Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Введение 2 страница

Читайте также:
  1. A. Введение
  2. A. Введение
  3. Bed house 1 страница
  4. Bed house 10 страница
  5. Bed house 11 страница
  6. Bed house 12 страница
  7. Bed house 13 страница

Однако стремление преувеличить вклад янки в военные победы над «врагами демократии» во многом обесценивает работы американских историков и публицистов. До сих пор с упорством, достойным лучшего применения, они отстаивают идею о неоценимой роли США, спасших человечество от тирании во время первой и второй мировых войн. Спрашивается, можно ли всерьез утверждать, что скромный авиационный полк SPA.124 «Лафайет» привел многотысячную военную авиацию Антанты к победе в воздушной войне на Западном фронте в 1917-1918 годах. Еще более забавным выглядят утверждения, что истребительная авиагруппа американских летчиков «Летающие тигры» (AVG) спасла армию Китая от окончательного разгрома во время второй мировой войны. В начале войны на Тихом океане основная масса японских боевых самолетов Императорской армии была перемещена в Юго-Восточную Азию и на Филиппины. Активная фаза воздушной войны в Китае завершилась согласно рескрипту императора Хирохито, и большой заслуги в этом американских «летающих тигров» нет.

В центральноевропейской историографии с трудами В.Б. Шаврова по глубине и охвату изучаемой проблемы сравнимы лишь исследования чешского ученого-энциклопедиста В. Немечека, который рассматривает становление всей мировой авиации не только с точки зрения развития теоретической и прикладной инженерной мысли и научно-технического прогресса, но и увязывает его с объективными историческими процессами. Он конкретизирует предложенный Арнольдом Тойнби цивилизационный подход, основанный на базовой категории Challenge-and-Response. Созданная им научная школа была и остается одним из самых мощных и продуктивных научных центров мира[34]. Эту методологию плодотворно применяют З. Шмолдаш, О. Дубек, В. Эрман, Д. Бернардж, М. Велек, Й. Велчь, Й. Фидлер, Ф. Куник, С. Матиас, И. Пейчов, Я. Шмид, Я. Хорнат, В. Францев и другие.

Для польских исследователей характерно углубленное изучение эволюции национальной конструкторской и инженерной мысли, начало которому положил глубокий научный труд А. Гласса[35]. Особенностью их творчества является объективистский подход и классический историзм как основные принципы исследования проблемы. Признанными специалистами в исследовании этой темы стали А. Моргала, Е. Доманьский, Е. Войцеховский, Р. Левандовский, З. Крала, Й. Ледфох, В. Гаврич, К. Журек, А. Ржевневкий, В. Шевчик, П. Скульский, В. Тройца и многие другие. Созданные еще во время народной демократии массовые тематические серии иллюстрированных научно-популярных изданий по истории военной техники позволяют нашим польским коллегам в пределах небольших объемов книг расширять представления читательской аудитории по истории второй мировой войны. Хотя такая практика существует во всех европейских государствах, в Польше она получила наибольшее развитие, далекое от простой популяризации достижений мировой военно-технической мысли. В настоящее время историография работ польских исследователей, пожалуй, самая представительная. Она отличается статистической аккуратностью и тщательной проверкой всех фактов. И не последнее место занимает их справедливое стремление реабилитировать оригинальную национальную конструкторскую мысль, незаурядное летное мастерство и храбрость польских солдат, боровшихся против нацизма в годы второй мировой войны.

В разделенной Германии военные историки были вынуждены с начала пятидесятых годов специализироваться на издании богато иллюстрированных энциклопедических справочников, Начало этому своеобразному процессу положил Г.А.Ф. Шмидт[36]. Эту методику подхватили историки из ФРГ. К. Вольф, Й. Приен, И. Ульрих, Г. Фехтер, К. Фолкер, Л.Х. Шлепхаке, Г. Шмит, К. Г. Эйерманн и другие ученые хорошо владеют историческим и статистическим материалом и практически не допускают ошибок в описании конструкций и анализе тактико-технических характеристик самолетов, танков, кораблей и артиллерийских систем. Количество принадлежащих их перу научных монографий сравнительно невелико. Особое место в их творчестве занимает издание документальных повестей о творческой деятельности выдающихся мировых конструкторов, и редактирование военных мемуаров ветеранов вермахта различного ранга.


Основоположником военной историографии во Франции был Ш. Вуазен, обобщивший опыт применения авиации в первой мировой войне[37]. В послевоенные годы эту проблему плодотворно исследо­вали Ж. Ласьер, П. Пакёр, Э. Пети, Р. Соваж и другие. Остальные публикации являются мемуарами ветеранов «Свободной Франции».

Крупнейшим исследователем в Италии стал выдающийся ас-истребитель Объединенных наций Р. Джентиле, который оставил интересную книгу об истории Королевской авиации[38].

В Японии пальма первенства в изучении военной историографии принадлежит конструктору, творцу знаменитого истребителя Мицубиси А6М «Зеро» Д. Хорикоси, историкам Т. Хаттори, М. Окумия и Е. Секигава[39]. В их работах дается достаточно трезвая оценка японской конструкторской мысли на фоне сравнительно невысоких технологических возможностей национальной промышленности Страны Восходящего солнца. Правда, и в них встречаются преувеличенные оценки японской военной мощи в начальный период второй мировой войны и искренние недоумения, почему Япония с такими великолепными кораблями и самолетами, опытными военачальниками и самоотверженными офицерами и солдатами не смогла надолго сохранить превосходство на тихоокеанском театре второй мировой войны.

Японская морская авиация развивалась и комплектовалась имманентно, как замкнутая самоопределяющаяся система. Самолетостроительная программа Главного штаба Объединенного флота в свою очередь одновременно удовлетворяла требования и идеологов массированного применения авианосцев, и патриотов линейного флота, и командования береговой обороны, отвечавшего за противовоздушную оборону Токио и стратегических портов. Цена компромисса была несоизмеримо выше его результатов, как в отношении качества, так и количества необходимых военных самолетов. Японские базовые бомбардировщики и истребители Императорского флота нуждались в стационарных аэродромах с твердым покрытием, и требовали высокой эксплуатационной дисциплины, качественного бензина и масел. С полевых площадок они оперировать не могли. На начальном этапе агрессии против Китая самолеты Императорского флота составляли основную массу японской авиации. Они успешно решали возложенные на них задачи, пока базировались в Шанхае, Пекине, Ханъяне, Ухани и Нанкине. Но по мере отступления китайской армии вглубь континента немногочисленные периферийные промышленные объекты оказались вне их досягаемости. Производить «ковровые бомбардировки» рисовых полей и лесистых плоскогорий центрального Китая оказалось дорогостоящей

затеей, да и над джунглями Индокитая и пустынями Маньчжурии морские летчики ориентироваться не умели.

В Генеральном штабе Императорской армии придерживались иных взглядов на задачи военной авиации, что отразилось на ее структуре. Долговременных оборонительных укреплений у вероятных противников - СССР, Китая, Монголии, Сиама и Бирмы - не имелось, истребительные подразделения были малочисленными, а транспортная сеть оставалась неразвитой. Главным соперником являлась многочисленная сухопутная армия с невысоким уровнем моторизации, и ее уничтожение объявлялось приоритетом в выборе объектов для авиации. Среди военных самолетов преобладали многоцелевые самолеты-бипланы с большим радиусом действия, тактические истребители, одномоторные пикирующие и легкие скоростные двухмоторные бомбардировщики, неприхотливые в обслуживании техническим персоналом средней квалификации. По этой причине тяжелые и средние бомбовозы составляли 15% от их общего количества.

Японский Генеральный штаб во время войны в Китае и наступательных операций в Юго-Восточной Азии приобрел неоценимый опыт широкого маневрирования авиационными подразделениями по заранее подготовленным полевым площадкам и обеспечения их горючим. Их успешно применяли для уничтожения воздушных караванов американских военно-транспортных самолетов, летавших в Китай через Бирму и Аннам. Неприхотливые истребители Накадзима Ki-27b стали настоящим проклятием для летчиков Объединенных наций. Эти легкие истребители не всегда могли сбить Дуглас С-47 пулеметным огнем и шли на таран. Строить «аэродромы подскока» по всему маршруту следования караванов было не столько дорого, сколько бесперспективно – для патрулирования требовались сотни истребителей, способных действовать с необустроенных травянистых просек. Единственными самолетами, удовлетворяющих этим требованиям, являлись американские самолеты Кёртисс Р-40N, но радиус их действия был недостаточным. Да и соперничать с новыми японскими истребителями Императорской армии Кавасаки Ki-61 и Накадзима Ki-84 «киттихауки» на равных уже не могли. Знаменитые «мустанги» и «тандерболты» оказались совершенно неприспособленными для выполнения этой миссии – их превосходные летно-тактические качества достигались ценой высокой культуры технического обслуживания на специально оборудованных аэродромах. Только вступление Советской армии в Маньчжурию и Корею, и появление в китайском небе самолетов фронтового базирования изменило обстановку.

В отношении отечественной истории автобронетанковой техники и кораблестроения, к сожалению, такого исчерпывающего научного исследования пока нет.

Однако все лучшие полиграфические мощности СССР в семидесятые годы были брошены на издания воспоминаний «строителя развитого коммунизма» Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева «Малая Земля», «Возрождение», «Целина» и «Воспоминания», а также многочисленных энциклопедий и словарей. В них самые большие по объему статьи и очерки посвящались новоявленному четырежды Герою Советского Союза, награжденному в 1975 году орденом Победы, Маршалу Советского Союза Л.И. Брежневу. Но теперь Верховному Главнокомандующему генералиссимусу И.В. Сталину, маршалу Г.К. Жукову и заслуженным советским военачальника отводилось в специальных научных монографиях, энциклопедиях и энциклопедических словарях гораздо меньше места, чем идеологу «развитого социализма»! О пенсионере союзного значения Н.С. Хрущеве вообще не упоминалось.

Мемуары участников Великой Отечественной войны в семидесятые годы продолжали публиковаться за государственный счет. Они издавались в небольших ведомственных издательствах, малыми тиражами, в неважном полиграфическом исполнении и на плохой бумаге - на условиях «самоокупаемости». Иллюстрации в книгах делались или оформителями, плохо представлявшими себе внешний вид танков и самолетов второй мировой войны, или самими авторами. Далекое от помпезности бесхитростное содержание воспоминаний военачальников, офицеров и солдат Великой Отечественной войны не удовлетворяло высокопоставленных чиновников Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, но совсем не вредило идеологическим устоям «развитого социализма». Цензурный надзор был возложен на литературных редакторов издательств, которые в военно-технических вопросах не разбирались, а отечественную историю знали в рамках обязательного учебного курса «История КПСС».

Параллельно получил широкое распространение жанр документальной повести с богатым фотографическим и иконографическим материалом. Он позволял привлекать служебные архивные материалы и книги специального хранения без ссылок на источники. Они плодотворно использовали устную традицию - рассказы участников и современников описываемых событий[40].

В годы «перестройки» как в кривом зеркале повторилось отношение к истории второй мировой войны времен «хрущевской оттепели». Это – хроническое заболевание русской интеллигенции. Если раньше во всех бедах России виноватой всегда оказывалась Золотая Орда, то в лихолетье перемен горькие плоды без малого полувековой безграмотной социально-экономической политики партийных реформаторов ставились в вину исключительно усопшему Сталину. Журналы и газеты вновь заголосили о массовых репрессиях, о безвинно пострадавших партийных и военных руководителях, которые будто бы могли повести страну Советов «верным курсом» к торжеству идей марксизма-ленинизма вообще, и победе в Великой Отечественной войне в особенности. Но, коль скоро М.С. Горбачев сразу замахнулся на перестройку всего мирового политического мышления, ревизии подверглись причины, ход и итоги второй мировой войны в целом.

Это – врожденное свойство марксистко-ленинской софистики, которая позволяет не открывать неизвестные факты, а создавать видимость объяснения того, что уже известно. Для ее последователей критерием истины является выгода: что полезно высшей номенклатуре, то и истинно для широких масс. Кампания «гласности» была санкционирована М.С. Горбачевым, который расчищал место на песке для постройки собственного мавзолея. Никто, нигде и никогда так не боролся с историей собственного народа, как в России на рубеже двух тысячелетий. Власть предержащим в многострадальной России всегда хочется по примеру Ленина утвердить очередную непререкаемую «истину», которая приносит выгоду немногим гласным за счет миллионов немых.

В период «перестройки, демократизации и гласности» новоиспеченные академики от истории, в одночасье возвеличенные в генеральский чин полковники от контрпропаганды и прочие служилые холопы обвиняли И.В. Сталина чуть ли не в сознательном подрыве обороноспособности РККА в довоенный период в силу его необразованности, психических отклонений и патологических диктаторских наклонностей. Эти философические заявления очередных ударников коммунистической труда по удалению «белых пятен истории» из ЦК КПСС и Института военной истории поражали своей безапелляционностью, научным невежеством, источниковедческой беспомощностью, убогим морализаторством и очевидной умственной ущербностью. Зато эта образцовая марксистско-ленинская химчистка так усердно очищала российскую историю ХХ века, что перевыполнила как минимум два пятилетних плана![41] Все запланированные многотомные проекты «История второй мировой войны» и «История Великой Отечественной войны» должны были соответствовать этой установке ЦК КПСС. Однако самым нечистоплотным методом утверждения «нового политического мышления» стало появление в открытой печати мемуаров Чёрчилля с такими грубыми искажениями текста и купюрами, что мне пришлось при необходимости ссылаться на первое закрытое издание «Второй мировой войны». Это касается переиздания и «Военного дневника» Ф. Гальдера, и «Воспоминаний и размышлений» Г.К. Жукова. И чем больше номенклатурные писари усердствовали, обвиняя Сталина в поражениях РККА в начальный период войны, тем более в массовом сознании утверждалась прежняя «вождистская» интерпретация недавней российской истории. Надо ли удивляться, что он стал в глазах миллионов российских граждан народным кумиром наряду с «обожествлением» Г.К. Жукова.

Здесь уместно процитировать Фридриха Ницше. Его Заратустра говорит: «Спасти тех, кто миновал, и преобразовать всякое “было” в “так хотел я” – лишь это я назвал бы избавлением! Воля – так называется освободитель и вестник радости. Но сама воля еще есть пленница. “Хотеть” освобождает – но как называется то, что и освободителя заковывает еще в цепи? “Было” – так зовется сокровенное горе воли. Бессильная против того, что уже сделано, она – злобная зрительница всего прошлого».

Еще никому из мыслителей не удалось отыскать в прошлом такого титана-правителя, который смог действительно замедлить или ускорить научно-технический или социальный прогресс. Такая экстравагантная мысль могла прийти в голову только китайскому императору Цинь Шихуанди, истребившего всех ученых в Поднебесной империи, и непревзойденным отечественным «агробиологам-марксистам» - народному академику Т.Д. Лысенко, «последнему романтику коммунизма» Н.С. Хрущеву и «спринтеру научно-технического и социалистического прогресса» М.С. Горбачеву. Эти отечественные иконоборцы попросту не успели окончательно «яровизировать» российскую историческую науку. Всплеск активности советских историков был вызван лицемерным смягчением идеологического надзора со стороны Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС. Ученые почувствовали себя свободными в выборе методологии и форме подачи, вначале не осознав, что выполняют «социальный заказ» того же учреждения на выборочное разоблачение деформаций социализма советского прошлого. Эту практику, начатую номенклатурными партийными чиновниками, с большим успехом продолжали неутомимые борцы против тоталитаризма и коммунизма из команды Б.Н. Ельцина.

После распада СССР литераторы и инженеры из России и республик бывшего Советского Союза начали наверстывать упущенные возможности в создании альтернативной истории второй мировой войны. Под знаменами свободы печати выступили шеренги представителей доселе неведомых профессий - «военных писателей», «исторических публицистов» и «телеведущих». Их «проекты» заполнили весь рынок военно-исторической литературы и тематических передач в средствах массовой коммуникации информационным мусором. Вероятно, другой истории они попросту не знали, и сложной методологией изучения исторических фактов не владели. Видный американский ученый прошлого века Карл Беккер точно выразил кредо графомана, пробующего свои силы в исторической науке, словами: «Я существую, я мыслю, следовательно, я прав».

Подкармливаемые высокими гонорарами многие из них целенаправленно развенчивали прежние духовные ценности. Образцом для подражания стал историко-фантастическая повесть В. Суворова «Ледокол», вышедшая в демократической Российской Федерации с благословения и при финансовой поддержке администрации президента Б.Н. Ельцина астрономическим тиражом. Для придания ей статуса исторического исследования в девяностые даже проводились научные конференции, в ходе которых серьезные научные мужи обсуждали проблему «а был ли мальчик?» В результате такого признания его вклада в науку плодовитый борзописец, исторические знания которого по его же словам оцениваются уровнем лейтенанта военного училища, написал несколько томов в продолжение избитой темы времен «холодной войны» о советском экспансионизме. Он оказался достойным подражателем Александра Дюма-отца, который своими романами доказал, что «история – это гвоздь, на который можно повесить все, что угодно».

Досталось от Суворова, в частности, маршалу Г.К. Жукову и профессору В.А. Анфилову, якобы исказивших содержание военно-штабных игр в начале 1941 года в Генеральном штабе. Вероятно, сам В. Суворов на таких играх никогда не присутствовал. Он играет в другие игры. Мне, сержанту срочной службы благодаря навыкам аспиранта Института российской истории РАН пришлось ассистировать командованию 1-й армии ПВО при подготовке грандиозных учений «Запад-75». Любой подготовленный штабной офицер знает, что легенда учений никогда не исполняется буквально, поскольку противная сторона всегда находит неожиданное решение, пользуясь неучтенными резервами и особенностями инфраструктуры региона. Да и писателю из лейтенантов неплохо бы освежить свои знания по географии, и, наконец, внимательно разглядеть конфигурацию «приграничного балкона» в районе Белостока и Сувалок. Немецкие стратеги воспользовались этим в 1941 году, и повторили тот же прием в июне 1942 года под Изюмом и Барвенково. Сосредоточения значительных сил вермахта на «горлышке выступа» даже и не требовалось. В результате немецко-фашистские войска первый раз вышли к Минску, а вторично - к Волге и на Северный Кавказ. Контрнаступление Красной армии под Сталинградом было крупнейшей войсковой операцией такого же порядка.

Если в этом пришлось убедиться мне, то профессор В.А. Анфилов, прошедший через всю войну и в течение двадцати лет преподававший в Военной академии имени Фрунзе был прекрасно осведомлен о неожиданностях штабных игр. Он мне подробно рассказывал, какая в феврале 1941 года сложилась ситуация во время той знаменитой игры в Генеральном штабе. Отрабатывался сценарий активной обороны, а отнюдь не наступательной операции. Для ее осуществления у Красной армии не было ни соответствующего расположения сил, ни технического обеспечения в приграничных округах. Этот факт доказан лучшими немецкими аналитиками задолго до рождения писателя-фантаста Суворова и его адептов. Командующий Западным Особым военным округом генерал-полковник танковых войск Д.Г. Павлов после объявления войны и задержки войск «первого эшелона» условного противника на рубеже укрепленных районов начал контрнаступление основными силами на Варшаву и Берлин, нанося вспомогательный удар в Восточной Пруссии. Генерал армии Г.К. Жуков выжидал условные семь дней, отводя свои войска вглубь территории в направлении государственной границы. Затем последовал контрудар «синих» с угрозой выхода на Белосток и далее - к Барановичам, где находился полевой штаб Д.Г. Павлова. В перспективе это означало окружение 20 дивизий «красных». И, несмотря на то, что, в конце концов, «красные» использовали количественное превосходство и исправили положение, у руководителей и участников игры ее результаты оставили противоречивые впечатления, а у присутствовавшего на ней И.В. Сталина - тревожные предчувствия[42].

В начале Великой Отечественной войны атакующей стороной были немцы, а дислокация войск ЗапОВО осталась прежней. Инициатива принадлежала вермахту, и аналогии тут неуместны – наступающая сторона всегда имеет преимущество тактической внезапности. Лейтенантские намеки на бессилие Г.К. Жукова как начальника Генерального штаба тут просто смешны. Суворов уверовал в то, что писатель-баталист Константин Симонов был способен буквально воспроизвести скупой рассказ маршала – сугубо военного человека. А маршалу Жукову, насколько я его помню по коротким встречам, было свойственно видеть в каждом собеседнике профессионала.

Оценивать опусы В. Суворова с научной точки зрения все равно, что обсуждать фактическую достоверность романов Вальтера Скотта или Фенимора Купера. По поделкам этого профессионального дилетанта нельзя всерьез изучать военную историю, но можно на их конкретном примере познакомиться с законами Зазеркалья со злодеем Сталиным вместо наивной Алисы.

Воистину признаешь правоту Гегеля, сказавшего: «Относительно других наук считается, что требуется изучение для того, чтобы знать их, и что лишь такое знание дает право судить о них. Соглашаются также, что для того, чтобы изготовить башмак, нужно изучить сапожное дело и упражняться в нем, хотя каждый человек имеет в своей ноге мерку для этого, имеет руки, и благодаря им требуемую для данного дела природную ловкость. Только для философствования не требуется такого рода изучения и труда». К несчастью, это применимо и к истории, точнее к писателям-иллюзионистам, которые, прочтя пару учебников, полдюжины мемуаров в плохом переводе и дюжину популярных исторических романов, с легкостью раскрывают тайны второй мировой войны.

Приводимые преданными последователями В. Суворова, рожденного в безвременье приснопамятной «перестройки» и «лихих девяностых», тактико-технические характеристики немецких и советских кораблей, танков, самолетов всегда свидетельствуют не в пользу последних. Укреплению в вере для таких воинствующих фантазеров способствуют бесконечные переиздания и переписывания биографий немецких конструкторов, асов - «экспертов» и рядовых офицеров вермахта. По суммарному тиражу они превосходят бульварные и детективные романы. Но, как известно, количество потребляемого населением маргарина никак не компенсирует отсутствия в его рационе сливочного масла.

Цифры потерь вермахта и Красной армии заимствуются из зарубежной популярной литературы без необходимого анализа. Независимые эксперты подсчитали количество потерь самолетов во второй мировой войне:

Россия – 106 000 единиц;

Германия – 95 000 единиц;

США – 65 200 единиц;

Япония – 49 485 единиц;

Великобритания – 33 090 единиц;

Доминионы Великобритании – 10 760 единиц;

Италия – 4000 единиц;

Франция – 2100 единиц[43].

Точкой отсчета является 1 сентября 1939 года – начало второй мировой войны. Поэтому необходимо учесть два обстоятельства. Во-первых, японские и советские воздушные флоты лишились части своих самолетов в локальных военных конфликтах до непосредственного вступления в войну, причем потери ВВС РККА рассчитаны на основании средних показателей, исходя из субъективных данных противоборствующих сторон, и обязательно включают небоевые потери – потери самолетов на аэродромах и авианосцах, и в результате аварий. Американцы поступают аналогичным образом. Во-вторых, западноевропейская статистика считает исключительно боевые потери. Учитывая, что потери истребителей ПВО Германии в 1943-1944 годах при отражении каждого воздушного наступления союзников измерялись десятками самолетов, а в Северной Африке с обеих сторон были задействованы незначительные силы авиации, то Люфтваффе там безвозвратно лишились приблизительно 1500-2200 боевых самолетов в воздушных боях[44]. Таким образом, основные боевые потери немецких военно-воздушных сил пришлись на Восточный фронт. Даже учитывая различие методик исчисления, ВВС РККА потеряли на 5-10% больше самолетов, причем значительную часть – в начале Великой Отечественной войны. Этот факт признавала даже по-девичьи стыдливая советская статистика.

В отношении автобронетанковой техники немецкая статистика выглядит еще своеобразнее. Трофейные танки, выведенные из строя в бою, оставались на оккупированной территории, и после сдвига линии фронта нередко включались в состав танковых дивизий вермахта, или отправлялись на переплавку в «Великую Германию». Поврежденные машины Панцерваффе, если они подлежали восстановлению, попадали в полевые или стационарные ремонтные мастерские, после чего возвращались в строй. С этой целью в каждой немецкой танковой дивизии существовал парк специальных автомашин, тягачей и эвакуаторов.

Огромное количество трофейной техники немцы использовали как базу для производства бронетранспортеров, артиллерийских тягачей, самоходных орудий, в том числе противотанковых. Кроме того, в немецкой армии имелось множество гусеничных, полугусеничных, колесных бронированных машин с пушечным и пулеметным вооружением для поддержки и транспортировки пехоты на поле боя. Идя в бой вместе с танками, они создавали у обороняющихся красноармейцев картину массированного бронетанкового наступления. Оно обычно начиналось после дезорганизации советской обороны силами артиллерии и бомбардировочной авиации. Поэтому потери германских танков и бронемашин в начале немецко-фашистского вторжения казались сравнительно небольшими. Эти постоянные «явления феникса из пепла» оказывали тягостное психологическое впечатление на командиров и красноармейцев: все они переоценивали количество автобронетанковых сил Германии! То же произошло и с военной авиацией, когда советские ВВС не сумели завоевать превосходства в воздухе из-за неадекватной требованиям современной войны стратегии и тактики, организационной структуры и отсутствия боевого опыта командиров. Миф Великой Отечественной войны о «невероятном количестве германских танков» и о «неисчерпаемых возможностях немецкой военной промышленности», на которую «работала вся Европа», родился на этой почве. Академик Е.О. Патон, рассказывая о знаменитых немецких «тиграх», вспоминал: «На наши заводы часто привозили для переплавки разбитые фашистские танки. Швы на них были сварены вручную и весьма некачественно. Мы делали анализы, макро- и микрошлифы; они показали, что швы, как и сама броневая сталь, хрупкие и поэтому плохо сопротивлялись советским снарядам. Видимо, немцы меньше считались с качеством брони и сварки, а стремились выпускать побольше танков, чтобы произвести моральное впечатление и запугать нас»[45]. Но якобы непобедимые «тигры» и «фердинанды» в любительских бестселлерах и кассовых художественных фильмах до сих пор как орехи щелкают тысячи советских и американских танков, хотя их было выпущено всего около 1700 экземпляров[46].

 

Тем не менее, со страниц массовых изданий многочисленные и плодовитые авторы-дилетанты настойчиво убеждают, что «тигры» были лучшими танками второй мировой войны, а для просвещенных читателей поясняют, что американцы и русские выиграли противоборство с ними только благодаря количеству «шерманов» и Т-34! Мнение профессионалов тонет в аплодисментах гению Порше.

Количество серийных «фердинандов» составило 800 штук[47]. К слову, все «слоны Порше» превратились в металлолом в боях под Курском и Киевом[48]. Но когда a priori труженики советского тыла величаются «рабами», отечественные конструкторы и инженеры – «заложниками системы», а Сталин – тираном, стремившимся к мировому господству, то любая полемика лишается смысла. Подобные оценки вообще неуместны с исторической точки зрения. С древнейших времен известно, что рабы никогда не бывают доблестными воинами, ибо лишены Отечества. Беспримерное по меркам древнего Рима массовое бегство толпы рабов под предводительством Спартака из Италии только напуганные сенаторы на Капитолийском холме могли назвать войной. Устойчивые навыки подмены конкретных фактов заранее заданными оценками позволяют причислить их к преданным последователям «академика перестройки» А.Н. Яковлева – мастера исторической мистификации и достойного выученика А.Я. Вышинского.

Великий русский философ Александр Иванович Герцен в статье «Дилетантизм в науке» оставил своим не в меру ретивым потомкам любопытное предупреждение: «Дилетантизм - любовь к науке, сопряженная с совершенным отсутствием пониманья ее; он расплывается в своей любви по морю ведения и не может сосредоточиться; он доволен тем, что любит, и не достигает ничего, не печется ни о чем, ни даже о взаимной любви; это платоническая, романтическая страсть к науке, такая любовь к ней, от которой детей не бывает. Дилетанты с восторгом говорят о слабости и высоте науки, пренебрегают иными речами, предоставляя их толпе, но смертельно боятся вопросов и изменнически продают науку, как только их начнут теснить логикой. Дилетанты - это люди предисловия, заглавного листа, - люди, ходящие около горшка, в то время как другие едят… Дилетанты - туристы в областях науки и, как вообще туристы, знают о странах, в которых они были, общие замечания да всякий вздор, газетную клевету, светские сплетни, придворные интриги. Ученые - фабричные работники и, как вообще работники, лишены умственной развязности, что не мешает им быть отличными мастерами своего дела... Каждый дилетант занимается всем scibile (познаваемым – А.Г.), да еще, сверх того, тем, чего знать нельзя, то есть мистицизмом, магнетизмом, физиогномикой, гомеопатией, гидропатией и прочим. Ученый, наоборот, посвящает себя одной главе, отдельной ветви какой-нибудь специальной науки и, кроме ее, ничего не знает, и знать не хочет. Такие занятия имеют иногда свою пользу, доставляя факты для истинной науки. От дилетантов, само собою, разумеется, никому и ничему нет пользы». Но, оказывается, определенную пользу дилетанты и графоманы сегодня все-таки приносят. В российском обществе неожиданно вырос интерес читающей молодежи к проблемам отечественной и всемирной истории вообще, и событиям второй мировой войны в особенности.


Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 71 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Введение 4 страница | Введение 5 страница | Введение 6 страница | Введение 7 страница | Глава 1 | Глава 2 1 страница | Глава 2 2 страница | Глава 2 3 страница | Глава 2 4 страница | Глава 2 5 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Введение 1 страница| Введение 3 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)