Элегия Эле

Как-то школьной осенью печальной,
от которой шел мороз по коже,
наши взгляды встретились случайно -
ты была на ангела похожа.
Комсомольские бурлили массы,
в гаражах курили пионеры.
Мы в одном должны учиться классе,
собрались на встречу в школьном сквере.
В белой блузке, с личиком ребенка,
слушала ты речи педагога.
Никого не слушал, думал только -
милый ангел, что в тебе земного.
Миг спустя, любуясь башмаками,
мог ли ведать, что смотрел
моими школьными и синими глазами
Бог - в твои небесно-голубые.
Знал ли - не пройдет четыре года,
я приеду с практики на лето,
позвонит мне кто-нибудь - всего-то
больше нет тебя, и всё на этом.
Подойти к окну. И что увижу? -
только то, что мир не изменился
от Москвы - как в песенке - и ближе.
Все живут. Никто не застрелился.
И победно небеса застыли.
По стене сползти на пол бетонный,
чтоб он вбил навеки в сей затылок
память, ударяя монотонно.
Ты была на ангела похожа -
как ты умерла на самом деле.
Эля! - восклицаю я. - О Боже!
В потолок смотрю и плачу, Эля.

1994, октябрь

"Уток хлебом кормила с руки…"

Уток хлебом кормила с руки -
так проста - у холодной Невы.
Было, кажется, пасмурно и
так ей холодно было - увы.
Отражались в воде облака,
падал снег, и казалось иным -
белых ангелов кормит она -
с грустью ангельской - хлебом своим.
Так пройдут за годами года,
и, быть может, - безмозглый дурак -
в октябре я случайно туда
забреду и увижу: все так
же грустна, молода и проста -
кормит карликов-ангелов - ах.
Очарован, не брошусь с моста,
но умру у нее на руках.

1994, октябрь

"Я скажу тебе тихо так, чтоб не услышали львы…"

Ибо я надеюсь вернуться

Т.-С. Элиот^[16]

Я скажу тебе тихо так, чтоб не услышали львы,
ибо знаю их норов над обсидианом Невы.
Ибо шпиль-перописец выводит на небе "прощай",
я скажу тебе нежно, мой ангел, шепну невзначай.
Все темней и темней и страшней, и прохладней вокруг.
И туда, где теплей, скоро статуи двинут - на юг.
Потому и шепну, что мы вместе останемся здесь -
вся останешься ты и твой спутник встревоженный - весь.
Они грузно пройдут, на снегу оставляя следы.
Мимо нас навсегда, покидая фасады, сады.
Они жутко пройдут, наши смертные лица презрев, -
снисходительны будем, к лицу нам, милая, гнев.
Мы проводим их молча и после не вымолвим слов,
ибо с ними уйдет наше счастье и наша любовь.
Отвернемся, заплачем, махнув им холодной рукой
в Ленинграде - скажу - в Петербурге над черной рекой.

1994, октябрь

"Мой друг, так умирают мотыльки…"

Мой друг, так умирают мотыльки -
на землю осыпаются, легки,
как будто снегопад в конце июля.
За горсточкою белой наклонись,
ладонь сожми, чтоб ветерком не сдуло
обратно наземь, а, отнюдь, не ввысь.
Что держишь ты, живет не больше дня,
вернее - ночи, и тепло огня
всегда воспринимает так буквально.
Ты разжимаешь теплую ладонь
и говоришь с улыбкою прощальной:
"Кто был из вас в кого из вас влюблен".
И их уносит ветер, ветер прочь
уносит их, и остается ночь
в руке твоей, протянутой на встречу
небытию. И я сжимаюсь весь -
что я скажу тебе и что отвечу
и чем закончу этот стих - бог весть.
Что кажется, что так и мы умрем,
единственная разница лишь в том,
что человек над нами не склонится
и, не полив слезами, как дождем,
не удостоит праздным любопытством -
кто был из нас в кого из нас влюблен.

1994, октябрь

Дата добавления: 2015-08-05