Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава пятьдесят пятая

Читайте также:
  1. I. Книга пятая
  2. IX – Пятая Ступень – Прохождение Бездны
  3. VII. На месте каких цифр должна стоять запятая в предложении?
  4. ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
  5. Вторая-пятая сессии
  6. Глава двадцать пятая
  7. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

 

По приезде в Париж Дю Пуарье был глубоко поражен удивительной роскошью тамошней жизни. Вскоре им овладело ужасное, необузданное желание насладиться всем этим великолепием. Он видел, что г‑н Берье вызывал восхищение дворянства и крупных собственников, а г‑н Пасси был крупнейшим дельцом и знатоком бюджета; огромное большинство французов – тех, кто хочет иметь короля‑чурбана, и притом обходящегося не очень дорого, или президента, – вовсе не было представлено.

«Оно еще долго не будет представлено, так как не может избрать депутата. Я приехал сюда на пять лет. Я хочу быть французским О'Коннелем или Корбеттом. Я ни перед чем не остановлюсь и завоюю себе видное и своеобразное положение. У меня может появиться соперник только тогда, когда все офицеры национальной гвардии станут избирателями… быть может, лет через десять. Сейчас мне пятьдесят два года, а там видно будет… Я скажу, что они заходят слишком далеко, я дам подкупить себя за хорошую постоянную должность и почию на лаврах».

Обращение нового святого Павла совершилось в два дня, но претворить свои планы в жизнь было ему нелегко; он обдумывал их целую неделю. Самым существенным было – не поступиться религией.

Наконец он нашел программу действий, достойную понимания широкой публики. «Речи верующего» пользовались в прошлом году большим успехом, он сделал их своим евангелием, представился г‑ну де Ламенне и разыграл перед ним пылкрго энтузиаста. Не знаю, оплакивал ли свою славу знаменитый бретонец, увидя своего последователя столь дурного тона, но ведь сам он из поклонника папы превратился в любовника свободы. У нее обширное, немного ветреное сердце, и она часто забывает спрашивать у людей: «Откуда вы?»

Накануне в палате, преследуемый смехом всех правых и грубыми остротами буржуазной аристократии, он все‑таки умудрился жестами и мимикой заставить собрание выслушать его речь – удивительный образец эготизма.

– Я понимаю, что на меня будут нападать за мою манеру излагать свои мысли, жестикулировать, всходить на эту трибуну. Все это несправедливо. Да, господа, я впервые увидел Париж в пятьдесят два года. Но где я провел эти пятьдесят два года? В глуши провинции, в замке, окруженный лестью слуг, нотариуса, угощая обедами местного священника? Нет, господа, я провел эти долгие годы, знакомясь с людьми самых разнообразных общественных положений и помогая бедным. Получив в наследство несколько тысяч франков, я, не задумываясь, израсходовал их на свое образование.

Окончив в двадцать два года университет, я стал доктором, но у меня не было и пятисот франков. Теперь я богат, но я отвоевал это состояние у деятельных и достойных соперников. Я заработал это состояние не тем, что дал себе труд родиться, как мои прекрасные противники, но визитами, за которые получал сначала по тридцать су, потом по три франка, наконец, по десять франков, и, к стыду моему, признаюсь вам: у меня не было времени научиться танцевать. Пусть теперь господа ораторы, умеющие хорошо танцевать, нападают на бедного деревенского врача за то, что ему не хватает грации. Действительно, это будет великолепная победа! В то время как они в Атенее или во Французской академии брали уроки красноречия и искусства говорить, ничего не говоря, я посещал хижины в горах, покрытых снегом, и учился узнавать нужды и желания народа. Я представляю здесь сто тысяч французов, лишенных избирательных прав, с которыми я говорил в своей жизни; огромнейший недостаток этих французов заключается в том, что они ничего не смыслят в изысканных манерах.

..

Однажды Люсьен, к своему крайнему удивлению, увидел, что в его кабинет входит г‑н Дю Пуарье, имя которого он заметил среди избранных депутатов. Со слезами на глазах Люсьен бросился ему на шею.

Дю Пуарье был смущен. Он колебался в течение трех дней, прежде чем прийти к Люсьену в министерство, он страшился этой встречи, сердце его учащенно билось, когда он велел доложить о себе Люсьену. Он боялся, как бы молодой офицер не узнал о той странной сцене, которую он подстроил, чтобы заставить его уехать из Нанси. «Если он об этом знает, он меня убьет». Дю Пуарье обладал умом, тактом, склонностью к интригам, но, на его беду, ему самым прискорбным образом не хватало мужества. Его глубокие медицинские познания способствовали редкому во Франции малодушию, воображение рисовало ему тяжелые хирургические последствия удара кулаком или ловкого пинка в зад. Именно такого приема и опасался он со стороны Люсьена. Потому‑то в течение десяти дней, проведенных в Париже, он не решался идти к Люсьену. Потому‑то он предпочел увидеться с ним на службе, в общественном месте, где Люсьея был окружен канцелярскими служителями и писцами, а не у него на дому. За два дня перед тем ему показалось, что он увидел Люсьена на улице, и он тотчас же свернул в сторону.

«В конце концов, – подсказывал ему рассудок, – если уж суждено случиться несчастью (он подразумевал пощечину или пинок ногою), пусть лучше оно произойдет без свидетелей и в комнате, чем на улице. Живя в Париже, я должен буду рано или поздно встретиться с ним».

Словом, несмотря на свою скупость и страх перед огнестрельным оружием, хитрый Дю Пуарье купил пару пистолетов: они в эту минуту были у него в кармане.

«Весьма возможно, – убеждал он себя, – что во время выборов, вызвавших такое озлобление, господин Левен получил анонимное письмо, и тогда…»

Но Люсьен обнял его со слезами на глазах.

«Ах! Он все тот же», – подумал Дю Пуарье и испытал в этот момент чувство невыразимого презрения к нашему герою.

При виде его Люсьену показалось, что он в Нанси, в двухстах шагах от улицы, на которой живет г‑жа де Шастеле. Дю Пуарье, быть может, совсем недавно беседовал с нею. Люсьен с умилением посмотрел на него. «Как! – удивился Люсьен. – Он совсем чистый! Новый сюртук, панталоны, новая шляпа, новые башмаки! Да это невиданно! Какая перемена! Как мог он решиться на эти ужасающие расходы?»

..

Как все провинциалы, Дю Пуарье преувеличивал проницательность и преступления полиции.

– Это очень глухая улица. Что, если министр, которого я высмеивал сегодня утром, подошлет четырех молодцов, чтобы схватить меня и бросить в реку? Во‑первых, я не умею плавать, а во‑вторых, сразу же схвачу воспаление легких.

– Но эти четыре молодца имеют либо жен, либо любовниц, либо товарищей, если они солдаты; они разболтают об этом. К тому же неужели вы считаете министров такими подлецами?

– Они способны на все! – с горячностью возразил Дю Пуарье.

«Трусость неизлечима», – подумал Люсьен и пошел проводить доктора.

Когда они проходили вдоль ограды большого сада, страх доктора еще увеличился. Люсьен почувствовал, что у Дю Пуарье дрожат руки.

– Есть ли при вас оружие? – спросил Дю Пуарье. «Если я скажу ему, что у меня нет ничего, кроме тросточки, он способен упасть от страха и задержать меня здесь на целый час».

– Ничего, кроме пистолетов и кинжалов, – резко, по‑военному ответил Люсьен.

Тут доктор совсем испугался: Люсьен слышал, как у него стучали зубы.

«Если этот молодой офицер знает о комедии с младенцем, которую я разыграл в передней госпожи де Шастеле, как легко ему здесь отомстить мне!»

Переступая через разлившуюся из‑за недавнего дождя уличную канавку, Люсьен сделал немного резкое движение.

– Ах, сударь, – душераздирающим голосом закричал доктор, – не мстите старику!

«Положительно, он сходит с ума».

– Дорогой доктор, вы очень любите деньги, но на вашем месте я или нанял бы экипаж, или отказался бы от красноречия.

– Я сотни раз твердил себе это, – сказал доктор, – но это сильнее меня; когда какая‑нибудь идея приходит мне в голову, я словно влюбляюсь в трибуну, я глаз с нее не свожу, я бешено ревную ее к тому, кто ее занимает. Когда все молчат, когда толпа, в особенности все эти красивые женщины, внимательно слушает, я чувствую себя храбрым, как лев, я способен сказать все что угодно. А вечером, после обеда, на меня нападает, страх. Я хочу снять комнату в Пале‑Рояле. Об экипаже я тоже думал: они подкупят моего кучера, чтобы он опрокинул коляску. Хорошо было бы выписать кучера из Нанси; но когда он будет уезжать, господин Рей или господин де Васиньи посулят ему двадцать франков, чтобы он сломал мне шею…

Какой‑то пьяница поравнялся с ними; доктор вцепился в руку Люсьена.

– Ах, дорогой друг, – сказал он минуту спустя, – как вы счастливы, что не знаете страха.

 


Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ | ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ | ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ | ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ | ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ | ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ | ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ | ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ | ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ | ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ| ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)