в которой юнцы занимаются государственными делами, а зрелые мужы приближаются к осуществлению чисто юношеской мечты

— Ну вот, я надеялся, что повезет, — сказал Пистон Девятый. — И повезло… Еще одна убийственно сбывшаяся мечта. Еще одна загадочная история любви.

— Отчего же загадочная? — сказал Ироня. — Все части этой загадки у меня, да только нет ни малейшего желания их складывать… Пусть уж люди сами…

К собеседникам подковылял боцман Баррахлоу.

— Ваша светлость, я узнал! Я ее узнал!

— Вот видите, сир, — сказал Ироня. — Еще один… Боцман, я велел вам держать язык за зубами?

— Так точно, ваша светлость.

— Вот и держите. А еще лучше — убирайтесь подальше от континента, куда‑нибудь на теплые острова. Не то в следующий раз я вас все‑таки повешу.

— За что вы так беднягу? — спросил бонжурский король, когда испуганный пират со всей возможной скоростью удалился от них.

— Он нарушил слово, которое дал совсем недавно…

— Вы в самом деле считаете, что мы правильно поступили, похоронив наших несчастных друзей именно здесь?

— Такова была воля сыновей. И спорить я не смог. Я не знаю этих парней, и я их, признаться, боюсь. Во всяком случае, побаиваюсь. Их природная натура отныне отравлена разумом, и остается лишь уповать на лучшее.

Бонжурский король и посконский шут стояли на склоне у развалин Чизбурга, на том самом месте, где когда‑то отчаянные рыцари собирали цветы, выросшие на крови.

Колдовство кончилось, и руины снова стали руинами. Люди вовремя успели покинуть их.

— Знаете что, Эйрон, — сказал Пистон Девятый. — То, что говорил там эльфийский выродок, — чистая правда. Я был бы рад избавиться от номинального наследника и усыновить одного из наших сироток. Ведь они еще несовершеннолетние! Вы можете объявить себя их опекуном…

— Вы еще скажите — регентом, сир. Эти сиротки сами кого хочешь усыновят…

К ним подошла рыдающая принцесса Изора.

— В чем дело, дитя мое? — бонжурский король в любых обстоятельствах не мог не утешить красивую девушку.

— Они… Не хотят…

— Чего не хотят? — изумился король.

— Не хотят жениться… Говорят, что уже умные… Что я отсталая… Что бесприданница…

— Что делать, дитя? — беспомощно развел руками Пистон Девятый, и его виконт дю Шнобелле уныло повис. — Недаром же пела старая ведьма: «Жениться по любви не может ни один король». Впрочем, я могу вернуть вам великое герцогство Мезантийское, восстановить его в прежних границах…

— Спасибо, ваше величество, — сказала принцесса. — Это после того, как меня почти пятьсот лет по ярмаркам таскали? С такой репутацией?

— В Посконии о вас слыхом не слыхивали, — сказал Ироня. — Вы можете поехать со мной. Я одинок и не стеснен в средствах…

— Ага, и каждый день видеть этих… Этих… — и принцесса опять заревела в голос. — Они были такие… Один такой хороший… Другой такой плохой… А эти… эти… Они НИКАКИЕ!

— Ну а дон Ка… то есть дон Раймундо — чем он плох? Красив, умен, учен, учтив, отважен, находчив… Тем более вы его расколдовали, он будет вам благодарен по гроб жизни… — сказал Ироня.

— Да? И по гроб жизни плодить нищету, дожидаясь, покуда он получит свое алхимическое золото? Вы бы мне еще этого неталийского братана присоветовали. «Сестра наша Изора, не сходить ли тебе на панель ради подогрева братьев наших узников?» Спасибо. Черный мальчик, конечно, неплох, но он уже помолвлен с какой‑то там дочерью ювелира. Ее, разумеется, можно отравить, но осадок‑то останется! И вообще, я их, арапов, знаю: чуть что не по нему — задушит…

— И съест, — добавил Ироня, надеясь развеселить Изору, но она не поняла.

— И съе‑ест… — повторяя это, она пошла прочь по склону.

— Подумать только — сказал Пистон Девятый. — Кажется, совсем недавно, вот здесь, в павшем Чизбурге, я держал в руках судьбы целого континента, а сейчас не могу решить судьбу одной‑единственной девчонки, пусть в ней даже полно древних предрассудков.

— Мы уже ничего не решаем, — сказал Ироня. — И Стремглав, мир его памяти, уже ничего бы не решал, уверяю вас. Вы заметили, сир, как грамотно эти ребята все организовали — от похорон до связи? И в Плезир, и в Столенград уже отправлены курьеры с соответствующими распоряжениями. Обе армии войдут в Немчурию, усмиряя поднявших голову герцогов. Боюсь, что новые Тихон и Терентий скорей найдут общий язык с вашим наследником, сир, нежели с вами.

— Тогда мне конец, Эйрон. Тогда я и дня не проживу. Но… формально ведь все было сделано от моего имени?

— Молодежь не любит формальностей, мой добрый Пистон… Боюсь, мне тоже не найдется места в новой Посконии. Пожалуй, зря я был так резок с боцманом.

Снова подбежала принцесса Изора — уже веселая.

— Ура! Дедушка‑пират повезет меня на остров, где зарыто много‑много золота!

— Ну‑ка, зови сюда своего дедушку…

Бен Баррахлоу вернулся не один. С ним были и дон Раймундо, бывший конь, и мессир Брателло, даже афробонжурец Мбулу Пропаданга.

— Бен, — сказал Ироня. — Мы тут с их величеством посовещались и решили плюнуть на старую Агенориду с ее жуткими тайнами. Что вы, старый моряк, можете нам посоветовать?

Боцман задумался.

— Вот тут у меня на деревяшке вырезана одна старая карта, но очень приблизительная, — сказал он, — Золота на этом острове больше, чем у Кавтиранта Багрянорожего и у султана Салоеддина, вместе взятых…

— Я с вами, — сказал дон Раймундо, и человеческий голос у него был совсем другой. — В родном городе мне места нет. Я буду считаться там бродягой‑неудачником. А где сокровища, там и древние рукописи. Я еще совершу свое собственное Великое Дело и посчитаюсь с доном Хулио Тебенадо в астральных сферах.

— Я с вами, — сказал Мбулу Пропаданга. — Оказывается, в этой проклятой Бонжурии — пардон, ваше величество — можно иметь только одну жену. Да и ту бе‑елую, как мертвец. И зимы у вас холодные…

— Я с вами, — сказал мессир Брателло. — Фонд наш разворован, лучшие из братьев погибли, брат Джузеппе поет под окнами богатеев ради нескольких сольди. Да и едва ли кто лучше меня сможет поделить найденное сокровище по совести, братья мои!

— Хм, — сказал Пистон Девятый, король Бонжурии. — Я еще не стар, прекрасно владею мечом, умею строить осадные машины и поднимать людей в атаку. Дома меня ждут злоба, интриги, скорая смерть. Так чего я там забыл? Я знаю, боцман, что стрижанцы невысокого мнения о бонжурском флоте, но все же какой корабль вы бы предпочли? Покуда печать еще со мной, я немедленно подпишу королевский указ о пиратском захвате этого судна.

Ироня расхохотался.

— Над чем смеетесь, граф? — спросила принцесса Изора, уже воображавшая себя пиратской королевой.

— Над тем, дорогая, что из одной истории неизбежно вырастает другая, и так без конца, хотя все они об одном и том же…

— Странно, граф, но ведь все истории — разные!

— Нет, моя милая, все истории об одном и том же.

— Так о чем все‑таки?!

— О любви и смерти, прекрасная Изора, о любви и смерти — о чем же еще?

ЭПИЛОГ

Это были неплохие люди — красивые, веселые, смелые, Но они забыли о том, кто спасал их не раз и спас в последний раз. … Маленький Василек очнулся под развалинами Чизбурга. Левое крылышко придавило тяжелым камнем.

Он попробовал кричать, но скоро понял, что наверху уже никого нет.

— Эх, что же вы… Василиска забыли… — заплакал он.

После долгих усилий крылышко удалось освободить. В луже оказалась вода из колдовского котла, она быстро помогла восстановить силы.

Василек огляделся. Здесь можно жить. Дон Кабальо говорил, что настоящему василиску и нужно жить в таком месте. И питаться крысами, чтобы вырасти большим и сильным.

Ловить крыс будет легко. Они сами приползут на его жалобный писк. А отползти уже не смогут.

Он будет есть крыс. Он будет расти. Пройдет год, два, двести, пятьсот лет — пока Василек наконец не почувствует, что настала пора напомнить о себе неблагодарным людям.

О нет, он не будет злобным и мстительным. Он выше этого.

Он не станет своим дыханием превращать в огненные шары полицейские вертолеты, не будет терзать когтями роскошные тела кинозвезд, не станет сшибать могучим хвостом небоскребы. Он не такой. Он добрый.

Человечество ждет счастливый конец.

Красноярск‑Санкт‑Петербург, 1999‑2001 г.

Дата добавления: 2015-08-03