Апреля. Погода идеальна для работы и я впахиваю как ниггер до вечера

Встаем в 7 утра. Раньше чем на работу, седня у нас рабочий день приказом дирехтура, но я на него забиваю. Надо помочь на даче.

Погода идеальна для работы и я впахиваю как ниггер до вечера. Отрыл свой старый бомбер М-1, весь прожженый, понтовая куртка. В ней и работаю. Вне моды. Таскаю воду с родника, копаю, корчую, таскаю. Становлюсь из человека обезьяной:). Укопанный, но несгибаемый стал готовицца ко сну.

Посмотрел матч кумиров с Аналией. Долго плевался. Каждый раз, прекрасно понимая, что за неделю игран е может кардинально изменицца, я все равно иду на стадион или к тиви с затаенным ожиданием чула: а вдруг? покажут игру, мысль футбольную и все такое… но нет….. впрочем мячик закатили джигитам, и то не благодаря нашей игре, а скорее недостаткам игры анальцев.

Вечером родители ушли к соседям жарить курицу на вертеле и общацца, я же погулял, посмотрел телек, посмотрел во дворе на звезды и послушал ночные звуки, и пошел спать.

На платформе лежал бычок. Я поднял и понюхал. Ява, табачок дрянной, наверное хозяин предпочитал вариант в мягкой пачке. Достал фиолетовый крикет, прикурил и затянулся поглубже, с наслаждением выпуская вонючий дым из носа.

Засунул розу под бомбер и застегнулся. Плюнул и случайно попал на кроссы, слюна стекает по желтым шнуркам. Настроение сразу упало. Вытер рукавом. Выбрасываю бычок и захожу в собаку.

Это была особенная собака, и я знал — ехать надо именно на ней. Светло-серая снаружи, внутри она так же серых оттенков, все — пол, потолок, сиденья. Длинная, чертовски длинная псина. Народа немного. В основном кузьмичи и просто мутного вида люди, но мелькают и конские щщи, как и должно быть. Многие на цветах, как и я.

Прохожу через пару вагонов и сажусь неподалеку от компании ребят казуального вида. Они дружелюбно смотрят на меня. Выхожу пару раз покурить. Стаю в тамбуре, рядом еще несколько коней, курим и заряжаем наши кричалки. Отзываецца народ во всей собаке — прикольное чувство.

Вдали показываецца платформа. Она забита народом. У меня нехорошие предчувствия. Платформа все ближе. Парень в бежевой куртке рядом с улыбкой что-то кричит своим корешам в вагон. Я всматриваюсь в даль, в стремительно растущий в окне контур. Собака начинает тормозить. Слышны крики с платформы. Рев. Толпа жаждет крови. И я узнаю этот заряд. 'КРАСНО-БЕЛЫЕ!!!!!!! 'Пиздец!!!Это полный пиздец. Я в панике. Сейчас нас убьют, бля, да какого болта никто вокруг даже не шевелицца??????И больше половины ребят в собаке — не бойцы, это видно любому врубному челу.

Страх внутри уже перерос разумные пределы, все цепенеет и мозг лихорадочно ищет выход. Собака длинная. Надо бежать в конец, он не уместицца на платформу и занимать там оборону, в глухом тупике конечного вагона. Парни рядом уже пропалили мазу и тупо застыли, на их лицах страх.

''Бежим' — ору я — 'За мной' и в состоянии, близком к истерике, срываюсь. Собака уже тормозит, за окнами бушует море перекошенных ненавистью лиц. Мы несемся сквозь собаку, снося двери телами и рвя дверные ручки, срывая ногти до мяса. К нам присоединяюцца некоторые, кто-то остаецца на местах с тупым недоумением взирая на наш стремительный бег. Собака затряслясь и наполнилась оглушительным ревом. Сипец. Я понимаю — в нее ворвались вражеские хулиганы. Мы пробегаем мимо конца платформы, сбоку пути, но двери закрыты и спрыгнуть на них мы не можем. Взгляд за спину. Бегущие люди, оторванные и летящие куски обивки и лавок, звон вылетающих стекол и дикий нечеловеческий крик. Кого-то топчут в проходе. Воздух пронизан страхом, это даже не паника — это уже за пределами человеческого сознания, мы все на голых инстинктах. Тупик. Нас около 20 рыл. В трех вагонах от нас в нашу сторону двигаецца могучее ревущее нечто, разносящее все на своем пути. Первые фигуры уже материализуюцца в нашем вагоне, они лишь предвестники, основная сила обрушицца на нас чуть позже. Трое коней становяцца в стойку в проходе, плечами отталкивая раздвижные двери. Через 2–3 минуты масса достигнет нас.

Сзади меня выносят нахер стекла в окнах, они узкие, но протиснуцца можно и парни сливаюцца в них.

Быстро. Первых набежавших стоящие в двери встречают ногами и они отлетают, проход слишком узок. Минута. Остаюсь только я, еще один стос, которые застревает и пыхтя пропихиваецца и та же тройка в дверях. Они знают свое дело и зачем они остались. В дверях жестокий махач, но настоящий беспредел еще не докатился до нас. Под ногами перекатывецца пустая пивная бутылка, я хватаю ее, разбиваю об стальной носок гриндера. Коней в дверях уже двое. Я подскакиваю и бью розочкой в несколько лиц из-за их спин, выбирая момент, полосую всех до кого могу дотянуцца, пропарываю одному щеку от челюсти до глаза, он с воплем закрывает лицо руками, меж пальцев брыжжет кровь. Помог приобрести ему особую примету. Еще один украшенный мною мужчина. Я чувствую себя крысой, загнанной в угол. Мы яростно прыгаем на них и толпа откатывает. На пару секунд. Нам пиздец. ПИЗДЕЦ. Избитый армеец уже не встает. 'Беги' — орет мне один из оставшихся. Я не корчу из себя никого, швыряю розочку и бегу в тамбур. Вот она, заветная щель. Я прыгаю в нее с разбега и буквально продираюсь сквозь нее, ломая ребра, падаю вниз, больно бьюсь об шпалы, но вскакиваю и бегу настолько быстро, насколько могу.

В момент падения я слышу мощный удар, сотрясший состав — это ревущая стихия докатилась до тамбура и, перемолов все на своем пути, остановилась. Все. Я цел. ЦЕЛ. Заряд, ненавистный заряд несецца мне в спину, но никто меня не пытаецца догнать и я спокойно забегаю в лес. Никого нет. Где же все???

Иду через лес и выхожу на дорогу. Поднимаю руку. Первая же тачка останавливаецца. Дед на старой шестере.

– 'До ближайшей платформы или автовокзала подкинешь? Очень надо'

– 'садись'

Дед ехал медленно, чертовски медленно. Я попросил поторопицца. Не наглея, но достаточно жестко. Я опаздывал. Заезжаем в какой-то насел. пункт. Подьезжаем к вокзальной площади и я мертвею. Повсюду кучи тех самых парней, разнесших все и вся. Сюда они и ехали, мне сейчас это понятно как никогда, а мне надо уносить ноги отсюда, и поскорее. Выскакиваю из машины и иду к стоящему неподалеку непонятному служебному басу, стараясь ни на кого не смотреть. Это единственный транспорт на площади, в здание вокзала заходить нельзя, предчувствие у меня четкое и сомнению не подлежащее. Водила едет в Москву по каким-то своим делам. меня берет за 150 рублей, хотя ему это почему-то запрещено. Болт с тобой. Даю денег. И сажусь. Залезает еще кто-то, я не могу разглядеть лиц. Едем.

Кадр в минус. Я сплю. Смена кадра. Я смотрю на пол. Ищу взглядом бычок — чертовски хочу курить. Наш автобус едет по путям. Почему-то. Бычка все нет. Вдали контур Ярославского вокзала. Мы близко. Я поднимаю взгляд — бас стоит. Нас трое — я, водила лет сорока и девчонка чуть старше меня.

– 'Там стена. Мы не проедем по шпалам. И не пройдем. Надо идти через склады, да только оттуда никто еще не выходил'

Я хочу спросить что там, но язык меня не слушаецца и я кое-как мычу — 'пойдем'.

Мы идем сквозь склады. Залезаем на какую-то крышу и идем по них. Пусто. Грязно. Тихо. Ни человека. Страшно. Только мы втроем. Промзона, ей нет конца. Земля все ниже, мы все выше. Мы идем, очень долго идем. Здесь отовсюду веет жутью и безысходностью. Это место высасывает из меня все силы. Иногда мы о чем-то разговариваем. Неважно. Мы обречены.

Движение. Через три крыши от нас на улице вижу движение. Машины, люди. Можно сьехать по крыше, но она слишком крута и слишком высоко — я разобьюсь. Страшно.

Мои спутники расходяцца в стороны в поисках выхода, и тут я вижу лестницу в низ, в бетонный глухой дворик, из него за углом должны быть ворота на эту улицу, где жизнь, я вижу их край. Перелезу, не вопрос. Спускаюсь вниз. Ступаю на дворик. Иду к повороту. И тут появляюцца ОНИ. Грязные, вонючие, с уродливыми лицами, они внушают мне ужас. Они идут ко мне отовсюду.

Проходящий мимо ободранный человек спрашивает — 'Ты один? Сколько вас' 20. НЕт, 30. Сейчас подойдут, они рядом. 'Врешь', смееца он, Я здесь уже 4 года, я был таким как ты. и ты таким станешь'. Они рядом. Хватают меня. Шепчут — 'ты наш'.

Я ору от ужаса и луплю их по рукам, бью во все сторону и рвусь к воротам. Бегу. Хватаюсь за решетку.

Вот они люди, я что-то им кричу. Кажецца, 'помогите'. Но они идут мимо, машины едут по своим делам и всем на меня насрать.

Десятки грязных рук отрывают меня от решетки.

Свет и звуки врываюцца и все тускнеет и расплываецца, сьеживаецца и чернеет, как картинка, фотография, брошенная в огонь и пожираемая пламенем…

– 'САШ, ИДИ ЗАВТРАКАТЬ, Я КАШУ ПРИГОТОВИЛА. ПРОСЫПАЙСЯ, СОНЯ!

''Да, мам. 'Я встаю, одеваюсь и иду на улицу. Курить хочецца страшно. Четкий сон, я запомнил все, до деталей. Интересно, к чему он… Мыслей много. Вот так иногда и думай, чего же мне хотело этим сказать подсознание, мое второе Я… А впереди еще один день работы. Опять таскаю воду с родника, копаю, корчую, таскаю. Становлюсь из человека обезьяной. Вечером едем в Москву. На машине, слава кому-то там…

Седня мне очень не хочецца ехать куда-либо на собаке…

Дата добавления: 2015-08-05