Дорога в кабак

Отцу исполнилось восемнадцать. Он говорил нам, детям, что именно тогда

почувствовал в себе присут-ствие какой-то силы. Не помню, какими точно

словами он выражался, но помню с абсолютной ясностью, что именно хотел

выразить. Он стал осознавать присутствие в себе того, чье существование

согревало и дарило ощу-щение благополучия.

У отца никогда не было духовного наставника. Все, что он понял, он

понял самостоятельно.

Я никогда не питала слабости к мистике. Но, ища ответы на вопросы,

связанные с судьбой отца, по мере возможности читала об этом предмете и

обнаружила: хотя многие мужчины и женщины пришли к осозна-нию и

просветлению, очень немногие добились этого без руководства другого

человека, более умудренного знанием. Просвещенный наставник знает все

ловушки, подстерегающие ученика. Отцом же руководил только его разум и жажда

познать истину.

Однажды отец пахал и вдруг почувствовал, что все-гда присутствовавший в

нем свет разрастается. Он упал на колени. Перед ним было видение: образ

Казанской Божьей Матери.

Только когда видение исчезло, отца пронзила боль. Оказалось, колени его

упирались в острые камни, и кровь от порезов текла прямо на землю.

Пережитое моим отцом духовное потрясение было сильным, но по сути своей

не особенно глубоким.

Он жил в миру, а значит, как написано в "Житии": "был с миром, то есть

любил мир и то, что в мире. И был справедлив, и искал утешения с мирской

точки зрения. Много в обозах ходил, много ямшичил и рыбу ловил, и пашню

пахал. Действительно это все хорошо для крестьянина! Много скорбей было мне:

где бы ка-кая сделалась ошибка, будто как я, а я вовсе ни при чем. В артелях

переносил разные насмешки. Пахал усердно и мало спал, а все же таки в сердце

помышлял как бы чего найти, как люди спасаются".

Отец говорил, что жизнь его с того дня превратилась в сплошное ожидание

какого-нибудь знака свыше.

Но знака не было. Ему все труднее становилось мо-литься. Казалось, весь

запас его духовной энергии был растрачен в одной вспышке, и ничего не

осталось.

"Ночь души", как он говорил, все не кончалась. Ни-чего не помогало. Он

терял веру.

Дорога в кабак проторилась как-то сама собой. А там дым коромыслом.

Отец плясал до изнеможения, будто хотел уморить себя.

Позже, когда уже начнется для него другая жизнь, отец, как бы

искушаемый и подталкиваемый кем-то, вдруг впадал в буйство:

"К музыке и танцам он питал неодолимую слабость. Во время кутежей

музыка должна была играть беспре-рывно. Часто Распутин вставал из-за стола и

пускался в пляс. В плясках он обнаруживал изумительную неуто-мимость. Он

плясал по 3-- 4 часа". Так пишет Кввыль-Бобыль.

Тогда-то он стал непременным участником всех де-ревенских гуляний. А в

деревне -- где гуляют, там и бе-зобразничают. То есть, выхваляясь перед

девицами, до-ходят и до драки с поножовщиной.

На гуляниях отец и встретил свою суженую.

Она была высокой и статной, любила плясать не мень-ше, чем он.

Наблюдавшие за ними односельчане решили, что они -- красивая пара. Ее русые

волосы резко контрастировали с его каштановой непокорной шеве-люрой, она

была почти такого же высокого роста, как и он. Ее звали Прасковья Федоровна

Дубровина, Параша. Моя мама.

Начались ухаживания и все, что им сопутствует. Же-нихались они месяца

три, после чего отец заявил своим родителям, что хочет жениться.

Те особенно не противились. Разузнав все хорошень-ко о семье Дубровиных

(а она появились в деревне неза-долго то этого), убедившись, что дело

чистое, решили -- пирком да и за свадебку.

Может быть, они были бы более привередливыми и настаивали на том, чтобы

их сын взял кого-нибудь по-богаче, но уж очень хотелось родителям поскорее

образумить сына. А что способно заставить выбросить из головы всякие

глупости, если не женитьба?

Дождались нужного времени, когда полагалось справ-лять свадьбу.

Мама была доброй, основательной, сейчас бы ска-зали, уравновешенной. На

три года старше отца.

Начало семейной жизни было счастливым. Отец с усердием, какое раньше

замечалось за ним не всегда, работал по хозяйству.

Потом пришла беда -- первенец прожил всего не-сколько месяцев.

Смерть мальчика подействовала на отца даже силь-нее, чем на мать. Он

воспринял потерю сына как знак, которого так долго ждал. Но не мог и

предположить, что этот знак будет таким страшным.

Его преследовала одна мысль: смерть ребенка -- на-казание за то, что он

так безоглядно "тешил плоть" и так мало думал о Боге.

Он молился. И молитвы утишали боль.

Прасковья Федоровна сделала все, что могла, чтобы смягчить горечь от

смерти сына.

Через год родился второй сын, Дмитрий, а потом -- с промежутком в два

года -- дочери Матрена, или Ма-рия, как я люблю, чтоб меня называли, и Варя.

Отец затеял строительство нового дома, большего по размерам, чем дом

деда, на одном дворе. Это был двух-этажный дом, самый большой в Покровском.

Работа, заботы о детях облегчили душу, а время, из-вестный врачеватель,

доделало остальное.

Но когда в доме воцарился покой, отцу начали снить-ся странные сны. То

ли сны, то ли видения -- Казанская Божья Матерь. Образы мелькали слишком

быстро, и отец не мог понять их смысла и значения.

Беспокойство нарастало. Отец мрачнел, избегал раз-говоров даже с

близкими.

Душа терзалась.

Дата добавления: 2015-08-05