel blu dipinto di blu (Раскрашенный синим в синеве), вторая – Piove (Падает дождь) – Прим. пер.). После своих побед на фестивале в Сан-Ремо он вернулся в свою деревню, чтобы петь там на площади. Я был на этом выступлении. Невиданных размеров толпа встречала его как римского императора. То событие меня окончательно заразило.

«Если он это сделал, я тоже это сделаю!» - поклялся я себе. Внутри себя я выстроил геометрическую логику: «Есть три соседних деревни, которые образуют треугольник: Сан-Пьетро с Модуньо, Скуинцано с Николой Арильяно и Челлино с Альбано. Так будет. Не может быть иначе».

В доме у нас было радио, которое мой отец выменял на мешок зерна. У меня оно всегда было включено. Я слушал и пел песни той эпохи, «выступая» вместе с Клаудио Вилла, Аурелио Фьерро и Модуньо. Между тем снаружи, за дверью дома, собирались люди, и по окончании «концерта» они аплодировали. На голос мальчишки 10-11 летнего возраста уже тогда обращали внимание.

Когда мы работали в поле, моя мать пела оперные арии, а отец - народные песни Апулии. Для них это было облегчением их труда, для меня – приучением.

Мои родители решили, что я мог бы стать учителем, и готовы были пойти на любые жертвы, чтобы осуществить это желание. В первые три года учебы в средней школе я успешно оправдывал их надежды. Потом я поступил в училище в Лечче: ежедневно четыре километра на велосипеде, потом еще двадцать на поезде и столько же обратно.

Поезд «Юго-Востока»

Каждое утро в поезде, который нас привозил в школу, выполнялся особый ритуал: война плевков. Это было величайшее удовольствие.

На окраину Лечче почти одновременно приходят два переполненные учащимися поезда: один принадлежит Государственным железным дорогам (обычно он приходит быстрее), второй - «Юго-Востоку», частной компании, которая и сейчас работает, осуществляя перевозки между некоторыми городами на юге страны. Вагоны этой компании напоминали нам поезда Дикого Запада, которые мы много раз видели в кино. Поэтому и тех, кто в них ездил, мы называли пеонами.

Без десяти восемь мы, пассажиры Государственных железных дорог, начинали подготовку слюнных желез. При виде «поезда пеонов» (он всегда вынужден был замедляться, чтобы пропустить нас вперед), у нас вырабатывался странный условный рефлекс и в районе станции мы превращались в плюющихся андских лам.

«Задел…» «Попал!» «Ай…» «Да чтоб тебя…»

Это было похоже на морской бой. Мы почти всегда выигрывали, кроме тех дней, когда дул южный ветер сирокко: в этом случае было уместнее держать окна закрытыми, потому что ветер играл в пользу «пеонов». В дождливые дни было абсолютное перемирие, но мы все равно считали себя победителями, потому что были убеждены, что вода и так поступала во вражеские вагоны «Юго-Востока».

Начинались первые забастовки, провокации, и я обернул их в свою пользу, чтобы держаться подальше от скуки той тюрьмы, какой была для меня школа.

Учительница французского языка часто называла нас «грубой деревенщиной», подчеркивая свою «французистость» грубым грассированием.

Пеллегрино, учитель физики, был уверен, что человек никогда не сможет полететь на луну.

«Эх, ребята… сила тяжести: как мы ее преодолеем? Такое событие никогда не может случиться!» - и всегда наиболее убежденно подчеркивал «никогда».

Священник Антонио Наполитано, учитель религии, напротив, однажды нам сказал удивительно честную речь: «Вы никогда не думали, сколько вас в этой школе?». Ответом на его вопрос стало поистине религиозное молчание.

«Вы никогда не думали, что через несколько лет учителей станет больше, чем учеников?» - продолжил он. Наше молчание становилось все более религиозным. Дон Антонио был человек гигантских размеров, его глаза хамелеона могли смотреть одновременно на всех. Он показал пальцем на сидящего за первой партой ученика и спросил его: «Кем ты хочешь стать на самом деле? Механиком? Водопроводчиком? Строителем? Тогда начинай учиться этому завтра и научись делать это хорошо!»

Тот час религии стал для меня самым прекрасным уроком года.

Я хотел быть певцом. И я не закончил училище: второй курс я закончил плохо и мой отец сказал: «Перед тобой есть большое будущее - на поле». Я настаивал: «Я должен уехать отсюда, мой мир – это музыка».

Дата добавления: 2015-08-18