Учение о врожденных способностях как обоснование свободы и равенства

Наличие врожденных способностей у человека является центральным тези­сом Хомского, ведущего полемику как с советскими «марксистами», так и с аме­риканскими бихевиористами, в доктринах которых поведение человека рассма­тривается как результат навыков, создаваемых дрессировкой. Выступая против сторонников более или менее утонченных моделей «раздражение — реакция», Хомский утверждает, что люди наделены равными врожденными способностя­ми. Поэтому существует «универсальная грамматика», ее механизмы встреча­ются во всех языках: человеческий разум (мозг) обладает логическими и счет­ными способностями, которые одинаково проявляются в различных языках. Эта концепция порывает с той точкой зрения, которая долгое время была господст­вующей и рассматривала язык как систему интериоризованных навыков, как набор приобретенных установок, позволяющих реализовать определенные виды поведения после соответствующей тренировки и обучения. (У Соссюра язык в

Gellner E. Spectacles and predicaments. P. 148—163.

Человек — общественное животное

противопоставлении слову часто выступает как разновидность коллективного сознания на манер Дюркгейма, современника Соссюра.) Несмотря на фонети­ческие, семантические, реже синтаксические различия, языки идентичны в своих базовых структурах, соответствующих универсальной грамматике. Так, по утверж­дению Хомского, категория падежей (именительного, винительного, дательно­го, творительного) является универсальной, несмотря на то, что специфические голосовые метки падежей существуют лишь в некоторых языках (например, в латинском). Хомский показывает, как в испанском языке, где нет флексий, ука­зывающих на падежи, последние тем не менее обозначаются как бы «в обход» — с помощью предлогов. Таким образом, отличные друг от друга поверхностные структуры различных языков являются производными от единой структуры, определяемой универсальной грамматикой: переход от глубинной структуры к поверхностной происходит на основе автоматической реализации принципов универсальной грамматики в соответствии с параметрами и лексикой, свойст­венными каждому языку.

Процесс освоения того или иного языка не должен описываться как процесс овладения языком на уровне ребенка, а скорее как процесс применения ребен­ком принципов универсальной грамматики к специфическому языку его окру­жения. (Это применение не подчиняется никакому хорошо известному прави­лу; универсальная грамматика не поддается осознанию и интроспекции, как и другие сложные механизмы, как, например, механизмы синтезирования ощу­щений в восприятие посредством деятельности ума/мозга.) Обучение языку не есть некое действие самого ребенка, а нечто, что происходит с ним, когда он находится в адекватной среде, богатство которой само по себе приводит к до­стижению результатов (так, визуальные рецепторы меняются под воздействием особенностей среды, но человеческое зрение обладает рядом врожденных спо­собностей, таких, как способность идентично воспринимать перемещающуюся форму, например, воспринимать как окружность вращение круга, который пер­воначально расположен перпендикулярно к оси зрения, а затем начинает вра­щаться).

Итак, язык связан со способностью к логическому счету, присущей челове­ческим субъектам, что является врожденным (в отличие от приобретенного) свойством, а не результатом заимствования субъектом какой-то модели вер­бального поведения. Это проявляется, в частности, в том факте, что дети про­изводят высказывания, предполагающие манипулирование грамматическими категориями, не обозначенными голосовыми метками, но связанными с рабо­той разума/мозга. Способность пользоваться языком поэтому не является ре­зультатом психосоциальной конструкции, где создание навыков производи­лось бы самой средой с опорой на способность человеческого субъекта к обу­чению в целом; в свете тезисов Хомского о врожденных способностях челове­ка среда выступает в большей степени в роли стимулятора, благодаря которо­му задействуются врожденные установки, нежели в роли источника информа­ции, моделирующей субъект.

В этом смысле обучение не является ни выработкой условного рефлекса, ни созданием нового механизма, ни передачей существующих знаний. Оно высту-

ЧАСТЬ I. Институт политики

пает скорее, независимо от применения той или иной педагогической техники, как трансферт платоновского типа, когда жажда знаний, которую учитель про­буждает у субъекта, приводит к возникновению знаний. Хомский прямо связы­вает свою теорию обучения со своими политическими взглядами: пробуждение жажды знаний у ученика аналогично участию всех граждан в принятии решений в демократическом обществе, которое не должно основываться на присвоении некоей элитой господствующей позиции, исключающей контроль граждан над гражданским обществом и государством.

Научные формулировки и политические выводы лингвистической теории Хомского, следовательно, представляют собой радикальный вариант доктрины врожденных способностей. Для него врожденность является не только свойст­вом языка, делающим сознательные факторы малоубедительными для понима­ния механизмов овладения языком, но она распространяется и на другие сферы познания, даже если они основаны на иных принципах. В конечном счете ока­зывается, что «фундаментальные аспекты нашей умственной и социальной жизни, в том числе и язык, формируются не воспитанием и еще менее обучением по­средством приобретения опыта». Хомский сознательно вводит в политическую дискуссию свой тезис, согласно которому люди, в сущности, формируются не окружающей средой, а детерминируются свойствами человеческой природы, особенно потому, что этот тезис противостоит марксизму, по крайней мере в тех его версиях, которые подчиняют человека среде, а затем и политической власти, призванной преобразовать эту среду, чтобы создать нового человека. Хомский выступает как приверженец «анархо-социалистическои» традиции, которая осуж­дает «наемное рабство», иерархию и господство, равно как и расизм и сексизм. По его мнению, бессмысленно дискутировать о том, существует ли связь между расой, полом и степенью умственного развития, — это может быть интересно только расистам и сексистам. Он считает, что идеология решающего воздейст­вия окружающей среды характерна для тех представителей интеллигенции, ко­торые претендуют на контроль и руководство народными движениями и поэто­му относятся к индивидам как к объектам, обрабатываемым и манипулируемым руководителями по своему усмотрению. Со своей стороны, он полагает, что вера в человеческую природу воздвигает препятствия манипулированию и контро­лю: «Права человека коренятся в человеческой природе»¹.

Дата добавления: 2015-08-03