Что я могу вспомнить о «Дыме»?

«Дым» — по-своему загадочный проект. Не в том смысле, что это какая-то масштабная загадка: с точки зрения внешней это — одна из групп, которая очень недолго просуществовала и тихо-мирно сошла на нет. Я имею в виду, что это для меня загадочный проект. С одной стороны, я бы не назвал работу в «Дыме» каким-то выдающимся периодом своей жизни. С другой же, этот период мне много дал. Что именно? Во-первых, именно с «Дыма» начался мой выход в какую-то более серьёзную музыкальную среду, чем та, в которой я вращался до сих пор. Во-вторых, глядя на Хека, который тогда с теорией музыки заморачивался, я и сам начал этим заниматься. И — хохма хохмой — но ироничное отношение к этим занятиям, какое у меня было, например, во времена «Л.С.Д.», кардинально изменилось. Правда, со временем.

Ещё что? Именно в это время более-менее стало формулироваться: чего я хочу от занятий музыкой или чего не хочу. Тогда это ещё как-то наполовину подсознательно происходило: многие выводы я смог сформулировать для себя лишь много времени спустя. Но начало, тем не менее, положено было именно тогда. Что в плане существования группы, наверное, сыграло скорее отрицательную роль, но в плане личного развития я бы назвал эту роль положительной. Если вкратце, то: я просто начал понимать, что работа в группе — это, вообще-то, не моё. Возможно, перспективы у группы и были: этого, насколько мне известно, вроде бы никто не отрицал. После выступления на «Крыльях», помнится, появилась публикацию, где «Дым» охарактеризовали как «перспективную группу». Хотя и не преминули отметить, что я сильно нервничал на сцене. Что правда, то правда — нервы были ещё те.

Но необходимость ориентироваться на группу меня постоянно давила. Я всё-таки слишком привык к самодостаточности. Например, однажды чуть не получился конфликт из-за моей попытки сделать акустический концерт. С кем — уже не помню. Но не с Хеком — это точно: кажется, с Пашей Мальмстиным непонятки возникли. Речь тогда шла о том, что «если у нас группа, то и выступать надо группой». И это тянуло меня назад.

Кстати, ещё Гриша в своё время заметил, что с группой у меня работы не получится, потому что при таком исполнении мои вещи многое теряют. Вроде бы, мол, звук получше, мелодики побольше, ритм почетче, — но энергия уже становится не та. «Как альбомное творчество — это здорово. Но как концертное — извини, Майк, но это хуйня полная». Именно при работе с «Дымом» и довелось оценить эти слова в полной мере. Не хочу сказать, чтобы кто-то что-то делал плохо: ребята, как могли и что могли, делали. Другой вопрос, что стиль несколько не соответствовал вещам. Альбомная и концертная — это две, во многом разные, работы. Если в альбоме уместно создавать что-то для осмысленного восприятия (например, делать упор на мелодию в музыке), то для концерта нужен ритм, драйв. А вот смысл того, что поёшь — на живом концерте дело десятое. В общем, как раз в период существования «Дыма» до меня стало доходить, что групповая работа, да ещё и ориентированная на концерты — это «не моя волна».

Ещё — именно в этот период выяснилось так же, что политика «Я просто такой, какой я есть; таким и принимайте» не самая подходящая для того, кто хотел бы сделать себе имя в музыкальном сообществе. И тут пришлось как-то даже выбирать для самого себя: либо подстраиваться под сообщество, либо оставаться таким, какой я есть. Насколько могу судить сейчас, всё-таки выбор был сделан правильно. Ну а что дальше выяснится — время покажет.

Когда же мы образовались? По моим прикидкам, в 1997 году. Не раньше, потому что в 1996-м году с Хеком мы знакомы не были. 5 октября 1996 у нас со Светой свадьба была и Хека на ней не было. А в 1998-м «Крылья» были: до этого мы уже какой-то путь проделать успели. Так что, 1997-й скорее всего. Точнее я не вспомню. Привёл меня к Хеку Сироп (они, кажется, собирались какой-то проект свой делать). Из подробностей визита я помню, что тогда подобрал музыку под песню Сиропа «Сатисфакцию моей весны»: она потом была записана на кассете с «циклом про Лягушонка». И даже довольно ходовой песней была. Ещё что-то из своих вещей показывал. И вроде бы тогда же (или в какой-то из последующих визитов) Хек, у которого была аппаратура для записи (он тогда называл свою квартирную студию «Конгломерат-рекордз»), предложил кое-какие вещи записать.

Этот альбом — «Немая Благодать» — как потом оказалось, сохранился. По народу он распространялся: это помню точно, так как, например, самолично переписывал копию Юльке Часы. В конце 90-х и даже в начале 2000-х он ещё «всплывал». Потом след этого альбома пропал. По крайней мере, для меня, потому что, во-первых, изменился мой круг общения (пошёл «фиолентовский» период), а во-вторых, после «фиолентовского» периода я и вовсе практически самоизолировался.

Правда, я знал, что Хек очень многое у себя сохранил. В том числе — и «Немую Благодать». Хотя запись, которую он мне недавно передал, была, мягко говоря, не образцовой: пришлось её ещё от шумов чистить. Ещё тогда с флэнжером переборщили. Тогда вроде бы слушалось хорошо. А сейчас переслушивал — понял, что не надо было его так выкручивать. Не знаю, насколько задолго до этого, Хек записывал у себя ещё Риту Марочкину. И вот кассета с «Немой Благодатью» так и ходила: на одной стороне — моя запись, на другой — ритина.

После того, как записались, появилась идея создать свою группу. Как конкретно это происходило, когда впервые была озвучена эта идея — не помню. Предполагалось, что я буду петь свободным вокалом; Хек взял себя «ритм-энд-соло» (ритмические партии, совместно с соло); Сироп взялся быть басистом. Но Сироп очень недолго продержался. Он вообще человек увлекающийся и жутко непостоянный: ни на чём долго не держался. Вот и тогда после нескольких репетиций он самоустранился. Остались мы с Хеком на время акустическим тандемом.

Не помню так же, как появились Паша Мальмстин и Серёжка Негр[1]. Первый играл соло и при этом любил нааводить жуткую грязь в звуке своей примочкой. Второй басистом был. Теперь, если думаю о «Дыме», то постоянно приходит в голову вопрос: может, надо было и оставаться акустическим тандемом? И дело не в каком-то противостоянии. Такого, к счастью, не было. Паша сразу сказал, что мои вещи – это не его «волна». А Негр хоть своего мнения и не выражал, но поддерживал Пашу. Так что, если и пошла «трещина» в этом плане, то она пошла изначально. Не помню, чем Паша мотивировал то, что всё же согласился играть. То ли на тот момент негде было, то ли что-то он всё же хотел от вещей добиться, то ли ещё что… не знаю. Во всяком случае, единомышленниками мы с ним не были.

Ещё что несколько раздражало: мне кажется, Паше всегда нужен был какой-то «авторитет». То он с Мальмстином, как с лучшим гитаристом, носился; то своему приятелю Раису дифирамбы пел. В общем, всё время у него на языке вертелся кто-то, на кого он чуть ли не молился. Ещё, кстати, одна из причин нашего раскола — что очередной авторитет он нашёл в группе «Абордаж», которая с нами на «Крыльях» выступала. Они, кажется, и до сих пор существуют. А тогда это их первое выступление в Севастополе было. А, может быть, и вообще первое – чёрт его упомнит. Как с авторитетами у него сейчас — я не знаю; давно уже его не видел. Но тогда водилось за ним такое — и это, признаться, раздражало. Во-первых, потому что у меня подобное ассоциировалось (да и до сих пор ассоциируется) с недостатком мозговой самодостаточности. А во-вторых, самая меркантильная причина. Для меня по умолчанию предполагалось, что группа — это что-то типа цельного организма; и если мы уж занимается своим делом, то и надо заниматься своим, а не воспевать чужое. Хотя дальше молчаливого (да и неопасного для отношений) раздражения дело не дошло. Если я периодически заводил разговоры о возобновлении «акустической» деятельности и считал это нормальным, то почему бы и Паше не заводить разговоры о своих «авторитетах»? Так что, здесь норма выдерживалась. Хотя и это обстоятельство могло свою роль сыграть.

Оба концерта — на «Крыльях» и в «Бункере» — мы отыграли в 98-м[2]. Сначала мы пробились на «Крылья». И что ещё значительно было. Дело в том, что барабанщика у нас не было. Барабанщики тогда целой проблемой для групп были. Но Хек каким-то образом договорился о помощи для концерта с Димьяном. А этот факт значил много: Димьян считался лучшим барабанщиком города. И то, что согласился помогать тогда, было своего рода признанием.

Вспоминается такой забавный случай. Репетировали мы, играли «Венчальную»: Димьян под неё партию делал. Вроде бы на чём-то остановился, говорит: вроде нашёл, давайте поиграем. Раз сыграли, два сыграли. И в конце концов, Димьян решил, что нашёл нужный вариант. А меня он не устраивал: чувствую, что не то что-то, лажа какая-то есть. Но сказать — стеснительно: всё-таки человек своё дело знает! Начал прислушиваться. И наконец до меня доходит: когда вокала нет — всё отлично, а когда пою — как назад что-то тянет. Ну набрался духу, говорю: «Дима, ну не то что-то. Как без меня играете — всё здорово, но я петь под это не могу: куда-то что-то не попадает». Сыграли ещё раз — Димьян сказал, что всё хорошо, никаких боков он не слышит. Я ещё раз повторил свои наблюдения. Димьян тогда даже чуть не вспылил: «Ну я что, первый раз за барабанами?». Наконец, во время очередного прогона песни говорит: «Ну точно! У нас с твоей партией тут расхождения идут: как я сразу не догадался-то?». Начал играть какой-то обычный рок-н-ролльный ход: всё отлично. Так и оставили: самую элементарную партию, которая ни у кого проблем не вызвала.

К «Крыльям» готовились хорошо. Но вот сам концерт прошёл… Впрочем, сам концерт, может, не так уж и плохо прошёл. Как я уже говорил выше, нервы на концерте у меня были изрядные. Зачем-то я встрял с какой-то дурацкой загадкой. Уже не помню, в чём идея была, и не упомню, подсмотрел ли я где-то это или по своей инициативе было произведено. Но, как мне кажется, можно было обойтись и без этого: ну не массовик-затейник я, что тут поделаешь! Во время концерта разбизонился и сбил ногой какой-то щит. Сам этот момент я и не помню, но что в памяти хорошо засело: меня потом даже узнавали по этому моменту: «А! Так это же ты на Крыльях щит сбил!». О публикации после «Крыльев» я уже, собственно, написал: была такая. С краткой характеристикой выступавших групп. Нас охарактеризовали как «перспективную» группу. Правда, не преминули отметить моё нервное состояние и что, дескать, летовский уклон у нас. Короче, не разгромная характеристика была.

И всё бы ничего, но испортил впечатление звук. Выстроен он был не то, чтобы «как-то», а вообще — никак. Потом ходили упорные слухи, что звук группам испортили для того, чтобы вытащить в победители «Абордаж» (он, кстати, после нас сразу играл). Возможно. Если бы в один наш день получилась такая ерундовина, ещё можно было бы списать на то, что где-то мы прошляпили. Но знакомый мой, игравший в «Реанимации»[3], выступавший в другой день, рассказывал то же самое: что почти у всех групп со звуком полное дерьмо было. Неопытный вокалист «Реанимации» додумался в те моменты, когда микрофон вырубался, орать, чтобы его было слышно: и в результате сорвал голос. Не берусь судить однозначно, была там какая-то подколка в пользу «Абордажа» или нет, но то, что «Абордаж» оказался единственной группой, отыгравшей с нормальным звуком — это настораживает. А от звука на концертах зависит даже больше, чем в альбоме. Если в альбоме звук лажает, можно за счёт каких-нибудь других «красот» выкрутиться: скажем, красивую мелодию подобрать, партию какую-нибудь выразительную сделать… На концерте же если звук лажает, то это, выражаясь великим и могучим, полный пиздец.

Но пиздец, просто непревзойденный по своей полноте — это всё же выступление в «Бункере». Туда после «Крыльев» начали приглашать группы, которые участвовали в фестивале. Соответственно, пригласили и нас. Несмотря на заверения, что всё будет устроено «лучшим образом», ничего не было устроено даже элементарно нормальным образом. Звук отстраивал кто угодно и как угодно: разве лишь звукорежиссёра за пультом практически не было видно. Периодически пропадал звук. Правда, один раз он пропал по моей вине: я разбизонился на «40 днях после ядерной войны» и вырвал у Паши шнур из гитары. Но и до этого, когда после «Венчальной» (!) кто-то из зала закричал: «Музыку давай!», стало ясно, что концерт просто провалился. И опять же, из-за звука. Ещё потом говорили, что Паша с «грязью» очень уж переусердствовал, но мне кажется, это было не столь важно, потому что хоть более-менее терпимо звук выстроить было можно. При желании. Другое дело, что желания заниматься своим делом у звукорежиссёра не было.

Когда недавно я попросил у Хека запись этого концерта, тот просто отморозился. «Мне, — говорит, — просто стыдно такое кому-то давать, потому что качество НИКАКОЕ!». Охотно верю. Потому что помню, как все плевались тогда, когда переслушивали эту запись. Кроме Хека, её себе, кажется, никто и сохранять не стал. Да и Хек, наверное, только для архива сохранил.

Собственно, после «Бункера» деятельность группы и стала сходить на нет. Сначала ещё бодрились: тогда у нас фишка пошла — конкуренция с «Шамом» (эта группа и до сих пор благополучно существует). Но уже становилось ясно, что как-то у всех уже дороги разные наметились. Паша возмечтал в «Абордаже» играть. Серёжа — как Паша. У Хека какие-то свои дела пошли, не связанные с музыкой. У нас со Светой не самый благополучный период пошёл. Димьян своё дело сделал — и, естественно, перестал играть. Хотя вроде как удалось договорился, что если понадобится — поможет. Но он скоро покончил жизнь самоубийством: по-моему, ещё «Дым» не успел развалиться. У него тоже своих жизненных проблем хватало. Даже с головой хватало.

В общем, в 99-м, последнее время, мы уже собирались скорее как «кружок по интересам», чем как группа. Почему именно 99-й? помню, собрались мы как-то: Хек и Паша точно были тогда. Я исполнил «Белое Безмолвие»: как раз тогда я её и написал, а это 1999 год был. Паша ещё сказал, что в ближайшее время надо будет за неё браться. Но уже никто за неё так и не взялся. «Официальной ликвидации» группы так и не воспоследовало: кажется, если бы подходить к этому процессу по-формальному, то мы бы и до сих пор значились как существующая группа. Но де-факто – в 99-м «Дым» и прекратил существование. Без каких-то разногласий, конфликтов. Тихо-мирно всё случилось так, как, пожалуй, и должно было случиться.

Почему «должно было»? Часть причин я, собственно, уже описал. Ещё одна, которая сейчас вспоминается. У Хека есть такая черта — основательность, доходящая до педантичности. Ему надо было по тысяче раз каждую ноту сыграть. А Паша — тот, наоборот, любил работать быстро. И считал, что нужно хотя бы для начала давить количеством. В этом плане я больше с ним согласен. Тем более, что количество было. У меня вещей было на несколько лет вперёд. Но это не всё: планировали делать ведь не только мои песни, у Хека тоже кое-что к тому времени подсобралось. Я уже какие-то намётки в это время чисто для концертов делал. В общем, если бы мы сделали попытку «продавить вопрос количеством», думаю, что это могло бы получиться. Но это обстоятельство — не причина, а способствовавшее обстоятельство.

Что можно было бы тут в заключение сказать? Несколько раз возникали мысли — то у меня, то у Хека — всё-таки попытаться реанимировать «Дым». Сначала после развала группы мы с Хеком пытались что-то там творить, но так ничего не вышло почему-то. Вроде не «почему-то»: и проблемы у каждого свои, и запала того не было уже. Потом уже после того, как Егор Летов умер. Взяла меня такая ностальгия, звоню Хеку: «Жека, может, попробуем что-то опять сделать?». Хек согласился, но на этом согласии дело так и остановилось. В последний раз мысль возникла уже у него: как раз тогда, когда меня на выступления начали выдёргивать. Но у меня тогда как раз поступление намечаться стало. И, честно говоря, я ничего против реанимации группы не имею. Пусть даже не обязательно в акустическом варианте. Другой вопрос: как это с учёбой совмещать? Для которой, к тому же, какими-то неисповедимыми даже мне путями надо будет теперь деньги искать.

Возможно, такая мысль ещё возникнет. Не знаю.

[1] Скорее всего, осень 1997-го. Но, может быть, и зимой 1998-го.

[2] Впрочем, как потом с Хеком вспомнили, концерт в «Бункере» всё-таки в 1999-м был. Скорее всего, весной.

[3] Серёга Сысоев его звали.

Дата добавления: 2015-07-26